Можно было потихоньку его разматывать.
Николас делал это осторожно, чтобы никто не заметил, что он задумал, и через несколько минут его руки были свободны. Затем он начал тереться головой о спинку сиденья, словно его подбрасывало на плохой дороге, и повязка, закрывавшая глаза, поднялась вверх, а вскоре соскользнула совсем, И в этот момент Николас увидел ухмыляющуюся физиономию Ван Кьета, который, повернувшись на переднем сиденье, целился в него из пистолета.
— Зря старались, — сказал старший инспектор. — Я знаю, кто вы, вернее, чем занимаетесь. И знаю, на что вы способны. Но у вас ничего не выйдет. Попробуйте только пошевелиться, я немедленно отправлю вас на тот свет!
Николас чувствовал, что Ван Кьет говорит правду. Расслабившись, он откинулся на спинку заднего сиденья и подумал о том, что на свободу, по крайней мере сейчас, ему не выбраться.
Пока водитель пробирался по забитым повозками окраинам города, они хранили молчание. Николас почти сразу же понял, что Ван Кьет не собирается везти его в полицейский участок, и стал размышлять, чьи приказания выполняет инспектор. Возможно, Ван Кьет оказался в самом центре интриги, которая была затеяна в Сайгоне и его окрестностях; возможно, был платным агентом сразу нескольких крупных дельцов. Инспектор, если он был предприимчивым и умным человеком, мог жонглировать этими разнообразными обязанностями так, чтобы они не пересекались друг с другом. Разумеется, он не допускал, чтобы какой-нибудь опийный магнат с плато Шань, который платит ему за молчание, узнал, что он также продает информацию и защищает международного торговца оружием, действующего в этом же районе. Такая оплошность могла привести лишь к насильственной смерти, вроде той, которая постигла Винсента Тиня.
Николас понимал, что ему следует сконцентрировать всю свою волю, чтобы выжить, и он стал анализировать ситуацию. По-видимому, Ван Кьет действует по чьим-то указаниям, причем, по всей вероятности, по указаниям того, кто каким-то образом связан с убийством Тиня. Тинь делал деньги, среди прочего, на компьютере, незаконно изготовленном на основе украденной технологии «ти», микросхемы нейронной сети первого поколения. Теперь Тиня нет и нет этого компьютера, Николас же занял прочное положение а Сайгоне, потому что микросхема нейронной сети второго поколения находится у него. Несомненно, те люди, с которыми Тинь имел деловые отношения, захотят получить эту микросхему.
Бэй назвала ему русского гражданина Абраманова. Но Абраманов был ученый, а не делец. К тому же он не мог пользоваться влиянием в Сайгоне: русских здесь не любили. Но кто тогда стоит за ним? Николас не мог избавиться от мысли, что этот «кто-то» приказал убить Тиня. Вероятно, Николаса везли сейчас именно к этому человеку или к члену его группы. Значит, Ван Кьет все же довезет его живым, если не случится чего-нибудь экстраординарного.
Наконец машина остановилась перед каким-то зданием с облупившейся штукатуркой. Вывески на нем не было, на фасаде виднелся лишь номер. Что-то показалось Линнеру знакомым, но что именно, он не мог понять. Вокруг копошились люди, которые, видимо, жили в страшной нищете, но Николас им позавидовал, потому что они были свободны.
Внутри здания никого не оказалось. Николас взглянул по сторонам и тут его осенило: он вспомнил, что, как говорил ему Синдо, именно по этому адресу Винсент Тинь снимал помещение, где и занимался своим незаконным бизнесом.
Они начали подниматься по металлическим ступеням лестницы. Водитель джипа шел впереди, затем Николас. Ван Кьет замыкал шествие. Не успели они подняться на первую площадку, как путь им преградил человек, спустившийся откуда-то сверху.
— Старший инспектор, — произнес хорошо поставленный голос, — теперь я позабочусь об этом человеке.
— Вы? — Ван Кьет замер на месте подобно статуе. — Это невозможно, разве вы не знаете, в чем он обвиняется?
— Я знаю все.
— Даже если это так, я просто не могу...
— Вы забыли, с кем разговариваете, Ван Кьет. Подчиняйтесь!
У Николаса замерло сердце. Он никак не мог прийти в себя от изумления: ведь эта красивая японка, Сейко Ито, была его помощником! Именно она предложила ему взять Винсента Тиня на место директора нового сайгонского филиала «Сато-Томкин». Очевидно, она же участвовала и в контрабандном вывозе микросхемы нейронной сети «ти» из Токио сюда, к Тиню, в Сайгон.
И вот теперь эта женщина оказалась здесь, в здании, где Тинь снимал помещение, и была не только знакома со старшим инспектором сайгонской полиции, но и явно имела на него большое влияние. Выглядела Сейко прекрасно. На ней было черное с бирюзой короткое платье из натурального шелка с открытыми плечами. Левое запястье украшал широкий браслет из ажурного серебра. Вид у женщины был весьма решительный. Такого выражения лица Николас никогда раньше у нее не видел.
Водитель, который только что преградил ей дорогу, вопросительно взглянув на начальника, сделал шаг в сторону.
— Пойдемте, Николас, — сказала Сейко. — Вы, должно быть, устали после всех передряг.
Он хотел отказаться, сказать ей, чтобы она ушла и не мешала ему сейчас, когда он так близок к цели. Она думала, что спасает его, но, как ни странно, все, что сейчас делала эта женщина, лишь мешало его расследованию, сводило результаты к нулю. Но объяснить ей это в присутствии инспектора Николас не мог.
Миновав мрачного полицейского, он пошел вслед за Сейко по коридору. В конце его находилась открытая дверь. Через нее Линнер увидел, как носятся по улице велосипеды и мопеды, свободные, как дрозды в небе.
* * *
— Тони думает, что вы убили Доминика Гольдони, — сообщил детектив Чезаре Леонфорте. — Но ведь вы так не думаете, не правда ли, господин Кроукер?
— Нет. Я действительно так не думаю.
Чезаре Леонфорте вновь наполнил их бокалы прекрасным каберне, бутылку которого он заказал.
— Жизнь в Калифорнии дает множество преимуществ, и одно из них — близость самого лучшего винодельческого района Америки. — Он сделал глоток рубиново-красной жидкости. — Я вырос на итальянских винах и люблю их до сих пор, но вина Напы и Сономы... — Он заглянул в бокал, — просто произведение искусства. Похожи на японские.
Кроукер и Чезаре Леонфорте сидели в глубине ресторана «ТриБиСи» в западной части Манхэттена, к югу от Кенал-стрит. Бэд Клэмс не признавал никаких по-домашнему уютных заведений Маленькой Италии с их столиками, покрытыми скатертями в клетку. Длинная узкая комната чем-то напоминала заводской цех: фабричные окна, оголенные трубы и официанты в черных брюках и сорочках без воротничков. На стенах — ни одной картины. Украшал комнату лишь длинный, отполированный до блеска бар вишневого дерева, который стоял на старом, истертом паркетном полу. Народу в помещении было мало, и Кроукер подумал, что, вероятно, телохранители Чезаре толкутся где-нибудь возле ресторана.
— В пятидесятых-шестидесятых годах, — продолжал Леонфорте, — слова «сделано в Японии» означали — дешевое барахло. А теперь японским винам завидует весь свет. То же самое относится и к японской экономике, несмотря на все их нынешние проблемы. Не случайно «кадиллаку» предпочитают «тойоту». Да я бы и сам сквозь землю провалился, если бы меня увидели в «кадди».
— Скажите, — спросил Кроукер, — откуда вы знаете обо мне? Или я проявляю излишнее любопытство?
— Я имею доступ к тем же формам электронной связи, к которым имеют доступ и большинство отделений так называемой правоохранительной системы. — Он откинулся на спинку стула с торжествующим видом.
Чезаре имел право торжествовать, так как только что унизил своего соперника, прогнав Тони с его же собственной территории, вырвал у него из рук человека, который, по сведениям его разведки, был федеральным агентом, и по ходу дела спас этому агенту жизнь.
— Да что вы говорите? — удивился детектив. — Мне казалось, что если не все, то большая часть этих форм электронной связи недоступны для персонала, не имеющего специального допуска.
— А кто сказал, что я не имею допуска? — рассмеялся Леонфорте, взглянув на озадаченного детектива, — Ну ладно, ладно, допуска у меня действительно нет. Фактически. Практически же... Эти государственные служащие слишком много работают...
— И слишком мало получают...
Леонфорте улыбнулся.
— Вот именно, господин Кроукер. Низкая оплата труда губительна для бюрократии. Она начинает разлагаться. Вот я и стараюсь заинтересовать этих людей и за определенного рода услуги повышаю уровень их благосостояния.
Сидя рядом с Чезаре, детектив заметил, что горло его пересекает шрам. Леонфорте не пытался спрятать его за рубахой, он, видимо, гордился отметиной, оставленной ему на память о бурно проведенной молодости. Явно, что в те годы он был храбрым парнем.
— Хорошо, вы знаете, кто я. И что из того? — продолжал задавать вопросы детектив.
Леонфорте подождал, пока официант откупорит еще одну бутылку с каберне и уйдет, и только после этого ответил вопросом на вопрос:
— Чего, черт возьми, вы добиваетесь, господин Кроукер, повиснув на хвосте Маргариты Гольдони де Камилло?
— Вы серьезно думаете, что я вам об этом расскажу?
Теперь Леонфорте тянул время, пробуя вино. Он устроил из дегустации целое шоу, а затем налил вина в оба бокала.
— Должен сказать вам кое-что, хотя это, возможно, шокирует вас. У нас с вами есть нечто общее. Доминик Гольдони. Мы оба одержимы им, — наконец произнес он.
Кроукер промолчал.
— Может быть, вам показалось, что я говорю глупости, но прощу вас не торопиться с выводами. Позвольте мне рассказать вам кое-что о себе. Мой отец, Френсис, упокой, Господи, его душу, был человеком старой закалки. Что я под этим подразумеваю? Он был натурой героической, человеком с большим размахом. В жизни его интересовали деньги, влияние, уважение. Ну и, конечно, женщины. Их у него было много. Когда мне исполнилось двенадцать, он взял меня с собой в бордель — так он поступал со всеми своими сыновьями. И наблюдал, как я справляюсь с проституткой. Может быть, он хотел дать мне кое-какие практические советы, а может, сам от этого получал удовольствие, кто знает? Но с того момента он стал считать меня взрослым. В течение шести последующих месяцев он дал мне в руки пистолет, научил стрелять, заряжать, разбирать оружие даже в темноте — военной подготовке мой отец придавал очень большое значение. Он хотел, чтобы я стал настоящим мужчиной. — Чезаре сделал еще один глоток и продолжил: — Однажды отец приказал мне прикончить одного человека. Это был «умник», который нелестно отозвался о моем отце в присутствии многих людей. Поэтому его следовало убить тоже на публике — в ресторане, который тот любил посещать и где чувствовал себя в полной безопасности. «Я все объясню, — сказал мой старик, — друзьям этого человека и всем остальным. Они поймут». В то время мне едва исполнилось тринадцать, но, как вы понимаете, детство уже осталось далеко позади. — Леонфорте внимательно посмотрел на Кроукера. — Я знаю, вам приходилось убивать людей, но думаю, что вы испытывали при этом определенные психологические трудности. Мне же было легко. Как будто я был посланец божий и ангелы пели у меня за плечами. Бах! Бах! Кровь, мозг и липкая слизь разлетелись по всему помещению. Люди кричат, некоторых рвет, друзья этого парня в панике. Я ощущал себя самым сильным в мире — это чувство нельзя сравнить ни с чем, мне хотелось перебить всех, кто сидел с моим врагом за одним столом. Но я все же сдержался и бросил оружие.
Леонфорте, раскрасневшись от воспоминаний, наклонился к детективу и доверительно проговорил:
— Ну, а теперь скажу вам всю правду о нынешней ситуации: Доминик был гением. Я ненавидел его всей душой, но был бы последним ничтожеством, если бы не признавал это, по крайней мере в частной беседе. Он был достаточно умен, чтобы постоянно держать меня в напряжении, несмотря даже на то, что у меня было больше денег, больше людей и больше ресурсов, чем у него. Доминик преграждал мне путь всякий раз, когда я пытался проникнуть дальше определенного пункта на своей территории. Он никогда не делал это лично; не было и намека на конфронтацию. Но в одном из штатов У меня провалилась сделка с приобретением собственности из-за того, что весьма умело и вовремя были изменены местные правила. В другом штате федеральная полиция устроила налет на одну компанию, которую я собирался купить; еще в одном — корпорация, на приобретение которой я потратил миллионы, мистическим образом потеряла свои капиталы за несколько дней до подписания документа. И так много, много раз. Я знаю, что за всем этим стоял Доминик. Но каким образом он это делал? Любознательные много бы отдали за то, чтобы все это знать, господин Кроукер, а я чрезвычайно любознателен.
— Потрясающая история. Но какое отношение все это имеет ко мне?
Леонфорте с силой поставил стакан на стол.
— Хотите все начистоту — получайте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63