Лорин замерла, но сзади по-прежнему было тихо.
Обливаясь потом и слезами, она наконец вытащила тело через черный ход, и они покинула этот страшный дом.
* * *
Айвори Уайт поднес к глазам полевой бинокль и увидел женскую фигуру, которая, согнувшись, выползла из дома. Он сразу же узнал Лорин. Достав из бокового кармана уоки-токи, Уайт передал информацию Туэйту. В ответ детектив разразился потоком отборной ругани, вворачивая порой такие словечки, что Айвори только одобрительно кивал и показывал напарнику оттопыренный большой палец.
– Что она там, мать ее, делает? – осведомился Туэйт, исчерпав наконец, свой внушительный запас ненормативной лексики.
Тут Уайт разглядел, что именно тащит Лорин. Он связался с офицерами полиции штата Пенсильвании, которые окружили дом, и передал приказ войти в него.
* * *
Лорин ушла и унесла его с собой. Киеу опустился на колени. Внутренняя боль тоже ушла. Он коснулся руки этой женщины, и исцелился. Любовь к ней осталась, она была реальной, эта любовь. Он почувствовал ее в тот момент, когда прикоснулся к Лорин. Он почувствовал ее, распознал. Она пробежала по всему его телу, как легкое дуновение ветра. А потом спряталась где-то и, наконец, исчезла, у порхну в туда, где он оставил все свои чувства. Теперь он знал, что надо делать.
Он поднялся и открыл стеклянные дверцы шкафчика. Там лежали несколько ящиков со свечами. Киеу достал их и по одной начал зажигать.
Трейси поморщился, в лицо ему ярко светила луна. Он застонал и окончательно пришел в себя. Невыносимо болели плечи и голова. На ступеньках заднего крыльца сидела Лорин, подперев руками подбородок. Он не понимал, что произошло.
Трейси шевельнулся. Лорин бросила на него испуганный взгляд. Увидев, что он очнулся, она опустилась на колени и шепотом произнесла его имя.
Опираясь на руку Лорин, Трейси встал, его покачивало. Через противокомариную сетку он отчетливо видел кухню: внутренняя дверь была открыта.
В доме мелькнула тень, и в отблеске лунного света Трейси узнал Кима. Но его еще там не было, иначе Трейси еще раньше увидел бы его! Да, и Киеу тоже...
– Оставайся здесь, – шепнул он Лорин и почувствовал, как она напряглась.
– Ты куда собрался? – она вцепилась ему в руку. – Только не в дом, умоляю тебя, Трейси!
– Я всего лишь загляну, – он силой разжал ее пальцы.
– Он убьет тебя!
Он посмотрел на нее и понял, что именно так и будет. А что она там делала? И как вытащила его наружу? Всего этого он не знал. Он лишь знал, что ему еще предстоит разобраться с Кимом.
– Дальше кухни я не пойду, – шепотом пообещал он Лорин, – ты все время будешь меня видеть.
Лорин промолчала: она понимала, что все равно не удержит его; И молча кивнула.
* * *
– Он не выходил из дома, это точно, – прижав к губам микрофон, говорил Туэйт. – Я не хочу рисковать, шериф. Первым делом следует пустить слезоточивый газ. И через пять минут начинаем штурм.
– Зачем так долго тянуть? – отозвался начальник полицейского управления штата Пенсильвания. Голос его с трудом пробивался через атмосферные помехи.
– В непосредственной близости от дома находятся двое гражданских лиц. У меня нет возможности подать им сигнал, боюсь вспугнуть подозреваемого. Надо дать им время, чтобы они успели покинуть зону действия газа.
– О'кей, – согласился шериф, – вот только одна проблема: у меня здесь полно телевизионщиков. Ума не приложу, что с ними делать. Такого в моей практике еще не было.
– Я пришлю к вам на помощь одного из моих людей, – больше всего Туэйт хотел собственными руками придушить негодяя, который дал информацию об операции прессе. Кто-то из ближайшего окружения комиссара, раздраженно подумал сержант.
– Отлично, помощь мне не помешает, никогда не умел обращаться с этой публикой. Не уходите со связи. Мои люди в состоянии готовности.
– Жду вашего сигнала.
– Начинаю отсчет, всем приготовиться: три секунды, две, одна. Пошли!
Штурм начался.
* * *
Трейси и Ким сошлись лицом к лицу в темной кухне. Неровный свет из гостиной бросал блики на лоб и щеки Кима.
– Прочь с дороги! – прошипел Ким. – Если не отойдешь в сторону, я убью тебя.
– Ты уже покойник, – невозмутимо ответил Трейси. – Предполагается, что роль палача должен исполнить я.
Выражение его лица не изменилось, отметил Трейси, он по-прежнему безучастно смотрел мимо него.
– Если это то, чего ты хочешь, – отозвался наконец Ким, – что ж, приступай, так или иначе моя песенка спета.
Ким ловко воспользовался мной, думал Трейси, но у меня нет ни малейшего желания убивать его. Прежде всего, из него надо вытянуть максимум информации, но для этого требуется подобрать ключ.
– Ким, – голос Трейси неожиданно потеплел, – ты помнишь, как я нашел тебя в лагере красных кхмеров? В глазах Кима мелькнула тень. Трейси понял, что попал в нужную точку и продолжал:
– Мы нашли в джунглях прогалину и сделали привал: и ты, и я, мы оба нуждались в отдыхе.
Ким напряженно смотрел на Трейси, пытаясь понять, к чему он клонит.
– Да, – прошептал он, – а что было потом? – Он не сводил с Трейси глаз.
– Не знаю, – Трейси пожал плечами. – Кажется, я задремал. А потом мы отправились на базу.
Ким понял, почему Трейси вдруг вспомнил тот случай из давно забытого прошлого, и машинально провел рукой по длинному шраму на шее: Трейси видел, что тогда произошло в джунглях, но никому ничего не сказал. Сейчас же он давал ему понять, что будет и впредь хранить молчание. Ловко, подумал Ким.
– Если ты думаешь, что я раскаиваюсь, что втравил тебя в эту историю, – Ким кивнул в сторону гостиной, – то ты глубоко ошибаешься. Если бы я не подключил к делу тебя, ничего бы не получилось. Особенно если учесть, что Директор наступает мне на пятки. – Глаза его сверкнули. – Но мне была нужна не просто смерть Киеу, я хотел медленно, очень медленно раздробить его систему ценностей и приоритетов, разобрать по кирпичику, спокойно и не торопясь уничтожить его мир. А моим тараном, который сделал брешь в его укреплении, был ты. Только ты мог пройти по невидимым отметкам, которые я для тебя оставлял, только ты один имеешь необходимый опыт и практику.
Спазм сдавил ему горло. Ким проглотил комок.
– Его брат... его брат поджег наш дом, дом, где жила моя семья. Они кхмеры. Они ненавидели вас, вьетнамцев. Мы были для них юоны. Варвары-завоеватели. Сам, старший брат Киеу Сока, крутил роман с моей сестрой Дьеп. Но он не мог заполучить ее... И потому уничтожил всю семью.
– Всех? – Трейси чувствовал как у него мурашки бегут по спине.
– Все погибли, кроме моего брата Ту.
Да, подумал Трейси, мотив действительно оказался личным. Сугубо личным. Он не хотел пускать Кима в гостиную. Трейси уже дважды сталкивался с Киеу и прекрасно понимал, что камбоджиец сделает с Кимом. С другой стороны, у него не было выбора. Либо пусть Ким идет, либо надо убить его самому.
Трейси повернулся и быстро вышел из дома.
Киеу снял с себя всю одежду и, скрестив ноги, сел на ковре перед позолоченной фигуркой Будды. Он всматривался в его невозмутимый лик и вспоминал детство. Лок Кру. Пномпень. Лето. Над раскаленной землей дрожит марево, ни ветерка, бессильно поникли ветви на высоких пальмах. Жарко, как в кузнице. Пронзительно кричат птицы, на одной ноте ноют насекомые.
Он зажег свечи в гостиной и столовой, воздух вокруг него вспыхивает и дрожит, словно то почти забытое марево. Свечи мигают, от них распространяется тепло, и Киеу чувствует покой в душе: взгляд Будды тоже согревает и успокаивает.
Послышался звук разбитого стекла, потянуло сквозняком, но Киеу неподвижно сидел перед ликом Амиды Будды. Порыв ветра задул несколько свечей, еще несколько повалились на пол и раскатились.
Крохотные язычки пламени осторожно облизывали края ковра, и Киеу наконец понял, что свет стал ярче, а в комнате пахнет дымом. Он закашлялся, на глазах выступили слезы и, сосредоточившись на Амиде Будде и своем предначертании, он начал молитву.
– Он, свободный от всех страстей и желаний, у которого чисты помыслы и кто познал и покорил самого себя, он один есть истинный последователь Просветленного. Да будет позволено ему стремиться к одному лишь совершенству, да снизойдут на него мудрость, покой и благодать.
Ким переступил порог гостиной. Он входил в ад. Пространство и время здесь теряли всякий смысл. Он вновь оказался в лабиринте, где кричала сгорающая заживо Дьеп, он вновь шел мимо обугленных трупов отца и матери, братьев, вновь под ногами вспыхивали языки пламени и, словно демоны, прятались от его взгляда.
Раздался оглушительный грохот, как будто раскололось само возмущенное небо, и рядом с головой Кима пролетела плюющаяся искрами балка. Он в который раз видел, как она падает на ноги Ту, а другой конец ее рушится на голову Дьеп.
Ким снова был в Камкармоне. В ушах его звучали вопли духов истерзанных предков, они жаждали мести. И между их колеблющимися тенями, сквозь языки огня он видел фигуру человека. Сердце его наполнилось ненавистью, из потаенных глубин взметнулась черная удушливая волна, которая захлестнула его разум – сейчас ненависть его была всепоглощающей, как пламя, пожирающее все и вся. Взревев от ярости, Ким бросился вперед, сквозь лижущие его языки огня.
Одежда на нем вспыхнула, но Ким не обращал на это внимания: такое случалось и прежде, и ничего, он выжил. Сознание, тело и энергия – все существо Кима сейчас было сосредоточено на предмете его ненависти. Его дрожащая от напряжения рука была нацелена в затылок кхмера. Ким отчетливо видел на фоне пламени его голову. Ким протянул скрытый в рукаве шнурок, и вырвавшееся на свободу длинное узкое лезвие с тонким свистом устремилось сквозь стену огня.
Но Киеу Сока продолжал молиться, не видя Кима, не слыша его яростного крика. Огонь уже охватил всю комнату, но Ким не чувствовал боли ожогов, он не замечал, что языки пламени жадно лижут его тело: изнутри его сжигал другой огонь, священный, жар его был куда сильнее, и потому вел Кима через огонь земной.
У него было много оружия, которое он мог использовать против камбоджийца, и Ким обнажил его. Огонь прихватил ему спину, но Ким оседлал мощный поток внутренней энергии и сейчас мчался навстречу своему врагу сквозь валы пламени.
На мгновение огонь расступился, и Ким увидел его лицо, черные глаза, он слышал буддийскую молитву, от звуков ее вибрировал воздух. Преодолев последнее огненное кольцо и оказавшись совсем рядом с врагом, он вдруг остановился. Тело Кима уже полыхало, как факел, но он ничего не чувствовал.
Он видел перед собой нестерпимо яркий свет, немыслимый и невозможный в земных пределах. Глаза его вылезли из орбит, сердце пропустило один удар, потом второй, потом еще один. Из потрескавшихся губ сочилась кровь, клокотало в груди, и в последние мгновения пребывания среди живых черная ненависть его вдруг исчезла, и душа его очистилась открывшимся ему невиданным светом.
Затем послышался страшный грохот, пламя подхватило его, закружило в своем вихре, и он ушел в небытие.
Как стремительно наступает огонь, как легко пожирает он все на своем пути!
– И да не обманет он более, не вознесет хулу, не оскорбит никого и не обидит, – молился Киеу. – И пусть как мать, сжимающая в объятиях единственное дитя свое, смотрит он на мир с сожалением и добротой, да позволено ему будет ежедневно и ежечасно преисполняться этими чувствами. Как недоступное озеро в глубине горных острогов, чистое и спокойное, пусть станет душа его, того, кто ступил на Восьмую Тропу Просветления.
Амида Будда звал его, и дух Киеу подчинился. "Буддхам саранам гаччами, Даммам саранам гаччами, Сангхам саранам гаччами". И плоть его словно исчезла, растворились суставы, расплавилась кожа. Взгляд его был обращен внутрь себя, он видел с поразительной ясностью, как его наполнило неведомое прежде чувство. Не эмоции, а истинное чувство. Ему открылся космос. И он вступил в него и поплыл.
Он оторвал взгляд от лика Будды и, протянув руку, включил телевизор. В стекле экрана он видел позади себя танцующие языки огня, которые раскрывались, словно волшебный цветок.
Перед ним возник человек с дурацким выражением лица, ветер трепал его волосы, он что-то говорил в микрофон. Потом глупец кивнул, и на экране появилась новая картинка: освещенное пламенем пожара темное ночное небо, горящий дом, а в доме – он, Киеу. Вокруг стены огня.
Изображение, которое создал катодный луч и реальность, окружающая Киеу, слились воедино, и он понял, что наблюдает трансляцию собственной смерти.
И затем бесчувственные ткани тела словно расступились, и дух его освободился. Он встал и оказался лицом к лицу с возлюбленным Буддой, дух его воспарил в небо, там его подхватил ветер, и он увидел, что Земля – действительно шар. Затем небо треснуло и раскрылось перед ним. За его створками бушевало пламя, и, наконец, он увидел, что выражение лица Будды изменилось, от него исходило сияние, которое обволакивало бесплотный дух. Мозг его еще не умер, и он вспомнил о свете, который, исходил от Преа Мао Пандитто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Обливаясь потом и слезами, она наконец вытащила тело через черный ход, и они покинула этот страшный дом.
* * *
Айвори Уайт поднес к глазам полевой бинокль и увидел женскую фигуру, которая, согнувшись, выползла из дома. Он сразу же узнал Лорин. Достав из бокового кармана уоки-токи, Уайт передал информацию Туэйту. В ответ детектив разразился потоком отборной ругани, вворачивая порой такие словечки, что Айвори только одобрительно кивал и показывал напарнику оттопыренный большой палец.
– Что она там, мать ее, делает? – осведомился Туэйт, исчерпав наконец, свой внушительный запас ненормативной лексики.
Тут Уайт разглядел, что именно тащит Лорин. Он связался с офицерами полиции штата Пенсильвании, которые окружили дом, и передал приказ войти в него.
* * *
Лорин ушла и унесла его с собой. Киеу опустился на колени. Внутренняя боль тоже ушла. Он коснулся руки этой женщины, и исцелился. Любовь к ней осталась, она была реальной, эта любовь. Он почувствовал ее в тот момент, когда прикоснулся к Лорин. Он почувствовал ее, распознал. Она пробежала по всему его телу, как легкое дуновение ветра. А потом спряталась где-то и, наконец, исчезла, у порхну в туда, где он оставил все свои чувства. Теперь он знал, что надо делать.
Он поднялся и открыл стеклянные дверцы шкафчика. Там лежали несколько ящиков со свечами. Киеу достал их и по одной начал зажигать.
Трейси поморщился, в лицо ему ярко светила луна. Он застонал и окончательно пришел в себя. Невыносимо болели плечи и голова. На ступеньках заднего крыльца сидела Лорин, подперев руками подбородок. Он не понимал, что произошло.
Трейси шевельнулся. Лорин бросила на него испуганный взгляд. Увидев, что он очнулся, она опустилась на колени и шепотом произнесла его имя.
Опираясь на руку Лорин, Трейси встал, его покачивало. Через противокомариную сетку он отчетливо видел кухню: внутренняя дверь была открыта.
В доме мелькнула тень, и в отблеске лунного света Трейси узнал Кима. Но его еще там не было, иначе Трейси еще раньше увидел бы его! Да, и Киеу тоже...
– Оставайся здесь, – шепнул он Лорин и почувствовал, как она напряглась.
– Ты куда собрался? – она вцепилась ему в руку. – Только не в дом, умоляю тебя, Трейси!
– Я всего лишь загляну, – он силой разжал ее пальцы.
– Он убьет тебя!
Он посмотрел на нее и понял, что именно так и будет. А что она там делала? И как вытащила его наружу? Всего этого он не знал. Он лишь знал, что ему еще предстоит разобраться с Кимом.
– Дальше кухни я не пойду, – шепотом пообещал он Лорин, – ты все время будешь меня видеть.
Лорин промолчала: она понимала, что все равно не удержит его; И молча кивнула.
* * *
– Он не выходил из дома, это точно, – прижав к губам микрофон, говорил Туэйт. – Я не хочу рисковать, шериф. Первым делом следует пустить слезоточивый газ. И через пять минут начинаем штурм.
– Зачем так долго тянуть? – отозвался начальник полицейского управления штата Пенсильвания. Голос его с трудом пробивался через атмосферные помехи.
– В непосредственной близости от дома находятся двое гражданских лиц. У меня нет возможности подать им сигнал, боюсь вспугнуть подозреваемого. Надо дать им время, чтобы они успели покинуть зону действия газа.
– О'кей, – согласился шериф, – вот только одна проблема: у меня здесь полно телевизионщиков. Ума не приложу, что с ними делать. Такого в моей практике еще не было.
– Я пришлю к вам на помощь одного из моих людей, – больше всего Туэйт хотел собственными руками придушить негодяя, который дал информацию об операции прессе. Кто-то из ближайшего окружения комиссара, раздраженно подумал сержант.
– Отлично, помощь мне не помешает, никогда не умел обращаться с этой публикой. Не уходите со связи. Мои люди в состоянии готовности.
– Жду вашего сигнала.
– Начинаю отсчет, всем приготовиться: три секунды, две, одна. Пошли!
Штурм начался.
* * *
Трейси и Ким сошлись лицом к лицу в темной кухне. Неровный свет из гостиной бросал блики на лоб и щеки Кима.
– Прочь с дороги! – прошипел Ким. – Если не отойдешь в сторону, я убью тебя.
– Ты уже покойник, – невозмутимо ответил Трейси. – Предполагается, что роль палача должен исполнить я.
Выражение его лица не изменилось, отметил Трейси, он по-прежнему безучастно смотрел мимо него.
– Если это то, чего ты хочешь, – отозвался наконец Ким, – что ж, приступай, так или иначе моя песенка спета.
Ким ловко воспользовался мной, думал Трейси, но у меня нет ни малейшего желания убивать его. Прежде всего, из него надо вытянуть максимум информации, но для этого требуется подобрать ключ.
– Ким, – голос Трейси неожиданно потеплел, – ты помнишь, как я нашел тебя в лагере красных кхмеров? В глазах Кима мелькнула тень. Трейси понял, что попал в нужную точку и продолжал:
– Мы нашли в джунглях прогалину и сделали привал: и ты, и я, мы оба нуждались в отдыхе.
Ким напряженно смотрел на Трейси, пытаясь понять, к чему он клонит.
– Да, – прошептал он, – а что было потом? – Он не сводил с Трейси глаз.
– Не знаю, – Трейси пожал плечами. – Кажется, я задремал. А потом мы отправились на базу.
Ким понял, почему Трейси вдруг вспомнил тот случай из давно забытого прошлого, и машинально провел рукой по длинному шраму на шее: Трейси видел, что тогда произошло в джунглях, но никому ничего не сказал. Сейчас же он давал ему понять, что будет и впредь хранить молчание. Ловко, подумал Ким.
– Если ты думаешь, что я раскаиваюсь, что втравил тебя в эту историю, – Ким кивнул в сторону гостиной, – то ты глубоко ошибаешься. Если бы я не подключил к делу тебя, ничего бы не получилось. Особенно если учесть, что Директор наступает мне на пятки. – Глаза его сверкнули. – Но мне была нужна не просто смерть Киеу, я хотел медленно, очень медленно раздробить его систему ценностей и приоритетов, разобрать по кирпичику, спокойно и не торопясь уничтожить его мир. А моим тараном, который сделал брешь в его укреплении, был ты. Только ты мог пройти по невидимым отметкам, которые я для тебя оставлял, только ты один имеешь необходимый опыт и практику.
Спазм сдавил ему горло. Ким проглотил комок.
– Его брат... его брат поджег наш дом, дом, где жила моя семья. Они кхмеры. Они ненавидели вас, вьетнамцев. Мы были для них юоны. Варвары-завоеватели. Сам, старший брат Киеу Сока, крутил роман с моей сестрой Дьеп. Но он не мог заполучить ее... И потому уничтожил всю семью.
– Всех? – Трейси чувствовал как у него мурашки бегут по спине.
– Все погибли, кроме моего брата Ту.
Да, подумал Трейси, мотив действительно оказался личным. Сугубо личным. Он не хотел пускать Кима в гостиную. Трейси уже дважды сталкивался с Киеу и прекрасно понимал, что камбоджиец сделает с Кимом. С другой стороны, у него не было выбора. Либо пусть Ким идет, либо надо убить его самому.
Трейси повернулся и быстро вышел из дома.
Киеу снял с себя всю одежду и, скрестив ноги, сел на ковре перед позолоченной фигуркой Будды. Он всматривался в его невозмутимый лик и вспоминал детство. Лок Кру. Пномпень. Лето. Над раскаленной землей дрожит марево, ни ветерка, бессильно поникли ветви на высоких пальмах. Жарко, как в кузнице. Пронзительно кричат птицы, на одной ноте ноют насекомые.
Он зажег свечи в гостиной и столовой, воздух вокруг него вспыхивает и дрожит, словно то почти забытое марево. Свечи мигают, от них распространяется тепло, и Киеу чувствует покой в душе: взгляд Будды тоже согревает и успокаивает.
Послышался звук разбитого стекла, потянуло сквозняком, но Киеу неподвижно сидел перед ликом Амиды Будды. Порыв ветра задул несколько свечей, еще несколько повалились на пол и раскатились.
Крохотные язычки пламени осторожно облизывали края ковра, и Киеу наконец понял, что свет стал ярче, а в комнате пахнет дымом. Он закашлялся, на глазах выступили слезы и, сосредоточившись на Амиде Будде и своем предначертании, он начал молитву.
– Он, свободный от всех страстей и желаний, у которого чисты помыслы и кто познал и покорил самого себя, он один есть истинный последователь Просветленного. Да будет позволено ему стремиться к одному лишь совершенству, да снизойдут на него мудрость, покой и благодать.
Ким переступил порог гостиной. Он входил в ад. Пространство и время здесь теряли всякий смысл. Он вновь оказался в лабиринте, где кричала сгорающая заживо Дьеп, он вновь шел мимо обугленных трупов отца и матери, братьев, вновь под ногами вспыхивали языки пламени и, словно демоны, прятались от его взгляда.
Раздался оглушительный грохот, как будто раскололось само возмущенное небо, и рядом с головой Кима пролетела плюющаяся искрами балка. Он в который раз видел, как она падает на ноги Ту, а другой конец ее рушится на голову Дьеп.
Ким снова был в Камкармоне. В ушах его звучали вопли духов истерзанных предков, они жаждали мести. И между их колеблющимися тенями, сквозь языки огня он видел фигуру человека. Сердце его наполнилось ненавистью, из потаенных глубин взметнулась черная удушливая волна, которая захлестнула его разум – сейчас ненависть его была всепоглощающей, как пламя, пожирающее все и вся. Взревев от ярости, Ким бросился вперед, сквозь лижущие его языки огня.
Одежда на нем вспыхнула, но Ким не обращал на это внимания: такое случалось и прежде, и ничего, он выжил. Сознание, тело и энергия – все существо Кима сейчас было сосредоточено на предмете его ненависти. Его дрожащая от напряжения рука была нацелена в затылок кхмера. Ким отчетливо видел на фоне пламени его голову. Ким протянул скрытый в рукаве шнурок, и вырвавшееся на свободу длинное узкое лезвие с тонким свистом устремилось сквозь стену огня.
Но Киеу Сока продолжал молиться, не видя Кима, не слыша его яростного крика. Огонь уже охватил всю комнату, но Ким не чувствовал боли ожогов, он не замечал, что языки пламени жадно лижут его тело: изнутри его сжигал другой огонь, священный, жар его был куда сильнее, и потому вел Кима через огонь земной.
У него было много оружия, которое он мог использовать против камбоджийца, и Ким обнажил его. Огонь прихватил ему спину, но Ким оседлал мощный поток внутренней энергии и сейчас мчался навстречу своему врагу сквозь валы пламени.
На мгновение огонь расступился, и Ким увидел его лицо, черные глаза, он слышал буддийскую молитву, от звуков ее вибрировал воздух. Преодолев последнее огненное кольцо и оказавшись совсем рядом с врагом, он вдруг остановился. Тело Кима уже полыхало, как факел, но он ничего не чувствовал.
Он видел перед собой нестерпимо яркий свет, немыслимый и невозможный в земных пределах. Глаза его вылезли из орбит, сердце пропустило один удар, потом второй, потом еще один. Из потрескавшихся губ сочилась кровь, клокотало в груди, и в последние мгновения пребывания среди живых черная ненависть его вдруг исчезла, и душа его очистилась открывшимся ему невиданным светом.
Затем послышался страшный грохот, пламя подхватило его, закружило в своем вихре, и он ушел в небытие.
Как стремительно наступает огонь, как легко пожирает он все на своем пути!
– И да не обманет он более, не вознесет хулу, не оскорбит никого и не обидит, – молился Киеу. – И пусть как мать, сжимающая в объятиях единственное дитя свое, смотрит он на мир с сожалением и добротой, да позволено ему будет ежедневно и ежечасно преисполняться этими чувствами. Как недоступное озеро в глубине горных острогов, чистое и спокойное, пусть станет душа его, того, кто ступил на Восьмую Тропу Просветления.
Амида Будда звал его, и дух Киеу подчинился. "Буддхам саранам гаччами, Даммам саранам гаччами, Сангхам саранам гаччами". И плоть его словно исчезла, растворились суставы, расплавилась кожа. Взгляд его был обращен внутрь себя, он видел с поразительной ясностью, как его наполнило неведомое прежде чувство. Не эмоции, а истинное чувство. Ему открылся космос. И он вступил в него и поплыл.
Он оторвал взгляд от лика Будды и, протянув руку, включил телевизор. В стекле экрана он видел позади себя танцующие языки огня, которые раскрывались, словно волшебный цветок.
Перед ним возник человек с дурацким выражением лица, ветер трепал его волосы, он что-то говорил в микрофон. Потом глупец кивнул, и на экране появилась новая картинка: освещенное пламенем пожара темное ночное небо, горящий дом, а в доме – он, Киеу. Вокруг стены огня.
Изображение, которое создал катодный луч и реальность, окружающая Киеу, слились воедино, и он понял, что наблюдает трансляцию собственной смерти.
И затем бесчувственные ткани тела словно расступились, и дух его освободился. Он встал и оказался лицом к лицу с возлюбленным Буддой, дух его воспарил в небо, там его подхватил ветер, и он увидел, что Земля – действительно шар. Затем небо треснуло и раскрылось перед ним. За его створками бушевало пламя, и, наконец, он увидел, что выражение лица Будды изменилось, от него исходило сияние, которое обволакивало бесплотный дух. Мозг его еще не умер, и он вспомнил о свете, который, исходил от Преа Мао Пандитто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115