Тогда я буду вынужден солгать, и вам придется меня убить.
– Нам нужна только правда.
Ронин усмехнулся.
– Правда и моя жизнь в придачу. Я не кубару и не жирный хонг, на которых могут подействовать ваши угрозы. Я не из этого города, и я не трепещу от страха перед зелеными, как все остальные жители Шаангсея. Вы для меня ничто.
Он смотрел в синие немигающие глаза.
– Кроме того, все эти разговоры носят весьма отвлеченный характер. Будущее этого мира предопределено. Все ваши хитроумно сплетенные сети не будут стоить вообще ничего, если не остановить Дольмена.
За спиной у него зашевелился Тунг.
– Глупость какая...
Ду-Синь жестом велел ему замолчать. Синие глаза моргнули, и на мгновение Ронину показалось, что в глубине этих глаз мелькнула неуверенность, настолько чуждая Ду-Синю.
– Он знает о буджуне, – сказал Тунг. – Я вижу. Он может нам рассказать...
– Молчать! – взревел Ду-Синь. – Глупец! Хочешь лишиться языка?
Он сделал большое усилие над собой, чтобы успокоиться.
– Пусть Чей пришлет четырех людей, – распорядился он после короткой паузы.
Подойдя к двери, Тунг что-то тихо сказал стоявшему снаружи зеленому. Когда он вернулся, Ду-Синь взглянул на него:
– А теперь подайте ему его меч.
Серебристые промельки при свете лампы. Один, потом второй. Холодные, тяжелые, остро заточенные клинки. Свист изогнутых лезвий, едкий запах пота и звериного страха. Мелькание сбоку, на периферии его поля зрения. Свет пробегает по его клинку; у него замирает сердце, тело переполняется энергией, мысль работает стремительно. Меч у него обоюдоострый. Выпад и обратный ход.
Они не разгадали его маневра, поскольку стиль боя у них был другой, а привыкание к новому стилю противника требует времени. Времени он им не дал. Клинок метнулся к нему снизу, но он отбил его в сторону, одновременно сделав выпад назад и ударив зеленого, что находился сзади. Тот вскрикнул. Из раны на боку хлынула кровь. Зеленый зашатался и рухнул.
Ронин развернулся, почувствовав, что по его плечу скользнуло лезвие топора, разрезав одежду. Он сделал выпад мечом: клинок с лязгом столкнулся с топором, высекая голубые искры. Отбив еще два удара, Ронин сделал косой выпад снизу, нанес зеленому укол в солнечное сплетение и тут же выдернул меч. Воин упал на колени, зажимая рану трясущимися руками и безуспешно пытаясь остановить поток крови. В воздухе все отчетливее пахло смертью.
Воспользовавшись тем, что Ронин еще не успел принять твердую стойку, третий зеленый обрушил топор на его меч, чуть не выбив его из рук. Топор снова завис над Ронином, и ему пришлось упасть на колени, чтобы парировать стремительный удар. Снова и снова мелькал его меч, но удары сыпались градом, и ему никак не удавалось подняться на ноги. Он терпеливо выжидал, пока противник не откроется, и в то мгновение, когда зеленый чуть отступил, чтобы нанести завершающий удар, который пробил бы защиту Ронина, Ронин направил клинок вертикально вверх, вложив в удар все свои силы. Острие ушло глубоко в подбородок противника, и Ронин надавил еще сильнее, так что клинок прошел через горло в мозг. Зеленый содрогнулся всем телом и раскинул руки, как будто пытаясь взлететь. Из раззявленного рта вываливались ошметки чего-то розового и серого. По телу прошла судорога, словно зеленый пытался сбросить с себя непосильную ношу. Топор выпал на пол.
Освободив меч, Ронин упал и перекатился по комнате до бамбуковой стены. На него двинулся четвертый, но Тунг перехватил его за руку.
– Он мой. Не лезь, – сказал он, не сводя глаз с Ронина.
Тунг, пригнувшись, пошел на него, вращая сверкающим топором. Он ударил низко, целясь в колени, с явным намерением сначала ранить, а потом добить. И хотя Ронин успел подставить клинок, полукруглое лезвие все-таки зацепило его, сорвав кусок кожи.
Тунг сделал движение справа, но ударил слева. Удар был обманчиво вялым, что позволило Тунгу обойти защиту Ронина, и полукруглое лезвие устремилось к его ключице. Ронин не успевал блокировать удар и отбил топор рукой в перчатке.
Тунг вытаращил глаза, когда топор, наткнувшийся на руку, не разрубил ее, но ушел в сторону, не причинив Ронину ни малейшего вреда.
Заметив выражение его лица, Ронин тут же опустил меч и выбросил вперед руку в перчатке, сверкнувшей отразившимся от чешуек светом. Ударив Тунга по правой руке, чтобы выбить топор, Ронин впечатал кулак ему в горло. Глаза у того вылезли из орбит, изо рта вывалился язык, а топор упал на пол.
Тунг попытался схватить Ронина за руку, но Ронин не позволил ему это сделать. Он ударил Тунга кулаком по скуле, раздробив кость. Тунг завопил и затряс головой. Он скреб руками по полу, пытаясь подобрать топор. Ронин – перед глазами которого стояла зловещая темная улица и человек, умоляющий о пощаде, – ударил снова; на этот раз треснули зубы, разлетелась и повисла на обломке кости нижняя челюсть, глаза вылезли из орбит. С какой-то дикой и мрачной радостью Ронин ударил еще раз, размазав нос Тунга по его окровавленному лицу.
Потом он перекатился по полу, одновременно подхватив свой меч, вскочил и пошел, на последнего зеленого, держа на отлете молниеподобный клинок.
Ронин занес над ним свистящий клинок. В его жилах бурлила кровь, наполняя его мощью, пульсирующей в руках. Его кожа блестела от пота и морской соли, мышцы ходили ходуном, словно под кожей у него извивалась змея.
Зеленый в ужасе отпрянул, споткнулся, его топор дрогнул. Ронин обрушил клинок ему на голову. Голова раскололась надвое. Тело дернулось, словно загарпуненная рыба. Ронин развернулся, окруженный ореолом смерти.
Уже мертвое тело сделало шаг, другой и грохнулось на скользкий от крови пол. Ронин тем временем подобрал серебряную цепочку. Потом, рванувшись к двери, он смел стоявшего снаружи зеленого.
В дверь влетел Чей, занося над головой топор.
Ду-Синь коротко махнул рукой:
– Оставь его. – И добавил после недолгой паузы: – Закрой дверь и подойди сюда.
Чей прошел по останкам кровавой сечи, осторожно перешагивая через разбросанные тела. По блестящему бамбуку слезами боли стекали красные капли.
Ду-Синь, поджидая Чея, протер глаза пухлой рукой.
– Вызови гонца, – распорядился он, – и сопровождение из трех Чин Пан. Отбери лучших. Ты пойдешь с ними.
Он посмотрел на стоявшего перед ним человека.
– Я хочу, чтобы вы доставили послание Лу Ву.
– Но, Ду-Синь, неужели ты хочешь сказать, что...
– Да. Именно это я и хочу сказать. Я поддерживаю связь с тайпаном Хун Пан.
– С красными, – выдохнул Чей. Но когда он взглянул в холодные синие глаза Ду-Синя, во взгляде его было лишь удивление.
* * *
Он бежал по сонным ночным переулкам Шаангсея, где спали целые семьи и бродили желтые собаки с торчащими ребрами; бежал по освещенным улицам, где шатались, стонали и блевали ночные гуляки, пропитавшиеся духом пьянства, похоти и дыма в увеселительных заведениях города, он бежал мимо кашляющих и дрожащих, мимо целующихся взахлеб и подпирающих обшарпанные стены, дерущихся на кулаках и на грязных ножах, позабывших уже, из-за чего началась их ссора. Где-то закричала женщина, но пронзительный визг внезапно оборвался, и Ронину было безразлично, откуда доносится этот звук.
Он бежал не от зеленых. Это было не в его правилах. Кроме того, что-то подсказывало ему, что теперь они уже не представляют для него реальной угрозы. Он понял это по глазам Ду-Синя. Предводитель зеленых знал о Дольмене. А если и не о Дольмене, то уж точно – о том, что война на севере уже не такая, какой была на протяжении многих столетий.
Он бежал в сторону дороги Окан; его легкие пылали огнем, ноги двигались сами по себе. Им уже завладевало отчаяние. В голове у него вертелись отрывочные детали, слова, события и намеки, которые он впитывал безотчетно, но которым до сих пор не придавал значения. По отдельности они не имели смысла, но все вместе уже вырисовывались в нечто первостепенное и ужасное. Ронин мчался по многолюдному лабиринту улиц, а в его затуманенном мозгу песней звучало имя. Кири.
И Шаангсей наконец ожил в его глазах, стал сверкающей, пульсирующей сущностью, живущей собственной реальной жизнью. Проносясь по закоулкам, где мелькали обнаженные бедра и раскосые глаза, высокие груди и крутые ягодицы, где в полосах тени уютно расположились спящие дети и мелкие воришки, он ощущал это настойчивое присутствие, как близость женского тела, горячего и влажного, властного и ненасытного, возбуждающего и пугающего, и его захватило смешанное чувство торжества и страха.
* * *
На дороге Окан было тихо, высокие деревья неподвижно застыли в предрассветном полумраке, звуки ночного города казались далекими, словно принадлежали другому времени, может быть, смутному будущему, и голоса звенели в медленной смене веков.
Он взлетел по изящно изогнутой лестнице и забарабанил в тяжелые желтые двери. Ему открыла какая-то женщина с огромными глазами. Он вцепился в нее и выдохнул:
– Где Кири?
Узнав Ронина, она удержала охранников, уже готовых наброситься на него, проводила его в освещенный коричневым светом зал и быстро удалилась.
Он бродил среди диванчиков и столиков в поисках вина, но, как обычно, все уже было убрано. На лестнице раздался звук шагов. Ронин обернулся.
– Она сейчас выйдет, – сказала ему спустившаяся по ступенькам женщина.
Ронин вздохнул с облегчением. Только теперь он позволил себе немного расслабиться и отдышаться.
И вот она появилась на лестнице, изящная и гибкая, в облаке ниспадающих черных волос. На мгновение ему показалось, что это не Кири, но потом он увидел ее фиолетовые глаза, в глубине которых поблескивали серебристые огоньки.
– Что с тобой? – спросила она, быстро спускаясь по ступеням. – Ты ранен?
Он окинул взглядом свою разорванную, окровавленную одежду.
– Ранен? Нет, кажется, нет. – Он поднял глаза. – Ты знаешь Ду-Синя?
– Где ты слышал это имя?
– В аптеке меня поджидала засада. Зеленые. Они отвели меня к нему.
– И ты жив, – с некоторым удивлением заметила она. – Он думал, что ты располагаешь какими-то важными сведениями. Но какими...
Ронин вздохнул.
– Помнишь, я рассказывал, как дрался с зелеными в переулке...
Она помахала рукой, распространяя запах лаванды.
– Помню, продолжай.
– С убитого я снял серебряную цепочку. Я даже не знаю зачем. Из-за нее я и сцепился с зелеными у ворот города за стенами.
– Ты показал им цепочку.
– Как последний глупец. Пытался дать взятку, чтобы мне позволили встретиться с Советом.
– Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.
– Да, но...
– В чем ценность этой цепочки?
– На ней медальон – серебряный цветок. Ду-Синь назвал его «сакурой».
– Я...
Он остановил ее жестом.
– Я покажу ее тебе, когда будет время. А сейчас мне надо увидеться с женщиной, которую я принес сюда. Моэру.
– Но сейчас ночь. Я не хочу ее будить.
– Кири...
Она улыбнулась.
– Хорошо, но тогда тебе придется рассказать, чего хотел от тебя Ду-Синь. И про человека в переулке...
– Пойдем, – сказал он.
Она повела его наверх, в одну из комнат в полутемном коридоре. Когда они вошли, Кири зажгла светильник на деревянном столике рядом с широкой кроватью.
Теперь Ронин разглядел, что она очень красивая. На ее смуглом лице не осталось следов грязи и боли, она отъелась и отдохнула. Моэру была просто прелестна. Продолговатые глаза и широкий рот придавали ее лицу открытость неискушенной невинности, во сне она напоминала безмятежное дитя.
Кири склонилась над ней. Моэру открыла глаза и посмотрела на Ронина.
– Моэру, это тот, кто тебя спас. Мацу говорила тебе о нем.
Девушка кивнула и протянула худенькую руку. Ногти ей подстригли, отполировали и покрыли блестящим прозрачным лаком. Она погладила его руку. Он бросил взгляд на ее рот, но коралловые губы не шевельнулись. Немая от рождения, подумал он.
– Моэру, я хочу попросить тебя кое-что сделать. Для меня. Это очень важно. Сделаешь?
Она кивнула.
– Откинь простыни, – сказал он.
Кири молча наблюдала за ним.
Моэру подчинилась. Она была обнажена. Ее кожа имела золотистый оттенок с оливковым отливом. Ее оформившееся чувственное тело с округлыми мягкими формами было столь же прекрасно, как и лицо.
– Повязку не меняли?
– Ты просил Мацу не делать этого, – сказала Кири.
– Моэру, сейчас я сниму повязку.
Продолговатые голубовато-зеленые глаза смотрели на него безмятежно, доверчиво. Она развела ноги.
Ронин притронулся пальцами к ее теплому бедру. От его прикосновения судорожно дернулась мышца. Он принялся осторожно разворачивать грязную ткань, под которой на внутренней поверхности ее бедра угадывалась какая-то выпуклость. Он взглянул на ее ноги. Раздвинутые, они напоминали перевернутую букву "V". Ронин снял повязку. Под ней оказался завернутый в тряпку корень в форме человеческой фигуры.
Моэру погладила то место, откуда Ронин снял повязку, и накрылась.
– У нее не было никакой раны, – сказала Кири.
– Да, я знаю. Старик спрятал там вот это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Нам нужна только правда.
Ронин усмехнулся.
– Правда и моя жизнь в придачу. Я не кубару и не жирный хонг, на которых могут подействовать ваши угрозы. Я не из этого города, и я не трепещу от страха перед зелеными, как все остальные жители Шаангсея. Вы для меня ничто.
Он смотрел в синие немигающие глаза.
– Кроме того, все эти разговоры носят весьма отвлеченный характер. Будущее этого мира предопределено. Все ваши хитроумно сплетенные сети не будут стоить вообще ничего, если не остановить Дольмена.
За спиной у него зашевелился Тунг.
– Глупость какая...
Ду-Синь жестом велел ему замолчать. Синие глаза моргнули, и на мгновение Ронину показалось, что в глубине этих глаз мелькнула неуверенность, настолько чуждая Ду-Синю.
– Он знает о буджуне, – сказал Тунг. – Я вижу. Он может нам рассказать...
– Молчать! – взревел Ду-Синь. – Глупец! Хочешь лишиться языка?
Он сделал большое усилие над собой, чтобы успокоиться.
– Пусть Чей пришлет четырех людей, – распорядился он после короткой паузы.
Подойдя к двери, Тунг что-то тихо сказал стоявшему снаружи зеленому. Когда он вернулся, Ду-Синь взглянул на него:
– А теперь подайте ему его меч.
Серебристые промельки при свете лампы. Один, потом второй. Холодные, тяжелые, остро заточенные клинки. Свист изогнутых лезвий, едкий запах пота и звериного страха. Мелькание сбоку, на периферии его поля зрения. Свет пробегает по его клинку; у него замирает сердце, тело переполняется энергией, мысль работает стремительно. Меч у него обоюдоострый. Выпад и обратный ход.
Они не разгадали его маневра, поскольку стиль боя у них был другой, а привыкание к новому стилю противника требует времени. Времени он им не дал. Клинок метнулся к нему снизу, но он отбил его в сторону, одновременно сделав выпад назад и ударив зеленого, что находился сзади. Тот вскрикнул. Из раны на боку хлынула кровь. Зеленый зашатался и рухнул.
Ронин развернулся, почувствовав, что по его плечу скользнуло лезвие топора, разрезав одежду. Он сделал выпад мечом: клинок с лязгом столкнулся с топором, высекая голубые искры. Отбив еще два удара, Ронин сделал косой выпад снизу, нанес зеленому укол в солнечное сплетение и тут же выдернул меч. Воин упал на колени, зажимая рану трясущимися руками и безуспешно пытаясь остановить поток крови. В воздухе все отчетливее пахло смертью.
Воспользовавшись тем, что Ронин еще не успел принять твердую стойку, третий зеленый обрушил топор на его меч, чуть не выбив его из рук. Топор снова завис над Ронином, и ему пришлось упасть на колени, чтобы парировать стремительный удар. Снова и снова мелькал его меч, но удары сыпались градом, и ему никак не удавалось подняться на ноги. Он терпеливо выжидал, пока противник не откроется, и в то мгновение, когда зеленый чуть отступил, чтобы нанести завершающий удар, который пробил бы защиту Ронина, Ронин направил клинок вертикально вверх, вложив в удар все свои силы. Острие ушло глубоко в подбородок противника, и Ронин надавил еще сильнее, так что клинок прошел через горло в мозг. Зеленый содрогнулся всем телом и раскинул руки, как будто пытаясь взлететь. Из раззявленного рта вываливались ошметки чего-то розового и серого. По телу прошла судорога, словно зеленый пытался сбросить с себя непосильную ношу. Топор выпал на пол.
Освободив меч, Ронин упал и перекатился по комнате до бамбуковой стены. На него двинулся четвертый, но Тунг перехватил его за руку.
– Он мой. Не лезь, – сказал он, не сводя глаз с Ронина.
Тунг, пригнувшись, пошел на него, вращая сверкающим топором. Он ударил низко, целясь в колени, с явным намерением сначала ранить, а потом добить. И хотя Ронин успел подставить клинок, полукруглое лезвие все-таки зацепило его, сорвав кусок кожи.
Тунг сделал движение справа, но ударил слева. Удар был обманчиво вялым, что позволило Тунгу обойти защиту Ронина, и полукруглое лезвие устремилось к его ключице. Ронин не успевал блокировать удар и отбил топор рукой в перчатке.
Тунг вытаращил глаза, когда топор, наткнувшийся на руку, не разрубил ее, но ушел в сторону, не причинив Ронину ни малейшего вреда.
Заметив выражение его лица, Ронин тут же опустил меч и выбросил вперед руку в перчатке, сверкнувшей отразившимся от чешуек светом. Ударив Тунга по правой руке, чтобы выбить топор, Ронин впечатал кулак ему в горло. Глаза у того вылезли из орбит, изо рта вывалился язык, а топор упал на пол.
Тунг попытался схватить Ронина за руку, но Ронин не позволил ему это сделать. Он ударил Тунга кулаком по скуле, раздробив кость. Тунг завопил и затряс головой. Он скреб руками по полу, пытаясь подобрать топор. Ронин – перед глазами которого стояла зловещая темная улица и человек, умоляющий о пощаде, – ударил снова; на этот раз треснули зубы, разлетелась и повисла на обломке кости нижняя челюсть, глаза вылезли из орбит. С какой-то дикой и мрачной радостью Ронин ударил еще раз, размазав нос Тунга по его окровавленному лицу.
Потом он перекатился по полу, одновременно подхватив свой меч, вскочил и пошел, на последнего зеленого, держа на отлете молниеподобный клинок.
Ронин занес над ним свистящий клинок. В его жилах бурлила кровь, наполняя его мощью, пульсирующей в руках. Его кожа блестела от пота и морской соли, мышцы ходили ходуном, словно под кожей у него извивалась змея.
Зеленый в ужасе отпрянул, споткнулся, его топор дрогнул. Ронин обрушил клинок ему на голову. Голова раскололась надвое. Тело дернулось, словно загарпуненная рыба. Ронин развернулся, окруженный ореолом смерти.
Уже мертвое тело сделало шаг, другой и грохнулось на скользкий от крови пол. Ронин тем временем подобрал серебряную цепочку. Потом, рванувшись к двери, он смел стоявшего снаружи зеленого.
В дверь влетел Чей, занося над головой топор.
Ду-Синь коротко махнул рукой:
– Оставь его. – И добавил после недолгой паузы: – Закрой дверь и подойди сюда.
Чей прошел по останкам кровавой сечи, осторожно перешагивая через разбросанные тела. По блестящему бамбуку слезами боли стекали красные капли.
Ду-Синь, поджидая Чея, протер глаза пухлой рукой.
– Вызови гонца, – распорядился он, – и сопровождение из трех Чин Пан. Отбери лучших. Ты пойдешь с ними.
Он посмотрел на стоявшего перед ним человека.
– Я хочу, чтобы вы доставили послание Лу Ву.
– Но, Ду-Синь, неужели ты хочешь сказать, что...
– Да. Именно это я и хочу сказать. Я поддерживаю связь с тайпаном Хун Пан.
– С красными, – выдохнул Чей. Но когда он взглянул в холодные синие глаза Ду-Синя, во взгляде его было лишь удивление.
* * *
Он бежал по сонным ночным переулкам Шаангсея, где спали целые семьи и бродили желтые собаки с торчащими ребрами; бежал по освещенным улицам, где шатались, стонали и блевали ночные гуляки, пропитавшиеся духом пьянства, похоти и дыма в увеселительных заведениях города, он бежал мимо кашляющих и дрожащих, мимо целующихся взахлеб и подпирающих обшарпанные стены, дерущихся на кулаках и на грязных ножах, позабывших уже, из-за чего началась их ссора. Где-то закричала женщина, но пронзительный визг внезапно оборвался, и Ронину было безразлично, откуда доносится этот звук.
Он бежал не от зеленых. Это было не в его правилах. Кроме того, что-то подсказывало ему, что теперь они уже не представляют для него реальной угрозы. Он понял это по глазам Ду-Синя. Предводитель зеленых знал о Дольмене. А если и не о Дольмене, то уж точно – о том, что война на севере уже не такая, какой была на протяжении многих столетий.
Он бежал в сторону дороги Окан; его легкие пылали огнем, ноги двигались сами по себе. Им уже завладевало отчаяние. В голове у него вертелись отрывочные детали, слова, события и намеки, которые он впитывал безотчетно, но которым до сих пор не придавал значения. По отдельности они не имели смысла, но все вместе уже вырисовывались в нечто первостепенное и ужасное. Ронин мчался по многолюдному лабиринту улиц, а в его затуманенном мозгу песней звучало имя. Кири.
И Шаангсей наконец ожил в его глазах, стал сверкающей, пульсирующей сущностью, живущей собственной реальной жизнью. Проносясь по закоулкам, где мелькали обнаженные бедра и раскосые глаза, высокие груди и крутые ягодицы, где в полосах тени уютно расположились спящие дети и мелкие воришки, он ощущал это настойчивое присутствие, как близость женского тела, горячего и влажного, властного и ненасытного, возбуждающего и пугающего, и его захватило смешанное чувство торжества и страха.
* * *
На дороге Окан было тихо, высокие деревья неподвижно застыли в предрассветном полумраке, звуки ночного города казались далекими, словно принадлежали другому времени, может быть, смутному будущему, и голоса звенели в медленной смене веков.
Он взлетел по изящно изогнутой лестнице и забарабанил в тяжелые желтые двери. Ему открыла какая-то женщина с огромными глазами. Он вцепился в нее и выдохнул:
– Где Кири?
Узнав Ронина, она удержала охранников, уже готовых наброситься на него, проводила его в освещенный коричневым светом зал и быстро удалилась.
Он бродил среди диванчиков и столиков в поисках вина, но, как обычно, все уже было убрано. На лестнице раздался звук шагов. Ронин обернулся.
– Она сейчас выйдет, – сказала ему спустившаяся по ступенькам женщина.
Ронин вздохнул с облегчением. Только теперь он позволил себе немного расслабиться и отдышаться.
И вот она появилась на лестнице, изящная и гибкая, в облаке ниспадающих черных волос. На мгновение ему показалось, что это не Кири, но потом он увидел ее фиолетовые глаза, в глубине которых поблескивали серебристые огоньки.
– Что с тобой? – спросила она, быстро спускаясь по ступеням. – Ты ранен?
Он окинул взглядом свою разорванную, окровавленную одежду.
– Ранен? Нет, кажется, нет. – Он поднял глаза. – Ты знаешь Ду-Синя?
– Где ты слышал это имя?
– В аптеке меня поджидала засада. Зеленые. Они отвели меня к нему.
– И ты жив, – с некоторым удивлением заметила она. – Он думал, что ты располагаешь какими-то важными сведениями. Но какими...
Ронин вздохнул.
– Помнишь, я рассказывал, как дрался с зелеными в переулке...
Она помахала рукой, распространяя запах лаванды.
– Помню, продолжай.
– С убитого я снял серебряную цепочку. Я даже не знаю зачем. Из-за нее я и сцепился с зелеными у ворот города за стенами.
– Ты показал им цепочку.
– Как последний глупец. Пытался дать взятку, чтобы мне позволили встретиться с Советом.
– Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.
– Да, но...
– В чем ценность этой цепочки?
– На ней медальон – серебряный цветок. Ду-Синь назвал его «сакурой».
– Я...
Он остановил ее жестом.
– Я покажу ее тебе, когда будет время. А сейчас мне надо увидеться с женщиной, которую я принес сюда. Моэру.
– Но сейчас ночь. Я не хочу ее будить.
– Кири...
Она улыбнулась.
– Хорошо, но тогда тебе придется рассказать, чего хотел от тебя Ду-Синь. И про человека в переулке...
– Пойдем, – сказал он.
Она повела его наверх, в одну из комнат в полутемном коридоре. Когда они вошли, Кири зажгла светильник на деревянном столике рядом с широкой кроватью.
Теперь Ронин разглядел, что она очень красивая. На ее смуглом лице не осталось следов грязи и боли, она отъелась и отдохнула. Моэру была просто прелестна. Продолговатые глаза и широкий рот придавали ее лицу открытость неискушенной невинности, во сне она напоминала безмятежное дитя.
Кири склонилась над ней. Моэру открыла глаза и посмотрела на Ронина.
– Моэру, это тот, кто тебя спас. Мацу говорила тебе о нем.
Девушка кивнула и протянула худенькую руку. Ногти ей подстригли, отполировали и покрыли блестящим прозрачным лаком. Она погладила его руку. Он бросил взгляд на ее рот, но коралловые губы не шевельнулись. Немая от рождения, подумал он.
– Моэру, я хочу попросить тебя кое-что сделать. Для меня. Это очень важно. Сделаешь?
Она кивнула.
– Откинь простыни, – сказал он.
Кири молча наблюдала за ним.
Моэру подчинилась. Она была обнажена. Ее кожа имела золотистый оттенок с оливковым отливом. Ее оформившееся чувственное тело с округлыми мягкими формами было столь же прекрасно, как и лицо.
– Повязку не меняли?
– Ты просил Мацу не делать этого, – сказала Кири.
– Моэру, сейчас я сниму повязку.
Продолговатые голубовато-зеленые глаза смотрели на него безмятежно, доверчиво. Она развела ноги.
Ронин притронулся пальцами к ее теплому бедру. От его прикосновения судорожно дернулась мышца. Он принялся осторожно разворачивать грязную ткань, под которой на внутренней поверхности ее бедра угадывалась какая-то выпуклость. Он взглянул на ее ноги. Раздвинутые, они напоминали перевернутую букву "V". Ронин снял повязку. Под ней оказался завернутый в тряпку корень в форме человеческой фигуры.
Моэру погладила то место, откуда Ронин снял повязку, и накрылась.
– У нее не было никакой раны, – сказала Кири.
– Да, я знаю. Старик спрятал там вот это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37