Это то, что касается каждого гражданина страны. И если верно использовать промашку правительства и Президента, и если найти компромисс с армией и здравомыслящими людьми в силовых министерствах, то...
— Странно, — сказал вечером своей жене один из руководителей российского телевидения. — То неделями не тревожат, то налетают как голодные собаки. Все и в один день.
— Кто налетает? — переспросила жена.
— Все налетают. От представителей Президента до генсеков партии любителей пива. Все. И в один день. Все свидетельствуют свое почтение, интересуются, нет ли проблем, и предлагают свою помощь. Видно, что-то произошло там, в высотах власти. Видно, случилось что-то такое, что может разрешиться в том числе и с помощью телевидения. Или только телевидения...
Вот как все повернулось. С бомбой. И не с бомбой.
Всех она устроила. Та похищенная из арсеналов Вооруженных Сил ядерная смерть. Всем оказалась выгодна. Тем или иным боком.
И Президенту.
И премьеру.
И министрам плаща и кинжала. И более мелким правительственным чиновникам.
И оппозиции.
И даже президенту Соединенных Штатов Америки. Всем она обещала принести свои политические дивиденды. В случае угрозы возникновения взрыва. Или политические дивиденды в случае взрыва.
Всем! Кроме разве народа, которому предстояло в том взрыве погибнуть...
Глава 63
— Пора, — сказал Мозга. — Уже пора перестать брать на понт. Уже пора начинать ладить дело...
— Когда?
— В следующую субботу...
Время в стране потерянной атомной бомбы начало обратный отсчет...
Глава 64
Саморазжалованному из полномочных, чрезвычайных и особо приближенных к телу его высочества шейха озер, песков и нефтяных скважин представителю была назначена встреча. С Куратором. Куратор для Резидента есть главное и нередко единственное за всю его карьеру лицо, через которое он имеет возможность сноситься с Конторой. От него он получает задания, инструкции, специмущество, деньги, благодарности. С ним он советуется и ему высказывает свои сомнения, жалобы и протесты. Кто стоит за Куратором и над Куратором, рядовой Резидент узнает очень редко. И узнать не стремится, чтобы спокойней спать и чтобы просыпаться...
Встреча состоялась в назначенное время в назначенном месте. И встреча озадачила.
Нынешний Куратор не был похож на Куратора. Это Резидент понял сразу. По его внешнему облику, по манере держаться, разговаривать и особенно по теме разговора. Тема разговора выходила за пределы компетенции просто Куратора. Тема этого разговора касалась не деталей операции, не требуемого для ее осуществления вещевого и материального снабжения, а ее сути. А сутью была бомба.
— Ты уверен, что они располагают изделием? — Вопрос чей угодно, но не Куратора, которому на лежит только узнавать, передавать ответ по инстанции и возвращать высокое мнение в низы...
— Уверен.
— Почему?
— Я прослушивал встречу.
— Но ведь ты ее не видел, ты только слушал.
— Этого вполне достаточно. Он говорил с абсолютной уверенностью в своих возможностях. И с абсолютной готовностью использовать эти возможности. Это не были просто слова. Это были вполне конкретные предложения.
— А если он блефовал? Если обманывал ради достижения каких-то своих целей?
— Зачем? В их среде обманывать не принято. Своих не принято. В их среде обман своих карается смертью. Если он блефовал, то блефовал жизнью. И ничего не выигрывал взамен. Кроме того, я имел дело с его людьми во время оперативной разработки подходов к объекту. И убедился, что они не бросают слов на ветер. Они говорят только о том товаре, который у них имеется в наличии. Это не блеф.
— Значит, бомба уже есть?
— Есть.
— И он способен ее взорвать?
— Уверен. Он способен ее взорвать, потому что обещал это сделать. Публично обещал. Ему нет хода назад. Ему не простят его заявлений, не подтвержденных действием.
Куратор, который не был Куратором, задумался. Уверенность Резидента в своих словах была очень серьезным аргументом в пользу опасности. Резиденты редко ошибались в выводах. Потому что проводили расследование лично, не передоверяя его многочисленному низовому аппарату. И могли лучше, чем кто-либо, судить о сути проблемы. И еще потому, что отвечали за результат не погонами, а головой.
Но даже если предположить, что Резидент заблуждается, то в данном конкретном случае лучше перестраховаться. Ведь разговор идет не о партии наркотиков, не о коррумпированном регионального уровня чиновнике и даже не об угрозе покушения на высокопоставленного члена правительства — о бомбе. Об атомной бомбе. Она касается всех.
— Как можно установить местонахождение изделия?
Это тоже был вопрос не Куратора. Куратору довольно было переадресовать его своему начальству. Это был вопрос начальства. Или начальства того начальства.
— Не знаю. Я не смог проследить путь транспортировки изделия.
— Как, по-твоему, можно установить местонахождение изделия в принципе?
— Быстрее всего?
— Как можно быстрее.
Резидент секунду посомневался, но все-таки сказал:
— Если как можно быстрее — то обратиться за помощью к Президенту, перекрыть все дороги, проверить все машины и все железнодорожные составы силами милиции, военных и пограничников.
«Куратор» внимательно посмотрел в глаза Резиденту. Который догадался, что он не Куратор. И сказал об этом вслух. Потому что сказал о Президенте.
Играть втемную дальше было глупо. И изображать Куратора — тоже глупо. Есть ситуации, когда приходится снимать маски.
— Президент отказывает во встрече.
— Надо довести до него суть проблемы.
— Он знает суть проблемы.
— И?..
— И отказывает во встрече.
— Но это значит...
— Это ничего не значит. Кроме того, что я сказал. Кроме того, что Президент по неизвестным нам причинам отказывает во встрече.
— Тогда я затрудняюсь...
— Почему ты исключил из способов доставки воздушные носители?
— Бомбу можно сбросить либо с борта военного штурмовика — которые охраняются и которые по причине отсутствия горючки практически не летают. Либо с вертолета — что не может гарантировать точности попадания.
Кроме того, самолет или вертолет возможно сбить на подлете силами ПВО. Сразу после легализации намерений. Нет, авиационные средства доставки не могут использоваться для шантажа. Только для внезапной атаки. Для шантажа может быть пригоден только заранее доставленный на место и укрытый от посторонних глаз заряд. Для этого более всего подходят большегрузные автомобили и железнодорожные контейнеры. Скорее всего автомобили. Так как они маневренной и их можно оставить в любом удобном месте.
— Согласен. В данном вопросе наши выводы сходятся.
— Тогда еще один сравнительный вопрос — где предположительно он собирается провести взрыв?
— В любом крупном городе в средней полосе России. Они не рискнут везти заряд через всю страну. И не станут выбирать маленький населенный пункт, взрывом которого никого не напугаешь. Они будут выбирать крупный город.
— Миллионник?
— Миллионник. Ну или хотя бы пятисоттысячник.
— Значит, один из ближайших к месту сходки городов-миллионников.
— Почти наверняка — да.
Объект поиска и направление поиска были определены. Оставалось детализироваться по частностям.
— "ЗИЛы" и «газончики» исключаем?
— Да. Только большегрузы. Только тентованные «КамАЗы», «МАЗы». И обязательно контейнеровозы и холодильники. Они для этих целей удобнее всего.
— Добро. Рассматриваем только большегрузы свыше десяти тонн.
— Теперь место назначения...
Разведчики развернули обычную большемасштабную политическую карту страны. И, воткнув в место сходки иглу циркуля и раздвинув его на тысячу километров, очертили круг. Расстояние в тысячу километров они выбрали произвольно, исходя из того, что чем больше расстояние, тем выше шансы нарваться во время дороги на какое-нибудь опасное приключение.
В двухтысячный круг попали несколько городов с населением, превышающим триста тысяч жителей.
Внутри круга были выделены наиболее добротные дороги. Везти атомную бомбу по проселкам, рискуя застрять с нею где-нибудь в грязевой луже, никто не станет. Для такого груза требуется гладкая и широкая дорога.
Итого — несколько городов и несколько десятков соединяющих их магистралей. Это были уже те масштабы, которые Контора могла освоить самостоятельно. Без помощи Президента. По крайней мере могла попробовать освоить.
К посту ГАИ подошел человек. Очень добротно и богато одетый человек.
— Здорово, служивый, — сказал он.
— Чего надо?
— Поговорить, Узнать, как ваша жизнь придорожная.
— Нормальная жизнь. Говори, чего надо?!
— С начальством поговорить.
— Начальство там, в будке спит. Тревожить не велело. Так что со мной говори.
— С вами не получится. Это дело выходит за пределы вашей компетенции.
— Компи... чего? Откуда ты знаешь мои пределы? Может, у меня и не такие пределы... но такие пределы, чтобы вот сейчас тебя... Ну-ка предъяви документы...
Разговор принимал нежелательный оборот.
— И все же это дело компетенции вашего начальства. Потому что это очень денежное дело. И если это денежное дело его минует, то я не знаю, как он расценит ваше упорное нежелание...
— Так бы сразу и говорил. Я сейчас...
Начальство, по привычке спавшее между двумя выключенными по случаю лета электрическими «козлами» под курткой на лавке внутри поста ГАИ, громко выразило свое недовольство по поводу того, что его потревожили. В приличествующих случаю выражениях.
— Ну ты че... в натуре, ефрейтор Михайлов... совсем, что ли... старшего по званию... вообще...
— Товарищ старший лейтенант, тут вас просят.
— Кто... Кому делать... Если меня разбудить... И ты тоже... ефрейтор Михайлов.
— Он говорит, что по делу. Денежному.
— Ну так бы сразу и сказал...
Начальник поста накинул на плечи куртку и, громко зевая и поеживаясь, сел на лавку.
— Зови.
Незнакомец прошел в будку.
— Ну, че надо?
— Надо? Помощи надо.
— Задавил кого? Если до смерти задавил, то тогда не договоримся. Тогда — по закону. Тогда протокол, опознание, задержание...
— Нет. Никого я не давил. Тут дело совсем другого рода. Тут дело деликатное.
— Ну?!
— Понимаешь, кинули нас.
— Нынче всех кидают. Ты мне не жалуйся. Ты мне дело говори. А то я при исполнении. Мне порядок на дорогах обеспечивать надо. Нарушителей ПДД ловить. А ты отвлекаешь меня посторонними, понимаешь, разговорами.
— Я и говорю — кинули нас. Умыкнули товар на миллион долларов.
— Ну! На миллион баксов — это круто.
— На миллион! И если вы поможете отловить и наказать преступников, двадцатую часть возвращенной владельцам суммы они готовы пожертвовать на нужды работников дорожно-постовой службы. В наличных долларах.
— Десятую.
— Почему десятую?
— Потому что по справедливости. Потому что вы получите девять десятых. А если мы не станем искать — ничего. Мы получим гораздо меньше, хотя спасем всё:
А могли бы забрать все.
— Хорошо, я согласен.
— И штуку сейчас. Авансом. Мне.
— Сейчас?
— Сейчас! Сами понимаете, мне придется перегруппировывать силы личного состава, усиливать меры по обеспечению надзора за транзитным автотранспортом, возлагать на личный состав и себя дополнительную ответственность... Нам придется работать! Может быть, задарма работать. В общем, сейчас, и штуку.
— Хорошо.
— Кого нужно проверять?
— Все большегрузные машины, следующие в направлении... Особенно тентованные «КамАЗы», контейнеровозы и рефрижераторы. И особенно машины, идущие малой скоростью в сопровождении нескольких легковушек. Малая скорость и легковушки сопровождения — один из главных признаков интересующего нас транспорта.
— Понял. Не дурак. Стекло едет. Или какая-нибудь электроника. Угадал?
— Почти. Но разбиться действительно может.
— Что делать с машинами?
— Убедиться в наличии груза.
— Нам что, пломбы придется ломать? Тогда еще десять штук. За возможный скандал. Водители до пломб, знаете, какие нервные...
— Ничего ломать не придется. Надо поднести к машине вот этот детектор. Если стрелка отклонится, значит, там находится тот груз, который мы разыскиваем.
— Он что, радиоактивный, что ли?
— Да, чуть-чуть. Мы на всякий случай пометили его радиоизотопами.
— Изотопами? А от них ничего такого не будет? Личный состав не пострадает? В смысле свободной от несения службы жизни?
— Нет. Это исключено. Дозы слишком малые, чтобы нанести какой-либо ощутимый вред здоровью...
— Тогда еще полштуки. Мне. И сейчас.
— За что?
— За то самое! За лечение личного состава. И компенсацию. В случае утраты трудоспособности. А то одному моему знакомому, когда на переподготовку в Чернобыль посылали, тоже говорили, что ничего страшного. И точно — ничего. То есть совсем ничего. То есть полный — ничего...
— А почему вам, а не им?
— Потому что за этот вверенный мне пост отвечаю я.
— Хорошо. Еще полштуки...
Сделка была заключена. На этом посту ГАИ. И еще на полусотне постов ГАИ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Странно, — сказал вечером своей жене один из руководителей российского телевидения. — То неделями не тревожат, то налетают как голодные собаки. Все и в один день.
— Кто налетает? — переспросила жена.
— Все налетают. От представителей Президента до генсеков партии любителей пива. Все. И в один день. Все свидетельствуют свое почтение, интересуются, нет ли проблем, и предлагают свою помощь. Видно, что-то произошло там, в высотах власти. Видно, случилось что-то такое, что может разрешиться в том числе и с помощью телевидения. Или только телевидения...
Вот как все повернулось. С бомбой. И не с бомбой.
Всех она устроила. Та похищенная из арсеналов Вооруженных Сил ядерная смерть. Всем оказалась выгодна. Тем или иным боком.
И Президенту.
И премьеру.
И министрам плаща и кинжала. И более мелким правительственным чиновникам.
И оппозиции.
И даже президенту Соединенных Штатов Америки. Всем она обещала принести свои политические дивиденды. В случае угрозы возникновения взрыва. Или политические дивиденды в случае взрыва.
Всем! Кроме разве народа, которому предстояло в том взрыве погибнуть...
Глава 63
— Пора, — сказал Мозга. — Уже пора перестать брать на понт. Уже пора начинать ладить дело...
— Когда?
— В следующую субботу...
Время в стране потерянной атомной бомбы начало обратный отсчет...
Глава 64
Саморазжалованному из полномочных, чрезвычайных и особо приближенных к телу его высочества шейха озер, песков и нефтяных скважин представителю была назначена встреча. С Куратором. Куратор для Резидента есть главное и нередко единственное за всю его карьеру лицо, через которое он имеет возможность сноситься с Конторой. От него он получает задания, инструкции, специмущество, деньги, благодарности. С ним он советуется и ему высказывает свои сомнения, жалобы и протесты. Кто стоит за Куратором и над Куратором, рядовой Резидент узнает очень редко. И узнать не стремится, чтобы спокойней спать и чтобы просыпаться...
Встреча состоялась в назначенное время в назначенном месте. И встреча озадачила.
Нынешний Куратор не был похож на Куратора. Это Резидент понял сразу. По его внешнему облику, по манере держаться, разговаривать и особенно по теме разговора. Тема разговора выходила за пределы компетенции просто Куратора. Тема этого разговора касалась не деталей операции, не требуемого для ее осуществления вещевого и материального снабжения, а ее сути. А сутью была бомба.
— Ты уверен, что они располагают изделием? — Вопрос чей угодно, но не Куратора, которому на лежит только узнавать, передавать ответ по инстанции и возвращать высокое мнение в низы...
— Уверен.
— Почему?
— Я прослушивал встречу.
— Но ведь ты ее не видел, ты только слушал.
— Этого вполне достаточно. Он говорил с абсолютной уверенностью в своих возможностях. И с абсолютной готовностью использовать эти возможности. Это не были просто слова. Это были вполне конкретные предложения.
— А если он блефовал? Если обманывал ради достижения каких-то своих целей?
— Зачем? В их среде обманывать не принято. Своих не принято. В их среде обман своих карается смертью. Если он блефовал, то блефовал жизнью. И ничего не выигрывал взамен. Кроме того, я имел дело с его людьми во время оперативной разработки подходов к объекту. И убедился, что они не бросают слов на ветер. Они говорят только о том товаре, который у них имеется в наличии. Это не блеф.
— Значит, бомба уже есть?
— Есть.
— И он способен ее взорвать?
— Уверен. Он способен ее взорвать, потому что обещал это сделать. Публично обещал. Ему нет хода назад. Ему не простят его заявлений, не подтвержденных действием.
Куратор, который не был Куратором, задумался. Уверенность Резидента в своих словах была очень серьезным аргументом в пользу опасности. Резиденты редко ошибались в выводах. Потому что проводили расследование лично, не передоверяя его многочисленному низовому аппарату. И могли лучше, чем кто-либо, судить о сути проблемы. И еще потому, что отвечали за результат не погонами, а головой.
Но даже если предположить, что Резидент заблуждается, то в данном конкретном случае лучше перестраховаться. Ведь разговор идет не о партии наркотиков, не о коррумпированном регионального уровня чиновнике и даже не об угрозе покушения на высокопоставленного члена правительства — о бомбе. Об атомной бомбе. Она касается всех.
— Как можно установить местонахождение изделия?
Это тоже был вопрос не Куратора. Куратору довольно было переадресовать его своему начальству. Это был вопрос начальства. Или начальства того начальства.
— Не знаю. Я не смог проследить путь транспортировки изделия.
— Как, по-твоему, можно установить местонахождение изделия в принципе?
— Быстрее всего?
— Как можно быстрее.
Резидент секунду посомневался, но все-таки сказал:
— Если как можно быстрее — то обратиться за помощью к Президенту, перекрыть все дороги, проверить все машины и все железнодорожные составы силами милиции, военных и пограничников.
«Куратор» внимательно посмотрел в глаза Резиденту. Который догадался, что он не Куратор. И сказал об этом вслух. Потому что сказал о Президенте.
Играть втемную дальше было глупо. И изображать Куратора — тоже глупо. Есть ситуации, когда приходится снимать маски.
— Президент отказывает во встрече.
— Надо довести до него суть проблемы.
— Он знает суть проблемы.
— И?..
— И отказывает во встрече.
— Но это значит...
— Это ничего не значит. Кроме того, что я сказал. Кроме того, что Президент по неизвестным нам причинам отказывает во встрече.
— Тогда я затрудняюсь...
— Почему ты исключил из способов доставки воздушные носители?
— Бомбу можно сбросить либо с борта военного штурмовика — которые охраняются и которые по причине отсутствия горючки практически не летают. Либо с вертолета — что не может гарантировать точности попадания.
Кроме того, самолет или вертолет возможно сбить на подлете силами ПВО. Сразу после легализации намерений. Нет, авиационные средства доставки не могут использоваться для шантажа. Только для внезапной атаки. Для шантажа может быть пригоден только заранее доставленный на место и укрытый от посторонних глаз заряд. Для этого более всего подходят большегрузные автомобили и железнодорожные контейнеры. Скорее всего автомобили. Так как они маневренной и их можно оставить в любом удобном месте.
— Согласен. В данном вопросе наши выводы сходятся.
— Тогда еще один сравнительный вопрос — где предположительно он собирается провести взрыв?
— В любом крупном городе в средней полосе России. Они не рискнут везти заряд через всю страну. И не станут выбирать маленький населенный пункт, взрывом которого никого не напугаешь. Они будут выбирать крупный город.
— Миллионник?
— Миллионник. Ну или хотя бы пятисоттысячник.
— Значит, один из ближайших к месту сходки городов-миллионников.
— Почти наверняка — да.
Объект поиска и направление поиска были определены. Оставалось детализироваться по частностям.
— "ЗИЛы" и «газончики» исключаем?
— Да. Только большегрузы. Только тентованные «КамАЗы», «МАЗы». И обязательно контейнеровозы и холодильники. Они для этих целей удобнее всего.
— Добро. Рассматриваем только большегрузы свыше десяти тонн.
— Теперь место назначения...
Разведчики развернули обычную большемасштабную политическую карту страны. И, воткнув в место сходки иглу циркуля и раздвинув его на тысячу километров, очертили круг. Расстояние в тысячу километров они выбрали произвольно, исходя из того, что чем больше расстояние, тем выше шансы нарваться во время дороги на какое-нибудь опасное приключение.
В двухтысячный круг попали несколько городов с населением, превышающим триста тысяч жителей.
Внутри круга были выделены наиболее добротные дороги. Везти атомную бомбу по проселкам, рискуя застрять с нею где-нибудь в грязевой луже, никто не станет. Для такого груза требуется гладкая и широкая дорога.
Итого — несколько городов и несколько десятков соединяющих их магистралей. Это были уже те масштабы, которые Контора могла освоить самостоятельно. Без помощи Президента. По крайней мере могла попробовать освоить.
К посту ГАИ подошел человек. Очень добротно и богато одетый человек.
— Здорово, служивый, — сказал он.
— Чего надо?
— Поговорить, Узнать, как ваша жизнь придорожная.
— Нормальная жизнь. Говори, чего надо?!
— С начальством поговорить.
— Начальство там, в будке спит. Тревожить не велело. Так что со мной говори.
— С вами не получится. Это дело выходит за пределы вашей компетенции.
— Компи... чего? Откуда ты знаешь мои пределы? Может, у меня и не такие пределы... но такие пределы, чтобы вот сейчас тебя... Ну-ка предъяви документы...
Разговор принимал нежелательный оборот.
— И все же это дело компетенции вашего начальства. Потому что это очень денежное дело. И если это денежное дело его минует, то я не знаю, как он расценит ваше упорное нежелание...
— Так бы сразу и говорил. Я сейчас...
Начальство, по привычке спавшее между двумя выключенными по случаю лета электрическими «козлами» под курткой на лавке внутри поста ГАИ, громко выразило свое недовольство по поводу того, что его потревожили. В приличествующих случаю выражениях.
— Ну ты че... в натуре, ефрейтор Михайлов... совсем, что ли... старшего по званию... вообще...
— Товарищ старший лейтенант, тут вас просят.
— Кто... Кому делать... Если меня разбудить... И ты тоже... ефрейтор Михайлов.
— Он говорит, что по делу. Денежному.
— Ну так бы сразу и сказал...
Начальник поста накинул на плечи куртку и, громко зевая и поеживаясь, сел на лавку.
— Зови.
Незнакомец прошел в будку.
— Ну, че надо?
— Надо? Помощи надо.
— Задавил кого? Если до смерти задавил, то тогда не договоримся. Тогда — по закону. Тогда протокол, опознание, задержание...
— Нет. Никого я не давил. Тут дело совсем другого рода. Тут дело деликатное.
— Ну?!
— Понимаешь, кинули нас.
— Нынче всех кидают. Ты мне не жалуйся. Ты мне дело говори. А то я при исполнении. Мне порядок на дорогах обеспечивать надо. Нарушителей ПДД ловить. А ты отвлекаешь меня посторонними, понимаешь, разговорами.
— Я и говорю — кинули нас. Умыкнули товар на миллион долларов.
— Ну! На миллион баксов — это круто.
— На миллион! И если вы поможете отловить и наказать преступников, двадцатую часть возвращенной владельцам суммы они готовы пожертвовать на нужды работников дорожно-постовой службы. В наличных долларах.
— Десятую.
— Почему десятую?
— Потому что по справедливости. Потому что вы получите девять десятых. А если мы не станем искать — ничего. Мы получим гораздо меньше, хотя спасем всё:
А могли бы забрать все.
— Хорошо, я согласен.
— И штуку сейчас. Авансом. Мне.
— Сейчас?
— Сейчас! Сами понимаете, мне придется перегруппировывать силы личного состава, усиливать меры по обеспечению надзора за транзитным автотранспортом, возлагать на личный состав и себя дополнительную ответственность... Нам придется работать! Может быть, задарма работать. В общем, сейчас, и штуку.
— Хорошо.
— Кого нужно проверять?
— Все большегрузные машины, следующие в направлении... Особенно тентованные «КамАЗы», контейнеровозы и рефрижераторы. И особенно машины, идущие малой скоростью в сопровождении нескольких легковушек. Малая скорость и легковушки сопровождения — один из главных признаков интересующего нас транспорта.
— Понял. Не дурак. Стекло едет. Или какая-нибудь электроника. Угадал?
— Почти. Но разбиться действительно может.
— Что делать с машинами?
— Убедиться в наличии груза.
— Нам что, пломбы придется ломать? Тогда еще десять штук. За возможный скандал. Водители до пломб, знаете, какие нервные...
— Ничего ломать не придется. Надо поднести к машине вот этот детектор. Если стрелка отклонится, значит, там находится тот груз, который мы разыскиваем.
— Он что, радиоактивный, что ли?
— Да, чуть-чуть. Мы на всякий случай пометили его радиоизотопами.
— Изотопами? А от них ничего такого не будет? Личный состав не пострадает? В смысле свободной от несения службы жизни?
— Нет. Это исключено. Дозы слишком малые, чтобы нанести какой-либо ощутимый вред здоровью...
— Тогда еще полштуки. Мне. И сейчас.
— За что?
— За то самое! За лечение личного состава. И компенсацию. В случае утраты трудоспособности. А то одному моему знакомому, когда на переподготовку в Чернобыль посылали, тоже говорили, что ничего страшного. И точно — ничего. То есть совсем ничего. То есть полный — ничего...
— А почему вам, а не им?
— Потому что за этот вверенный мне пост отвечаю я.
— Хорошо. Еще полштуки...
Сделка была заключена. На этом посту ГАИ. И еще на полусотне постов ГАИ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55