Потому что лучше других знают, как те перевороты ладить, должного почтения к главе государства не имеют и непременно будут навязывать ему, как равному, свою волю. А если он им на уступки идти перестанет — корону на себя передернут.
Все это Хрущ понимал. И оттого в качестве превентивной меры всех своих прошлых соратников к ногтю прижал.
В том числе и организацию, Хозяином созданную. То есть разгонять не разгонял, но близко к верхам уже не допускал. Натравил на руководителей республиканского и областного масштаба. Ну, чтобы они там на местах не баловали. Чем Гришка и занимался. Мы своими делами. Он — своими.
— А разве вы республиками не занимались?
— Занимались. Но не на таком высоком уровне. Ведение следственных и оперативных мероприятий первым партийным руководителям республик было запрещено. За чем те первые руководители очень пристально следили. И очень болезненно реагировали, если что-то такое замечали.
В результате сложилась совершенно невозможная ситуация: Центру, хотя бы из чувства самосохранения, необходимо было знать о злоупотреблениях и заговорах на местах, но тот же Центр, следуя им же придуманному закону, запрещал вести расследование по узнанным фактам заговоров и злоупотреблений. Короче, назначили впередсмотрящего, чтобы вовремя заметить опасность, и выкололи ему глаза!
Одному только Гришке не выкололи. Но взамен этого от него открестились. Сказали, что, если что случится, прикрывать не станут. Сам залетит, самому и выкручиваться. А не выкрутится — отвечать.
— И что, находились такие, кто соглашался на свой страх и риск?..
— Находились. У Гришки фанатики работали. Романтики плаща и кинжала. И потом, куда им было деваться, если такие условия игры? Если как во фронтовой разведке — при угрозе раскрытия свои ликвидируют своих. Если «система ниппель» — туда дуй, обратно — хрен.
— То-то я всегда удивлялся, как такая махина, как Советский Союз, на куски не рассыпалась?
— Так и не рассыпалась. Рычаги мощные имела. Нижние эшелоны МВД держало. Средние — мы. Ну а самые верхние — Гришка. «Верхние» его как чумы боялись. Потому что не знали, с какой стороны удар ждать. И еще потому, что пожаловаться на него не могли. Не на кого было жаловаться. Не было Гришки в списках существующих организаций. Да и доказательств у них против него никаких не существовало. Только догадки. И разговоры кулуарные.
Гришка ведь исподтишка действовал. Без санкций, ордеров и надзоров. У него руки были развязаны. Узнает что-нибудь, слежку поставит, свидетелей растрясет по-свойски и мило так попросит: не шалить. Анонимным звонком. С приложением копий документов по почте. Те-к Хрущу, а он ручки в стороны разводит. Мол это дело ваше. Мы своим органам за вашими проказами строго-настрого следить запретили. Так что это кто-то из ваших балует. С ними и разбирайтесь. Но предупреждаем, если вдруг возникнет скандал из-за вновь открывшихся фактов, прореагировать на него центральному аппарату придется. Вплоть до отстранения замешанных в скандале лиц.
Короче — вилка. Центр договоренности неприкасаемости не нарушал, а аноним, гад такой, звонит. Хошь не хошь, приходится идти на попятную. Сколько таким образом Гришка заговоров в самом зародыше задавил, сколько злоупотреблений на корню извел, только он один знает. Вернее, знал.
Ну а уж как он умел местные кланы и группировки друг с другом стравливать — так любо-дорого. Судов не надо было. Они до судов все друг друга вырезали.
— А меры прямого воздействия? Я имею в виду физического воздействия. Ну когда, к примеру, кто-то из республиканских руководителей из подчинения выходил?
— Я тебе так отвечу. Мы ничего по отношению к ним не предпринимали. Да и не могли предпринять, потому что в подобных громоздких организациях все тайное рано или поздно становится известным. Тайну можно сохранить, только когда ты за ее разглашение отвечаешь жизнью. Причем без суда и следствия. А если с судом, то потом для сбережения тайны надо ликвидировать весь состав суда. Так что нам особо щепетильные дела не поручали.
— А кому поручали? Гришке?
— Может, и ему. А может, никому не поручали. Может, все само собой разрешалось.
— Но ведь было же такое, что ставшие неугодными высшие партийные чины гибли в автокатастрофах или скоропостижно умирали? Я чуть не два десятка таких фактов накопал.
— Было такое. Когда очень скоропостижно. Но может, они по своей инициативе скоропостижно...
— Или по чужой?
— Может, и по чужой. Но только я тебе это не говорил. Это твои измышления.
— Ну хорошо, а потом что? Куда потом эта организация подавалась?
— Потом Брежнев пришел, которого Хрущ, увлекшись контролем за окраинами, под собственным своим носом проглядел. А как пришел, стал авгиевы конюшни расчищать. Под себя. То есть тех, кто за Хруща был, — в расход. Кто за него — на выдвижение. Ну и Гришку тоже. В числе первых. Брежнев так сказал — что это за служба такая особо секретная, о которой всякая собака брешет. И точно, многие уже про нее знали. Ну или догадывались. Сказал так и закрыл. Гришку по шеям. Всю команду его — по шеям.
Гришку послали куда-то на целину райотделом милиции руководить. Где он вскорости и умер.
— А организацию его куда?
— Я же говорю — разогнали. Отчего я тебе про нее и рассказываю. Крепкая была организация. Ее бы оставить, прикормить с руки, дисциплинки добавить, секретности — горы бы могла своротить...
— А может, все-таки не разогнали? Может, просто реорганизовали?
— Нет, я бы знал. Я еще несколько лет после того руку на пульсе держал. Я бы знал...
А может быть, и не знал, подумал про себя главный телохранитель. Потому что раньше знал. Потому что уже многие знали. Уже те знали, для контроля за кем эта организация и была задумана.
Иначе как было Брежневу удержать разболтанные предыдущим Генеральным секретарем окраины? И как, минуя десятки других потенциально возможных заговоров, столько лет находиться у власти?
Как объяснить десятки последующих несуразностей, имевших место в более поздней истории?
Как объяснить вот эти добровольные отставки?
Вот эти скоропостижные кончины тех, кто не захотел уходить в отставку?
Вот эти спокойные уходы на пенсию министров-силовиков, которые, пожелай того, могли уйти гораздо громче?
И вот эту информацию, которую разрешенными законом методами добыть было бы невозможно?
Нет, не так все просто. И не так однозначно. Хорошо задуманные и надежно работающие механизмы новыми хозяевами не выбрасываются. Особенно силовые механизмы. Реставрируются — да. Переподчиняются — тоже да. Перегруппировываются — опять да. Но не выбрасываются!
Тихие, незаметные, вездесущие помощники нужны всем. Именно потому, что они самые действенные. И самые ценные. Именно они осуществляют то, что всем прочим силам — не по силам!
Так, может, та организация не была расформирована Брежневым? А напротив, была усилена? И вновь обрела свой, раскрытый во времена Хрущева статус секретности? И дожила до перестроечных и постперестроечных времен. Хоть и в усеченном, почти не работающем объеме, но дожила?
Что, если предположить такое?
И тогда становится понятным, кто приходил к Президенту.
И почему при его визите замолчали электронные приборы.
И отчего все работники президентской службы безопасности оказались бессильны в игре против одного-единственного безработного гражданина Сидорчука.
И почему Президент молчит о встрече с безработным Сидорчуком.
И его высочайшая квалификация.
Все становится понятным, если предположить, что в стране, кроме общеизвестных, постоянно муссируемых в прессе, существует еще одна, подчиненная лично Президенту служба, предназначенная для выполнения особо конфиденциальных поручений. Служба, о которой не знает даже главный телохранитель Президента.
Если предположить такое, то тогда все встает на свои места. И в дальней, и в ближней истории, и в сегодняшнем дне.
Начальник президентской охраны нашел то, что искал! Вернее сказать, он посчитал, что нашел то, что искал. Он нашел противника, о котором раньше не знал. И, значит, он нашел самого серьезного своего противника!
Глава 36
— Товар есть, — сказал очередной Степан Михайлович.
Все они в этом городе были Степанами Михайловичами. Или приходили от Степана Михайловича. Или посылали к Степану Михайловичу.
— Когда я смогу его получить?
— Получить вы его сможете не скоро. Вы же не грабли покупаете, чтобы прийти в магазин, заплатить в кассу деньги и унести с собой облюбованную вещь.
— Я бы пошел в магазин, но не знаю таких магазинов.
— Значит, вы должны запастись терпением.
— Терпения мне хватит. Был бы результат. А не одни только пустые заверения.
— У вас есть претензии по прежней нашей сделке?
— По прежней — нет. По прежней у меня нет к вам никаких претензий. Но есть по этой. С недавних пор есть. Я встречаюсь уже с четвертым человеком. При этом все очень подробно расспрашивают меня о моем заказе, заверяют в своем совершеннейшем ко мне почтении, очень убедительно обещают помочь, и все просят подождать какое-то количество времени. В отличие от первой сделки, где все было очень конкретно, просто и понятно, здесь все сложно, многозначительно и очень абстрактно.
— Если вы хотите конкретики, вы можете заказать у нас тот же товар, что брали раньше.
— Но мне не нужен прежний товар. Мне нужен совсем другой товар. Для другого покупателя.
— А если разговор идет о другом товаре, о том товаре, который вас интересует, вам придется принять новый стиль работы. При работе с этим товаром конкретики быть не может. Потому что у нас нет его в наличии. Мы не храним подобный товар штабелями на складах. Нам нужно его искать, нужно договариваться, нужно вывозить, нужно страховать сделку. Все это требует определенных усилий и времени.
— Я понимаю. Но...
— Вы просили выяснить принципиальную возможность приобретения интересующих вас изделий? Мы навели соответствующие справки. И говорим вам, что данные изделия есть. Что изделия можно купить. Но чтобы купить, надо подождать.
— Сколько подождать?
— Столько, сколько надо будет. Более точно срок сделки я вам указать не могу. Он зависит не от одних только нас.
— Но о каких пределах может идти речь? О днях, неделях, месяцах?
— О днях, неделях или месяцах...
— А если вы просто кормите меня обещаниями?
— Мы не кормим вас обещаниями. Работа ведется. И, должен напомнить, в данный подготовительный период вы не несете никаких финансовых потерь. Все они проводятся за счет продавца. То есть за счет нас.
— Все это верно. Но в моем лице покупатель теряет время, которое тоже стоит денег.
— Покупатель может не терять время. И продолжать поиск вне зависимости от результата, который обещаем ему мы. Мы не претендуем на монополизм по данному виду товара. То, что вы находитесь здесь, а не где-нибудь еще, ваше личное решение, за которое мы не можем нести ответственности.
Ну никак не ухватишь их! Ни с одной стороны! Как втугую накачанный мяч. Что ни скажешь, на всё у них готов ответ. Причем такой, который невозможно опровергнуть или подвергнуть сомнению. Хитрый продавец! Потому что опытный.
Уж лучше бы они аванс взяли. Тогда, ссылаясь на потерю денег, можно было бы давить на продавцов более активно. Можно было бы требовать посвятить в Детали сделки. А так приходится только брюзжать. И надеяться на лучшее.
Похоже, надо менять тактику. Похоже, надо сдаваться. И уже не изображать уверенного в своих сила бизнесмена. А превратиться в обыкновенного, озабоченного своими процентами посредника, который до смерти боится упустить свой шанс. И тем дать понять Что шанс действительно может быть утрачен. Ими в том числе...
— Допустим. Допустим, я действительно нахожу здесь по своей инициативе. Но сути это не меняе Я пообещал покупателю товар. Товара нет. Есть пepедаваемые ему мной обещания. Каждый день передававмые. И уже всем надоевшие. Обещания не делают торговлю. Обещания разрушают торговлю. Разрушают веру партнеров друг в друга. Очень скоро покупатель может потерять интерес к продавцу. И, рикошетом, ко мне. И я ничего уже не смогу сделать. Мы проиграем. И вы. И я. Мы оба проиграем...
Степан Михайлович задумался. Степан Михайлович вдруг впервые допустил мысль, что покупатель может уйти. Может сорваться с крючка. Очень выгодный покупатель. И тогда спросят в том числе и с него. Со Степана Михайловича.
— Что вы предлагаете?
— Я не знаю, что предлагать, — честно сказал посредник, — я только знаю, что если в ближайшее время не подтвердить возможность приобретения товара, то покупатель уйдет.
— Как можно подтвердить наличие и возможность приобретения товара?
— Не знаю. Но как-то надо. Я серьезно говорю, что надо. Ну, без балды говорю. Ну, век воли не видать. Нельзя тянуть дальше. Иначе полный...
Степан Михайлович еще раз взглянул на полинявшего лицом посредника и взялся за радиотелефон.
— Покупатель требует гарантий, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55