Какие трюки были в ходу у уличных актеров? Какие запахи плавали тогда в воздухе? Каким вообще был тогда этот самый воздух?
Вернувшись в отель, я узнал, что мне дважды звонили: Фанни и Клэр. Обе просили сразу им перезвонить.
Разговаривать с мисс Невилл мне что-то не очень хотелось, поэтому сначала я позвонил мисс Стенсфилд.
— Ой, Гарри! Ну наконец-то! Я уже думала, что вообще тебя не застану. Какое несчастье, как я тебе сочувствую! Если я хоть чем-то могу помочь…
— Погоди-ка, о чем это ты, Клэр?
— Конечно, о султане.
— А что с ним такое?
— Как, разве ты не слышал? Он мертв! Его убили.
— Кто его убил? Где это случилось?
— В Сару. Застрелили мятежники. В конном параде участвовала его дочка, и он находился среди зрителей. Погибло около двадцати человек. Очень похоже на убийство Садата, помнишь? В новостях сообщили, что погибло и несколько других членов королевской семьи.
Полчаса спустя я уже слушал новости на немецком языке, не понимая практически ничего кроме слов « Sultan» и « Tod». Зазвонил телефон. Это был секретарь посольства, который сообщил, что со мной хотел бы поговорить мистер Аввад, сарийский посол в Австрии. Аввад не стал терять времени, справляясь, не желаю ли я еще пару дней побыть в Вене. Он заявил, что кронпринц вернулся на родину, но перед отбытием специально велел мне передать, чтобы я никуда не уезжал на случай, если мне все-таки придется лететь в Сару.
— Но кому же я могу понадобиться в Сару, мистер Аввад? Особенно теперь?
— Надеюсь, вы понимаете, что это между нами, да?
— Ну разумеется.
— Понимаете, мистер Радклифф, мне нередко приходится прибегать к подобной конфиденциальности. Слишком уж часто мои слова толкуются неверно.
— Хорошо, хорошо! Так зачем же я могу понадобиться принцу в Сару после того, что там произошло?
— Строго между нами, есть две возможности — он захочет, чтобы вы присутствовали на похоронах его отца, поскольку знает, как расположен к вам был покойный султан. Но еще более вероятно — и я нисколько не удивлюсь этому, — что принц, будучи человеком весьма упрямым, все-таки захочет, чтобы вы построили музей ради его отца.
После этого я позвонил Фанни, которая рассказала примерно то же, что и Клэр. После того как она спросила, что я намерен делать, я передал ей свой разговор с послом.
— Даже не знаю, Гарри, насколько это было бы в характере Хассана. Он и так недолюбливает тебя, а уж теперь, когда погиб его отец…
— Тогда зачем бы ему настаивать, чтобы я никуда отсюда не уезжал?
— Вот этого я не знаю, ковбой.
Палм тоже не знал. Он был следующим, кому я позвонил и пригласил пообедать со мной.
Этот обед превратился в целых два проведенных нами вместе дня. Я отправился в Сарийское посольство, забрал Кумпола, и мы втроем подолгу гуляли в парках, пили вино в разных heurigen, а на второй вечер вернулись в магазинчик Мортона, где я помог ему делать дверь. Какой смысл был возвращаться в Лос-Анджелес? Вена, по крайней мере, была чем-то новым, Палм оказался прекрасным компаньоном, а к тому же над горизонтом все еще маячило крошечное облачко надежды на возможные приключения в Сару.
Кроме того, мне искренне хотелось отдать дань памяти султану. Помимо сделанного им лично для меня, судя по тому, что я о нем слышал, можно было сделать вывод, каким он был хорошим, искренне болевшим за свою страну лидером, пытавшимся добиться для процветания своего народа как можно больше. Несколько раз в наших с ним беседах он с нескрываемой гордостью говорил о растущем уровнем грамотности, о новом больничном комплексе в Баззафе и о том, что в последнее время все больше и больше молодых людей, получивших образование в Англии, Франции и Соединенных Штатах, предпочитают вернуться в Сару.
— Гарри, они хотят быть юристами и врачами у себя дома. Ведь силком их никто не тянет. Они прекрасно могли бы зарабатывать на Беверли-Хиллз или в Париже и, тем не менее, возвращаются домой! Это очень добрый признак!
Судя по длинной и подробной статье в «Интернэшнл Геральд Трибюн», что дальше будет со страной, можно было только гадать. В отличие от ситуации, сложившейся в Египте на момент убийства Садата, оппозиция в Сару не была расколота на противоборствующие фракции. Единственным противником султана был его братец-людоед Ктулу. Теперь, после того как он покончил с обоими своими братьями, по-видимому, настало время встретиться лицом к лицу его сторонникам и тем, кто хранил верность принцу Хассану.
Еще вопрос: действительно ли Гарри Радклиффу так уж хотелось оказаться в Сару в тот момент ее истории, когда братоубийство достигло цели, и хаос, в его арабском стиле, уже точил свою саблю совсем неподалеку?
Ответ на этот вопрос был найден быстро. После того как Палм с моей помощью навел окончательный лоск на свою дверь, мы с ним приняли по паре стаканчиков сливового шнапса, и я собрался уходить. Кумпол дремал возле печки, и ему явно вовсе не светило вставать и тащиться домой по вечернему холодку.
На улице воздух отдавал угольным и дровяным дымком. Было в общем-то еще не поздно — что-то около одиннадцати — но улицы уже опустели, и большинство окон были темными.
Двигались мы довольно медленно, ни дать ни взять — два старика, плетущиеся домой после вечера, проведенного в баре, поскольку из-за застарелого ревматизма пес заметно хромал. В сотый раз я подумал, сколько же ему лет и сколько он еще проживет.
Его широкий белый зад вихлялся из стороны в сторону. Из-за хромоты Кумпол шел как бы вразвалочку, и все части его тела одновременно двигались в нескольких разных направлениях.
Он остановился, и тут же его хвост бешено завилял из стороны в сторону, как автомобильный дворник на повышенной скорости. Одним из достоинств Кумпола было то, что он почти никогда не лаял, а при встрече с чем-нибудь интересным или угрожающим лишь застывал на месте и яростно вилял хвостом.
Заметив, как он замер в этом знакомом положении, я поднял голову. Сначала я не заметил ничего особенного — поблизости никого не было ни видно, ни слышно, да и вообще ничего подозрительного. Нахмурившись, я взглянул на пса, пытаясь понять, что привлекло его внимание. Он уставился куда-то влево. Тогда я тоже бросил взгляд на другую сторону широкой улицы.
— Что там такое?
Кумполу дважды повторять было не нужно. Все так же бешено крутя хвостом, он потянул меня через улицу к стоящей там у тротуара машине.
Куски были так ужасно исковерканы и изорваны, потеряли форму и висели где попало, сочась кровью, что я лишь через несколько ужасных мгновений осознал: то, что было разбрызгано и размазано по всему кузову автомобиля, было останками какого-то животного, а не человека. К ветровому стеклу прилипли похожие на маслянистые головки цветной капусты мягкие комки мозгов и все оно было в красных брызгах крови. На снежно-белом капоте также виднелись островки блестящих пурпурно-коричневых пятен. На крыше был намалеван кровью неровный круг — как будто тот, кто все это совершил, просто взял один из кусков окровавленной плоти и прошелся им по верху машины, как тряпкой. «Вольво». Я наконец разглядел марку автомобиля, полускрытую большим куском… сердца? Или легкого? Белый «Вольво».
Я застыл на месте, уставившись на страшную картину. Это было ужасно, кошмарно. И в основном потому, что сделано это было явно намеренно. Но я все равно стоял и смотрел. Ощущающееся здесь зло было жестоким, как убийство, безумным, как изнасилование. Его мощь была почти осязаема, как жар полыхающего автомобиля.
А ведь тот, кто это совершил, сейчас спокойно сидит в одном из баров по соседству, мирно потягивая винцо и болтая с приятелем. А может, где-нибудь неподалеку творит что-то еще более страшное. Как вообще человек мог пойти на такое? Когда подобных типов ловят, их ответы всегда просто чудовищны: потому, что, мол, это было для них очень важно, или — мороз по коже! — просто так. Господи, пусть эти выродки вершат свои черные дела хотя бы в гневе или, на худой конец, сводя с кем-то счеты. Это еще было бы понятно. А иначе это для нас — самая настоящая темная сторона Луны.
Кумпол, натянув поводок, сунулся носом куда-то под машину, яростно принюхиваясь. Оттащив его назад, я наклонился посмотреть, чем он так заинтересовался. У правого переднего колеса валялась голова оленя. В черепе зияла дыра величиной с кулак, но в остальном голова была совершенно цела и даже красива. Если бы машина тронулась с места, голову бы раздавило. Мертвые глаза даже там в темноте отражали свет и были похожи на две маленькие горящие свечки. Немигающие.
Я, наверное, минут десять метался в поисках либо полицейского, либо патрульной машины. Когда я наконец обнаружил блюстителей порядка и привел их обратно к машине, они гораздо больше заинтересовались не «Вольво», а тем, что я возле него делал. В конце концов я не выдержал и обозвал их придурками. К сожалению, они меня поняли, и я тут же был препровожден в ближайший участок.
Там я сунул им под нос свой американский паспорт, но это не произвело ни малейшего впечатления. Тогда я заявил, что имею право на один телефонный звонок. Они ответили, что здесь не Америка и, если я буду выдрючиваться, они надают мне по башке. «Утарим тепя по калафе», как выразился один из них, сержант Вильхейм.
В конце концов, мне все же было разрешено позвонить, но проблема заключалась в том, что у меня в книжке были записаны лишь два венских номера — Мортона Палма и Сарийского посольства. С Мортоном мы уже и так провели почти весь сегодняшний день, поэтому я позвонил в посольство. Было два часа ночи.
Через сорок пять минут с видом человека, готового прикончить любого, кто попадется ему на пути, появился посол «строго между нами» Лоренс Аввад. Он оказался рослым и довольно симпатичным мужчиной: из тех людей, при появлении которых в комнате все обычно непроизвольно выпрямляются.
Все, кроме меня, удалились в другую комнату, чтобы посовещаться. Буквально через пятнадцать минут после того, как посол и полицейские, бросая на меня недобрые взгляды, вернулись, я был отпущен.
— Я, кажется, лишь просил вас оставаться в Вене, мистер Радклифф, но совершенно не имел в виду каких-либо неприятностей с полицией.
— Высоко ценю вашу помощь, посол, но попросил бы не читать мне нотаций. Я ведь, кажется, объяснил вам, что со мной случилось.
Мы как раз сидели в его бронированном «рэндж-ровере», дожидаясь зеленого света. Он повернулся ко мне и погрозил пальцем.
— Принц Хассан предупреждал, что от вас одни неприятности и что, если вы будете доставлять беспокойство, он разрешает расквасить вам нос. Учтите, я вас просто предупреждаю.
— Сегодня вы уже второй, кто угрожает мне физической расправой.
В этот момент заверещал вмонтированный в приборную панель телефон, и он рявкнул в трубку нечто, судя по раздраженному тону, похожее на «Ну чего еще?»
Пока он разговаривал, я выглянул в окно. Кумпол все кружился и кружился на заднем сидении, то и дело нюхая обивку, фыркая и тщетно пытаясь устроиться поудобнее. У меня не хватило духу сообщить ему, что скоро мы будем на месте и ему снова придется вставать.
Аввад наконец дал отбой и, прибавив газу, обогнал такси и мотоцикл.
— Ваши вещи собраны?
— Более-менее.
— Сколько вам потребуется на сборы?
— Полчаса. Не больше. А что случилось?
— Вы летите в Сару.
— Прямо сейчас?
— Да. Самолет принца только что совершил посадку в аэропорту. И ждет вас. Точнее, вас и пса. Он особо настаивал на том, чтобы вы взяли с собой собаку.
— Что ж, не возражаю. Ну и ночка! Всем ночкам ночка, да, Кумпол? — Я оглянулся через плечо, желая получить от бультерьера подтверждение, но тот уже крепко спал.
— Вам нравится Рэнди Тревис?
— Прошу прощения…
Аввад сунул кассету в щель автомагнитолы и — а чего еще можно было ожидать! — салон заполнил приторный, как сироп, голос какого-то исполнителя «кантри энд вестерн».
— Рэнди Тревис очень популярен в Сару. И Джордж Джонс тоже.
Я не стал спрашивать почему. Чем больше загадок ждет меня в Сару, тем лучше.
Увиденное мной в венском аэропорту было очевидным напоминанием о совсем недавних событиях в стране, куда мне предстояло лететь. В этот ранний час у залитого ярким светом здания аэропорта людей почти не было. Не считая множества солдат и полицейских, которые были буквально повсюду. В этом была даже какая-то ирония, поскольку вокруг практически не было гражданских лиц, могущих стать причиной неприятностей.
Когда Аввад подкатил ко входу, из дверей появились двое мужчин в темно-зеленой форме и с автоматами. Я снова был исключен из их оживленной дискуссии с послом на немецком, но в ходе разговора оба то и дело поглядывали в мою сторону, как бы дружно давая понять: «Смотри, приятель, не вздумай рыпаться».
Я вытащил из багажника свои вещи и, подхватив Кумпола с заднего сиденья, поставил его на тротуар. Оказавшись снаружи, он отчаянно отряхнулся и зевнул. Мы с ним не привыкли бодрствовать в такую рань, но, в отличие от него, благодаря бурлящему у меня в крови адреналину, я был необычайно свеж и бодр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Вернувшись в отель, я узнал, что мне дважды звонили: Фанни и Клэр. Обе просили сразу им перезвонить.
Разговаривать с мисс Невилл мне что-то не очень хотелось, поэтому сначала я позвонил мисс Стенсфилд.
— Ой, Гарри! Ну наконец-то! Я уже думала, что вообще тебя не застану. Какое несчастье, как я тебе сочувствую! Если я хоть чем-то могу помочь…
— Погоди-ка, о чем это ты, Клэр?
— Конечно, о султане.
— А что с ним такое?
— Как, разве ты не слышал? Он мертв! Его убили.
— Кто его убил? Где это случилось?
— В Сару. Застрелили мятежники. В конном параде участвовала его дочка, и он находился среди зрителей. Погибло около двадцати человек. Очень похоже на убийство Садата, помнишь? В новостях сообщили, что погибло и несколько других членов королевской семьи.
Полчаса спустя я уже слушал новости на немецком языке, не понимая практически ничего кроме слов « Sultan» и « Tod». Зазвонил телефон. Это был секретарь посольства, который сообщил, что со мной хотел бы поговорить мистер Аввад, сарийский посол в Австрии. Аввад не стал терять времени, справляясь, не желаю ли я еще пару дней побыть в Вене. Он заявил, что кронпринц вернулся на родину, но перед отбытием специально велел мне передать, чтобы я никуда не уезжал на случай, если мне все-таки придется лететь в Сару.
— Но кому же я могу понадобиться в Сару, мистер Аввад? Особенно теперь?
— Надеюсь, вы понимаете, что это между нами, да?
— Ну разумеется.
— Понимаете, мистер Радклифф, мне нередко приходится прибегать к подобной конфиденциальности. Слишком уж часто мои слова толкуются неверно.
— Хорошо, хорошо! Так зачем же я могу понадобиться принцу в Сару после того, что там произошло?
— Строго между нами, есть две возможности — он захочет, чтобы вы присутствовали на похоронах его отца, поскольку знает, как расположен к вам был покойный султан. Но еще более вероятно — и я нисколько не удивлюсь этому, — что принц, будучи человеком весьма упрямым, все-таки захочет, чтобы вы построили музей ради его отца.
После этого я позвонил Фанни, которая рассказала примерно то же, что и Клэр. После того как она спросила, что я намерен делать, я передал ей свой разговор с послом.
— Даже не знаю, Гарри, насколько это было бы в характере Хассана. Он и так недолюбливает тебя, а уж теперь, когда погиб его отец…
— Тогда зачем бы ему настаивать, чтобы я никуда отсюда не уезжал?
— Вот этого я не знаю, ковбой.
Палм тоже не знал. Он был следующим, кому я позвонил и пригласил пообедать со мной.
Этот обед превратился в целых два проведенных нами вместе дня. Я отправился в Сарийское посольство, забрал Кумпола, и мы втроем подолгу гуляли в парках, пили вино в разных heurigen, а на второй вечер вернулись в магазинчик Мортона, где я помог ему делать дверь. Какой смысл был возвращаться в Лос-Анджелес? Вена, по крайней мере, была чем-то новым, Палм оказался прекрасным компаньоном, а к тому же над горизонтом все еще маячило крошечное облачко надежды на возможные приключения в Сару.
Кроме того, мне искренне хотелось отдать дань памяти султану. Помимо сделанного им лично для меня, судя по тому, что я о нем слышал, можно было сделать вывод, каким он был хорошим, искренне болевшим за свою страну лидером, пытавшимся добиться для процветания своего народа как можно больше. Несколько раз в наших с ним беседах он с нескрываемой гордостью говорил о растущем уровнем грамотности, о новом больничном комплексе в Баззафе и о том, что в последнее время все больше и больше молодых людей, получивших образование в Англии, Франции и Соединенных Штатах, предпочитают вернуться в Сару.
— Гарри, они хотят быть юристами и врачами у себя дома. Ведь силком их никто не тянет. Они прекрасно могли бы зарабатывать на Беверли-Хиллз или в Париже и, тем не менее, возвращаются домой! Это очень добрый признак!
Судя по длинной и подробной статье в «Интернэшнл Геральд Трибюн», что дальше будет со страной, можно было только гадать. В отличие от ситуации, сложившейся в Египте на момент убийства Садата, оппозиция в Сару не была расколота на противоборствующие фракции. Единственным противником султана был его братец-людоед Ктулу. Теперь, после того как он покончил с обоими своими братьями, по-видимому, настало время встретиться лицом к лицу его сторонникам и тем, кто хранил верность принцу Хассану.
Еще вопрос: действительно ли Гарри Радклиффу так уж хотелось оказаться в Сару в тот момент ее истории, когда братоубийство достигло цели, и хаос, в его арабском стиле, уже точил свою саблю совсем неподалеку?
Ответ на этот вопрос был найден быстро. После того как Палм с моей помощью навел окончательный лоск на свою дверь, мы с ним приняли по паре стаканчиков сливового шнапса, и я собрался уходить. Кумпол дремал возле печки, и ему явно вовсе не светило вставать и тащиться домой по вечернему холодку.
На улице воздух отдавал угольным и дровяным дымком. Было в общем-то еще не поздно — что-то около одиннадцати — но улицы уже опустели, и большинство окон были темными.
Двигались мы довольно медленно, ни дать ни взять — два старика, плетущиеся домой после вечера, проведенного в баре, поскольку из-за застарелого ревматизма пес заметно хромал. В сотый раз я подумал, сколько же ему лет и сколько он еще проживет.
Его широкий белый зад вихлялся из стороны в сторону. Из-за хромоты Кумпол шел как бы вразвалочку, и все части его тела одновременно двигались в нескольких разных направлениях.
Он остановился, и тут же его хвост бешено завилял из стороны в сторону, как автомобильный дворник на повышенной скорости. Одним из достоинств Кумпола было то, что он почти никогда не лаял, а при встрече с чем-нибудь интересным или угрожающим лишь застывал на месте и яростно вилял хвостом.
Заметив, как он замер в этом знакомом положении, я поднял голову. Сначала я не заметил ничего особенного — поблизости никого не было ни видно, ни слышно, да и вообще ничего подозрительного. Нахмурившись, я взглянул на пса, пытаясь понять, что привлекло его внимание. Он уставился куда-то влево. Тогда я тоже бросил взгляд на другую сторону широкой улицы.
— Что там такое?
Кумполу дважды повторять было не нужно. Все так же бешено крутя хвостом, он потянул меня через улицу к стоящей там у тротуара машине.
Куски были так ужасно исковерканы и изорваны, потеряли форму и висели где попало, сочась кровью, что я лишь через несколько ужасных мгновений осознал: то, что было разбрызгано и размазано по всему кузову автомобиля, было останками какого-то животного, а не человека. К ветровому стеклу прилипли похожие на маслянистые головки цветной капусты мягкие комки мозгов и все оно было в красных брызгах крови. На снежно-белом капоте также виднелись островки блестящих пурпурно-коричневых пятен. На крыше был намалеван кровью неровный круг — как будто тот, кто все это совершил, просто взял один из кусков окровавленной плоти и прошелся им по верху машины, как тряпкой. «Вольво». Я наконец разглядел марку автомобиля, полускрытую большим куском… сердца? Или легкого? Белый «Вольво».
Я застыл на месте, уставившись на страшную картину. Это было ужасно, кошмарно. И в основном потому, что сделано это было явно намеренно. Но я все равно стоял и смотрел. Ощущающееся здесь зло было жестоким, как убийство, безумным, как изнасилование. Его мощь была почти осязаема, как жар полыхающего автомобиля.
А ведь тот, кто это совершил, сейчас спокойно сидит в одном из баров по соседству, мирно потягивая винцо и болтая с приятелем. А может, где-нибудь неподалеку творит что-то еще более страшное. Как вообще человек мог пойти на такое? Когда подобных типов ловят, их ответы всегда просто чудовищны: потому, что, мол, это было для них очень важно, или — мороз по коже! — просто так. Господи, пусть эти выродки вершат свои черные дела хотя бы в гневе или, на худой конец, сводя с кем-то счеты. Это еще было бы понятно. А иначе это для нас — самая настоящая темная сторона Луны.
Кумпол, натянув поводок, сунулся носом куда-то под машину, яростно принюхиваясь. Оттащив его назад, я наклонился посмотреть, чем он так заинтересовался. У правого переднего колеса валялась голова оленя. В черепе зияла дыра величиной с кулак, но в остальном голова была совершенно цела и даже красива. Если бы машина тронулась с места, голову бы раздавило. Мертвые глаза даже там в темноте отражали свет и были похожи на две маленькие горящие свечки. Немигающие.
Я, наверное, минут десять метался в поисках либо полицейского, либо патрульной машины. Когда я наконец обнаружил блюстителей порядка и привел их обратно к машине, они гораздо больше заинтересовались не «Вольво», а тем, что я возле него делал. В конце концов я не выдержал и обозвал их придурками. К сожалению, они меня поняли, и я тут же был препровожден в ближайший участок.
Там я сунул им под нос свой американский паспорт, но это не произвело ни малейшего впечатления. Тогда я заявил, что имею право на один телефонный звонок. Они ответили, что здесь не Америка и, если я буду выдрючиваться, они надают мне по башке. «Утарим тепя по калафе», как выразился один из них, сержант Вильхейм.
В конце концов, мне все же было разрешено позвонить, но проблема заключалась в том, что у меня в книжке были записаны лишь два венских номера — Мортона Палма и Сарийского посольства. С Мортоном мы уже и так провели почти весь сегодняшний день, поэтому я позвонил в посольство. Было два часа ночи.
Через сорок пять минут с видом человека, готового прикончить любого, кто попадется ему на пути, появился посол «строго между нами» Лоренс Аввад. Он оказался рослым и довольно симпатичным мужчиной: из тех людей, при появлении которых в комнате все обычно непроизвольно выпрямляются.
Все, кроме меня, удалились в другую комнату, чтобы посовещаться. Буквально через пятнадцать минут после того, как посол и полицейские, бросая на меня недобрые взгляды, вернулись, я был отпущен.
— Я, кажется, лишь просил вас оставаться в Вене, мистер Радклифф, но совершенно не имел в виду каких-либо неприятностей с полицией.
— Высоко ценю вашу помощь, посол, но попросил бы не читать мне нотаций. Я ведь, кажется, объяснил вам, что со мной случилось.
Мы как раз сидели в его бронированном «рэндж-ровере», дожидаясь зеленого света. Он повернулся ко мне и погрозил пальцем.
— Принц Хассан предупреждал, что от вас одни неприятности и что, если вы будете доставлять беспокойство, он разрешает расквасить вам нос. Учтите, я вас просто предупреждаю.
— Сегодня вы уже второй, кто угрожает мне физической расправой.
В этот момент заверещал вмонтированный в приборную панель телефон, и он рявкнул в трубку нечто, судя по раздраженному тону, похожее на «Ну чего еще?»
Пока он разговаривал, я выглянул в окно. Кумпол все кружился и кружился на заднем сидении, то и дело нюхая обивку, фыркая и тщетно пытаясь устроиться поудобнее. У меня не хватило духу сообщить ему, что скоро мы будем на месте и ему снова придется вставать.
Аввад наконец дал отбой и, прибавив газу, обогнал такси и мотоцикл.
— Ваши вещи собраны?
— Более-менее.
— Сколько вам потребуется на сборы?
— Полчаса. Не больше. А что случилось?
— Вы летите в Сару.
— Прямо сейчас?
— Да. Самолет принца только что совершил посадку в аэропорту. И ждет вас. Точнее, вас и пса. Он особо настаивал на том, чтобы вы взяли с собой собаку.
— Что ж, не возражаю. Ну и ночка! Всем ночкам ночка, да, Кумпол? — Я оглянулся через плечо, желая получить от бультерьера подтверждение, но тот уже крепко спал.
— Вам нравится Рэнди Тревис?
— Прошу прощения…
Аввад сунул кассету в щель автомагнитолы и — а чего еще можно было ожидать! — салон заполнил приторный, как сироп, голос какого-то исполнителя «кантри энд вестерн».
— Рэнди Тревис очень популярен в Сару. И Джордж Джонс тоже.
Я не стал спрашивать почему. Чем больше загадок ждет меня в Сару, тем лучше.
Увиденное мной в венском аэропорту было очевидным напоминанием о совсем недавних событиях в стране, куда мне предстояло лететь. В этот ранний час у залитого ярким светом здания аэропорта людей почти не было. Не считая множества солдат и полицейских, которые были буквально повсюду. В этом была даже какая-то ирония, поскольку вокруг практически не было гражданских лиц, могущих стать причиной неприятностей.
Когда Аввад подкатил ко входу, из дверей появились двое мужчин в темно-зеленой форме и с автоматами. Я снова был исключен из их оживленной дискуссии с послом на немецком, но в ходе разговора оба то и дело поглядывали в мою сторону, как бы дружно давая понять: «Смотри, приятель, не вздумай рыпаться».
Я вытащил из багажника свои вещи и, подхватив Кумпола с заднего сиденья, поставил его на тротуар. Оказавшись снаружи, он отчаянно отряхнулся и зевнул. Мы с ним не привыкли бодрствовать в такую рань, но, в отличие от него, благодаря бурлящему у меня в крови адреналину, я был необычайно свеж и бодр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43