Я познакомилась с ним еще в Лос-Анджелесе и поняла, что мы подходим друг другу. А еще я устала от того, как ты со мной обращаешься. Неужели, по-твоему, это могло продолжаться вечно? Включать меня в свою игру только, когда ты считаешь, что для этого пришло время? Забудь об этом! Командный игрок из меня никудышный, Гарри. Я не желаю бегать и собирать мячи вокруг поля. Я хочу играть сама, тренер. Тебе нравится твоя Клэр, но иногда и Фанни сойдет. Так вот, черт побери, ничего у тебя не выйдет! Вернее, выйдет, но не у тебя одного.
Ладно, мне пора.
Вам когда-нибудь пришло бы в голову поинтересоваться, сколько занавесок в номере венского отеля? Сколько стаканов в настенном шкафчике в ванной? Насколько больше в шкафу деревянных вешалок, чем металлических? Так вот, я все это пересчитал. После того, как Фанни ушла, я опустился на постель, и сидел, уставясь в пол, и так и сяк обкатывая в уме слово «рогоносец». Но ведь, в принципе, этот термин применим только к женатым людям. Мы же женаты не были. Плюс к тому у меня самого была любовница. ЖЖЖЖЖЖ-статические разряды и противоречия копились у меня в голове с опасной быстротой — и в конце концов их оказалось достаточно для того, чтобы я выругался и встал.
— Ничто так не усиливает тягу к ним, как известие о том, что они трахаются с кем-то еще, — произнес я вслух.
Подойдя к окну, я отодвинул штору и попытался выяснить, виден ли отсюда вход в отель. Стоит ли возле него лимузин с дипломатическими номерами или там просто ждет похожий на стоячий член красный «феррари» с ее любовником королевских кровей за рулем?
Я никогда не встречался с принцем Хассаном. Если султан и упоминал о своем старшем сыне, то исключительно в хвалебных, хотя и довольно расплывчатых выражениях. Я знал, что он получил образование в Америке, и даже вспомнил статью о самых перспективных женихах мира в журнале, на обложке которого фотография принца красовалась рядом с обрамленной кудряшками физиономией какого-то французского блондинчика на фоне то ли Канн, то ли Фортедеи-Марми.
От окна я целеустремленно направился в ванную, но войдя в нее, понял, что делать там мне абсолютно нечего, снова начал считать — два стакана для воды, четыре махровых полотенца и куропатка на грушевом дереве.
— Чтоб тебя! — Я, как упрямый ребенок, не пошел провожать Фанни вниз, когда она уходила («Неужели ты думаешь, что я потащу твое барахло к его машине? «), зато сейчас, если поторопиться…
Я увидел его почти сразу — как только вышел из лифта в холле отеля. Сидя неподалеку от стойки портье и куря сигарету, он был больше похож на пятнадцатилетнего скейтбордиста с Лагуна-Бич, чем на наследного принца Сару. На самом же деле ему было под тридцать. Сейчас на нем были линялые джинсы, футболка с какой-то надписью и высокие баскетбольные полыхавшие всеми цветами радуги, изобиловавшие жирными стрелками, линиями и зигзагами кроссовки. Все это и успокоило, и в то же время встревожило меня. И он — особа королевских кровей? Человек, с которым Фанни была готова делить ложе? Хммм.
Самой Фанни нигде видно не было. По натуре я сущий огнемет, и сейчас, решив идти напролом, я двинулся прямо к нему.
— Вы, случайно, не принц Хассан?
Он оторвался от созерцания пепла на своей сигарете и с легкой улыбкой ответил: — Да, это я.
— Я — Гарри Радклифф. А где Фанни?
— Она на моей машине уехала в аэропорт.
— А вы, значит, с ней не поехали? — Я сказал это с усмешкой, глядя ему прямо в глаза. Знаю я, чем ты занимался с моей девочкой, мерзавец.
— Нет. Отец пожелал, чтобы я пригласил вас на джин, а воля султана — закон.
Ой, не могу! Ну, вообще! Папенькин сыночек! Что, своей головы на плечах нет? Значит, позволяешь отцу как угодно вертеть собой? Мне ужасно хотелось высказать все это вслух, но я понимал, что был бы похож на дурака, получившего пинка под зад и жалко огрызающегося в ответ. Унизительный скулеж неудачника при том, что мы оба знали об имеющемся у них с Фанни полном преимуществе передо мной. На данный момент.
— Она рассказала мне о ваших отношениях.
Пепел упал ему на колено. Он быстрым щелчком стряхнул его на пол.
— Радклифф, хотите узнать, что ответила мне Фанни, когда я попросил ее порвать с вами? Она сказала: «Гарри, конечно, эгоистичный мерзавец, но он никогда не отступает. Он похож на назойливую муху, которая постоянно вьется у моего лица».
А теперь поставьте себя на мое место: самая желанная для меня женщина предпочитает вас, назойливую муху, мне — принцу. И, что еще хуже, отец настаивает, чтобы именно вы построили ему музей. — Притушив сигарету в стоящей рядом пепельнице, он некоторое время наблюдал за тем, как одна за другой гаснут оранжевые искорки. — После нашей первой ночи с Фанни я целых два дня серьезно обдумывал, как от вас избавиться, но потом мне в голову вдруг пришла пугающая мысль: а что если вы африт?
— Это еще что такое? — Я уселся напротив него и вытащил из его пачки сигарету, — Не возражаете?
— Угощайтесь, прошу вас. Может, хоть от рака легких умрете. Африт— это очень опасный джинн. Знаете, что такое джинн? Аль-Казвини утверждает, что «джинны — это воздушные животные с прозрачными телами, способные принимать самые разные формы. Сначала они могут появляться в виде облаков или огромных неопределенной формы столпов. Когда же их субстанция сгущается, они становятся видимы и могут предстать в облике человека, шакала, волка, льва, скорпиона или змеи.
Джинны часто спускаются в нижние сферы небес, где подслушивают разговоры ангелов о будущих событиях. Это позволяет им помогать колдунам и прорицателям». Но, Радклифф, самое главное, что «некоторые ученые приписывают им сооружение пирамид или возведение по приказу Соломона великого Иерусалимского храма»! Как вам? Понимаете, куда бы я теперь ни обернулся, вы тут как тут — постоянно раздражаете меня и едва ли не сводите с ума. — Он воздел вверх палец — ЭВРИКА! — Но, вполне возможно, что вы делаете это намеренно! Вот сейчас, к примеру, вы делаете вид, будто слушаете то, что я рассказываю о джиннах, а про себя смеетесь и уже придумываете для меня следующую пытку.
На самом деле, отец не может позволить себе строительство этого музея. На него со всех сторон нападают враги, и ему следовало бы потратить эти деньги на вооружение и обучение более сильной армии. Я много лет пытался отговорить его от этой затеи, но тщетно: он упрям и искренне верит, что это угодно Богу. Ладно, хочешь строить этот безумный музей — строй, но хотя бы найми для этого сарийца или, по крайней мере, араба. Так нет же, он находит калифорнийского архитектора, которого только что выпустили из дурдома.
Я, улыбаясь, откинулся на спинку кресла. Сигарета, хотя я и не курил уже пять лет, на вкус была просто восхитительна. Может, принц и украсил мою голову рогами, но по тону его голоса и по страстности жестикуляции можно было заключить, что Гарри Радклифф является большой занозой у него в заду, а ведь я еще и слова ему не сказал.
— Поэтому я хочу предложить вам следующее: давайте начнем знакомство с ненависти друг к другу и будем надеяться, что со временем она утихнет. У меня нет ни малейшего желания проникаться к вам симпатией, Радклифф. Более того, я вообще с удовольствием не знался бы с вами. Если вы и вправду африт, то наделены колоссальным могуществом, но помните: я все равно буду бороться с вами изо всех сил. Если же вы простой смертный, у меня всегда остается возможность вас прикончить. Ну, что скажете — по-моему, это честно! Вы меня поняли?
— Понял. Он встал.
— Нет-нет, руки я вам подавать не собираюсь. И, напоследок, позвольте сказать вам еще одну вещь.
Я тоже медленно поднялся и сделал последнюю затяжку.
— Какую же, принц? Он бросил через плечо:
— Фанни говорит, что в постели я гораздо лучше вас.
Сидящие по соседству с нами пожилые супруги как по команде подняли головы и, разинув рты, потрясенно уставились на него.
Этим он едва не заставил меня заткнуться. Но не тут-то было.
— Это потому, что трахаться — удел смертных, ваше высочество. А вам, если помните, угрожает нефрит.
Он остановился и обернулся.
— Африт! Вы что, в самом деле глупы или просто дразните меня?
В ресторане «Баззаф» Хассан посоветовал мне заказать блюдо, название которого в переводе с арабского означало «Мягкие колокольчики и жесткие цветы». Оно оказалось просто превосходным. Себе же он взял жареную рыбу и кока-колу. Когда я спросил его, почему он остановил свой выбор именно на этом, он ответил, что это не мое дело.
Наш ужин проходил в молчании. Наслаждаясь каждым кусочком блюда, я пытался догадаться, из чего оно приготовлено. Похоже, какие-то орехи и что-то вроде копченого мяса.
— Вы верите в волшебство, Радклифф? Я взглянул на него, продолжая жевать.
— Мне, в общем-то, на это плевать! Я просто пытаюсь поддержать разговор.
— Ну, допустим, верю.
— А вот Фанни — нет, хотя я знаю, что она была с вами, когда ваша собака спасла моего отца во время землетрясения. Кстати, сегодня я навестил этого пса у нас в посольстве. Ну и урод!
— Кстати, принц, «этот пес» тоже волшебный. Я бы на вашем месте в его присутствии был осторожнее с выражениями.
— Вот видите! Лишняя причина считать вас афритом. Вы околдовали моего отца и Фанни, а этот уродливый пес— еще одно тому доказательство. Но, должен вас сразу предупредить: в Сару вам придется нелегко! Там полно волшебства, стоит лишь щелкнуть пальцами — и десять волшебников тут как тут!
Я отправил в рот последний кусок загадочного блюда, вытер губы салфеткой и улыбнулся:
— Вполне возможно, что мне это уже известно.
Покупка новой пары обуви, наверное, самое приятное из всех известных мне событий, не считая, пожалуй, внезапной любви. Ничто так не радует взгляда, как вид пожилого человека, на ногах которого красуется пара новеньких кроссовок или тупоносых ботинок, предпочтительно щегольского оранжево-коричневого цвета, не-сношенных, с нестоптанными каблуками. Приобретение новой пары обуви, как и неожиданно свалившаяся на голову любовь, уже позволяет с уверенностью сказать: я намерен жить и дальше. Даже учитывая последнюю петарду Фанни, я по-прежнему относился ко всем поворотам своего жизненного пути довольно оптимистично, поэтому последнее утро в Вене я посвятил приобретению новой пары туфель.
Как и многие американские туристы, я был уверен, что в большинстве европейских городов любой величины до сих пор сохранилось хоть несколько магазинчиков, владельцами которых являются либо ремесленники, либо оригиналы, по сию пору торгующие товарами настоящего качества, присущего изделиям Старого Света. Когда я впервые оказался в Венеции и бродил по ее сырым извилистым улицам, мне посчастливилось наткнуться на небольшой канцелярский магазинчик, выглядящий так, будто ни единая живая душа не заглядывала в него годов этак с пятидесятых. Витрина представляла собой беспорядочное нагромождение когда-то красных, а теперь выцветших на солнце школьных тетрадей, покоробившихся от времени бумажных розеток каких-то партий и чернильных флаконов с едва различимыми надписями вроде «Bleu nuit». А посреди всего этого недвусмысленно свидетельствующего о полном упадке заведения хлама красовался вырезанный из сливового дерева двухфутовый морячок-Попай note 63. Одна из столь привычных и в то же время столь редких вещиц, что при виде ее ваше лицо буквально расплывается в улыбке любви и узнавания. Я вошел в лавку и, сделав вид, что рассматриваю выставленные на полках товары, скучающим голосом спросил, сколько стоит фигурка. Стоявшая за прилавком пожилая женщина, кажется, не слишком поверила, что я действительно собираюсь купить Попая, но все же назвала цену — что-то в пределах двадцати долларов. При ближайшем рассмотрении игрушки я был поражен еще больше: на подошве одной из ног морячка было вырезано имя — Дель Деббио. Одной из причин моего пребывания в Италии было желание посмотреть римский стадион и спорткомплекс, спроектированные Энрико Дель Деббио для Муссолини в двадцатые-тридцатые годы. Даже с точки зрения только что окончившего институт Радклиффа, недавнего студента и убежденного атеиста, это было более чем удивительным совпадением.
Конечно, я вовсе не ожидал найти в Вене пару туфель за подписью Дель Деббио, но, возможно, надеялся неожиданно обнаружить какую-нибудь лавчонку со старичком-продавцом в очках в золотой оправе и его помощниками-эльфами…
Вместо этого я обнаружил Палма.
Побродив часа два и вдоволь налюбовавшись на витрины, я оказался на другой стороне Дунайского канала во Втором районе. Хотя он и располагался всего в каких-то десяти минутах ходьбы от роскошного центра города, дух и цветовая гамма Второго разительным образом отличались от шикарной атмосферы кишащего богато одетыми жителями столицы и туристами района церкви Святого Стефана. Здесь же навстречу попадались преимущественно чернявые самой простой внешности люди, больше всего смахивающие на цыган или только что приехавших из деревни крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Ладно, мне пора.
Вам когда-нибудь пришло бы в голову поинтересоваться, сколько занавесок в номере венского отеля? Сколько стаканов в настенном шкафчике в ванной? Насколько больше в шкафу деревянных вешалок, чем металлических? Так вот, я все это пересчитал. После того, как Фанни ушла, я опустился на постель, и сидел, уставясь в пол, и так и сяк обкатывая в уме слово «рогоносец». Но ведь, в принципе, этот термин применим только к женатым людям. Мы же женаты не были. Плюс к тому у меня самого была любовница. ЖЖЖЖЖЖ-статические разряды и противоречия копились у меня в голове с опасной быстротой — и в конце концов их оказалось достаточно для того, чтобы я выругался и встал.
— Ничто так не усиливает тягу к ним, как известие о том, что они трахаются с кем-то еще, — произнес я вслух.
Подойдя к окну, я отодвинул штору и попытался выяснить, виден ли отсюда вход в отель. Стоит ли возле него лимузин с дипломатическими номерами или там просто ждет похожий на стоячий член красный «феррари» с ее любовником королевских кровей за рулем?
Я никогда не встречался с принцем Хассаном. Если султан и упоминал о своем старшем сыне, то исключительно в хвалебных, хотя и довольно расплывчатых выражениях. Я знал, что он получил образование в Америке, и даже вспомнил статью о самых перспективных женихах мира в журнале, на обложке которого фотография принца красовалась рядом с обрамленной кудряшками физиономией какого-то французского блондинчика на фоне то ли Канн, то ли Фортедеи-Марми.
От окна я целеустремленно направился в ванную, но войдя в нее, понял, что делать там мне абсолютно нечего, снова начал считать — два стакана для воды, четыре махровых полотенца и куропатка на грушевом дереве.
— Чтоб тебя! — Я, как упрямый ребенок, не пошел провожать Фанни вниз, когда она уходила («Неужели ты думаешь, что я потащу твое барахло к его машине? «), зато сейчас, если поторопиться…
Я увидел его почти сразу — как только вышел из лифта в холле отеля. Сидя неподалеку от стойки портье и куря сигарету, он был больше похож на пятнадцатилетнего скейтбордиста с Лагуна-Бич, чем на наследного принца Сару. На самом же деле ему было под тридцать. Сейчас на нем были линялые джинсы, футболка с какой-то надписью и высокие баскетбольные полыхавшие всеми цветами радуги, изобиловавшие жирными стрелками, линиями и зигзагами кроссовки. Все это и успокоило, и в то же время встревожило меня. И он — особа королевских кровей? Человек, с которым Фанни была готова делить ложе? Хммм.
Самой Фанни нигде видно не было. По натуре я сущий огнемет, и сейчас, решив идти напролом, я двинулся прямо к нему.
— Вы, случайно, не принц Хассан?
Он оторвался от созерцания пепла на своей сигарете и с легкой улыбкой ответил: — Да, это я.
— Я — Гарри Радклифф. А где Фанни?
— Она на моей машине уехала в аэропорт.
— А вы, значит, с ней не поехали? — Я сказал это с усмешкой, глядя ему прямо в глаза. Знаю я, чем ты занимался с моей девочкой, мерзавец.
— Нет. Отец пожелал, чтобы я пригласил вас на джин, а воля султана — закон.
Ой, не могу! Ну, вообще! Папенькин сыночек! Что, своей головы на плечах нет? Значит, позволяешь отцу как угодно вертеть собой? Мне ужасно хотелось высказать все это вслух, но я понимал, что был бы похож на дурака, получившего пинка под зад и жалко огрызающегося в ответ. Унизительный скулеж неудачника при том, что мы оба знали об имеющемся у них с Фанни полном преимуществе передо мной. На данный момент.
— Она рассказала мне о ваших отношениях.
Пепел упал ему на колено. Он быстрым щелчком стряхнул его на пол.
— Радклифф, хотите узнать, что ответила мне Фанни, когда я попросил ее порвать с вами? Она сказала: «Гарри, конечно, эгоистичный мерзавец, но он никогда не отступает. Он похож на назойливую муху, которая постоянно вьется у моего лица».
А теперь поставьте себя на мое место: самая желанная для меня женщина предпочитает вас, назойливую муху, мне — принцу. И, что еще хуже, отец настаивает, чтобы именно вы построили ему музей. — Притушив сигарету в стоящей рядом пепельнице, он некоторое время наблюдал за тем, как одна за другой гаснут оранжевые искорки. — После нашей первой ночи с Фанни я целых два дня серьезно обдумывал, как от вас избавиться, но потом мне в голову вдруг пришла пугающая мысль: а что если вы африт?
— Это еще что такое? — Я уселся напротив него и вытащил из его пачки сигарету, — Не возражаете?
— Угощайтесь, прошу вас. Может, хоть от рака легких умрете. Африт— это очень опасный джинн. Знаете, что такое джинн? Аль-Казвини утверждает, что «джинны — это воздушные животные с прозрачными телами, способные принимать самые разные формы. Сначала они могут появляться в виде облаков или огромных неопределенной формы столпов. Когда же их субстанция сгущается, они становятся видимы и могут предстать в облике человека, шакала, волка, льва, скорпиона или змеи.
Джинны часто спускаются в нижние сферы небес, где подслушивают разговоры ангелов о будущих событиях. Это позволяет им помогать колдунам и прорицателям». Но, Радклифф, самое главное, что «некоторые ученые приписывают им сооружение пирамид или возведение по приказу Соломона великого Иерусалимского храма»! Как вам? Понимаете, куда бы я теперь ни обернулся, вы тут как тут — постоянно раздражаете меня и едва ли не сводите с ума. — Он воздел вверх палец — ЭВРИКА! — Но, вполне возможно, что вы делаете это намеренно! Вот сейчас, к примеру, вы делаете вид, будто слушаете то, что я рассказываю о джиннах, а про себя смеетесь и уже придумываете для меня следующую пытку.
На самом деле, отец не может позволить себе строительство этого музея. На него со всех сторон нападают враги, и ему следовало бы потратить эти деньги на вооружение и обучение более сильной армии. Я много лет пытался отговорить его от этой затеи, но тщетно: он упрям и искренне верит, что это угодно Богу. Ладно, хочешь строить этот безумный музей — строй, но хотя бы найми для этого сарийца или, по крайней мере, араба. Так нет же, он находит калифорнийского архитектора, которого только что выпустили из дурдома.
Я, улыбаясь, откинулся на спинку кресла. Сигарета, хотя я и не курил уже пять лет, на вкус была просто восхитительна. Может, принц и украсил мою голову рогами, но по тону его голоса и по страстности жестикуляции можно было заключить, что Гарри Радклифф является большой занозой у него в заду, а ведь я еще и слова ему не сказал.
— Поэтому я хочу предложить вам следующее: давайте начнем знакомство с ненависти друг к другу и будем надеяться, что со временем она утихнет. У меня нет ни малейшего желания проникаться к вам симпатией, Радклифф. Более того, я вообще с удовольствием не знался бы с вами. Если вы и вправду африт, то наделены колоссальным могуществом, но помните: я все равно буду бороться с вами изо всех сил. Если же вы простой смертный, у меня всегда остается возможность вас прикончить. Ну, что скажете — по-моему, это честно! Вы меня поняли?
— Понял. Он встал.
— Нет-нет, руки я вам подавать не собираюсь. И, напоследок, позвольте сказать вам еще одну вещь.
Я тоже медленно поднялся и сделал последнюю затяжку.
— Какую же, принц? Он бросил через плечо:
— Фанни говорит, что в постели я гораздо лучше вас.
Сидящие по соседству с нами пожилые супруги как по команде подняли головы и, разинув рты, потрясенно уставились на него.
Этим он едва не заставил меня заткнуться. Но не тут-то было.
— Это потому, что трахаться — удел смертных, ваше высочество. А вам, если помните, угрожает нефрит.
Он остановился и обернулся.
— Африт! Вы что, в самом деле глупы или просто дразните меня?
В ресторане «Баззаф» Хассан посоветовал мне заказать блюдо, название которого в переводе с арабского означало «Мягкие колокольчики и жесткие цветы». Оно оказалось просто превосходным. Себе же он взял жареную рыбу и кока-колу. Когда я спросил его, почему он остановил свой выбор именно на этом, он ответил, что это не мое дело.
Наш ужин проходил в молчании. Наслаждаясь каждым кусочком блюда, я пытался догадаться, из чего оно приготовлено. Похоже, какие-то орехи и что-то вроде копченого мяса.
— Вы верите в волшебство, Радклифф? Я взглянул на него, продолжая жевать.
— Мне, в общем-то, на это плевать! Я просто пытаюсь поддержать разговор.
— Ну, допустим, верю.
— А вот Фанни — нет, хотя я знаю, что она была с вами, когда ваша собака спасла моего отца во время землетрясения. Кстати, сегодня я навестил этого пса у нас в посольстве. Ну и урод!
— Кстати, принц, «этот пес» тоже волшебный. Я бы на вашем месте в его присутствии был осторожнее с выражениями.
— Вот видите! Лишняя причина считать вас афритом. Вы околдовали моего отца и Фанни, а этот уродливый пес— еще одно тому доказательство. Но, должен вас сразу предупредить: в Сару вам придется нелегко! Там полно волшебства, стоит лишь щелкнуть пальцами — и десять волшебников тут как тут!
Я отправил в рот последний кусок загадочного блюда, вытер губы салфеткой и улыбнулся:
— Вполне возможно, что мне это уже известно.
Покупка новой пары обуви, наверное, самое приятное из всех известных мне событий, не считая, пожалуй, внезапной любви. Ничто так не радует взгляда, как вид пожилого человека, на ногах которого красуется пара новеньких кроссовок или тупоносых ботинок, предпочтительно щегольского оранжево-коричневого цвета, не-сношенных, с нестоптанными каблуками. Приобретение новой пары обуви, как и неожиданно свалившаяся на голову любовь, уже позволяет с уверенностью сказать: я намерен жить и дальше. Даже учитывая последнюю петарду Фанни, я по-прежнему относился ко всем поворотам своего жизненного пути довольно оптимистично, поэтому последнее утро в Вене я посвятил приобретению новой пары туфель.
Как и многие американские туристы, я был уверен, что в большинстве европейских городов любой величины до сих пор сохранилось хоть несколько магазинчиков, владельцами которых являются либо ремесленники, либо оригиналы, по сию пору торгующие товарами настоящего качества, присущего изделиям Старого Света. Когда я впервые оказался в Венеции и бродил по ее сырым извилистым улицам, мне посчастливилось наткнуться на небольшой канцелярский магазинчик, выглядящий так, будто ни единая живая душа не заглядывала в него годов этак с пятидесятых. Витрина представляла собой беспорядочное нагромождение когда-то красных, а теперь выцветших на солнце школьных тетрадей, покоробившихся от времени бумажных розеток каких-то партий и чернильных флаконов с едва различимыми надписями вроде «Bleu nuit». А посреди всего этого недвусмысленно свидетельствующего о полном упадке заведения хлама красовался вырезанный из сливового дерева двухфутовый морячок-Попай note 63. Одна из столь привычных и в то же время столь редких вещиц, что при виде ее ваше лицо буквально расплывается в улыбке любви и узнавания. Я вошел в лавку и, сделав вид, что рассматриваю выставленные на полках товары, скучающим голосом спросил, сколько стоит фигурка. Стоявшая за прилавком пожилая женщина, кажется, не слишком поверила, что я действительно собираюсь купить Попая, но все же назвала цену — что-то в пределах двадцати долларов. При ближайшем рассмотрении игрушки я был поражен еще больше: на подошве одной из ног морячка было вырезано имя — Дель Деббио. Одной из причин моего пребывания в Италии было желание посмотреть римский стадион и спорткомплекс, спроектированные Энрико Дель Деббио для Муссолини в двадцатые-тридцатые годы. Даже с точки зрения только что окончившего институт Радклиффа, недавнего студента и убежденного атеиста, это было более чем удивительным совпадением.
Конечно, я вовсе не ожидал найти в Вене пару туфель за подписью Дель Деббио, но, возможно, надеялся неожиданно обнаружить какую-нибудь лавчонку со старичком-продавцом в очках в золотой оправе и его помощниками-эльфами…
Вместо этого я обнаружил Палма.
Побродив часа два и вдоволь налюбовавшись на витрины, я оказался на другой стороне Дунайского канала во Втором районе. Хотя он и располагался всего в каких-то десяти минутах ходьбы от роскошного центра города, дух и цветовая гамма Второго разительным образом отличались от шикарной атмосферы кишащего богато одетыми жителями столицы и туристами района церкви Святого Стефана. Здесь же навстречу попадались преимущественно чернявые самой простой внешности люди, больше всего смахивающие на цыган или только что приехавших из деревни крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43