– То есть на самом деле их больше, но сейчас достаточно указать на четыре. Известны ли они вам?
– Я могу лишь предполагать, – промямлил Лайам и умолк. На самом деле ему вовсе не хотелось строить предположения. Точнее говоря, ему вообще расхотелось продолжать разговор. Он однажды удостоился счастья лицезреть одного из богов Таралона и не горел желанием повторить этот опыт.
– Не утруждайтесь – я их перечислю сама. Во-первых, боги провозглашают миру свою волю через знамения. Кометы, странные перемещения птичьих стай и тому подобные вещи. Во-вторых, они обращаются к смертным через людей, с которыми говорят напрямую. Это пророки, умалишенные, ясновидящие и, иногда, жрецы, которым вменяется высшее повеление выполнить то-то и то-то. В-третьих, носителями божественной воли являются те, что действуют в соответствии с диктатом небес, сами о том не подозревая. Вы понимаете, о чем или, точнее, о ком идет речь?
– Сами о том не подозревая, – повторил эхом Лайам. Его охватило странное ощущение. Ему показалось, что весь мир свернулся до объема комнатки, в которой они находились, и что снаружи не осталось совсем ничего. Ничего – ни террасы, ни садика, ни храма, ни города, ни герцогства, ни королевства. Все вместилось в слова черной жрицы и ее загадочную улыбку.
– Вы меня понимаете, сэр Лайам? Вам ведь уже доводилось однажды быть исполнителем воли небес? Вы ведь справились с этим, сами того не подозревая?
Лайам встряхнулся, и ощущение ушло, но легкий налет причастности к чему-то огромному сохранился.
– Повелитель Бурь так посчитал, – хрипло сказал он. Вокруг головы гневного бога клубились черные тучи, Лайам стоял перед ним, ожидая суда, и чувствовал себя мелкой букашкой, а вовсе не исполнителем чьей-то там воли.
– Значит, у него были на то основания. Посещали ли вы его храм здесь, в Саузварке?
– Нет. – Лайам прожил в Саузварке более полугода, но предпочитал держаться подальше от этого здания. – Это мне почему-то не казалось… уместным.
Леди Смерть усмехнулась:
– Ну хорошо. Не корите себя, все уже в прошлом, а мы говорим о том, что происходит сейчас. Мне позволено кое-что сообщить вам, а вы уже сами должны решать, как со сказанным поступить. Вот это сообщение: завтра в Саузварке никто не умрет.
Переход от одной темы к другой был слишком внезапным. Лайам все еще пребывал во власти воспоминаний.
– Никто не умрет?
– Откуда вам это известно?
Жрица вновь усмехнулась, и Лайама опять поразили ее молодость и красота.
– А вы как полагаете, сэр Лайам?
Лайам приподнял брови, потом опустил.
– О!.. Конечно… простите.
– Вот все, о чем мне позволено вас известить. Как я уже говорила, вы вольны распоряжаться этим знанием как угодно. Дальнейшее будет зависеть только от вас.
Зависеть от него? Он вовсе не хочет, чтобы от него что-то зависело. В его мозг просто загружают очередную загадку, и, как всегда, не спросясь. А ведь перед ним стоят загадки насущные, о которых он чуть было не позабыл! Лайам начинал злиться. Неопределенность речей черной жрицы вовсе не радовала его.
– Я полагаю, вы можете сказать мне что-то еще.
– Больше ничего, – печально отозвалась владычица храма.
– Ну почему же! – не унимался Лайам. – Вы можете пояснить, например, каким образом каменные грифоны служат Лаомедону.
Несколько томительно долгих мгновений черная жрица смотрела на гостя непонимающими глазами, затем рассмеялась:
– О, сэр Лайам, я вас уверяю – ни один человек в нашем храме не имеет к этому отношения.
– К чему – к этому? – с невинным видом спросил Лайам, и жрица вновь рассмеялась.
– Вы же прекрасно знаете, – укоризненно сказала она. – Я говорю о ночном происшествии в храме Беллоны. Для начала вы можете убедиться, что среди наших служителей нет бородатых мужчин.
Откуда она знает, что у злоумышленника была борода? И почему так быстро разобралась, к чему Лайам клонит?
– В таком случае у вас не должно быть причин таить от меня назначение серых грифонов.
Лайама вдруг охватило предчувствие близкой удачи. Правдами или неправдами расследование подходило к концу. Неприятно, конечно, что на него возлагают ответственность за какие-то будущие события, но с событиями прошлого он должен был разобраться. Хотя бы в общих чертах.
Жрица, почувствовав возбуждение гостя, погрозила ему пальцем, но все-таки уступила.
– Вы правы, сэр Лайам. У меня действительно нет на то никаких причин. Есть ли они у кого-то еще – вот в чем вопрос.
– Это вам лучше знать, леди.
Леди Смерть устремила взгляд на огонь, и черты ее вдруг обрели величавость. Ту самую величавость, какую Лайам в ней так тщетно искал еще секунду назад и которая, скорее всего, являлась подлинным отражением величия самого Лаомедона – бога, призванного решать вопросы жизни и смерти и потому раздумчиво взвешивающего каждый свой шаг.
Минуту спустя жрица очнулась.
– Что вам известно о каменных грифонах, сэр Лайам?
– Только то, что один из них сейчас томится в храме Беллоны и что в вашем святилище находится около двух десятков изваяний этих существ.
– И ничего более? – поинтересовалась леди Смерть уже без улыбки. Лайам заколебался.
– Я читал, что они часто появляются на кладбищах и на полях сражений, подстерегая добычу, ибо поедают души умерших.
– Это неверно. На полях сражений их действительно можно встретить, но на кладбищах – никогда. И они вовсе не поедают души умерших. Грифоны – самые доверенные слуги Лаомедона, более приближенные к нему, чем, скажем, я или другие наши служители. Им вменено в обязанность доставлять души избранных в серые земли, души тех, кому велением неба или праведностью поступков назначено обитать в их прекраснейших уголках. Аурик Великий отправился в серые земли на спине каменного грифона, и Асцелин Эдр, и поэт Рэадр. И многие другие, не снискавшие громкой славы при жизни, но по своей смерти получившие высшее благословение. Достаточно ли вам такого ответа?
Сцевола сказал, что они изловили грифона после схватки с бандитами и что ни один из служителей Беллоны в этом столкновении не пострадал. Неужели какой-то праведник затесался в разбойную шайку?
– Если каменные грифоны – самые доверенные слуги Лаомедона, то ему вряд ли понравится, когда одного из них заколют на жертвенном алтаре.
– Да, – согласилась жрица. – Наш господин будет весьма опечален.
Но ведь она совсем недавно сказала, что никто из служителей властелина людских судеб не пытался проникнуть в соседний храм. Тут крылось противоречие. Последовала длинная пауза, и Лайам воспользовался ею, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок.
– Мне, пожалуй, пора, – сказал он в конце концов.
– Похоже, мы все обсудили, – сказала женщина, поднимаясь с кресла. – Идемте, сэр Лайам, я вас провожу.
Они прошли через укромный садик, потом в молчании двинулись по длинному коридору со сводчатым потолком. Возле выхода Лайам остановился и указал на ряды изваяний:
– Скажите, их кто-нибудь когда-нибудь видел?
– Настоящих грифонов или тех, какие поставлены здесь?
– И тех, и других.
– Живого каменного грифона можно видеть сейчас в храме Беллоны, – бесстрастно произнесла леди Смерть. – Но изваяния? Нет. Усопших вносят в храм через другую дверь, проводят обряд очищения, а затем через нее же выносят. Здесь же-в обители Лаомедона – никто из мирян до вас не бывал.
Тут до Лайама дошло, какую великую честь ему оказали. Но это открытие вовсе не привело его в несказанный восторг.
– Благодарю.
Он потянулся было к дверной ручке – и задержался опять.
– Четвертый способ. Четвертый способ, посредством которого боги общаются с нами. Вы так его и не назвали.
Возможно, женщина улыбнулась, но в коридоре было темно, а к тому моменту, как в дверной проем хлынул солнечный свет, лицо ее было серьезно.
– Они являются лично, – сказала жрица. – Всего вам хорошего, сэр Лайам. “Ну, она хоть, по крайней мере, не выясняла, маг я или не маг”, – подумал Лайам, когда дверь за его спиной бесшумно закрылась, и обвел взглядом тупик. Конечно, в последние дни тут бывало довольно шумно, но до прибытия новой богини в конец Храмовой улицы редко кто забредал. Самое подходящее место для святилища, интересующегося лишь мертвецами.
Впрочем, у Лайама были заботы важнее, чем размышления о том, правильно или неправильно разместился на саузваркской земле Лаомедон. Сведения, которые он получил (вернее, которые ему сообщили), придавали совершенно новое направление всему ходу поисков. И хотя Лайам пока что не представлял, как эти сведения применить, он понимал, что ему следует как можно скорее пообщаться с эдилом.
На Храмовой улице по-прежнему было тихо, толпа зевак разошлась, и неестественная тишина заполонила округу. Главная площадь совсем опустела, лишь несколько мужчин отирались у кабачка Хелекина, да какая-то горожанка поспешно пересекала открытое ветру пространство. Юбки ее реяли, словно паруса корабля, застигнутого внезапной бурей. Интересно, как широко успело расползтись беспокойство? “Скоро весь этот город будет трястись от ужаса под кроватями”, – подумал Лайам.
Кессиас находился в казарме. Эдил увлеченно и быстро покрывал каракулями лист белоснежной бумаги. Когда Лайам подошел, он отложил перо и протянул приятелю листок погрязнее.
– Один из парней Клотена сунул эту писульку стражникам и потребовал, чтобы ее немедленно доставили мне, но имя там – ваше. Правда, писавший изрядно его переврал.
Лайам взял сложенный вчетверо листок и повертел в руках. Записка действительно была адресована ему.
– Читайте-читайте, – буркнул эдил. – Я только закончу письмо к его высочеству, и мы все обсудим.
Лайам, уже разворачивавший листок, замер.
– Вы пишете к герцогу? А, простите, о чем?
– Сообщаю ему о своем решении запретить поединок. Я прикидывал и так, и сяк, но все равно выходит, что добром он не кончится. Мой запрет поможет сохранить враждующим иерархам лицо – как Гвидерию, так и Клотену, а мне не придется возиться с последствиями, – вызывающе произнес эдил, словно ожидая, что ему тут же начнут перечить.
– Не думаю, что это разумно.
– Объясните мне, почему?
Лайам развернул листок.
– Сейчас, только прочту записку.
Кессиас раздраженно пожал плечами и вновь ухватил перо.
Судя по всему, послание было составлено малограмотным человеком, об этом свидетельствовали и большие корявые буквы записки, и множество перечеркнутых слов.
“Мастер Лайам Ренфорд, – гласил текст, – я пишу вам по поручению иерарха Сцеволы. Он просит вас встретиться с ним завтра утром, до боя. Иерарх Клотен не возражает. Приходите, как рассветет”.
Подписи не было, да в ней не имелось и надобности. Лайаму представилось, как широкоплечий, приземистый кэрнавонец корпит над письмом, тщательно подбирая слова и с натугой пытаясь перенести их на бумагу. Если бы он и сомневался, что после появления незримого войска в новом святилище что-то произошло, то титул, которым теперь именовался Сцевола, уничтожил бы эти сомнения. Вопрос был в другом: признал ли Клотен возвышение молодого жреца? Лайам не верил в великодушие вздорного иерарха. Похоже, храм Беллоны попросту раскололся, и одна часть служителей грозной богини признала ее благословение истинным, а другая – возглавляемая, несомненно, Клотеном, – отвергла его.
Лайам передал записку эдилу и, дождавшись, когда тот ее прочтет, наскоро изложил ему ход своих размышлений.
– И более того, я полагаю, – прибавил он, – что именно потому Клотен и поспешил бросить Гвидерию вызов. Он хочет уничтожить Сцеволу, возможно подстроив тому какую-то пакость. Он сделает так, что юноша проиграет, и, таким образом, разногласия в новом храме сойдут сами собой на нет.
– И наш негодяй по-прежнему будет там всем заправлять, – согласился Кессиас. – Тем больше причин запретить поединок.
– Да, но у меня в запасе есть еще кое-что.
– То, что вы почерпнули из вашего визита в одно не очень веселое заведение?
– Вы правы.
Лайам почти дословно пересказал эдилу свой разговор с верховной жрицей Лаомедона, даже не убоявшись пролить несколько свет на свое прошлое. Он поначалу хотел опустить какую-то часть беседы, но потом решил от этого отказаться; ему надоело таиться от друга.
Естественно, именно эта часть и вызвала наибольший к себе интерес.
– И что же это за повеление богов вам довелось по случайности выполнить?
– Неважно, – буркнул Лайам и поспешно добавил: – Я потом как-нибудь расскажу. Главное, над чем стоит задуматься, это над утверждением, что завтра в Саузварке никто не умрет, а также меня беспокоит плененный грифон, судьба которого жрицу, похоже, вовсе не беспокоит. Я все же не верю, что никто из ее подручных так-таки и не попытался пробраться в соседний храм.
Кессиас внимательно посмотрел на товарища:
– Но ведь ее пророчеству насчет завтрашнего дня вы поверили?
Лайам открыл было рот, чтобы ответить, но тут же умолк и задумался.
– Не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Я могу лишь предполагать, – промямлил Лайам и умолк. На самом деле ему вовсе не хотелось строить предположения. Точнее говоря, ему вообще расхотелось продолжать разговор. Он однажды удостоился счастья лицезреть одного из богов Таралона и не горел желанием повторить этот опыт.
– Не утруждайтесь – я их перечислю сама. Во-первых, боги провозглашают миру свою волю через знамения. Кометы, странные перемещения птичьих стай и тому подобные вещи. Во-вторых, они обращаются к смертным через людей, с которыми говорят напрямую. Это пророки, умалишенные, ясновидящие и, иногда, жрецы, которым вменяется высшее повеление выполнить то-то и то-то. В-третьих, носителями божественной воли являются те, что действуют в соответствии с диктатом небес, сами о том не подозревая. Вы понимаете, о чем или, точнее, о ком идет речь?
– Сами о том не подозревая, – повторил эхом Лайам. Его охватило странное ощущение. Ему показалось, что весь мир свернулся до объема комнатки, в которой они находились, и что снаружи не осталось совсем ничего. Ничего – ни террасы, ни садика, ни храма, ни города, ни герцогства, ни королевства. Все вместилось в слова черной жрицы и ее загадочную улыбку.
– Вы меня понимаете, сэр Лайам? Вам ведь уже доводилось однажды быть исполнителем воли небес? Вы ведь справились с этим, сами того не подозревая?
Лайам встряхнулся, и ощущение ушло, но легкий налет причастности к чему-то огромному сохранился.
– Повелитель Бурь так посчитал, – хрипло сказал он. Вокруг головы гневного бога клубились черные тучи, Лайам стоял перед ним, ожидая суда, и чувствовал себя мелкой букашкой, а вовсе не исполнителем чьей-то там воли.
– Значит, у него были на то основания. Посещали ли вы его храм здесь, в Саузварке?
– Нет. – Лайам прожил в Саузварке более полугода, но предпочитал держаться подальше от этого здания. – Это мне почему-то не казалось… уместным.
Леди Смерть усмехнулась:
– Ну хорошо. Не корите себя, все уже в прошлом, а мы говорим о том, что происходит сейчас. Мне позволено кое-что сообщить вам, а вы уже сами должны решать, как со сказанным поступить. Вот это сообщение: завтра в Саузварке никто не умрет.
Переход от одной темы к другой был слишком внезапным. Лайам все еще пребывал во власти воспоминаний.
– Никто не умрет?
– Откуда вам это известно?
Жрица вновь усмехнулась, и Лайама опять поразили ее молодость и красота.
– А вы как полагаете, сэр Лайам?
Лайам приподнял брови, потом опустил.
– О!.. Конечно… простите.
– Вот все, о чем мне позволено вас известить. Как я уже говорила, вы вольны распоряжаться этим знанием как угодно. Дальнейшее будет зависеть только от вас.
Зависеть от него? Он вовсе не хочет, чтобы от него что-то зависело. В его мозг просто загружают очередную загадку, и, как всегда, не спросясь. А ведь перед ним стоят загадки насущные, о которых он чуть было не позабыл! Лайам начинал злиться. Неопределенность речей черной жрицы вовсе не радовала его.
– Я полагаю, вы можете сказать мне что-то еще.
– Больше ничего, – печально отозвалась владычица храма.
– Ну почему же! – не унимался Лайам. – Вы можете пояснить, например, каким образом каменные грифоны служат Лаомедону.
Несколько томительно долгих мгновений черная жрица смотрела на гостя непонимающими глазами, затем рассмеялась:
– О, сэр Лайам, я вас уверяю – ни один человек в нашем храме не имеет к этому отношения.
– К чему – к этому? – с невинным видом спросил Лайам, и жрица вновь рассмеялась.
– Вы же прекрасно знаете, – укоризненно сказала она. – Я говорю о ночном происшествии в храме Беллоны. Для начала вы можете убедиться, что среди наших служителей нет бородатых мужчин.
Откуда она знает, что у злоумышленника была борода? И почему так быстро разобралась, к чему Лайам клонит?
– В таком случае у вас не должно быть причин таить от меня назначение серых грифонов.
Лайама вдруг охватило предчувствие близкой удачи. Правдами или неправдами расследование подходило к концу. Неприятно, конечно, что на него возлагают ответственность за какие-то будущие события, но с событиями прошлого он должен был разобраться. Хотя бы в общих чертах.
Жрица, почувствовав возбуждение гостя, погрозила ему пальцем, но все-таки уступила.
– Вы правы, сэр Лайам. У меня действительно нет на то никаких причин. Есть ли они у кого-то еще – вот в чем вопрос.
– Это вам лучше знать, леди.
Леди Смерть устремила взгляд на огонь, и черты ее вдруг обрели величавость. Ту самую величавость, какую Лайам в ней так тщетно искал еще секунду назад и которая, скорее всего, являлась подлинным отражением величия самого Лаомедона – бога, призванного решать вопросы жизни и смерти и потому раздумчиво взвешивающего каждый свой шаг.
Минуту спустя жрица очнулась.
– Что вам известно о каменных грифонах, сэр Лайам?
– Только то, что один из них сейчас томится в храме Беллоны и что в вашем святилище находится около двух десятков изваяний этих существ.
– И ничего более? – поинтересовалась леди Смерть уже без улыбки. Лайам заколебался.
– Я читал, что они часто появляются на кладбищах и на полях сражений, подстерегая добычу, ибо поедают души умерших.
– Это неверно. На полях сражений их действительно можно встретить, но на кладбищах – никогда. И они вовсе не поедают души умерших. Грифоны – самые доверенные слуги Лаомедона, более приближенные к нему, чем, скажем, я или другие наши служители. Им вменено в обязанность доставлять души избранных в серые земли, души тех, кому велением неба или праведностью поступков назначено обитать в их прекраснейших уголках. Аурик Великий отправился в серые земли на спине каменного грифона, и Асцелин Эдр, и поэт Рэадр. И многие другие, не снискавшие громкой славы при жизни, но по своей смерти получившие высшее благословение. Достаточно ли вам такого ответа?
Сцевола сказал, что они изловили грифона после схватки с бандитами и что ни один из служителей Беллоны в этом столкновении не пострадал. Неужели какой-то праведник затесался в разбойную шайку?
– Если каменные грифоны – самые доверенные слуги Лаомедона, то ему вряд ли понравится, когда одного из них заколют на жертвенном алтаре.
– Да, – согласилась жрица. – Наш господин будет весьма опечален.
Но ведь она совсем недавно сказала, что никто из служителей властелина людских судеб не пытался проникнуть в соседний храм. Тут крылось противоречие. Последовала длинная пауза, и Лайам воспользовался ею, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок.
– Мне, пожалуй, пора, – сказал он в конце концов.
– Похоже, мы все обсудили, – сказала женщина, поднимаясь с кресла. – Идемте, сэр Лайам, я вас провожу.
Они прошли через укромный садик, потом в молчании двинулись по длинному коридору со сводчатым потолком. Возле выхода Лайам остановился и указал на ряды изваяний:
– Скажите, их кто-нибудь когда-нибудь видел?
– Настоящих грифонов или тех, какие поставлены здесь?
– И тех, и других.
– Живого каменного грифона можно видеть сейчас в храме Беллоны, – бесстрастно произнесла леди Смерть. – Но изваяния? Нет. Усопших вносят в храм через другую дверь, проводят обряд очищения, а затем через нее же выносят. Здесь же-в обители Лаомедона – никто из мирян до вас не бывал.
Тут до Лайама дошло, какую великую честь ему оказали. Но это открытие вовсе не привело его в несказанный восторг.
– Благодарю.
Он потянулся было к дверной ручке – и задержался опять.
– Четвертый способ. Четвертый способ, посредством которого боги общаются с нами. Вы так его и не назвали.
Возможно, женщина улыбнулась, но в коридоре было темно, а к тому моменту, как в дверной проем хлынул солнечный свет, лицо ее было серьезно.
– Они являются лично, – сказала жрица. – Всего вам хорошего, сэр Лайам. “Ну, она хоть, по крайней мере, не выясняла, маг я или не маг”, – подумал Лайам, когда дверь за его спиной бесшумно закрылась, и обвел взглядом тупик. Конечно, в последние дни тут бывало довольно шумно, но до прибытия новой богини в конец Храмовой улицы редко кто забредал. Самое подходящее место для святилища, интересующегося лишь мертвецами.
Впрочем, у Лайама были заботы важнее, чем размышления о том, правильно или неправильно разместился на саузваркской земле Лаомедон. Сведения, которые он получил (вернее, которые ему сообщили), придавали совершенно новое направление всему ходу поисков. И хотя Лайам пока что не представлял, как эти сведения применить, он понимал, что ему следует как можно скорее пообщаться с эдилом.
На Храмовой улице по-прежнему было тихо, толпа зевак разошлась, и неестественная тишина заполонила округу. Главная площадь совсем опустела, лишь несколько мужчин отирались у кабачка Хелекина, да какая-то горожанка поспешно пересекала открытое ветру пространство. Юбки ее реяли, словно паруса корабля, застигнутого внезапной бурей. Интересно, как широко успело расползтись беспокойство? “Скоро весь этот город будет трястись от ужаса под кроватями”, – подумал Лайам.
Кессиас находился в казарме. Эдил увлеченно и быстро покрывал каракулями лист белоснежной бумаги. Когда Лайам подошел, он отложил перо и протянул приятелю листок погрязнее.
– Один из парней Клотена сунул эту писульку стражникам и потребовал, чтобы ее немедленно доставили мне, но имя там – ваше. Правда, писавший изрядно его переврал.
Лайам взял сложенный вчетверо листок и повертел в руках. Записка действительно была адресована ему.
– Читайте-читайте, – буркнул эдил. – Я только закончу письмо к его высочеству, и мы все обсудим.
Лайам, уже разворачивавший листок, замер.
– Вы пишете к герцогу? А, простите, о чем?
– Сообщаю ему о своем решении запретить поединок. Я прикидывал и так, и сяк, но все равно выходит, что добром он не кончится. Мой запрет поможет сохранить враждующим иерархам лицо – как Гвидерию, так и Клотену, а мне не придется возиться с последствиями, – вызывающе произнес эдил, словно ожидая, что ему тут же начнут перечить.
– Не думаю, что это разумно.
– Объясните мне, почему?
Лайам развернул листок.
– Сейчас, только прочту записку.
Кессиас раздраженно пожал плечами и вновь ухватил перо.
Судя по всему, послание было составлено малограмотным человеком, об этом свидетельствовали и большие корявые буквы записки, и множество перечеркнутых слов.
“Мастер Лайам Ренфорд, – гласил текст, – я пишу вам по поручению иерарха Сцеволы. Он просит вас встретиться с ним завтра утром, до боя. Иерарх Клотен не возражает. Приходите, как рассветет”.
Подписи не было, да в ней не имелось и надобности. Лайаму представилось, как широкоплечий, приземистый кэрнавонец корпит над письмом, тщательно подбирая слова и с натугой пытаясь перенести их на бумагу. Если бы он и сомневался, что после появления незримого войска в новом святилище что-то произошло, то титул, которым теперь именовался Сцевола, уничтожил бы эти сомнения. Вопрос был в другом: признал ли Клотен возвышение молодого жреца? Лайам не верил в великодушие вздорного иерарха. Похоже, храм Беллоны попросту раскололся, и одна часть служителей грозной богини признала ее благословение истинным, а другая – возглавляемая, несомненно, Клотеном, – отвергла его.
Лайам передал записку эдилу и, дождавшись, когда тот ее прочтет, наскоро изложил ему ход своих размышлений.
– И более того, я полагаю, – прибавил он, – что именно потому Клотен и поспешил бросить Гвидерию вызов. Он хочет уничтожить Сцеволу, возможно подстроив тому какую-то пакость. Он сделает так, что юноша проиграет, и, таким образом, разногласия в новом храме сойдут сами собой на нет.
– И наш негодяй по-прежнему будет там всем заправлять, – согласился Кессиас. – Тем больше причин запретить поединок.
– Да, но у меня в запасе есть еще кое-что.
– То, что вы почерпнули из вашего визита в одно не очень веселое заведение?
– Вы правы.
Лайам почти дословно пересказал эдилу свой разговор с верховной жрицей Лаомедона, даже не убоявшись пролить несколько свет на свое прошлое. Он поначалу хотел опустить какую-то часть беседы, но потом решил от этого отказаться; ему надоело таиться от друга.
Естественно, именно эта часть и вызвала наибольший к себе интерес.
– И что же это за повеление богов вам довелось по случайности выполнить?
– Неважно, – буркнул Лайам и поспешно добавил: – Я потом как-нибудь расскажу. Главное, над чем стоит задуматься, это над утверждением, что завтра в Саузварке никто не умрет, а также меня беспокоит плененный грифон, судьба которого жрицу, похоже, вовсе не беспокоит. Я все же не верю, что никто из ее подручных так-таки и не попытался пробраться в соседний храм.
Кессиас внимательно посмотрел на товарища:
– Но ведь ее пророчеству насчет завтрашнего дня вы поверили?
Лайам открыл было рот, чтобы ответить, но тут же умолк и задумался.
– Не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42