– Вот и захотели попробовать что-нибудь новое!
– Все веселее, чем эти бесконечные крестики!
Девчонки что-то еще верещали, а я с интересом рассматривал то, что они наворотили. Разумеется, вышивкой это нельзя было назвать ни при каких условиях, но что это? Цветные нитки ощутимо распухли и напоминали скорее веревочки, плюс к этому они все сплелись между собой целым роем замысловатых узелков. Причем все вместе они составили весьма замысловатый объемный узор.
– А мне нравится, – честно признался я, – из этих узелков можно сделать очень красивые вещи.
– Ты серьезно? – вскинул бровь Антип.
– Совершенно, – утвердительно кивнул я и повернулся к дочкам: – Сами придумали?
Лисята аж засияли от такой нехитрой похвалы и гордо вскинули носики:
– Конечно!
– Молодцы, девчонки! – подвел я неожиданный итог, возвращая рукоделие Кузьминичне.
Старая нянька после моих слов посмотрела на нее уже совсем другими глазами, а спустя несколько мгновений была вынуждена признать мою правоту:
– А действительно забавно получилось, узелки словно мушки.
– Мушки, макрамушки… – развил темку я. – Да из таких вот макрамушек много интересного можно связать.
Лучезара с Василиной радостно хмыкнули и обратили победные взоры на посрамленного Антипа. Однако премьер-боярин, судя по всему, сдаваться не собирался:
– И все-таки насчет колдовства…
– А что насчет колдовства? – почти искренне удивился я, прикидывая в уме, смогу ли осилить еще одну куриную ножку или придется обходиться парочкой крылышек.
– Они колдуют!
– Да… и? – поинтересовался я, все-таки остановив свой выбор на крыльях. Что-то я в последнее время стал сдавать позиции.
– У них слишком много силы! – продолжил гнуть свое Антип.
– Слишком много силы не бывает, – легко парировал я, – вот мне тоже всегда говорили, что у меня слишком много силы, и что? Жив-здоров, прекрасно себя чувствую, чего и вам желаю.
– И что, ты всегда мог справиться с ней? – ехидно поинтересовался тесть и выразительно уставился на серебряный палец моей правой руки.
Тут мне крыть было нечем. Да, действительно, в ранней молодости я несколько переборщил с одним взрывным заклинанием. «Кедровый скит» в тот момент лишился бани, а я пальца. И если баню потом восстанавливали довольно долго, то своеобразный серебряный протез я колданул сразу. Типа так было задумано, чтобы нечисть удобнее было мочить.
Но одно дело я, сорванец, каких мало было, а другое дело – мои маленькие, ласковые девчонки. В чем-то тесть все-таки прав, нужно будет с ними еще разок технику безопасности повторить. Что может украсить настоящего колдуна, вряд ли окажется к лицу двум очаровательным колдуньям, коими, несомненно, станут мои дочки.
– Да ты пойми, Даромир, я же не о себе волнуюсь-то! – даже с некоторым надрывом в голосе взывал ко мне Антип. – И уж конечно же не о сломанной мебели.
Хм, а о чем тогда?
– Я переживаю за внучек. За их безопасность и даже жизнь.
Жизнь? Эка его занесло! Вот уж о чем можно не беспокоиться. Кругом стража, высокая стена, да и с лихими людьми моими стараниями в Кипеж-граде уже давно покончено. Вон сидят румяные, счастливые, ни капли не интересуются разговором старших и, судя по блеску в глазах, опять задумали какую-то шалость.
– Папа, а не слишком ли ты сгущаешь краски? – вступила в разговор Селистена.
– Не слишком, – совсем помрачнел премьер-боярин, – я действительно боюсь.
– Но чего? – искренне удивилась Селистена. – Того, что они начали колдовать? Насколько мне объяснила Серафима, по-другому и быть не могло. У великих колдунов дети тоже всегда склонны к колдовству.
– Не всегда, – совсем уж хмуро отозвался Антип. – Вот ты же не склонна…
Опа, а вот с этого момента поподробнее. Что-то я раньше не замечал у своего тестя хоть малейшей колдовской силы, или я что-то пропустил?
– Папа, что ты имеешь в виду? – тут же встрепенулась Селистена. – Что, ты тоже…
– Нет, не я, – отмахнулся Антип. Судя по гримасе на его лице, он был совсем не рад, что начал эту тему.
– А тогда кто? – растерялась моя солнечная.
– Солнышко, вообще-то у людей двое родителей, – небрежно кинул я.
Селистена посмотрела на меня, потом на своего батюшку, словно не решаясь выговорить вслух то, что, с моей точки зрения, лежало на самой поверхности.
– Ты хочешь сказать, что матушка…
– Ничего я не хочу сказать! – Антип явно заметался, не зная, как сменить скользкую для него тему. Но надо знать мою благоверную: судя по тому, как засверкали ее глаза и нетерпеливо затарабанили пальцы по столу, так просто выкрутиться Антипу на этот раз не удастся. Вот человек, вроде и в политике спец каких мало, и в дворцовых интригах поднаторел, а с дочкой справиться не может. Надо будет учесть его ошибки, а то у меня ситуация еще более сложная – дочек-то две.
Как ни странно, помощь Антипу пришла, откуда он ее не ждал.
– Разрешите доложить! – рявкнул кто-то с порога трапезной, и милая семейная разборка была вынуждена потухнуть, еще толком не разгоревшись. Все обратили взоры на источник звука и конечно же увидели братьев Фрола и Федора, сиротливо мнущихся в дверном проеме. Вздох облегчения вырвался из груди премьер-боярина, появление ратников оказалось для него как нельзя кстати. Селистене осталось только заскрипеть зубами от бессилия и мстительно прищуриться. Мол, погодите, этот разговор еще не окончен.
– Докладывайте, – тут же отозвался Антип, на радостях залпом осушив кубок медовухи.
– Так помощник прибыл, – зычным голосом гаркнул Фрол.
– С донесением от князя, – поддержал брата Федор.
– Мой помощник? – чисто для проформы уточнил премьер-боярин.
– Нет, не ваш, – словно извиняясь, ответил Фрол. – Даромира Серафимовича!
Не могу сказать, что я был в восторге от услышанного, скорее наоборот. Причем причин для такой моей реакции было как минимум три. Первая – это то, что Антип на этот раз, несомненно, выкрутился и допрос с пристрастием придется отложить. Вторая – это, конечно, послание от князя, не люблю я на дом работу брать, вредно это для здоровья. И третье… Да вы сейчас сами все поймете.
– Пусть заходит, раз пришел, – выдавил я из себя и тут же поймал как минимум три осуждающих взгляда.
– Дык он уже тут, – отозвался Фрол.
Спустя мгновение, словно иллюстрация к словам ратника, в горницу вошел мой помощник.
– Здравия всем присутствующим! – раздался приятный голос– Прошу прощения, что мешаю вашей трапезе, но дело действительно срочное. Князь хотел лично Даромиру Серафимовичу все рассказать, а он уже со службы домой отправился…
Еще три осуждающих взгляда: Антипа, Кузьминичны и, самое обидное, Селистены. Если так будет продолжаться, мое семейство во мне дыру прожжет. Ну да, устал вкалывать на благо Родины, отпросился сам у себя и ушел со службы на часок пораньше. Так чего шум поднимать, дело-то житейское.
– Так вот князь Бодун продиктовал мне свои мысли о благоустройстве города и велел передать пергамент вам, боярин, чтобы вы смогли за ночь их обдумать и утром высказать свои соображения на этот счет.:.
Ага, сейчас, разбежался. Князь решил на ночь глядя в государственного деятеля поиграть, а я своего законного отдыха должен лишаться? Держи карман шире! Ладно, завтра поутру просмотрю за завтраком, а уж свои соображения я могу вообще без подготовки вывалить, благо опыт имеется огромный языком молоть.
– …вот я и решил, раз дело срочное, княжеское, позволить себе побеспокоить вас.
С этими словами мой помощник вежливо поклонился и смиренно замолчал. Впрочем, тишина была совсем недолгой, ситуацию решил взять в свои руки Антип.
– Азнавур, дорогой, как я рад тебя видеть! Чего стоишь в дверях? Проходи, садись, – выдал премьер-боярин и жестом указал на свободный стул.
«Дорогой», «рад видеть»… Да я за все эти годы таких слов он него не слыхал, а этого самого Азнавура тестюшка постоянно так встречает.
– Давненько тебя не было видно, – подключилась Кузьминична, и в мгновение ока «а столе появились чистая тарелка и приборы.
Старая нянька прямо-таки засияла при виде моего помощника, даже не пытаясь скрыть свою радость. Антип так же приветливо улыбался в усы. И даже Селистена, несмотря на прерванный весьма важный разговор, не смогла удержаться и еле заметно расправила уголки губ. И это при живом-то муже!
– Чего не садишься-то? – удивился премьер-боярин, видя, что посланник князя в нерешительности продолжает мяться у порога.
– Так не положено мне, – густо покраснев (тоже мне красна девица!), отозвался Азнавур. – Субординация.
– Даромир! – обратились ко мне хором Антип, Селистена и Кузьминична. Такого единодушия я что-то не припомню у этой троицы, надо будет записать где-нибудь. Хорошо еще, что Лучезара с Василиной в этом празднике жизни не участвуют, а то совсем тяжко пришлось бы.
– Да ладно, чего там, – сдался я под напором домашних, – проходи, садись.
Азнавур великодушно позволил себя уговорить и, передав мне пергамент, расположился за столом.
– Мне неловко признаться, но я очень люблю бывать у вас в гостях, – скромно потупился мой помощничек, тем самым вызвав целый поток радости у моих домочадцев.
– Да что ты, Азнавур, нам тоже…
– Мы также…
Тьфу, даже смотреть противно! Все мое семейство просто без ума от вежливого, культурного, образованного, опрятного, отзывчивого Азнавурчика. Впрочем, этих эпитетов можно добавить еще десятка два. И мало того что Антип с Кузьминичной (Селистена не решается) постоянно сюсюкаются с ним, так еще имеют наглость ставить его мне в пример! Мол, именно таким должен быть образец молодого человека. Один раз Антип даже выдал фразу, что, мол, если бы я был хоть немного похож на него, то это значительно упрочило и улучшило наши с ним отношения. И это после того, что я для него сделал!
Ладно, пока этот насквозь положительный пример прогрессивной молодежи охмуряет моих домочадцев, я вам быстренько поведаю, откуда он появился в моей жизни.
Примерно год назад, когда коварный план Антипа полностью удался и я уже вовсю вкалывал в боярской думе, вдруг узнал, что какого-то молодца за нелепую кражу какой-то побрякушки собираются казнить. Видите ли, в свое время приняли такой закон, что вора, ежели его застукали на месте преступления, непременно нужно укоротить на голову, причем при всем честном народе, чтобы другим неповадно было.
Действие этого самого закона я когда-то чуть было не испытал на своей шкуре (то есть шее), и тоже по нелепому стечению обстоятельств. И если я тогда благодаря колдовству, превращениям и личному героизму выкрутился, то молодцу повторить мой подвиг вряд ли бы удалось. Именно поэтому я решил самолично разобраться в случившемся и отправился в темницу на встречу с задержанным горе-воришкой.
Темница меня встретила как родного. Не в том смысле, что меня опять кинули за решетку, а в том, что я там уже неоднократно бывал (а что вы хотите? Бурная молодость, знаете ли). Но на этот раз я вошел туда не под конвоем, а наоборот, облеченный властью и в ненавистной бобровой шапке, которую из-за низких потолков пришлось тащить под мышкой. Узник встретил меня настороженно, впрочем, чего еще было ждать от человека, приговоренного к смертной казни. Однако после того как я рассказал, что тоже когда-то начал свои похождения в Кипеж-граде именно с этой самой камеры, он расслабился, и разговор потек сам собой.
Азнавур – так звали моего нового знакомого. Роста он был высокого, волосы длинные, черные, схваченные на затылке в хвост. Черты лица, на мой взгляд, были слишком утонченные, но довольно миловидные.
Оказалось, что еще сызмальства батюшка направил его на обучение в какой-то шибко мудреный заграничный город. Отучиться-то он там отучился, но вот, когда вернулся, узнал, что его отца погубили лихие люди. Дом, имущество пошло по ветру, и оказалось, что никому он, собственно, и не нужен. Перебрался в город и в первый же день в одной из лавок на базаре увидел золотую цепь, как две капли похожую на ту, что носил на шее его отец. Денег у него не было, а упускать дорогую сердцу вещь не хотелось. И он не нашел ничего лучшего, как попытаться украсть ее. Дальше просто – стража, скорый суд и темница.
Честно говоря, поначалу я ему не поверил. Ведь практически такую же историю я сам когда-то сочинил, стоя на эшафоте, чтобы народ разжалобить, и мне руки развязали. Только у меня был не батюшка, а матушка и не цепь, а перстень. И врал я тогда красиво, эффектно и жалостливо. После моего выступления бабы в голос рыдали, а мужики предлагали подвести меня под амнистию и освободить вчистую. Единственными, кто тогда не поверил, были Антип да еще Шарик. Первый тогда еще не был моим тестем, а второй лохматым другом.
Так что я вдруг влез в шкуру премьер-боярина. Ну не поверил ему, и все! Правда, удивительно было, что Азнавур этот ничего для себя не требовал – ни снисхождения, ни пощады. Наоборот, раскаивался и готов был на заре поближе познакомиться с палачом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51