Колдун мог и в самом деле сломать мне кость, если б ударил как надо, а не просто искалечить меня иллюзией, сотканной внутри моего ума.
– Так что случилось? – настойчиво вопросил Сезарр, втирая мазь в глубокие царапины. С тех пор как я прибыл сюда, я довольно часто делал то же самое для него и Гривала.
– Каеска готовит заговор, чтобы убить Мали и ее ребенка. Она уверена, что сможет потом родить своего собственного ребенка и снова стать Первой женой.
Презрительно фыркнув, Сезарр покачал головой.
– Этот человек приехал сюда не для торговли, он приехал помочь Каеске использовать магию против Мали и Шек Кула.
Руки Сезарра замерли. Он поднял голову и уставился на меня, изумленно приоткрыв рот.
– Клянусь, это правда, – молвил я, не отводя от него глаз. – Я уже встречал таких людей и знаю, на что они способны. Их колдовство убило моего друга, который был мне ближе, чем брат. Их магия украла его разум и обратила его клинок против меня.
Боль в моем голосе, когда я говорил об Айтене, более чем компенсировала мои слабые познания в алдабрешском языке. Сезарр не мог сомневаться в правдивости моих слов.
– Ты сказал Ляо?
Я кивнул.
– Она хочет, чтобы Гар узнала прежде, чем Каеску обвинят перед Шек Кулом.
Непередаваемое облегчение отразилось на лице Сезарра.
– Гар никогда бы не участвовала в таком заговоре, ты должен это знать наверняка, – уверял он меня. – Она бы ни за что не связалась с магией и никогда бы не причинила вред ребенку.
– Конечно, – подтвердил я. – Ляо так и не думала.
– Магия, – с отвращением повторил Сезарр. – Эта Каеска пала так низко… – Не найдя подходящих слов, раб снова покачал головой.
– Они знают, что я могу разоблачить их. – Я указал на свои синяки. – Они убьют меня, если сумеют.
– Не убьют, пока я с тобой, – зловеще пообещал Сезарр. Мысль о дружеском мече у меня под боком была, несомненно, ободряющей. – Идти можешь?
Я кивнул и, встав, последовал за рабом к главным воротам. Он вызвал командира Стражи, коренастого, темнокожего алдабрешца; я не раз видел, как Шек Кул что-то с ним обсуждает. Я мало что понял из торопливых объяснений Сезарра, но суть была очевидна: Стража на воротах удвоилась, и две четверки слуг с обнаженными мечами пошли прочесывать сад.
– Они арестуют Каеску, если найдут ее? – спросил я Сезарра.
Он с суровым видом шагал ко дворцу, держа руку на мече.
– Ей придется объясниться перед Шек Кулом, – ответил раб с угрожающей интонацией.
Мы вошли в апартаменты Каески, где порванная шелковая занавеска одиноко колыхалась на сквозняке и повсюду немым свидетельством валялись обломки мебели.
– Зачем она это делает? – возмутился Сезарр. – Кто этот человек, что имеет над ней такую власть?
– Он колдун. Он умеет проникать в разум человека и подчинять его своей воле. – Справедливости ради стоило напомнить этим людям, что Ледяной островитянин манипулирует Каеской.
Мы вышли из гостиной через двери в сад и видели, как командир Стражи встретился с двумя солдатами и те развели руками. Значит, никого не нашли.
– А еще Каеска травила рыбу, – вдруг вспомнил я. – Как ты думаешь, зачем?
Сезарр побелел от ужаса.
– Она хочет сделать для ребенка дурные предзнаменования! – выпалил он с отвращением. – Покажи мне!
Я повел его к отравленному фонтану, и Сезарр уставился на горсти мертвых рыбок, плавающих на поверхности.
– Ну, с этим мы справимся, – отрубил он.
Подозвав испуганного садовника, раб велел ему слить воду из фонтана и ошпарить его как следует, а сам пошел проверять остальных рыб, птиц и животных. Я не мог бы сказать, хворают ли ящерицы, они сидели, как всегда бесстрастные, на своих камнях и древесных ветках, глядя вокруг тусклыми глазами; Сезарр заверил меня, что они не пострадали, объяснив заодно, что они имеют некое значение для воеводы, но, должен признаться, я так и не понял – какое. Мертвых птиц заметить было легче, и Сезарр отправился прямо к управляющему, который тотчас послал мальчишку собирать печальные трупики с пола вольеров, принадлежащих Ляо и Мали. По серьезным лицам слуг я понял, что со стороны Каески дело зашло гораздо дальше простой злобы против любимых животных соперницы, но, казалось, никто не хочет это обсуждать.
Управляющий направил свои стопы к воротам – поговорить со Стражей, а я поспешил за Сезарром к морщинистому старику, громко стенавшему над потерями. Его многословные причитания смолкли, только когда Сезарр рассказал о Каеске, которая привезла на остров колдуна. По мере того как все больше людей вовлекалось в разоблачение низкого и ничтожного замысла Каески с животными, весть о ее тайном сговоре с колдуном распространялась, и я с некоторой опаской подумал о том, как отнесется к этому Ляо. Вряд ли ее обрадует, что лучшая руна в ее руке уже разыграна без ее согласия.
С другой стороны, я вскоре понял, что, сам того не желая, заслужил одобрение среди дворцовой челяди. Люди кивали мне, улыбались и отпускали непонятные реплики, в которых тем не менее ясно слышалась благодарность. Я даже вышел за ворота с корзиной мертвых птиц и рыб, коих мы разбросали по кишащему крабами пляжу. Я украдкой озирался по сторонам – нет ли возможности сбежать, – как вдруг со всех сторон послышались возбужденные крики. Все с восторгом смотрели на море, но при этом торопливо отступали под деревья. Захваченный врасплох, я остался один на песке, во все глаза глядя на чудовище, которое плыло по узкому проливу, медленно извиваясь.
Это был морской змей. Все заверения матери, убеждавшей меня в детстве, что таких существ нет, что это только сказки, подобно Элдричскому Народцу, пошли прахом, когда на моих глазах массивные, кожистые кольца поднимались из воды и снова падали. Длинный серовато-зеленый плавник бежал вдоль хребта, рассыпая мириады сверкающих капель: чудовище ломало поверхность моря. Оно не было чешуйчатым, как змеи или рыбы, его кожа, тусклая и шероховатая, казалась маслянистой от воды, стекающей с нее извилистыми ручейками. Огромная голова поднялась над мутными водами, длинная и тупоносая, такая же толстая, как огромное тело, без всякого намека на шею; громадный рот, полный желтых иглоподобных зубов, разинулся на мгновение, крошечные черные глазки разглядывали меня, почти невидимые на темной коже. Островитяне застыли в благоговейном молчании, а огромное животное резко ушло под взбаламученные воды, шлепнув напоследок хвостом в дальнем конце пролива. Такого безумия, какое началось на берегу, я никогда в жизни не видел. Восторженные крики звенели в ушах, когда толпа несла меня обратно ко дворцу, а народу все прибывало и прибывало – весть распространялась быстро. Все еще не веря только что увиденному, я думал лишь об одном: если и смоюсь с этого острова, то, конечно, не вплавь.
– Что все это значит? – спросил я наконец Сезарра, пробившись к нему сквозь толпу.
– Видеть Рек-э-нала – это чудесное предзнаменовение, великий знак дня, – объяснил он, широко улыбаясь. – Тебя ждет огромная удача.
Я поверю в это, если останусь жив – если моя собственная причастность к магии не будет раскрыта, а эльетимм не вонзит нож мне в спину.
До конца дня Сезарр не отходил от меня ни на шаг – можно было подумать, будто я ношу его кошелек. К моей безмерной радости, ни Каески, ни эльетимма нигде не было видно. Во время повторных обходов садов, фонтанов и вольеров мы не заметили больше смертей среди птиц и рыб, так как они были заменены новыми, – их несла сюда Талагрин знает откуда непрерывная вереница потрясенных островитян.
У Мали продолжались схватки. Мы слышали прерывистые крики с верхнего этажа, когда наш путь время от времени приводил нас под высокие стены дворца, и обменивались взглядами, которые не нуждались в переводе, и разделяли наше виноватое облегчение, что никому из нас двоих не придется рожать. Солнце, огромное, оранжевое, уже висело над горизонтом, и наконец тонкий, высокий вопль пронзил напряженную тишину, спустившуюся над территорией дворца. Сады взорвались ликующими криками, из всех дверей высыпали люди – ни за что бы не поверил, что здесь их такое количество.
Я старался не отставать от Сезарра, который проталкивался сквозь толпу ко дворцу. Со всех сторон к нему неслись вопросы, и раб смеялся и согласно кивал. Тут и там люди менялись обломками глиняной посуды, и я внезапно понял: возможно, алдабрешцы не пьют ничего более крепкого, чем их дрянное вино, не вдыхают дым и не жуют листья, но они самые страстные игроки, каких я когда-либо знал. Однажды вечером, не так давно, я застал Ляо и Мали, когда они ставили целое состояние в виде драгоценных камней на крошечных желтых ящерок, карабкавшихся по стенам столовой.
Я дернул Сезарра за рубаху.
– Мальчик или девочка?
– Мальчик, – ухмыльнулся он. – Кто проиграл, пять дней относит тарелки на кухню.
Я засмеялся и взял у него глиняный черепок – залог, покрытый алдабрешской вязью.
Мы поднялись на верхний этаж – Ляо и Гар стояли в коридоре, обе усталые и всклокоченные, в заляпанных кровью одеждах. Гар бросилась к Сезарру и обняла его в удивительном проявлении чувств, слезы блестели на ее щеках. Я неуверенно посмотрел на Ляо: казалось, она сама вот-вот заплачет. Она встряхнулась как котенок, попавший под дождь, и уцепилась за мою руку.
– Пойдем посмотрим нашего нового сына.
Итак, мне пять дней предстоит лавировать с тяжело нагруженными подносами по лестницам и коридорам, чтобы облегчить жизнь Сезарру. Тем не менее я улыбнулся рабу, а он ответил мне ухмылкой над головой Гар и последовал за Ляо к покоям Мали, где новоиспеченная мать полулежала в своей постели среди свежих одеял, опираясь на плечо Шек Кула. Она баюкала на груди крохотный сопящий сверток, увенчанный хохолком густых черных волос, как доказательством, что это, несомненно, ребенок Шек Кула. Мали выдавила слабую улыбку, и я ухитрился улыбнуться ей, хотя никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь был настолько измучен и все еще оставался в сознании.
Шек Кул посмотрел на меня и в первый раз, с тех пор как я угодил во всю эту передрягу, обратился прямо ко мне:
– Это мой сын, Шек Най. Ты будешь защищать его, как если б он был плоть от плоти твоей.
Я посмотрел на крошечное, нежное личико, глаза, зажмуренные от странности этого мира, и кивнул. Уж это не будет ни трудностью, ни угрозой любой другой верности, которую я хранил. Я оглянулся на Ляо. Как скоро она намерена действовать, чтобы устранить опасность, нависшую над этой детской жизнью? Должно быть, Ляо прочла этот вопрос на моем лице, потому что слегка нахмурилась и взглядом велела мне выйти за дверь.
– У Мали все хорошо? – спросил я, держась, как обычно, на шаг позади госпожи, когда мы шли к ее покоям.
Я смутно представлял себе, что может случиться с женщиной во время родов, но среди моих знакомых я видел достаточно мужчин, которые рыдали, ставя малиновую урну в усыпальницу к Дрианон.
– Мали прекрасно все перенесла, повитуха очень довольна, – ответила Ляо. – Аспекты небес тоже весьма благоприятны. Мы должны проследить, чтобы звезды полностью записали.
Она уставилась в потолок, ее мысли были явно заняты чем-то другим. Я не утерпел и спросил напрямик:
– Когда ты расскажешь Шек Кулу о Каеске и ее маге?
– А? Что? – оглянулась Ляо, взяв кувшин с фруктовым соком. – Вы, жители материка, отмечаете только солнце или какая луна стоит выше, не так ли? Ты знаешь время своего рождения? Мы могли бы составить карту твоих звезд, если знаешь…
Из всех неуместных вопросов, которыми могла заинтересоваться Ляо, тот факт, что я родился под Малой луной, казался наиболее бессмысленным.
– Каеска и маг напали на меня сегодня, погляди на мою ногу. Меня могли убить. Каеска использовала яды, травила птиц и рыб.
Я похолодел от ужаса. Где ползала эта гадюка, пока мы с Сезарром срывали ее планы в саду? Любой напиток, стоявший в комнатах, может быть отравлен. Я выбил фарфоровую чашку из рук Ляо. Чашка разбилась, и липкий сок забрызгал нас обоих. К счастью, Ляо так опешила, что даже забыла меня отчитать.
Проклиная боль в ноге, я встал на колени, макнул палец в лужицу сока, помазал им губу и стал лихорадочно ждать какого-то жжения или онемения, что выдало бы наличие отравы. А затем рассказал изумленной Ляо, до чего богатым на события был этот мой день.
– Я принесу тебе свежий сок с кухни, тогда мы будем уверены, что он безопасен.
Я немедля вышел, твердо решив, что Ляо должна обвинить Каеску как можно скорее. Я отказывался и дальше терпеть неуверенность и страх.
Вернувшись, я обнаружил Ляо в ванной комнате – она сдирала свою окровавленную и забрызганную соком одежду. Я протянул ей чашку и удалился в некотором смущении. Было довольно легко игнорировать ее соблазнительные формы, когда я думал, что любая рука, коснувшаяся ее, будет мгновенно отрублена разгневанным воеводой. Казалось, ее утренние откровения сняли оковы с моих желаний – старый пес проснулся и лаял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Так что случилось? – настойчиво вопросил Сезарр, втирая мазь в глубокие царапины. С тех пор как я прибыл сюда, я довольно часто делал то же самое для него и Гривала.
– Каеска готовит заговор, чтобы убить Мали и ее ребенка. Она уверена, что сможет потом родить своего собственного ребенка и снова стать Первой женой.
Презрительно фыркнув, Сезарр покачал головой.
– Этот человек приехал сюда не для торговли, он приехал помочь Каеске использовать магию против Мали и Шек Кула.
Руки Сезарра замерли. Он поднял голову и уставился на меня, изумленно приоткрыв рот.
– Клянусь, это правда, – молвил я, не отводя от него глаз. – Я уже встречал таких людей и знаю, на что они способны. Их колдовство убило моего друга, который был мне ближе, чем брат. Их магия украла его разум и обратила его клинок против меня.
Боль в моем голосе, когда я говорил об Айтене, более чем компенсировала мои слабые познания в алдабрешском языке. Сезарр не мог сомневаться в правдивости моих слов.
– Ты сказал Ляо?
Я кивнул.
– Она хочет, чтобы Гар узнала прежде, чем Каеску обвинят перед Шек Кулом.
Непередаваемое облегчение отразилось на лице Сезарра.
– Гар никогда бы не участвовала в таком заговоре, ты должен это знать наверняка, – уверял он меня. – Она бы ни за что не связалась с магией и никогда бы не причинила вред ребенку.
– Конечно, – подтвердил я. – Ляо так и не думала.
– Магия, – с отвращением повторил Сезарр. – Эта Каеска пала так низко… – Не найдя подходящих слов, раб снова покачал головой.
– Они знают, что я могу разоблачить их. – Я указал на свои синяки. – Они убьют меня, если сумеют.
– Не убьют, пока я с тобой, – зловеще пообещал Сезарр. Мысль о дружеском мече у меня под боком была, несомненно, ободряющей. – Идти можешь?
Я кивнул и, встав, последовал за рабом к главным воротам. Он вызвал командира Стражи, коренастого, темнокожего алдабрешца; я не раз видел, как Шек Кул что-то с ним обсуждает. Я мало что понял из торопливых объяснений Сезарра, но суть была очевидна: Стража на воротах удвоилась, и две четверки слуг с обнаженными мечами пошли прочесывать сад.
– Они арестуют Каеску, если найдут ее? – спросил я Сезарра.
Он с суровым видом шагал ко дворцу, держа руку на мече.
– Ей придется объясниться перед Шек Кулом, – ответил раб с угрожающей интонацией.
Мы вошли в апартаменты Каески, где порванная шелковая занавеска одиноко колыхалась на сквозняке и повсюду немым свидетельством валялись обломки мебели.
– Зачем она это делает? – возмутился Сезарр. – Кто этот человек, что имеет над ней такую власть?
– Он колдун. Он умеет проникать в разум человека и подчинять его своей воле. – Справедливости ради стоило напомнить этим людям, что Ледяной островитянин манипулирует Каеской.
Мы вышли из гостиной через двери в сад и видели, как командир Стражи встретился с двумя солдатами и те развели руками. Значит, никого не нашли.
– А еще Каеска травила рыбу, – вдруг вспомнил я. – Как ты думаешь, зачем?
Сезарр побелел от ужаса.
– Она хочет сделать для ребенка дурные предзнаменования! – выпалил он с отвращением. – Покажи мне!
Я повел его к отравленному фонтану, и Сезарр уставился на горсти мертвых рыбок, плавающих на поверхности.
– Ну, с этим мы справимся, – отрубил он.
Подозвав испуганного садовника, раб велел ему слить воду из фонтана и ошпарить его как следует, а сам пошел проверять остальных рыб, птиц и животных. Я не мог бы сказать, хворают ли ящерицы, они сидели, как всегда бесстрастные, на своих камнях и древесных ветках, глядя вокруг тусклыми глазами; Сезарр заверил меня, что они не пострадали, объяснив заодно, что они имеют некое значение для воеводы, но, должен признаться, я так и не понял – какое. Мертвых птиц заметить было легче, и Сезарр отправился прямо к управляющему, который тотчас послал мальчишку собирать печальные трупики с пола вольеров, принадлежащих Ляо и Мали. По серьезным лицам слуг я понял, что со стороны Каески дело зашло гораздо дальше простой злобы против любимых животных соперницы, но, казалось, никто не хочет это обсуждать.
Управляющий направил свои стопы к воротам – поговорить со Стражей, а я поспешил за Сезарром к морщинистому старику, громко стенавшему над потерями. Его многословные причитания смолкли, только когда Сезарр рассказал о Каеске, которая привезла на остров колдуна. По мере того как все больше людей вовлекалось в разоблачение низкого и ничтожного замысла Каески с животными, весть о ее тайном сговоре с колдуном распространялась, и я с некоторой опаской подумал о том, как отнесется к этому Ляо. Вряд ли ее обрадует, что лучшая руна в ее руке уже разыграна без ее согласия.
С другой стороны, я вскоре понял, что, сам того не желая, заслужил одобрение среди дворцовой челяди. Люди кивали мне, улыбались и отпускали непонятные реплики, в которых тем не менее ясно слышалась благодарность. Я даже вышел за ворота с корзиной мертвых птиц и рыб, коих мы разбросали по кишащему крабами пляжу. Я украдкой озирался по сторонам – нет ли возможности сбежать, – как вдруг со всех сторон послышались возбужденные крики. Все с восторгом смотрели на море, но при этом торопливо отступали под деревья. Захваченный врасплох, я остался один на песке, во все глаза глядя на чудовище, которое плыло по узкому проливу, медленно извиваясь.
Это был морской змей. Все заверения матери, убеждавшей меня в детстве, что таких существ нет, что это только сказки, подобно Элдричскому Народцу, пошли прахом, когда на моих глазах массивные, кожистые кольца поднимались из воды и снова падали. Длинный серовато-зеленый плавник бежал вдоль хребта, рассыпая мириады сверкающих капель: чудовище ломало поверхность моря. Оно не было чешуйчатым, как змеи или рыбы, его кожа, тусклая и шероховатая, казалась маслянистой от воды, стекающей с нее извилистыми ручейками. Огромная голова поднялась над мутными водами, длинная и тупоносая, такая же толстая, как огромное тело, без всякого намека на шею; громадный рот, полный желтых иглоподобных зубов, разинулся на мгновение, крошечные черные глазки разглядывали меня, почти невидимые на темной коже. Островитяне застыли в благоговейном молчании, а огромное животное резко ушло под взбаламученные воды, шлепнув напоследок хвостом в дальнем конце пролива. Такого безумия, какое началось на берегу, я никогда в жизни не видел. Восторженные крики звенели в ушах, когда толпа несла меня обратно ко дворцу, а народу все прибывало и прибывало – весть распространялась быстро. Все еще не веря только что увиденному, я думал лишь об одном: если и смоюсь с этого острова, то, конечно, не вплавь.
– Что все это значит? – спросил я наконец Сезарра, пробившись к нему сквозь толпу.
– Видеть Рек-э-нала – это чудесное предзнаменовение, великий знак дня, – объяснил он, широко улыбаясь. – Тебя ждет огромная удача.
Я поверю в это, если останусь жив – если моя собственная причастность к магии не будет раскрыта, а эльетимм не вонзит нож мне в спину.
До конца дня Сезарр не отходил от меня ни на шаг – можно было подумать, будто я ношу его кошелек. К моей безмерной радости, ни Каески, ни эльетимма нигде не было видно. Во время повторных обходов садов, фонтанов и вольеров мы не заметили больше смертей среди птиц и рыб, так как они были заменены новыми, – их несла сюда Талагрин знает откуда непрерывная вереница потрясенных островитян.
У Мали продолжались схватки. Мы слышали прерывистые крики с верхнего этажа, когда наш путь время от времени приводил нас под высокие стены дворца, и обменивались взглядами, которые не нуждались в переводе, и разделяли наше виноватое облегчение, что никому из нас двоих не придется рожать. Солнце, огромное, оранжевое, уже висело над горизонтом, и наконец тонкий, высокий вопль пронзил напряженную тишину, спустившуюся над территорией дворца. Сады взорвались ликующими криками, из всех дверей высыпали люди – ни за что бы не поверил, что здесь их такое количество.
Я старался не отставать от Сезарра, который проталкивался сквозь толпу ко дворцу. Со всех сторон к нему неслись вопросы, и раб смеялся и согласно кивал. Тут и там люди менялись обломками глиняной посуды, и я внезапно понял: возможно, алдабрешцы не пьют ничего более крепкого, чем их дрянное вино, не вдыхают дым и не жуют листья, но они самые страстные игроки, каких я когда-либо знал. Однажды вечером, не так давно, я застал Ляо и Мали, когда они ставили целое состояние в виде драгоценных камней на крошечных желтых ящерок, карабкавшихся по стенам столовой.
Я дернул Сезарра за рубаху.
– Мальчик или девочка?
– Мальчик, – ухмыльнулся он. – Кто проиграл, пять дней относит тарелки на кухню.
Я засмеялся и взял у него глиняный черепок – залог, покрытый алдабрешской вязью.
Мы поднялись на верхний этаж – Ляо и Гар стояли в коридоре, обе усталые и всклокоченные, в заляпанных кровью одеждах. Гар бросилась к Сезарру и обняла его в удивительном проявлении чувств, слезы блестели на ее щеках. Я неуверенно посмотрел на Ляо: казалось, она сама вот-вот заплачет. Она встряхнулась как котенок, попавший под дождь, и уцепилась за мою руку.
– Пойдем посмотрим нашего нового сына.
Итак, мне пять дней предстоит лавировать с тяжело нагруженными подносами по лестницам и коридорам, чтобы облегчить жизнь Сезарру. Тем не менее я улыбнулся рабу, а он ответил мне ухмылкой над головой Гар и последовал за Ляо к покоям Мали, где новоиспеченная мать полулежала в своей постели среди свежих одеял, опираясь на плечо Шек Кула. Она баюкала на груди крохотный сопящий сверток, увенчанный хохолком густых черных волос, как доказательством, что это, несомненно, ребенок Шек Кула. Мали выдавила слабую улыбку, и я ухитрился улыбнуться ей, хотя никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь был настолько измучен и все еще оставался в сознании.
Шек Кул посмотрел на меня и в первый раз, с тех пор как я угодил во всю эту передрягу, обратился прямо ко мне:
– Это мой сын, Шек Най. Ты будешь защищать его, как если б он был плоть от плоти твоей.
Я посмотрел на крошечное, нежное личико, глаза, зажмуренные от странности этого мира, и кивнул. Уж это не будет ни трудностью, ни угрозой любой другой верности, которую я хранил. Я оглянулся на Ляо. Как скоро она намерена действовать, чтобы устранить опасность, нависшую над этой детской жизнью? Должно быть, Ляо прочла этот вопрос на моем лице, потому что слегка нахмурилась и взглядом велела мне выйти за дверь.
– У Мали все хорошо? – спросил я, держась, как обычно, на шаг позади госпожи, когда мы шли к ее покоям.
Я смутно представлял себе, что может случиться с женщиной во время родов, но среди моих знакомых я видел достаточно мужчин, которые рыдали, ставя малиновую урну в усыпальницу к Дрианон.
– Мали прекрасно все перенесла, повитуха очень довольна, – ответила Ляо. – Аспекты небес тоже весьма благоприятны. Мы должны проследить, чтобы звезды полностью записали.
Она уставилась в потолок, ее мысли были явно заняты чем-то другим. Я не утерпел и спросил напрямик:
– Когда ты расскажешь Шек Кулу о Каеске и ее маге?
– А? Что? – оглянулась Ляо, взяв кувшин с фруктовым соком. – Вы, жители материка, отмечаете только солнце или какая луна стоит выше, не так ли? Ты знаешь время своего рождения? Мы могли бы составить карту твоих звезд, если знаешь…
Из всех неуместных вопросов, которыми могла заинтересоваться Ляо, тот факт, что я родился под Малой луной, казался наиболее бессмысленным.
– Каеска и маг напали на меня сегодня, погляди на мою ногу. Меня могли убить. Каеска использовала яды, травила птиц и рыб.
Я похолодел от ужаса. Где ползала эта гадюка, пока мы с Сезарром срывали ее планы в саду? Любой напиток, стоявший в комнатах, может быть отравлен. Я выбил фарфоровую чашку из рук Ляо. Чашка разбилась, и липкий сок забрызгал нас обоих. К счастью, Ляо так опешила, что даже забыла меня отчитать.
Проклиная боль в ноге, я встал на колени, макнул палец в лужицу сока, помазал им губу и стал лихорадочно ждать какого-то жжения или онемения, что выдало бы наличие отравы. А затем рассказал изумленной Ляо, до чего богатым на события был этот мой день.
– Я принесу тебе свежий сок с кухни, тогда мы будем уверены, что он безопасен.
Я немедля вышел, твердо решив, что Ляо должна обвинить Каеску как можно скорее. Я отказывался и дальше терпеть неуверенность и страх.
Вернувшись, я обнаружил Ляо в ванной комнате – она сдирала свою окровавленную и забрызганную соком одежду. Я протянул ей чашку и удалился в некотором смущении. Было довольно легко игнорировать ее соблазнительные формы, когда я думал, что любая рука, коснувшаяся ее, будет мгновенно отрублена разгневанным воеводой. Казалось, ее утренние откровения сняли оковы с моих желаний – старый пес проснулся и лаял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80