Сделав глоток, глубоко вдохнул, дабы освободить ноздри от запаха крови и опорожненных кишок, но тут же закашлялся: от крепости спиртного перехватило дыхание. Мы передавали фляжку по кругу, пока остатки жидкости, примерно с палец, не заплескались на дне.
– Не так я хотела выпить отличнейшее белое бренди ценой в четыре кроны, – заметила Ливак, делая большой глоток.
– Я рад, что оно у тебя есть. – Шив прижимал руку к груди, но, похоже, спиртное неплохо притупляло боль.
– Ну, не то чтобы я за него платила, – великодушно призналась Ливак.
– А мы не пользуемся большой любовью, – весело заметил Вилтред, передавая мне фляжку, его глаза блестели на морщинистом лице.
И точно, купцы, спавшие ближе всех к нам, сгрудились теперь на дальней стороне своего костра и старались отодвинуться как можно дальше. Особенно подозрительные взгляды доставались Шиву. Два дородных возчика завернулись в плащи, готовясь провести оставшиеся ночные часы на сиденье повозки.
Но я их не винил. Видеть, как магия убивает и помогает убивать другим, – это действительно потрясение, никто не спорит. Мы, тормалинцы, не слишком жалуем магов, но в любой порядочного размера деревне отыщутся торговцы любовным зельем и хироманты, и среди них довольно много настоящих. Я вспомнил девочку с соседней улицы, которая оставила нашу маленькую школу, чтобы заниматься с магом в большей половине города на стороне Залива. Да, у многих из нас есть знакомые, друзья или родственники, чей рыболовный нюх или садоводческое чутье оказались магическим даром. Просто человек не представляет себе, что они пустят молнию из пальцев, оставляя бандита хрустящим, как печеная рыба. Однако это проблема Шива, не моя, во всяком случае, в данную минуту. Я зевнул, закутался в плащ и лег, чтобы ухватить свою долю недолгого сна, что нам еще предлагался.
Просторная тормалинская усадьба, стоящая среди садов на травянистом склоне холма
Темар глядел, все больше досадуя, как еще одно стадо костлявых коров, мычащих и фыркающих, втягивается в загоны. Пастухи перекрикивались, торопливо связывали переносные загородки, чтобы ни одно упрямое животное не отбилось и не погубило их дневную работу.
– Где мне найти эсквайра Лачальда? – грубовато спросил у Темара смуглый гуртовщик.
– В доме, – коротко ответил юноша. – Нет, погоди, я сам тебе покажу.
Пора поговорить с Лачальдом, решил он внезапно, пора разъяснить, что имел в виду сьер, когда писал распоряжения, привезенные Темаром. Он быстро зашагал через сад к воротам, ведущим в заросший травой внутренний двор. Невысокому гуртовщику приходилось едва ли не бежать, чтобы не отставать от длинноногого юноши. Эсквайр дал выход раздражению, сильным толчком распахнув дверь длинного одноэтажного дома, окружавшего лужайку.
– Чем могу помочь? – поднял голову Лачальд.
Он сидел за столом, почти невидимый из-под пергаментов, испещренных цифрами и пометками, нередко зачеркнутыми и исправленными. Его толстые пальцы были испачканы чернилами, а редкие белокурые волосы торчали в разные стороны.
– Мое почтение, ваша честь. – Гуртовщик неуверенно покосился на Темара, однако продолжал: – Мы пригнали стада с западного пастбища, и это, считай, последний скот. Овцы шли сразу за нами, должны быть здесь через час, от силы два.
– Спасибо, Ран. – Лачальд порылся в пергаментах и втиснул пометку на узкое поле листа. – Ступай поешь. Да, передай управляющему, что я велел открыть для всех бочонок вина. Нет смысла тащить его обратно в Тормалин, если можно выпить здесь, не так ли?
– Очень вам благодарен, ваша честь. – Ран поспешно наклонил голову и исчез, радуясь возможности сбежать от ощутимого раздражения Темара.
– У вас что-то важное, эсквайр? – Лачальд чинил перо, не поднимая головы. – Я очень занят.
– Почему мы медлим? Почему ждем, когда пастухи приведут еще одно стадо тощих коров и паршивых овец? – Темар даже не потрудился умерить свою досаду. – Я ведь сказал, что главное – это лошади, они намного ценнее для сьера. Мы должны были уехать еще несколько дней назад.
– Сьер приказал мне вывезти его движимое имущество и арендаторов с этой окраины Далазора в том порядке, какой я сочту наилучшим. – Лачальд положил ладонь на пергамент, на котором Темар разглядел личную печать деда. – Я не собираюсь жертвовать будущим семей, преданно работавших на это поместье в течение поколений, только ради того, чтобы удовлетворить ваше желание получить быстрые деньги.
– Деньги – это то, что нужно сьеру, – сердито парировал Темар.
Лачальд справился с пергаментом.
– Он объяснил, что желает финансировать участие в создании новой колонии, и я всецело доверяю его решению. Однако моя задача – обеспечить, чтобы каждый, кто уезжает отсюда, увез с собой как можно больше своего имущества и чтобы каждое животное, которое удастся найти, было взято.
– Какой прок собирать изголодавшийся за зиму скот? У него же мясо жесткое как подметка!
– Он еще откормится на пастбищах вокруг Великого Западного тракта. – Лачальд склонился над своими документами, давая понять, что разговор закончен.
– Но это значит, что его не продать до второй половины лета!
Упершись ладонями в стол, Темар наклонился вперед и зловеще уставился на Лачальда. Но толстяк и бровью не повел.
– Ден Феллэмион хочет отплыть еще до конца поствесны, а нам будет нужен целый сезон на подготовку, если мы намерены присоединиться к нему.
– Пусть мессир Ден Феллэмион отплывает, когда захочет. – Сталь, спрятанная под жирком Лачальда, зазвенела в его голосе. – Доходы от продажи скота помогут обосноваться арендаторам по эту сторону океана. Желание сьера, чтобы никто не остался в нужде, совершенно понятно.
– Они не останутся в нужде, они могут поехать со мной в новую колонию, если, конечно, мы когда-нибудь купим и снарядим судно! – с презрительной гримасой процедил Темар. – Вот почему нам следует возвращать лишь ту ценную собственность, которую можно немедленно превратить в деньги: племенных животных, лошадей для когорт, вино и спирт, в меру зрелые для продажи. Нам необходимо двигаться быстро, а мы не сможем двигаться быстро, если будем останавливаться через каждые пол-лиги из-за телящейся коровы!
– А как же быть с теми, кого сьер заставляет уезжать отсюда, но кто не желает рисковать жизнью в океане в поисках неведомой земли, полной Талагрин знает каких опасностей? – Теперь в голосе толстяка слышалось раздражение. – Бросить их здесь вместе с разбитыми кухонными горшками?
– Если они хотят остаться, в то время как благоразумные Дома отступают из Далазора, пусть остаются. В любом случае уже через пять лет не будет никакого тормалинского присутствия по эту сторону Астовых болот.
– И какое это имеет отношение к делу?
Онемев от неожиданности, юноша молча буравил Лачальда взглядом, затем резко повернулся и шагнул к двери.
– Знаете, эсквайр Д'Алсеннен, если вы намерены когда-либо стать достойным сьером нашего Дома, вам придется научиться по-человечески поступать с людьми. – Толстяк откинулся на стуле и с насмешливым видом скрестил руки.
Раскрыв рот, Темар полуобернулся, удивление на его лице несколько опередило закипавший гнев.
– Меня послали сюда с конкретным заданием, а ты…
Юноша теперь кричал, но Лачальд все так же бесстрастно сидел за столом со скрещенными руками.
– Да заткнись ты! – рявкнул он во все горло, легко заглушив запальчивые обвинения Темара.
Теперь молодой эсквайр клокотал от злости, разрываясь между двумя желаниями – продолжать спор или уйти, хлопнув дверью.
– Возьми-ка вина и обсудим наш выбор как разумные люди, – едко промолвил Лачальд. – Он повернулся к полке и достал из-за книг два зеленоватых кубка и бутылку вина. – Риэль считает, что я слишком много пью в течение дня, – объяснял толстяк, протягивая Темару кубок. – Если я позвоню, она пришлет одно слабое пиво. Ну, сядешь, что ли?
Мгновение поколебавшись, Темар взял вино и отыскал табурет под стопой гроссбухов.
– Так-то лучше. – Сделав долгий глоток, Лачальд прикрыл глаза, обведенные серыми кругами усталости. – Я знаю, что именно верховые лошади, быки, бараны и так далее заработают кроны на покупку вашего корабля. Я желаю вам всего наилучшего, и мы воскурим благовоние Дастеннину, когда вы отплывете. – Он поднял тост, и юноша нехотя отпил из своего все еще полного кубка.
– Тогда почему мы не… – взговорил Темар. Но Лачальд перебил его.
– Меж тем я должен смотреть на игру в целом, видеть, куда упадут руны. Я не требую, чтобы ты ждал стада и запряженные волами повозки, когда мы минуем Астовы болота. Желаете снять сливки? Пожалуйста, как только мы снова будем под защитой когорт. Но до тех пор нам нужно держаться вместе, иначе одно нападение жителей равнин порубит нас на куски. Будь я также проклят, если оставлю здесь хоть что-нибудь, что эти сучьи дети смогут использовать против других поселений в округе. Если б я не думал, насколько дурно это повлияет на дух людей, я бы поджег усадьбу накануне завтрашнего отъезда!
– Почему ты мне раньше этого не сказал? – в сердцах упрекнул его Д'Алсеннен.
– А почему ты не спрашивал? – бросил в ответ Лачальд, сверкнув темными глазами. – Почему ты не захотел принять во внимание тот факт, что я хорошо знаю свое дело, почти поколение управляя этими пастбищами для сьера?
– Примите мои извинения, эсквайр, – натянуто выговорил Темар.
– Принимаю, эсквайр, – с ироничной церемонностью ответил толстяк.
Юноша осушил кубок и деликатно поставил его на край стола.
– Увидимся за ужином, – твердо произнес он, направляясь к выходу.
Покачав ему вслед головой одновременно с досадой и смехом, Лачальд вновь склонился над бесконечными списками, порожденными этим отъездом.
В колоннаде за дверью конторы Темар в нерешительности остановился. Из-за низких черепичных крыш неслись усталые крики людей и недовольное мычание скота. Юноша посмотрел на ссадину от веревки, тянущуюся поперек ладони, синяки на обеих руках и решил, что выполнил за один день достаточно тяжелой работы для процветания своего Дома.
Солнце пряталось за главным зданием, когда Темар шагал к нему прямо по траве, и в темнеющей голубизне неба золотились облака, гонимые вечными ветрами Далазора. Отломив веточку жар-пера, растущего в одной из ваз, расставленных вдоль колоннады, юноша остановился, растер в пальцах листья и вдохнул резкий аромат. На минуту закрыв глаза, он подумал о матери, она любила добавлять эту траву в свои настои. Ее свадьба на Зимнее Солнцестояние была единственным приятным событием за последнее время, когда не велись споры по поводу экспедиции Ден Феллэмиона.
Темар вошел в большую прихожую. Эхо его шагов отражалось от голых стен. Затейливые драпировки, демонстрировавшие качество выращенной здесь шерсти, были уже упакованы и сложены на повозку. Со всех сторон доносились звуки хлопотливой деятельности, и у юноши мелькнула виноватая мысль, что он продолжал работать со скотом лишь для того, чтобы не таскать оставшуюся мебель. Из одной двери торопливо вышла горничная. Она удивилась, увидев Темара, как, впрочем, и он – увидев ее, и быстро сделала книксен.
– Извините, – пробормотала горничная, прошмыгнув мимо с охапкой книг и дорожной конторкой Риэль.
Должно быть, они наконец освобождают личные апартаменты, заключил эсквайр. Новая мысль осенила его, и Темар потянул носом, повернув голову к кухонному крылу. В доме совсем не пахнет ужином, мрачнея, понял он. Стук сковородок и глиняной посуды, вероятно, означал, что их тоже складывают, дабы везти с собой. В этом случае они потащатся с большим числом фургонов, чем если бы везли поклажу в императорском поезде.
Вернувшись в колоннаду, юноша направился кругом к усыпальнице и закрыл за собой дверь. Две статуи воззрились на него с мраморной бесстрастностью. Темар взял стул и сел, задумчиво глядя на фигуры высотой в половину человеческого роста.
Талагрин был не тем богом, которому он привык поклоняться. Благосклонность владыки диких мест кажется немного неуместной, когда живешь в одном из крупнейших городов Тормалина. Эсквайр внезапно испугался: не услышал ли бог эту невольную непочтительность? Безусловно, милость Талагрина придется весьма кстати, когда они будут врубаться в дебри той далекой земли. Юноша открыл ящик в постаменте фигуры, задрапированном в шкуру давно забытого хищника, и вынул благовонную палочку. Она была свежая и еще липкая, а в чаше для пожертвований перед богом серел недавний пепел. Видно, не один Темар искал божественной защиты от опасностей предстоящих путешествий. Эсквайр высек огнивом искры на скрученную прядь сухой шерсти и зажег благовоние. Чуть погодя юноша вдохнул ароматный дым, чувствуя, как он снимает напряжение за глазами, которое весь день грозило взорваться головной болью.
Ларазион взирала на него поверх охапки цветов, фруктов и голых веток, пока Темар готовил второе пожертвование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80