Гена по-прежнему нависал над передним сиденьем. Автомата в его руках не было, зато парень в кепке сжимал деревянную рукоятку ножа. На бледных лицах одного и другого менялись, как кадры при ускоренной съемке, растерянность, страх, злоба.
Направив машину в кювет, так, что она чуть ли не легла набок, Андрей первым выскочил наружу, рванул дверцу салона и вытащил оттуда Гену. Ошалело хлопая глазами и шмыгая разбитым носом, тот упирался, стараясь нащупать выпавший из рук автомат.
– Ах ты сука! – шипел он, сверля Андрея злыми глазами. – Гвоздь, чего бельма вылупил?! Достань его перышком!
Андрей стукнул Гену головой о стойку двери, потом добавил кулаком. Тот, обмякнув, сунулся лицом в кучу сырого валежника, правая рука его уцепилась за травянистую кочку. Гвоздь перевесился через переднее сиденье, стараясь достать автомат.
Андрей сгреб его за пояс, вытащил из машины и сильным ударом в подбородок опрокинул на землю. Пока тот считал мельтешащие перед глазами зеленые звезды, подобрал с переднего сиденья нож, сунул его рукояткой вниз в карман куртки, достал с резинового коврика автомат. Передернув затвор, убедился, что он заряжен.
Первым очухался Гена, он встал на колени, снизу вверх уставился на Андрея сузившимися глазами, из носа текла тоненькая струйка крови.
– Надо было тебя, суку, в машине пришить… – сквозь стиснутые зубы выдавил он.
– За то, что я вас подвез? – усмехнулся Андрей.
Только сейчас он освободился от напряженности, которую всегда ощущал при реальной опасности. Это чувство знакомо ему еще по Афганистану… Удивительно, как живучи военные привычки! Мозг работал спокойно, правильно оценивал обстановку – оправдался расчет с торможением и заносом на обочину машины. Все-таки у него первый класс… Гену с автоматом он меньше опасался, потому что был уверен, что при резком торможении тот, схватившись за сиденье, выронит оружие, а вот от Гвоздя можно было ожидать сбоку удара ножом. Во время манипуляций на шоссе он краем глаза следил за бандитом. Был момент, когда тот мог воспользоваться финкой, но, по-видимому, страх за свою жизнь помешал ему.
– Не нужно было нам вылезать на шоссе, – лежа на мокрой траве и моргая слезящимся глазом, пробурчал Гвоздь.
– Заткнись, падла! – сказал Гена. – Ты же заныл, что сдохнем ночью от холода.
– Автомат надо было крепче держать в руках, – огрызнулся Гвоздь.
Тишину нарушало негромкое шипение под капотом, потрескивал остывающий мотор. Наверняка из аккумулятора выплеснулся гидролит. Попадет на окрашенные места или на пластик – оставит свои следы. Передний бампер был погнут от удара о кромку кювета, крыло помялось. Теперь набегаешься по станциям техобслуживания…
Андрей поднял автомат, оба его попутчика переглянулись, Гвоздь облизал губы, а Гена сделал движение, будто хотел спрятаться в валежник.
– Заряжен, – предупредил он.
Андрей поднял ствол выше и дал длинную раскатистую очередь. С ближайших берез с гомоном взлетели грачи, эхо покатилось к кромке леса, вернулось и пошло гулять по шоссе. Небо в той стороне, где скрылось солнце, было нежно-розовым с сине-зеленым оттенком. Рядом с яркой звездой появились еще несколько, заостренное облако нацелилось на деревянную тригонометрическую вышку, возвышающуюся на холме.
Скоро послышался шум приближающейся машины с синей мигалкой. «Волга» с надписью «ГАИ» резко затормозила рядом, из нее выскочили сержант и лейтенант. У обоих в руках пистолеты.
– Брось автомат! – приказал лейтенант, бесстрашно приближаясь к Андрею.
– Зачем бросать? – улыбнулся тот. – Отличное оружие… С ним надо бережно обращаться.
– Что тут произошло? – озирался молоденький сержант. Пистолет в его руке подрагивал, расширенные глаза перебегали с Андрея на мужчин, останавливались на сильно накренившейся в кювете машине.
– Попросили подвезти, – пояснил Андрей. – А потом решили поиграть со мной… Сунули под нос эту штучку… – Он подбросил в руке автомат. – Где они такой достали?
Лейтенант теперь без опаски подошел к нему, взял автомат, повесил на плечо.
– Гриша, вызови по рации ребят из райотдела, – распорядился он.
Сержант бросился к «Волге». Гена хотел было встать, но офицер велел сидеть на месте.
– Вот схвачу радикулит… – проворчал Гена. – На руках понесете… – Пододвинул валежник и уселся на него.
Гвоздь стащил с себя куртку и расположился на ней.
– Да, вот еще подарок… – протянул Андрей лейтенанту нож.
– Как вам это… одному удалось? – посмотрел тот с нескрываемым уважением на Андрея.
– Не люблю хамов, – сказал тот.
– Хамы… – усмехнулся лейтенант. – Мягко сказано… Это бандиты с большой дороги! – Он поочередно взглянул на сидевших на земле мужчин. – Геннадий Гришаев, тридцати восьми лет, дважды судим, и Леонид Гвоздев, двадцати шести лет, судим, прозвище – Гвоздь… Два дня назад сбежали из колонии, оглушив железной трубой конвоира…
– Значит, живой? – поинтересовался Геннадий Гришаев. – А я думал, его башка, как гнилой арбуз, лопнула.
– Слава богу, вышки не будет, – мрачно отозвался Гвоздь.
Вскоре подъехала крытая машина с синей полосой.
– Наш «воронок» подан, – сказал Гришаев. – Недолго же мы, Гвоздь, погуляли… – Он бросил неприязненный взгляд на Андрея. – Выжидали, выжидали и налетели на оперативника!
– У него же на морде не написано, – вяло возразил Гвоздев.
Молодые люди в гражданском быстро надели обоим наручники, отвели в машину с зарешеченным небольшим окном над задней дверцей. Высокий широкоплечий человек в синей куртке с капюшоном, негромко переговорив с лейтенантом, подошел к Андрею.
– Майор Никифоров, – представился он. – Спасибо за помощь, товарищ…
– Андрей Вадимович Абросимрв, – подсказал Андрей.
– Очень опасные бандиты. Совершили нападение на конвоира, завладели автоматом… Сколько они могли бы беды наделать! Терять им нечего. За ними водятся такие грешки…
– Я все не могу взять в толк, – вмешался в разговор лейтенант ГАИ. – У вас же обе руки были заняты баранкой, как вы смогли с ними справиться? У одного взведенный автомат, у другого бандитский нож… Наверное, в армии служили в парашютно-десантных войсках? – допытывался лейтенант.
– Было дело, – улыбнулся Андрей.
Лейтенант с чувством пожал ему руку:
– Я прямо из десантников в милицию!
Майор Никифоров записал данные паспорта, адрес, место работы, сказал, что, возможно, потребуется еще встретиться с Андреем. Еще раз поблагодарил за честный гражданский поступок, как он выразился, и уехал со своими оперативниками и задержанными бандитами в Торжок.
С помощью инспекторов Андрей выбрался из кювета, лейтенант осмотрел машину.
– Пустяки! – пощупав вмятину на крыле, сказал он. – На станции вам все выправят за час-два.
Андрей подумал, что, может, работы и немного, но попасть в ремонтную зону станции будет не так-то просто! Будто угадав его мысли, лейтенант предложил:
– Переночуйте в Вышнем Волочке, а утром вам на нашей станции все сделают в самом лучшем виде.
– Утром я должен быть на работе, – с сожалением отказался Андрей.
– Мы вам справку дадим, – уговаривал лейтенант. – Гостиница у нас хорошая, отдохнете. Чего вам на ночь глядя ехать?
Андрей поблагодарил любезного лейтенанта, – признаться, среди работников ГАИ не так-то уж часто встретишь такого, – сел в «Жигули» и тронулся с места. Машина пошла довольно плавно, горохом просыпалась на асфальт засохшая на крыльях грязь; вроде бы не ведет, значит, передние тяги не повреждены. В зеркало заднего обзора он видел лейтенанта и сержанта, стоявших у «Волги» и смотревших ему вслед. Андрей посигналил им, в ответ оба помахали руками.
Андрей с минуту прислушивался к работе мотора, затем включил подфарники. Весенние сумерки сгущались, серые тени наползали на шоссе, небо потемнело, а деревья на обочинах стали размазываться, как на акварели. Перед глазами сначала возникло лицо Марии, затем сына Ивана… Всего три дня не был он дома, а уже соскучился по ним.
На обочине стоял человек с поднятой рукой. У ног его – пузатая пластиковая сумка. Андрей проскочил мимо, потом затормозил, дал задний ход и остановился напротив. Пожилой мужчина, приоткрыв дверцу, спросил:
– Товарищ, не подкинете до Вышнего Волочка?
– Садитесь, – сказал Андрей.
– Вот выручили! – обрадовался человек и уселся рядом. – Был у тещи в Сазоновке, последний автобус пропустил, хоть пешком топай до дома… И время-то такое, что никто не тормозит. Тут из колонии двое бандитов сбежали, так вчера все машины останавливали у поста ГАИ. Говорят, охранника ломом убили, взяли автомат… Вы ничего не слышали про это?
– Не слышал, – сказал Андрей, глядя на пустынную дорогу.
3
Вадим Федорович уже несколько минут слышал дробный стук синиц в кормушке. Он специально прибил ее у окна, чтобы наблюдать за птицами. Сегодня поработалось неплохо: на столе лежали три отпечатанные на машинке страницы, четвертая, только начатая, торчала в каретке. Солнце било в окна, на буром крашеном полу мельтешили желтые пятна, тонкий звон капели за окном настойчиво звал на улицу. В огороде уже обнажилась сероватая, будто заплесневелая, земля, снег еще держался в затененных углах под яблонями. Напротив дома Абросимовых разлилась большая сверкающая лужа. Сколько себя помнит Казаков, она всегда весной подступала к дощатому забору, пуская в глаза зеркальный солнечный отблеск. К вечеру лужу затягивал тонкий прозрачный лед, утром он весело хрустел под ногами школьников, а днем лужа сверкала, колыхалась, разлетаясь тысячью хрустальных брызг под колесами грузовиков.
Вадим Федорович поднялся из-за письменного стола, потянулся так, что захрустели кости, – от долгого сидения всегда немного ломило спину и шею. Подошел к окну и стал наблюдать за птицами: синицы хватали с кормушки, сделанной из оцинкованного листа, подсолнечные семечки и, отлетев на яблони, быстро расклевывали их. Семечки для них Казаков покупал в Ленинграде на Некрасовском рынке. Один раз, когда зимой пришлось срочно уехать, вернувшись, обнаружил полиэтиленовую посудину, где хранил семечки, прогрызенной мышами, а на полке и холодильнике – ворох серо-белой кожуры. Мыши попользовались… Теперь он семечки ссыпал в эмалированную кастрюлю и крышку сверху придавливал сковородкой.
Из всех птиц Казаков выделял синиц, ласточек и стрижей. Нравились ему и другие, но синицы каждую зиму, когда он приезжал в Андреевку, прилетали к дому, стучали в окна, требовали семечек. Значит, ждали его и рады встрече. Он научился различать их, мог с уверенностью отличить большую синицу от московки, а хохлатую синицу от лазоревки. Самые отчаянные были московки – они даже залезали в горловину трехлитровой банки, которую он укрепил липкой лентой на ветке яблони. Дело в том, что на синичий корм повадились прилетать сороки, сизоворонки, вороны. Для них Вадим Федорович специально крошил черствый хлеб, размачивал сухари, но большие разбойницы отгоняли синиц от кормушки и тоже хватали семечки и кусочки сала, которое Казаков мелко нарезал для своих любимиц. Вот он и надумал укрепить на яблоне стеклянную банку. Большие, с желтым брюшком, в черной шапочке, белошеие синицы долго не залетали в банку, а вот московки без всякого страха первыми нашли туда дорогу, хотя поначалу, прежде чем залететь в горловину, подолгу трепетали крыльями у отверстия, дивясь на необычную кормушку. Московки настолько привыкли к человеку, что садились на кормушку, когда Вадим Федорович насыпал туда крошки и мелко нарезанное сало, однако на руку, сколько он ни держал ее на весу, никогда не садились, не то что в городских парках и скверах.
Синицы держались у дома лишь зимой, прихватывали и немного весны, но как только таял снег, они больше к кормушке не прилетали. Весной и летом она вообще не привлекала птиц: им достаточно было корма. И потом, в апреле всех птиц у дома вытесняли скворцы – они чистили скворечники, завлекали песнями туда подруг, а когда образовывалась семья, начинали деятельно хлопотать вокруг своего семейства. Кормушка скворцов не привлекала, но вот схватить с выкопанной борозды червяка или улитку из-под самых ног они могли. Весной Вадим Федорович всегда просыпался в своей маленькой комнатке под крышей от песен скворцов, и еще его будили сороки, прилетающие из леса. Они бродили по коньку крыши, царапая когтями железо, трещали друг на дружку.
Глядя на синиц, летающих с яблони на кормушку и обратно, Вадим Федорович подумал, что, пожалуй, пора ему возвращаться в Ленинград. Скоро должен приехать Григорий Елисеевич Дерюгин. Ладно он, Вадим Федорович, справляется с хозяйством, сам себе варит, убирает в доме, работает, а вот каково одинокому старику? Живет летом в Андреевке один. Разве что в отпуск навещают родственники. Дерюгин с утра до вечера гнет спину на огороде, выпалывает сорняки, пересаживает землянику, выкорчевывает старые яблони, взамен сажает молодые, которые привозит из Петрозаводска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96