– в сердцах хлопнул он себя кулаком по колену. – Извините, Оля. Вы тут совсем ни при чем.
– Иначе бы вы и меня нокаутировали? – поддела она. В девушке поднимались раздражение и разочарование. Неужели он этого не понимает? Говорит ей такие вещи…
Очевидно, Глеб и сам сообразил, что его занесло. Стараясь сгладить неблагоприятное впечатление, которое произвели на Олю его слова, он вдруг разоткровенничался. Видно, долго все держал в себе, а тут слова так и полились из него…
– В ноябре прошлого года должна была состояться наша свадьба… Она не состоялась. Твоя подруга сказала, что я скучный, а раньше я был очень веселый. Весной она ушла с группой туристов в поход по Карелии. Знаешь, теперь модно забираться в глушь, испытывать судьбу на быстрых речках, костер, уха и все таксе… Я пойти с ними не мог: у меня была сдача проекта. Из похода она вернулась совсем иной… Ну, когда я ее припер к стенке, рассказала, что встретила другого, полюбила… В общем, она вышла замуж за него – руководителя туристской группы.
Он рассказывал и смотрел на Неву, и что-то с его голосом случилось – он стал тусклым, невыразительным. Крупная голова Глеба опустилась на грудь, глаза пристально смотрели на воду. И в них отражались два крошечных факела, горящих на Ростральных колоннах.
– История… – сказала Оля. Она не знала, что в таких случаях надо говорить.
– Ну почему в ноябре? – Он резко встал и, глядя на девушку сузившимися глазами, почти выкрикнул: – В тот же день и час!
Волна звучно чмокнула камень набережной; ветер взрябил воду, спутал волосы на его голове.
– Извини, Глеб, я не умею утешать, – грустно произнесла девушка. Она так и не поняла, что больше всего задело Глеба. Или дата и место свадьбы, или жестокое разочарование в любимой? А может, он и сам не знает, что его сильнее всего уязвило?..
– Я не нуждаюсь в утешении, – глухо уронил Глеб. – Ты – первая девушка, с которой я об этом заговорил.
– Мог бы и не рассказывать, – пожала она плечами, подумав: мол, тоже мне, оказал великое благодеяние!..
– Давай помолчим, – предложил он.
– Ты думай о ней, а я – об Андрее, – скрывая улыбку, произнесла она.
– Кто это такой? – встрепенулся он.
– Мой брат. Кстати, тоже боксер, самбист, журналист и шофер. Да, чуть не забыла, он ведь еще и поэт!
– Познакомь меня с ним.
– Через год, – ответила она, – когда он возвратится из Афганистана.
– Можно я тебя поцелую?
Не успела она и слова сказать, как он обхватил ее за талию сильной рукой, придвинул к себе и неумело стал целовать: его волосы лезли ей в глаза, щетинистый подбородок царапал щеку. Оля вырвалась, откинула пылающее от гнева лицо назад и сильно ударила его по щеке. Он, моргая, изумленно посмотрел ей в глаза, медленно провел ладонью по щеке.
– Меня еще никто не бил, – охрипшим голосом проговорил он.
Оля встала, поправила платье, молча поднялась по каменным ступенькам на набережную. Мягкий зеленоватый свет освещал Зимний дворец, черные скульптуры на крыше его. С мерцающей голубой мигалкой и сиреной промчалась к Кировскому мосту милицейская «Волга».
– Подумаешь, недотрога…
Девушка повернулась к нему, смерила презрительным взглядом и отчетливо произнесла:
– Я не желаю быть тебе громоотводом, понял, Глеб Андреев? – помолчала и прибавила: – Ты сказал, тебя никогда не били? Так вот, со мной тоже еще никто так грубо не обращался, Глеб Андреев… И пожалуйста, не провожай меня. Чем ты лучше тех, которые напали на меня?
Повернулась, и ее каблуки звонко зацокали по тротуару. А он, понурый и растерянный, стоял у парапета и смотрел ей вслед. Огромный кулак его непроизвольно сжимался и разжимался.
– Ну и иди… – пробормотал он. – Плакать не буду!..
Глава восьмая
1
«КамАЗ» с прицепом медленно сползал со скалистой горы по серпантину узкой горной дороги. Голые растрескавшиеся скалы нависали над машиной, из трещин выглядывали коричневые узловатые деревца с пыльной узкой листвой. Низкорослый колючий можжевельник уныло покачивался на обочине. Каменистая дорога была неровной, иногда в ущелье скатывались мелкие камни. Видно было, как они резво прыгали по блестевшему на солнце боку скалы, а потом исчезали в глубокой расщелине.
Андрей Абросимов уверенно держал руль, на солнцезащитном щитке висел транзисторный приемник «Меридиан». В звуки джазовой музыки иногда врывалась гортанная речь, и не поймешь, кто вещает – радиостанция Демократической Республики Афганистан или Пешаварский центр контрреволюционеров. Некоторые слова Андрею были знакомы: «душманы» – так называют здесь бандитов и наемников, «шурави» – советские люди, «бриш» – сержант, «царандой» – милиционер, «саура» – апрель, когда свершилась революция в Афганистане.
Рядом сидел с автоматом на коленях лейтенант Сергей Смирнов. В зеркало заднего обзора был виден зеленый бронетранспортер с красными звездами. Андрей вез медикаменты и продукты в отдаленный кишлак. Эта территория считалась освобожденной от контрреволюционеров, но два дня назад банда душманов внезапно напала на кишлак, вырезала почти половину жителей, милиционерам и активистам Апрельской революции отрубили головы, покидали в мешок и увезли с собой. В кишлаке находились два наших бронетранспортера, или, как их здесь называют, БТР, с бойцами.
Каменистую дорогу у самого радиатора пересекла стремительная тень.
– Горный орел? Беркут? – спросил Андрей.
– Я видел, как в горах беркут напал на маленького каракала, – отозвался лейтенант. – Каракал очень похож на нашу рысь, только меньше и суше, что ли.
– И кто победил? – спросил Андрей.
– Беркут поднял его в воздух и скоро отпустил, потому что от него только перья полетели.
Андрей не поверил глазам: позади него, перед самым носом бронетранспортера, покачнулся обломок скалы и рухнул на узкую дорогу, поднявшаяся пыль все скрыла. Даже сквозь шум мотора донесся громоподобный грохот.
– Тормози! – крикнул Смирнов.
Андрей уже и так нажал на тормоза, маленький приемник стукнулся о лобовое стекло и отскочил, а как раз между шофером и лейтенантом на обшивке сиденья появилась дыра. Горячий ветер пронзительно засвистел над головой. Видно, пуля пробила верх кабины и ушла в обивку. Все это промелькнуло у Андрея в голове, а в это время руки и ноги автоматически совершали то, что нужно было в данный момент делать: поставить скорость на нейтралку, распахнуть дверь и выскочить наружу. И сразу оглушили автоматная стрельба, взрывы гранат. Особенно сильно стреляли за обломком скалы, перегородившим горную дорогу.
– Они, сволочи, переоделись в царандоев! – крикнул выскочивший из зачехленного брезентом кузова сержант Василий Ильин. Щекастое лицо его побледнело, автомат шарил дулом по дороге.
– Ложитесь! – крикнул лейтенант.
Андрей увидел металлические подковки его сапог: Смирнов расположился у ската «КамАЗа». Его автомат выпустил длинную очередь.
Судя по всему, душманы устроили засаду в самом узком месте горной дороги, где делал очередной виток серпантин. Подорвали нависший кусок скалы, но точно не рассчитали: глыба не упала на бронетранспортер, а лишь перегородила ему дорогу. У Андрея мелькнула мысль, что этот обломок мог свалиться на «КамАЗ», но он тут же про все забыл, увидев впереди пять или шесть душманов, переодетых в форму милиционеров. Пригибаясь и стреляя из коротких автоматов, они приближались к «КамАЗу». Андрей зубами скрежетнул: в него палят из автоматов, а у него нет даже пистолета… Будто горох рассыпался по металлической крыше машины – это сверху ударили из автоматов. Выглянув из-под машины – Андрей, лейтенант и сержант укрылись под кабиной, – он увидел, как в руках бандита зловеще сверкнуло дуло автомата. На покатом боку «КамАЗа» будто сами собой возникли еще четыре дыры. Лейтенант Смирнов вглядывался в нависшую перед ними скалу – за ней скрывались душманы. Доносились выстрелы и в той стороне, где застрял бронетранспортер. Обзор был у них не ахти какой: прямо перед ними – красноватая стена скалы, уходящая вверх, справа – каменистый виток дороги, огибающий эту скалу, а за ними – обрывистое ущелье. Оттуда вряд ли можно ожидать опасности. Душманы были впереди и в расщелине скалы. Страха не было – однажды Андрей уже был в подобной переделке, но тогда советские солдаты быстро отбили атаку и захватили троих в плен. Обиднее всего было без дела прятаться за скатом машины и видеть, как товарищи стреляют из автоматов, а он ничем не может им помочь. Рядом сопел сержант Ильин, он крутил головой, облизывал пересохшие губы, бледность еще не исчезла с его широкого лица. Более-менее спокойно чувствовал себя лейтенант. Он уже почти год в Афганистане, участвовал во многих боях, имеет ранение в предплечье и награжден орденом Красной Звезды.
Совсем близко раздался гортанный крик, затем на дорогу упала граната. Она попрыгала по мелким камням, подскочила к чахлому искривленному деревцу с плоской кроной и оглушительно взорвалась. Деревцо свечой взлетело вверх, по машине шрапнелью ударили осколки и мелкие камешки с землей.
От «КамАЗа» шло тепло, остро пахло соляркой. Скосив глаза, Андрей увидел, что запасной бак пробит осколком, белая струйка горючки стекала прямо под передний скат. Вспомнив про жевательную резинку, Андрей подполз к баку, разорвал обертку и, пожевав серую пластинку, попытался залепить отверстие, однако течь не прекращалась. Тогда он ножом отрезал от протектора шины небольшой кусок и затолкал в дырку. Солярка перестала течь. Лейтенант Смирнов сделал рукой предупреждающий знак и чуть выдвинулся вперед из-под машины. Сержант Ильин, прижав приклад автомата к плечу, зорко наблюдал за дорогой.
Душманы появились сразу сзади и спереди. Смирнов стегнул длинной очередью, Андрей увидел, как двое из них покатились к обочине, один спрятался за камень, а второй, раскинув ноги, затих на дороге. Сержант палил в тех, что подползали спереди. В шум стрельбы вдруг ворвался пронзительный крик: Ильин катался по земле и колотил ногами в спаренный скат. Андрею врезались в память белое лицо сержанта с вытаращенными глазами, черная дыра рта, сплетенные руки поверх ремня и хлещущая сквозь пальцы кровь… И тут взгляд Андрея наткнулся на валявшийся неподалеку от Ильина автомат. Вьюном развернувшись на одном месте, он схватил его и дал длинную очередь по подбирающимся к машине душманам. Раздались гортанные крики, кто-то упал, кто-то метнулся назад, к спасительной скале.
Андрей уже не помнил, сколько все это продолжалось: от треска автоматов он будто оглох, видел, как прыгает в руках лейтенанта короткое дуло, но выстрелов не слышал. Его автомат тоже прыгал в руках, иногда на конце дула возникало слабое пламя. И вдруг стало тихо. Лейтенант Смирнов лежал в прежней позе, и вместе с тем что-то изменилось: странная неподвижность, бледное лицо. Неужели ранен? Услышав за спиной шорох, Андрей обернулся и встретился взглядом с узкоглазым чернобородым человеком в форме цвета хаки без знаков различия. Бандит, не мигая, как змея, смотрел на него. Черные усы были припорошены серой пылью. На голове у него светлая фуражка, а в руке вороненый кольт. Андрей нажал на спуск, но автомат молчал – наверное, кончились патроны в магазине. Не раздумывая, он швырнул автомат в чернобородого, тот отшатнулся; сделав рывок вперед, Андрей навалился на него, завернул руку и вырвал кольт. Откуда-то взялись еще двое в милицейской форме. Одного, со шрамом на скуле, Андрей свалил кулаком на землю, второй сбоку наотмашь ударил его прикладом по голове. Брызнул огонь, и все поплыло перед глазами, «КамАЗ» вздыбился, а каменистая дорога стремительно понеслась на него. Проваливаясь в густую черноту, он услышал чистый звонкий голос Марии Знаменской: «Андрей, милый, у нас будет сын…»
2
Игорь Иванович Найденов мог быть доволен: разработанная им операция по захвату советских военнослужащих прошла удачно. Из троих ехавших на «КамАЗе» двое взяты в плен, один убит. До появления советских вертолетов с него успели снять форму, а «КамАЗ» с прицепом взорвать. Все произошло поблизости от границы с Пакистаном, так что налетчики успели благополучно вернуться с пленными на свою базу. Полковник Фрэд Николс сильно сомневался в успехе этой операции, но он не знает психологии советских людей. Разве могут они бросить в беде оставшихся в живых в кишлаке? Там ведь женщины, старики, дети… Найденов не сомневался, что вслед за бронетранспортерами с солдатами будут отправлены на грузовиках из Кабула продовольствие и медикаменты, а также баки с водой. Русские знали, что душманы в захваченных кишлаках и селениях отравляют воду в колодцах и арыках.
Найденов сидел на плетенном из тростника стуле у окна. На подоконнике – стеклянная ваза с финиками и виноградом. Длинная оса с шевелящимися усиками ползала по фруктам. Из окна открывался вид на пустынную улицу с глинобитными домишками и сплошными дувалами из кизяка и глины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Иначе бы вы и меня нокаутировали? – поддела она. В девушке поднимались раздражение и разочарование. Неужели он этого не понимает? Говорит ей такие вещи…
Очевидно, Глеб и сам сообразил, что его занесло. Стараясь сгладить неблагоприятное впечатление, которое произвели на Олю его слова, он вдруг разоткровенничался. Видно, долго все держал в себе, а тут слова так и полились из него…
– В ноябре прошлого года должна была состояться наша свадьба… Она не состоялась. Твоя подруга сказала, что я скучный, а раньше я был очень веселый. Весной она ушла с группой туристов в поход по Карелии. Знаешь, теперь модно забираться в глушь, испытывать судьбу на быстрых речках, костер, уха и все таксе… Я пойти с ними не мог: у меня была сдача проекта. Из похода она вернулась совсем иной… Ну, когда я ее припер к стенке, рассказала, что встретила другого, полюбила… В общем, она вышла замуж за него – руководителя туристской группы.
Он рассказывал и смотрел на Неву, и что-то с его голосом случилось – он стал тусклым, невыразительным. Крупная голова Глеба опустилась на грудь, глаза пристально смотрели на воду. И в них отражались два крошечных факела, горящих на Ростральных колоннах.
– История… – сказала Оля. Она не знала, что в таких случаях надо говорить.
– Ну почему в ноябре? – Он резко встал и, глядя на девушку сузившимися глазами, почти выкрикнул: – В тот же день и час!
Волна звучно чмокнула камень набережной; ветер взрябил воду, спутал волосы на его голове.
– Извини, Глеб, я не умею утешать, – грустно произнесла девушка. Она так и не поняла, что больше всего задело Глеба. Или дата и место свадьбы, или жестокое разочарование в любимой? А может, он и сам не знает, что его сильнее всего уязвило?..
– Я не нуждаюсь в утешении, – глухо уронил Глеб. – Ты – первая девушка, с которой я об этом заговорил.
– Мог бы и не рассказывать, – пожала она плечами, подумав: мол, тоже мне, оказал великое благодеяние!..
– Давай помолчим, – предложил он.
– Ты думай о ней, а я – об Андрее, – скрывая улыбку, произнесла она.
– Кто это такой? – встрепенулся он.
– Мой брат. Кстати, тоже боксер, самбист, журналист и шофер. Да, чуть не забыла, он ведь еще и поэт!
– Познакомь меня с ним.
– Через год, – ответила она, – когда он возвратится из Афганистана.
– Можно я тебя поцелую?
Не успела она и слова сказать, как он обхватил ее за талию сильной рукой, придвинул к себе и неумело стал целовать: его волосы лезли ей в глаза, щетинистый подбородок царапал щеку. Оля вырвалась, откинула пылающее от гнева лицо назад и сильно ударила его по щеке. Он, моргая, изумленно посмотрел ей в глаза, медленно провел ладонью по щеке.
– Меня еще никто не бил, – охрипшим голосом проговорил он.
Оля встала, поправила платье, молча поднялась по каменным ступенькам на набережную. Мягкий зеленоватый свет освещал Зимний дворец, черные скульптуры на крыше его. С мерцающей голубой мигалкой и сиреной промчалась к Кировскому мосту милицейская «Волга».
– Подумаешь, недотрога…
Девушка повернулась к нему, смерила презрительным взглядом и отчетливо произнесла:
– Я не желаю быть тебе громоотводом, понял, Глеб Андреев? – помолчала и прибавила: – Ты сказал, тебя никогда не били? Так вот, со мной тоже еще никто так грубо не обращался, Глеб Андреев… И пожалуйста, не провожай меня. Чем ты лучше тех, которые напали на меня?
Повернулась, и ее каблуки звонко зацокали по тротуару. А он, понурый и растерянный, стоял у парапета и смотрел ей вслед. Огромный кулак его непроизвольно сжимался и разжимался.
– Ну и иди… – пробормотал он. – Плакать не буду!..
Глава восьмая
1
«КамАЗ» с прицепом медленно сползал со скалистой горы по серпантину узкой горной дороги. Голые растрескавшиеся скалы нависали над машиной, из трещин выглядывали коричневые узловатые деревца с пыльной узкой листвой. Низкорослый колючий можжевельник уныло покачивался на обочине. Каменистая дорога была неровной, иногда в ущелье скатывались мелкие камни. Видно было, как они резво прыгали по блестевшему на солнце боку скалы, а потом исчезали в глубокой расщелине.
Андрей Абросимов уверенно держал руль, на солнцезащитном щитке висел транзисторный приемник «Меридиан». В звуки джазовой музыки иногда врывалась гортанная речь, и не поймешь, кто вещает – радиостанция Демократической Республики Афганистан или Пешаварский центр контрреволюционеров. Некоторые слова Андрею были знакомы: «душманы» – так называют здесь бандитов и наемников, «шурави» – советские люди, «бриш» – сержант, «царандой» – милиционер, «саура» – апрель, когда свершилась революция в Афганистане.
Рядом сидел с автоматом на коленях лейтенант Сергей Смирнов. В зеркало заднего обзора был виден зеленый бронетранспортер с красными звездами. Андрей вез медикаменты и продукты в отдаленный кишлак. Эта территория считалась освобожденной от контрреволюционеров, но два дня назад банда душманов внезапно напала на кишлак, вырезала почти половину жителей, милиционерам и активистам Апрельской революции отрубили головы, покидали в мешок и увезли с собой. В кишлаке находились два наших бронетранспортера, или, как их здесь называют, БТР, с бойцами.
Каменистую дорогу у самого радиатора пересекла стремительная тень.
– Горный орел? Беркут? – спросил Андрей.
– Я видел, как в горах беркут напал на маленького каракала, – отозвался лейтенант. – Каракал очень похож на нашу рысь, только меньше и суше, что ли.
– И кто победил? – спросил Андрей.
– Беркут поднял его в воздух и скоро отпустил, потому что от него только перья полетели.
Андрей не поверил глазам: позади него, перед самым носом бронетранспортера, покачнулся обломок скалы и рухнул на узкую дорогу, поднявшаяся пыль все скрыла. Даже сквозь шум мотора донесся громоподобный грохот.
– Тормози! – крикнул Смирнов.
Андрей уже и так нажал на тормоза, маленький приемник стукнулся о лобовое стекло и отскочил, а как раз между шофером и лейтенантом на обшивке сиденья появилась дыра. Горячий ветер пронзительно засвистел над головой. Видно, пуля пробила верх кабины и ушла в обивку. Все это промелькнуло у Андрея в голове, а в это время руки и ноги автоматически совершали то, что нужно было в данный момент делать: поставить скорость на нейтралку, распахнуть дверь и выскочить наружу. И сразу оглушили автоматная стрельба, взрывы гранат. Особенно сильно стреляли за обломком скалы, перегородившим горную дорогу.
– Они, сволочи, переоделись в царандоев! – крикнул выскочивший из зачехленного брезентом кузова сержант Василий Ильин. Щекастое лицо его побледнело, автомат шарил дулом по дороге.
– Ложитесь! – крикнул лейтенант.
Андрей увидел металлические подковки его сапог: Смирнов расположился у ската «КамАЗа». Его автомат выпустил длинную очередь.
Судя по всему, душманы устроили засаду в самом узком месте горной дороги, где делал очередной виток серпантин. Подорвали нависший кусок скалы, но точно не рассчитали: глыба не упала на бронетранспортер, а лишь перегородила ему дорогу. У Андрея мелькнула мысль, что этот обломок мог свалиться на «КамАЗ», но он тут же про все забыл, увидев впереди пять или шесть душманов, переодетых в форму милиционеров. Пригибаясь и стреляя из коротких автоматов, они приближались к «КамАЗу». Андрей зубами скрежетнул: в него палят из автоматов, а у него нет даже пистолета… Будто горох рассыпался по металлической крыше машины – это сверху ударили из автоматов. Выглянув из-под машины – Андрей, лейтенант и сержант укрылись под кабиной, – он увидел, как в руках бандита зловеще сверкнуло дуло автомата. На покатом боку «КамАЗа» будто сами собой возникли еще четыре дыры. Лейтенант Смирнов вглядывался в нависшую перед ними скалу – за ней скрывались душманы. Доносились выстрелы и в той стороне, где застрял бронетранспортер. Обзор был у них не ахти какой: прямо перед ними – красноватая стена скалы, уходящая вверх, справа – каменистый виток дороги, огибающий эту скалу, а за ними – обрывистое ущелье. Оттуда вряд ли можно ожидать опасности. Душманы были впереди и в расщелине скалы. Страха не было – однажды Андрей уже был в подобной переделке, но тогда советские солдаты быстро отбили атаку и захватили троих в плен. Обиднее всего было без дела прятаться за скатом машины и видеть, как товарищи стреляют из автоматов, а он ничем не может им помочь. Рядом сопел сержант Ильин, он крутил головой, облизывал пересохшие губы, бледность еще не исчезла с его широкого лица. Более-менее спокойно чувствовал себя лейтенант. Он уже почти год в Афганистане, участвовал во многих боях, имеет ранение в предплечье и награжден орденом Красной Звезды.
Совсем близко раздался гортанный крик, затем на дорогу упала граната. Она попрыгала по мелким камням, подскочила к чахлому искривленному деревцу с плоской кроной и оглушительно взорвалась. Деревцо свечой взлетело вверх, по машине шрапнелью ударили осколки и мелкие камешки с землей.
От «КамАЗа» шло тепло, остро пахло соляркой. Скосив глаза, Андрей увидел, что запасной бак пробит осколком, белая струйка горючки стекала прямо под передний скат. Вспомнив про жевательную резинку, Андрей подполз к баку, разорвал обертку и, пожевав серую пластинку, попытался залепить отверстие, однако течь не прекращалась. Тогда он ножом отрезал от протектора шины небольшой кусок и затолкал в дырку. Солярка перестала течь. Лейтенант Смирнов сделал рукой предупреждающий знак и чуть выдвинулся вперед из-под машины. Сержант Ильин, прижав приклад автомата к плечу, зорко наблюдал за дорогой.
Душманы появились сразу сзади и спереди. Смирнов стегнул длинной очередью, Андрей увидел, как двое из них покатились к обочине, один спрятался за камень, а второй, раскинув ноги, затих на дороге. Сержант палил в тех, что подползали спереди. В шум стрельбы вдруг ворвался пронзительный крик: Ильин катался по земле и колотил ногами в спаренный скат. Андрею врезались в память белое лицо сержанта с вытаращенными глазами, черная дыра рта, сплетенные руки поверх ремня и хлещущая сквозь пальцы кровь… И тут взгляд Андрея наткнулся на валявшийся неподалеку от Ильина автомат. Вьюном развернувшись на одном месте, он схватил его и дал длинную очередь по подбирающимся к машине душманам. Раздались гортанные крики, кто-то упал, кто-то метнулся назад, к спасительной скале.
Андрей уже не помнил, сколько все это продолжалось: от треска автоматов он будто оглох, видел, как прыгает в руках лейтенанта короткое дуло, но выстрелов не слышал. Его автомат тоже прыгал в руках, иногда на конце дула возникало слабое пламя. И вдруг стало тихо. Лейтенант Смирнов лежал в прежней позе, и вместе с тем что-то изменилось: странная неподвижность, бледное лицо. Неужели ранен? Услышав за спиной шорох, Андрей обернулся и встретился взглядом с узкоглазым чернобородым человеком в форме цвета хаки без знаков различия. Бандит, не мигая, как змея, смотрел на него. Черные усы были припорошены серой пылью. На голове у него светлая фуражка, а в руке вороненый кольт. Андрей нажал на спуск, но автомат молчал – наверное, кончились патроны в магазине. Не раздумывая, он швырнул автомат в чернобородого, тот отшатнулся; сделав рывок вперед, Андрей навалился на него, завернул руку и вырвал кольт. Откуда-то взялись еще двое в милицейской форме. Одного, со шрамом на скуле, Андрей свалил кулаком на землю, второй сбоку наотмашь ударил его прикладом по голове. Брызнул огонь, и все поплыло перед глазами, «КамАЗ» вздыбился, а каменистая дорога стремительно понеслась на него. Проваливаясь в густую черноту, он услышал чистый звонкий голос Марии Знаменской: «Андрей, милый, у нас будет сын…»
2
Игорь Иванович Найденов мог быть доволен: разработанная им операция по захвату советских военнослужащих прошла удачно. Из троих ехавших на «КамАЗе» двое взяты в плен, один убит. До появления советских вертолетов с него успели снять форму, а «КамАЗ» с прицепом взорвать. Все произошло поблизости от границы с Пакистаном, так что налетчики успели благополучно вернуться с пленными на свою базу. Полковник Фрэд Николс сильно сомневался в успехе этой операции, но он не знает психологии советских людей. Разве могут они бросить в беде оставшихся в живых в кишлаке? Там ведь женщины, старики, дети… Найденов не сомневался, что вслед за бронетранспортерами с солдатами будут отправлены на грузовиках из Кабула продовольствие и медикаменты, а также баки с водой. Русские знали, что душманы в захваченных кишлаках и селениях отравляют воду в колодцах и арыках.
Найденов сидел на плетенном из тростника стуле у окна. На подоконнике – стеклянная ваза с финиками и виноградом. Длинная оса с шевелящимися усиками ползала по фруктам. Из окна открывался вид на пустынную улицу с глинобитными домишками и сплошными дувалами из кизяка и глины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96