Подозреваю, что в этом продукте собрано все необходимое, чтобы поддерживать потребности тела. Оказалось, Джейсон Стерлинг был самым точным среди нас в своих пророчествах, пусть даже его Рай был столь же неудобоваримым, как и прочие. Наши потомки должны были достичь мира, подобного этого, если бы не разрушили предыдущий со всей бессмысленной эффективностью.
Дэвид не позаботился спросить Харкендера о значении его замечаний. Вместо этого оторвал кусок «манны» и положил в рот. По вкусу и ощущениям оказалось, действительно, много лучше, чем он предполагал. Не сладкое, но с легким, отдаленным привкусом мягкого сыра. Странно, но это вкусовое ощущение дало ему гораздо более серьезное ощущение прочности и реальности окружающего мира, нежели все, что он увидел. Он еще не был готов безоговорочно поверить в это, но знал — придется признать, что именно здесь, похоже, закончится его экзотическая одиссея.
Харкендер нажал вторую кнопку, и стена выдала пластиковый контейнер, наполненный жидкостью. Как только Дэвид потянулся, собираясь отделить его от стены, он упорно оставался на месте, прикрепленный пластиковой нитью, которая, когда он схватился за нее, превратилась в тонкую трубочку. Из нее вылетела порция жидкости — как раз в тот момент, когда Харкендер вскрикнул: — Пока не нажимай!
Выдавленные капли, описав дугу, медленно приземлились на пол, где постепенно разлетелись, словно россыпь драгоценных жемчужин.
Жидкость, оказалась, и вправду, сладкой, хотя и не приторной.
— Знаешь, что я имел в виду, когда говорил о мире Стерлинга? — спросил Харкендер. — Видел ли ты сквозь призму оракула Рай, созданный его воображением?
— Ничего подобного я не видел, — неохотно отвечал Дэвид.
— Этот оракул не был похож на предыдущий, — сообщил Харкендер. — В первый раз видение было общим. А на этот раз наши партнеры-ангелы проявили больше изобретательности. Я понимаю, что ты и Геката затерялись в мире звезд и атомов. У меня же было совершенно другое переживание, среди картин вероятностей, рожденных снами и желаниями людей и других существ. Хотелось бы мне сказать, что они хорошо проделали свою работу, но, боюсь, ангелы решили — и решили верно — что среди мириад Небес, сотворенных человечеством, нет ни одного, способного соблазнить их или показать им путь к лучшей жизни. Окажи они мне больше доверия, я бы постарался сделать для них больше.
— Я бы сказал, что мог сделать гораздо меньше, если бы мне меньше доверяли, — криво усмехнулся Дэвид. — Подозреваю, что они просто были осторожны, а я не сумел полностью доверять интуиции… но, мне кажется, я отчетливо понял, кто они такие.
И, как только он сказал это, Дэвид сумел уверенно встретить надменный взгляд Харкендера. Тот, видимо, как раз не понял, кто такие ангелы, не сумел этого увидеть.
— И помогло ли тебе то, что ты узнал, из чего они сделаны и какие процессы алхимии ими движут? — начал допытываться он. — Сможешь ли ты теперь потребовать от них того, чего никогда прежде не требовал?
— Мы никогда и не могли ничего требовать, — спокойно ответил Дэвид. — Если им что-нибудь от нас нужно, они просто возьмут это, ничего не предлагая взамен. Твоя затянувшаяся юность была дана тебе не в качестве награды, а просто — благодаря причуде ангелов. Так что все твои мечты войти в их мир и присоединиться к их компании безосновательны.
Харкендер не возражал, но Дэвид знал: молчание в данном случае — вовсе не знак согласия. Казалось, что Харкендер еще не расстался с иллюзиями. Пожалуй, даже сейчас он был уверен: ангелы обязательно послушаются его совета, когда он проинструктирует их, как стать и остаться богами.
Дэвид терпеливо жевал манну, коей снабжала их Пандора, и потягивал нектар. При этом он пытался представить себе миллионы крошечных машин за работой в его теле, соседствующих с клетками обычного человеческого организма.
«В свое время мы ощущали себя ничтожными и слабыми в сравнении с гигантскими бегемотами из стали, выстроенными на наших фабриках, — думал он. — Мы просто-напросто потеряли уважение к мудрости нашей собственной плоти. Люди, населявшие этот искусственный мирок, должны были считать себя истинными гигантами: макрокосмами, населенными искусными продуктами собственного гения. Они должны были считать себя выше ангелов — ибо ангелы вообще не обладают ни технологией, ни разумом, если не считать того, который заимствуют у людей. В терминах величия и грубой магической силы мы рядом с ними — просто насекомые, но они, вообще-то, больше напоминают насекомых в широком метафорическом смысле: хищники и паразиты, присосавшиеся к своим хозяевам. Когда Харкендер представлял себе Зелофелона пауком-монстром, он был недалек от истины!»
Ему пришлось подождать, пока Харкендер не произнес: — Ты расскажешь мне, что узнал?
— Почему бы тебе не спросить Гекату?
— Геката не обладает умом ученого, — терпеливо отвечал Харкендер. — Во время вашего общего приключения она была пассажиром, так что едва успела начать разбираться в увиденном и пережитом.
— Ну, тогда Махалалела, — предположил Дэвид. — Он ведь ангел — или был им.
— Не играй со мной, Дэвид, — попросил Харкендер с обезоруживающей откровенностью. — Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но мы здесь вместе. Наше приключение продолжается, и у нас нет выбора, кроме как объединиться. Давай будем, хотя бы, вежливы. Пожалуйста, расскажи: что ты узнал?
Говоря по правде, Дэвид просто жаждал поделиться своими выводами. Ему было неуютно при мысли, сколь много приходится полагаться на догадки, а в этом он никогда не был силен. Но еще он был уверен: им удалось приблизиться к истине настолько, насколько возможно.
— В «Подлинной Истории» Глиняного Монстра есть предположение, будто Махалалел, обнаружив человечество, пытался продублировать Творение, но ему удалось это не полностью. Его бессмертные оказались лишены воспроизводства, которое позволяет свершиться эволюции — все, кроме вервольфов. «Подлинная История» представляет это ироническим провалом продублировать воссоздание только человеческой плоти, но это не так. Подобно богам из легенд, Махалалел сотворил человека, «по образу и подобию своему». Если тебе нужна метафора, чтобы понять природу этих существ, коих мы упорно называем ангелами, посмотри на вервольфов — и, пожалуй, на несчастную Мандорлу.
Харкендер не отвечал, просто ждал продолжения.
— Ты должен понять, что было бы ошибочно считать вервольфов просто изменяющими форму . С их собственной точки зрения, физический аспект превращения вторичен, уступая ментальному, и метаморфоза, в первую очередь, захватывает состояние сознания. Люди тоже претерпевают изменения в состоянии сознания, когда переходят от яви ко сну. В этом смысле в нас есть немного от вервольфов — и немного от ангелов. Для того, чтобы понимать историю ангелов, а именно, историю их взаимоотношений с человечеством, мы должны сконцентрировать наше внимание на изменениях в ментальном состоянии больше, чем в изменениях материи, на которых мы прежде делали упор.
Дэвид снова остановился, и снова Харкендер не задавал вопросов. Все, что он сказал, было: — Дальше. — Он замер в ожидании, словно рыба на крючке.
«Совсем как ангел!» — с иронией улыбнулся про себя Дэвид. И продолжил.
6.
— Я даже сейчас не знаю точно, из чего сделаны ангелы, какой мир населяют и когда впервые возникли в плане бытия, как они эволюционируют. Однако, я знаю, что они не материальны, и мир материи для них чужой. Они сами хорошенько не знаю, ибо в их мире нет зеркал, в которых они могли бы увидеть, чем обладают вместо материальной формы.
Ангелы существуют в силу некоего принципа вовлеченности , который лучше всего представить как нечто, лежащее вне и за пределами поверхности материального мира, времени и пространства. Тебе легче всего увидеть это в виде изображения пауков, вращающихся в многомерной паутине, протянувшейся через всю Вселенную, в которой мы живем — но при этом паутина — не инертный продукт, она — жизненный аспект существования пауков-ангелов. Количество совершенных ими прикреплений и соединений, образованных ими, огромно, но конечно. Ангелы долгое время закручивали себя в эти паутины, при этом соревнуясь друг с другом. Иногда одна паутина присоединяет к себе другую, в другой раз одна частично расчленяет, наносит ущерб, уменьшает другую.
Я думаю, в моем видении был момент, когда ангелы верили, что могут действительно быть своего рода богами или содержат в себе потенцию стать ими. Когда они скормили мне зрелище изначального взрыва, в котором родилась расширяющаяся Вселенная, они надеялись, что, может быть, и сами были вовлечены в это событие: например, в обустройство Вселенной, дабы сделать ее гостеприимной. Но они увидели, с помощью наших объединенных возможностей, что это неправда. Подобно материальным существам, они — продукт энергетической нестабильности, которая и есть творческая сила вселенной. Подобно материальным существам, они — лишь временные фантомы потока: движущиеся тени, ждущие своего часа или стадии развития Вселенной. Когда они исчезнут в бушующей катастрофе. Паутины, в которых они вращаются — действительно поразительны, и поражают своей красотой тех, кто может их узреть, но и они — конечные артефакты… ничего не значащие сказки для дурачков.
Несмотря на то, что все эти паутины протянулись за пределы Вселенной и наделяют ангелов силами вмешиваться в мир материи, созданный по другому принципу, не они составляют костяк и сухожилия космоса. Не важно, как долго и ловко могут они вращаться, какую мощь накапливают, им никогда не достичь такой силы, чтобы решать судьбы Вселенных, перестроить какую-либо из них, которая возникнет в результате распада пространственно-временных рамок. Ангелы — более ничтожные существа, чем они надеялись оказаться — в точности, как и мы — более ничтожные, чем надеялись наши предки.
Существует семь ангелов, чья паутина связана — или была связана до недавнего времени — с Землей. В далеком прошлом их было куда больше, но с течением времени они поглотили или расчленили друг друга. Семеро ангелов, чьи сети выстроили мост, позволяющий являться одновременно в нескольких местах, иные из которых лежат буквально на границе Вселенной. С ними, конечно же, пересекаются сети других, хотя у них нет якорей в области Земли. Общее количество ангелов остается для меня загадкой, но подозреваю, что их очень много.
Я не уверен, насколько широк спектр применения ангелами своей силы в манипуляции материей и пространством. Они, вероятно, могли производить материю из первичной энергии, если бы им это понадобилось, но искусство метаморфозы, без сомнения, стало для них куда привлекательнее, и они обнаружили, что живая плоть гораздо интереснее камня или металла. Они легко справлялись с слабенькими материальными перемещениями, воздействуя на ощущения, мысли и видения материальных существ. Гораздо больший эффект на человеческое сознание оказывали разного рода иллюзии. Так как ангелам это удается легко, люди, встречавшиеся с ними, настолько подпадали под их влияние, что начинали доверять их великому мастерству, считая их всемогущими. И это — самая большая ошибка в процессе постижения того, что из себя представляют ангелы.
В этом смысле полезно было бы обратиться к примеру с видами у животных. И с этой точки зрения ангелы в своем изначальном состоянии обладают не большим разумом, чем пауки, или черви… или волки. А чем обладают, благодаря способности встраивать в свои сети людей, так это умением соответствовать разуму других людей и подражать ему. Путем материальной связи с мыслящими существами они могут овладеть искусством как самим превратиться в подобных существ, чей образ они могут скопировать — но не физический образ, конечно, а ментальное отражение. В связи с людьми ангелы обрели ключ к человеческому воображению.
Когда они не связаны с людьми или другими разумами из мира материи, состояние ума ангелов не особенно отличается от опыта махалалеловых вервольфов, когда они находятся в волчьей форме: сохраняя разумность, их мозг лишается организованного процесса мышления. Я бы даже предположил, хотя и не могу быть в этом уверен, что состояние сознания, которое Мандорла зовет «волчьим», сильно напоминает то, которое бывает у ангелов, когда они отсоединены от человеческого разума, отражающего их разум.
Длительное предпочтение Мандорлы волчьего стиля жизни есть дань должному в этом аспекте бытия — и ее внезапное частичное примирение с человеческим аспектом ее природы вызвано частичным примирением, которое пережили сами ангелы.
Что касается ангелов, видишь ли, разум — это проклятие, так же, как и дар; опасная ловушка и великолепная возможность. Смертельная опасность содержится в эксперименте, которым они увлеклись, едва первые из них обрели сознание, когда подключили людей к своим сетям — опасность, которая стала критической, как только шестеро из семерых пали жертвой соблазна и польстились на плоды с древа человеческого знания и воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60