– Слышал?
– А мне влом работать с недочеловеками, которые не в состоянии поймать в прицел меня, великолепного!
– Ничего-ничего. Ты позлись, побуянь, пока есть время – оно и выкипит. Джо мудрый. Он наращивает сложность постепенно. Короткие броски, средне-дальние с пристрелкой, выход на цель, а теперь в компании…
– …ползучих тихоходов! Из всей эскадры уважаю лишь заправщиков. У ангелов тьмы должны быть слуги.
– Ну насчёт ангелов…
Образ крылатых хранителей мира Альф почерпнул из лекции «политико-социального курса». Дагласов приписали к четвёртому отсеку, выдали бейджи-маркёры, планы учебных занятий на время полёта, распорядок дня и ночи, а также схемы помещений и расписание мероприятий, обязательных для посещения, куда входили, в частности, и чтения на тему: «Кто наш враг».
– Из отсека ни шагу! – приказал Норр. – Слежка здесь тотальная, порядок железный. Нарушителей хватают без разговоров.
«Они задумаются, если третий подряд окажется Дагласом», – хихикнул Альф радаром.
– Я объясню им, что вы – клоны, – успокоил Норр, машинально поправив радиоперехватчик на ухе.
Избегать его надзора становилось всё сложнее. Дешифровать акустические беседы Дагласов безопасники затруднялись, но коды радарной связи взламывали быстро. Круглая белая клетка, в которой был замкнут каждый Даглас, оставалась нерушимой.
– За вычетом цельных конструкций, танков и коммуникаций, – менторским тоном заговорил Наблюдатель, – отсек представляет собой барабан объёмом в тридцать миллионов регистровых тонн. Не уверен, что ты в свободное время успеешь обойти его пешком. Даже бегом.
Альф поник.
По кубатуре жилых помещений и численности экипажа «Гордый» мог потягаться с небольшим городком. Здесь имелся штатный капеллан в ранге настоятеля собора, мини-госпиталь, санитарная бригада, пара крупных спортзалов и три линии электрички, соединяющие отсеки. Тринадцать тоннелей сообщения патрулировались военной полицией, а бортовая безопаска обеспечивала пропускной режим. Только в эллингах внутри корпуса «Гордый» мог нести до тридцати двух кораблей класса «корвет», а пять упакованных «флэшей» терялись среди прочих крупногабаритных грузов.
– Умрёшь от старости, так и не узнав, кто живёт в каком-нибудь седьмом отсеке! Может, там люди зелёные и ходят на руках! – Альфа ужасала гигантомания судостроителей.
– Отнюдь нет, – ответил изнутри его тела Норр, как недремлющая лягушка в голове, давно знакомая всем образцам и ставшая чем-то вроде alter ego. – Там вахтовики, контрактники, переселенцы – всякие межпланетные пассажиры. Айрэн-Фотрис неплохо зарабатывает на недорогих перевозках. Ты был бы разочарован, попав в салон третьего класса.
«О май гат, мы достигли апогея эволюции – спецслужбы сидят в мозжечке у каждого и бдят, круглосуточно бдят! Фу, я перестаю ощущать себя личностью. Будто я размазан по стеклу, а Яримицу изучает меня в микроскоп».
Из текущей по тоннелю публики навстречу им выскочил бронзовый от лампового загара фест-лейтенант Розенбаум – ладонь под козырёк, улыбка до ушей. Дагласы дружно отдали честь по команде Ирвина.
«Дамы и господа, дисциплина! Мы – военнослужащие».
«Я присяги не давал!» – отбрехнулся Альф, но тоже козырнул.
– Салют, бродяги! Бланш, позволь… – Фест-лейтенант запечатлел поцелуй на милостиво протянутой руке. – Карен, если не ошибаюсь?
«Кто этот парень?» – спросила Карен у Албана.
«Некто Розенкрейцер. У Бланш был с ним роман на Хамре».
«И с ним тоже? Вы кучу всяких называли, ну, на второй серии планетарных стартов – Гамбургер, Ризеншнауцер, Рапунцель… она ещё злилась тогда».
«Это всё он один, просто…»
«Просто на фамилию Розенбаум у них вышибает память! Конструктивный дефект мужских мозгов!»
«А-а, это к нему ты рвалась укатить на вездеходе через бурю! Типа прогуляться. Да, парень того стоит. К такому и пешком удрать не грех».
«Запросто, если бы мстительный белый рыцарь из вредности не засадил нас на другую базу. Карен, не пялься на него, это неприлично».
«Карен, погляди на меня. Внимательно. Что ты видишь?»
«Чудо техники – ревнивого робота. Ирвин, кончай хмуриться».
«Всё, не держите меня! Я год с лишним провела в разлуке! Короче, исчезаю до посадки в симулятор, чао!»
Обмен репликами занял у Дагласов меньше, чем один вдох взволнованного Розенбаума. Как-то сразу оказалось, что Бланш откололась, а фест-лейтенант держит её за лапку.
– Нас переводят с Хамры на Ситон. Пока отстаивались у Колумбии, даже отпусков на планету не дали! Висели месяц в космосе, слюнями умывались… И вдруг ты! Я подумал – глюк, это случается при длительных полетах. А это в самом деле ты, словно подарок!
«И он не замечает ничего особенного?.. Нет, я в курсе, что кой-кому сойдёт и нарисованная баба, но Розенбаум на Хамре вконец опупел. Красный пузырь вместо солнца, снег не тает, а дымится… Год-другой, и готово, крыша набекрень».
– Я на «Гордом» всё разведал; расскажу – закачаешься, – похвалялся фест-лейтенант.
«Бланш, голубка, не забывай форвардить нам его байки. Ты помнишь, что такое информационный голод? Как ты выла на станции у Аламака, когда мы остались без телевидения?»
«Алби, пожалуйста, не надо мне про гамму Андромеды! К свиньям эту сурдокамеру, и слышать не хочу! Если нас ещё раз завезут туда, где звёзды гасят связь, я… я… нарушу мораторий!»
«Ты пошутила, – по-своему оценил её дерзость Ирвин. – Кроме симулятора, не забудь про лекцию. Там отмечают присутствующих. Мы слушаем в Атриуме, это…»
«Ирвин, дорога туда мне известна. Я приду. Но до начала лекции оставь меня в покое».
«Да ладно, Бланш, гуляй, – приятельски маякнул радаром Албан. – Я позабочусь, чтоб тебя отметили».
И он сделал это – воспроизвёл отзыв маркёра Бланш, когда система слежения в Атриуме лучом считала сидящих на ярусах амфитеатра.
Читал младший капеллан, он же политрук отсека и стукач. Досье на унтер-капеллана прислала Бланш, не забывая в ходе любовной встречи снабжать друзей полезными сведениями. Ну если не всех, то самого заботливого.
«Что-то Бланш молчит», – отметил Ирвин.
«Да, сегодня она неразговорчива». – Албан не стал обижать команду своей привилегией Настоящего друга.
Атмосфера в Атрхгуме была возвышенная, трагически-пафосная. Лектор бледнел мраморным холодком ожившей статуи. Вогнутый экран позади капеллана зарделся, заиграл багровыми сполохами, а зал погрузился в темноту.
– Я возвращаю вас в тот скорбный день, когда хаос и насилие обрушились с левобережья на мирный Город, когда орды вандалов и грабителей, круша и поджигая всё на своём пути… – тяжело, мучительно проговаривал капеллан, и поддельная горечь была в его словах, считанных со строки-подсказки.
Текст проповеди политрук знал наизусть, с этой юбилейной речью он уже неделю гастролировал по отсекам «Тарквиния». Молодой, темпераментный, он пользовался успехом, особенно у женщин. Первая годовщина событий на Пепелище! это подходящий случай показать себя публике, заработать бонусы по службе и просканировать настроение военных. Мощный дистанционный биосканер стоял за экраном, собирая импульсы аудитории. Не очень точный прибор, но гнев от восторга отличает.
Чаша экрана накалялась. Гомон, переходящий в многоголосый рёв, вставал языками пламени, чёрная клубящаяся пелена охватывала ступенчатый силуэт Города, и низкое солнце стало рубиновым диском, плывущим в дыму пожарища.
Албану померещилось, что он видит фильм о последних днях гибнущей Хамры, когда местные формы жизни – кажется, их звали ретробионами, – теряя силы, бились с полчищами металлических вирусов, летящих на крыльях пылевых бурь.
Наверное, ретробионы сильно хотели жить, мирно плодиться в ржавых песках и греться на скалах. Они могли бы заниматься этим миллионы лет, но людям понадобились недра Хамры и место для военных баз. А тут копошится какая-то живность! кто посмел встать на пути прогресса?!
Повествуя об успешной акции уничтожения, профессор Яримицу разве что не причмокивал от восторга:
«Планета была стерилизована за считанные годы. Чтобы усилить несущие бури, пучковые орудия с орбиты вели обстрел полярных льдов и по рекомендациям метеорологов локально прогревали атмосферу. Мы ещё раз наглядно доказали тезис Вернадского о глобальной преобразующей роли человека Опасная жизнь была подавлена, власть человечества утвердилась здесь навсегда».
Капеллан вдохновенно вещал:
– Развращённое пособиями и дотациями, манхло стало живым агрессивным балластом. Когда власти решили сделать жильё по-настоящему рентабельным, манхло ответило волной разбоя и убийств.
Экран выплёскивал картины погромов. Перевёрнутые и горящие автомобили, растерзанные тела, разбитые витрины, мечущиеся на фоне огня фигуры, какие-то хищного вида штатские в масках и с оружием, потерявшийся и ревущий ребёнок. Кварталы без света, озаряемые пожарами.
«Скоты, – бурчал Альф. – Про тех, за кого дышит насос, они не думали! Так бы я сидел – и хлобысть, тока нет, родаков нет, аварийное питание еле моргает, а под окнами война, на помощь никого не дозовёшься. Это восстание – от психотроники, – тут же начал бредить он. – Только пси-локатор может всех так возбудить! Сколько в Городе антенн, неизвестно кем поставленных? Они-то и лучат. Внедряют в сознание всякую хрень…»
«Нет ли у тебя в запасе новой кодировки? А то я сижу и вижу, как нас пси-локатор прощупывает, в душу смотрит…»
«Какой? Где?.. Алби, дай диапазон, я погляжу!.. Ох ты! Он позади капеллана стоит! Ирвин, чуешь? Мать моя!.. Это что за технология такая, почему не знаю? Дай-ка я ломану его…»
«Заткни радар, парень, – осёк Ирвин. – Поменьше гуди в пространство; тут и кроме Норра есть, кому следить».
«Не пугай! Это ловушка не для нас, мы для неё – чёрные пятна. Нет, правда, что оно из себя представляет? Алби, что это?»
«Неопознанный объект. Если я верно понял его характеристики, он служит для приёма и усиления слабых токов. Вроде медицинского прибора, как его… энцефалограф».
«МЫСЛИ ЧИТАТЬ?» – ахнула Карен.
«Это ещё никому не удавалось, даже Норру. Скорей измерять уровень чувств. Похоже, таким детектором можно определить индекс агрессивности. Тот, что сообщают утром в сводках погоды».
«В прошлом мае уровень был выше туч, – заметил Ирвин. – Манхлу надо ввалить как следует, чтоб не высовывались. Не можешь зарабатывать – пинком из Города».
«Ну ты шустрый, раскатился! – взвилась Карен. – Дай работу, плати по-хорошему, а потом ищи, кто лишний!»
«Умолкни! Тут прослушка, – предостерёг Ирвин. – А то с тобой не долетим до полигона. Ты в концепцию не вписываешься. Слушай, молчи и верь. Тебе больше всех надо, что ли?»
«Я разве ляпнула вслух? Я про себя, молчком!»
«И думать перестань – вредно».
Капеллан нагнетал драйв:
– Перенаселённость Города и злая воля достигли критической точки. Катастрофа была неизбежна, и она грянула. Если бы мы спасовали перед натиском вооружённых толп, нас ждало царство манхла, полное вырождение…
Чаша за его спиной бурлила сценами, вызывающими возмущение и тошноту. Раздача бесплатных пайков, едва не переходящая в драку. Искажённые серые рожи, брань взахлёб, брызги слюны. Разинутые рты полны гнилых зубов, от чего коробит всякого приличного централа. Мутанты-чернокарточники с языками, которые не помещаются во рту, с жёлтыми бельмами, уродливо головастые от мозговой водянки. Небритые типы в обносках жрут всухомятку брикеты лапши, кто-то булькает спиртное прямо из бутылки, запрокинув голову; лохматый малый в потёртом костюме горланит с ящика, заменяющего трибуну, а скопище оборванцев вокруг орёт, свистит и рукоплещет. Развалины домов, помойки, грязные дети и женщины роются в отбросах.
«Это не будущее, а нынешнее, – осторожно сказала Карен. – Маленькая я была, наш район так же выглядел; сейчас только хуже стало. Чего выдумывают?..»
«Безобразие, бесстыдство!» – прорвало Альфа.
«Вот, а я что говорю?!» – Карен было обрадовалась поддержке, но образец I видел мир лишь через свою призму.
«Как у него язык-то повернулся – „вырождение“! Ко мне патер ходил из Утешения Скорбящих, тот понимал правильно, корректно – убогих надо любить больше здоровых. Чёрную генетику нельзя показывать в ужастиках – это биологический расизм! Капеллан – брехло поганое! Рейтинг наживает на гидроцефалах. Крррасавчик элегантный, грязью бы его облить. Ни одному слову нельзя верить, что он там несёт!»
«Нормально излагает», – вступился Ирвин за лектора
«На ти-ви, если обозреватель инвалидов тронет или мутантов оскорбит, мы каналу мёртвый бойкот организуем, пока он не покается и виновного не выгонит. Мы – сила! Нас много! У нас своя партия есть!»
«А я-то думал, с чего у нас конгресс такой, будто у всех водянка в голове? Снаружи не видно, но по результатам чувствуется», – прошелестела радиограмма от задумчивого Албана.
«И ты туда же! Алби, не ожидал от тебя!»
«Эту партию я видел. Депутаты говорливые, за правду горой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69