Теперь мне оставалось только раскланяться.
Княгиня, утомленная лечением, осталась в постели, а генерал, превозмогая гордость, проводил меня до коляски. В принципе, он был неплохой мужик, конечно, с недостатками, характерными для своего времени, но это не самый большой человеческий порок.
– А знаете что, князь, – сказал я ему при прощании, – я вас тоже как-нибудь осмотрю. Мне кажется, вам и самому не помешает немного подлечится.
Мы дружески раскланялись с генералом, и кучер, будущий фаворит, повез меня к портному. В Троицке все было под рукой и рядом. Я вполне мог дойти до дома Котомкина и пешком, но это бы понизило мой общественный статус.
Глава шестнадцатая
Коляска миновала оба собора и выехала на рыночную площадь. Я тронул за плечо кучера и велел ему остановиться. Bpeмя было уже позднее, и большинство лавок закрыто. Немощеная пыльная площадь была замусорена упаковочными материалами. Всюду валялись растрепанные рогожи, изломанные берестяные и ивовые корзины и ящики.
Было непохоже, что кто-нибудь собирается все это прибирать. Не сходя с коляски, я огляделся и убедился, что княгиня была права: торговля в городе была скудная. Судя по вывескам, большинство лавок торговало съестными припасами, хоэтоварами и изделиями местных промыслов. Правда, имелся и один «минимаркет» с интригующим названием «Заморские товары». Украшением площади, без всякого сомнения, служили два трактира: один побогаче, другой победнее. Но даже около них жизнь едва теплилась. Зато было много домашних животных, добывающих себе пропитание в отбросах. Собаки мирно сосуществовали со странными волосатыми, очень худыми свиньями и даже кошками, не слишком хоронящимися от занятых поисками пищи псов.
Я хотел уже ехать домой, когда увидел, что одна из лавок, с криво написанной вывеской «Галантерея», еще открыта. Я решил в нее зайти.
В лавке было душно, и стоял неприятный запах. Меня встретили два приказчика в одинаковых «форменных» поддевках и надетых поверх них жилетах. Судя по тому, как они были похожи, приказчики явно состояли в близком родстве. Меня умилили их головы, обильно смазанные каким-то маслом и расчесанные на прямой пробор. Мой приход привел сальных молодцев в буйное состояние. Они бросились на меня и буквально втащили в глубину лавки. Один при этом именовал меня «ваше-ство», а другой, более отчетливо, «ваше превосходительство».
Оказалось, что название «Галантерея» совершенно ничего не значило. Торговали здесь всем на свете от меда до хомутов. После улицы, в полутемной лавке было плохо видно, и я не очень ориентировался, что эти энтузиасты капиталистического труда совали мне в руки и вешали на плечи. Меня ни о чем не спрашивали, просто орали в уши и совали в руки все, что им попадалось на глаза.
Меня такая бесцеремонность разозлила, я вырвался из цепких объятий и попытался вставить хоть слово в их слаженный дуэт. Однако хлопцы были настырны и только удвоили усилия впарить мне конскую сбрую и штуку ситца. Я вовремя вспомнил, что я «представитель господствующего класса» и, используя свое превосходство в росте и силе, схватил голубчиков за шивороты и стукнул лбами. После этого громким голосом произнес несколько очень распространенных народных слов, понятных даже малым детям, и этим прекратил бесчинства. Приказчики заверещали и отскочили в разные стороны.
Тут же им на смену появился сам хозяин, – богато наряженный в многослойные одежды купец.
– Что прикажете, ваше сиятельство, – заговорил он сладким голосом, кланяясь и приседая, – я вижу вам нужна-с аглицкая материя на фрачек-с. Только для вас из почтения, отдам-с за бесценок-с.
Он схватил с полки штуку какой-то материи и начал совать мне в руки.
– Отменнейшее сукно-с, такого и в Петербурге-с не достать-с.
Похоже, у ребят была четко отлаженная методика торговли. Я не без интереса понаблюдал ужимки купца и резко прекратил этот спектакль художественной самодеятельности, схватив предпринимателя за окладистую бороду:
– Ах ты, аршинник, самоварщик, архиплут, протобестия! – заорал я голосом городничего из гоголевского «Ревизора» и попытался помотать тушу хозяина за бороду. – Так-то ты царские указы выполняешь! Да я тебя в Сибирь! Да я тебя на дыбу! Молчать, когда тебя спрашивают!
Ассорти из Хлестакова и городничего мне явно удалось. Купец мне поверил. Он уронил драгоценное сукно на грязный пол и начал валиться на колени.
– Вашество, помилуйте, не погубите, жена, детки малые…
Я не поверил, но смягчился.
– Ладно, но смотри у меня, в последний раз прощаю. Так тебя, растак!
– Вашество, благодетель, кормилец, век Бога молить, и деткам накажу, что только приказать изволите…
В общем-то, с этого ему и стоило начинать.
– Бумагу почтовую и чернила.
Мне мгновенно принесли пачку бумаги в пятьдесят листов и пузырек чернил.
– Шелковую рубаху субтильной девице, – приказал я, переведя размер одежды Алевтины на понятный язык. Передо мной тот час навалили груду рубашек, поставив перед сложностью выбора. Я покопался немного и отложил две подходящие по размеру рубахи, приказав купцу самому проверить их качество. Напуганный «аршинник» забраковал обе и поменял их на такие же, но без недостатков.
Потом я занялся подбором всяких женских аксессуаров, пользуясь указаниями купца. Горка покупок оказалась внушительной, и мне ее упаковали в берестяной кузовок.
– Сколько? – строго спросил я хозяина.
– Вашество, не извольте обижать, примите-с…
– Посчитай и скажи, – отверг я взятку, даже не будучи должностным лицом.
– Исключительно, для вас, нашего благодетеля, все-го-то пятьдесят рублев.
Я не имел никакого представления о существующих ценах, но лавка казалась достаточно простонародной, и товары в ней были не для богатых. Притом купчина смотрел на меня слишком честно, и слишком сладостно заглядывал в глаза, чтобы я ему поверил. Поэтому, используя опыт старших поколений, я театрально вытаращил глаза и процитировал Жванецкого:
– Скоко-скоко? Это что, за товар или за всю лавку?!
– Вашество, не погуби, – опять повторил свою репризу купец, – благодетели вы наши, по-божески, по справедливости, четвертной!
– Тэк-тэк, – гнусным тоном процедил я, – значит, говоришь, двадцать пять рублей?
– Двадцать рублей, барин, будет по справедливости, – почти нормальным голосом, уточнил хозяин.
Я не стал торговаться и расплатился. Провожали меня низкими поклонами и умоляли наведываться еще. Вид у купца был победоносно довольный, и я понял, что меня все-таки надули.
Начинало смеркаться. Я вспомнил, что заказал баню, и поторопился сесть в коляску.
Рабочий день у портного к этому часу кончался, и хозяйка со служанкой кормили семью и работников ужином. Из «трапезной», довольно большой комнаты с длинным столом, доносился гул голосов. Не сообщая о своем возвращении, чтобы никого не беспокоить, я прошел к себе. Аля грустно сидела у окна и не повернула головы, когда я вошел.
– Добрый вечер, – бодрым голосом сказал я. – Как ты здесь одна, не скучала?
– Нет.
– Что-нибудь случилось?
– Нет.
– Тебе опять нездоровится?
– Нет.
– Ты так и будешь некать?
– Нет, – ответила девушка.
– Так в чем тогда дело?!
– А правду говорят, что барыня, к которой ты ездил, – красавица?
Я засмеялся и обнял девушку за упрямые плечи. Аля взглянула на меня. Я чуть не шарахнулся в сторону: на меня смотрело не лицо, а жуткая карнавальная маска. Только спустя несколько секунд я понял, в чем дело, и принялся хохотать.
– Это кто тебя так разукрасил? – еле справившись с собой, спросил я. – Никак, Дуня?
Должен признаться, что мой взрыв веселья, с точки зрения Али, был верхом невоспитанности. Однако слишком силен и неожидан был эффект от увиденного, чтобы удержаться от смеха.
Все ее лицо было покрыто какой-то белой краской, на щеках пылали два круглых пятна свекольного румянца, а брови были дорисованы до висков жженой пробкой.
Аля, между тем, успела обидеться, из глаз покатились слезы.
– Я старалась, старалась… – всхлипывая, говорила она. – А ты, ты…
Я обнял ее и поцеловал не испачканные косметикой волосы. Мне стало стыдно за свою черствость.
– Ты же сам говорил про эту косметику, – неожиданно для меня, правильно произнесла она сложное слово, – я и старалась. Все говорят, что барыня такая красавица…
– Тебе такая косметика не подходит, – пошел я на попятный, – она для пожилых женщин, а не для молоденьких. Притом, так же, как и читать, краситься нужно учиться. Баня готова? – спросил я, чтобы переменить тему разговора.
– Давно, поди, простыла.
– Так давай собираться. Заодно отмоешь свою косметику, а то тебя и поцеловать страшно, вдруг что-нибудь сотрется.
– Фрол Исаевич заходил примерку делать.
– После примерит, мне не к спеху.
Мы взяли тюбик с шампунем, кусок мыла (все, что у меня осталось от радостей двадцатого века), два грубых льняных хозяйских полотенца и отправились мыться.
Баня находилась в конце усадьбы и представляла собой бревенчатый домик с двускатной крышей. Мы открыли разбухшую дверь и попали в крохотный предбанник с маленьким окошком.
По вечернему времени в нем было совсем темно. Я подсветил зажигалкой и нашел приготовленную лучину. В ее неверном свете мы рассмотрели две узкие скамьи, достаточные только для того, чтобы на них присесть и сложить одежду.
Я зажег вторую лучину и прошел в парную. Судя по лоснящимся антрацитовым стенам, баня топилась «по-черному».
Потолка у нее не было, только конопаченная бревенчатая крыша, а дым выходил в две дыры оставленные для этой цели во фронтонах.
В середине помещения стояла печь без трубы, сложенная из камня. Топочная камера располагалась в самом низу, тепло проходило между камнями, накаляя их. Жара, кстати, была отменная.
Я вернулся в предбанник. Аля еще не начала раздеваться и сидела на скамейке, сложив руки, не глядя на меня. Чтобы ее не смущать, я быстро разоблачился и пошел в парную.
Оборудована она была не очень комфортно, не в пример помещичьей. Я обнаружил в углу здоровую керамическую корчагу, литров на двести, ковши и деревянные шайки с обручами. В саму печь был вмазан чугунный котел с горячей водой. Вдоль стен имелись полки в два яруса. Я поставил на нижнюю две шайки и налил в них воду для мытья.
Наконец скрипнула дверь, и в ней появилась моя ненаглядная. Она стояла в дверях, опустив руки. Длинные распущенные волосы покрывали ее плечи и грудь. Мы были наконец совсем одни, и ничто не мешало мне любоваться ею.
Пауза затягивалась.
Аля продолжала стоять на пороге, не проходя внутрь
– Иди сюда, не выпускай тепло, – позвал я, по возможности, будничным голосом.
Она нерешительно подошла и села рядом, плотно сведя бедра и сложив руки внизу живота. Я старался не смотреть на нее, чтобы окончательно не смутить. В принципе, при уже сложившихся отношениях, она могла бы быть и пораскованнее.
– Давай я помою тебе голову, – совершенно неожиданно для самого себя, предложил я.
Аля удивленно посмотрела на меня, готовая услышать совсем другое предложение.
– Зачем? – спросила она.
– Затем, что ты никогда не мыла голову шампунем.
– Это тем, что мы принесли? – натянутым тоном поинтересовалась она.
– Тем самым. Посмотришь, какие у тебя станут пушистые волосы, – излишне суетливо предложил я и отправился в предбанник.
Шампунь я таскаю с собой не случайно. От мыла у меня появляется перхоть, а я имею слабость гордиться своей шевелюрой. Взяв с собой все необходимое, я вернулся в парную. Аля сидела на полке, не изменив позы. Это начало меня не столько злить, сколько обижать. Я, кажется, не давал ей повода видеть во мне феодала и насильника… С другой стороны, я понимал ее состояние. Короче говоря, мы оба начинали излишне нервничать, и это нужно было как-то сгладить. Лучше всего, когда все происходит само собой, «естественным путем» или… совсем не происходит.
Я не стал лезть к девушке с разговорами, а просто зачерпнул ковш теплой воды и вылил ей на голову. Аля только безучастно взглянула на меня. Тогда я выдавил шампунь на руку и начал втирать его в волосы.
– Это что, щелок? – спросила она.
Про щелок я знал только, что им мылись во времена, когда еще не было мыла и в годы Отечественной войны.
– Что-то вроде… Смотри, чтобы не попало в глаза, а то будет щипать.
Алины волосы начали покрываться ароматной пеной, по лицу потекла смываемая «косметика». Я продолжал намыливать ей голову, нежно массируя пальцами корни волос, уши и шею. Напряжение начинало проходить, мы оба увлеклись, и она несколько раз прижалась щекой к моей руке. Девушка даже незаметно попробовала пену на вкус. Я продолжал намыливать голову и шею, спускаясь все ниже. Мыльные руки скользили по плечам, спине, груди. У Али набухли и затвердели соски. Шампуня на все тело не хватило, и я намылил руки мылом. Этой заминки хватило, что бы она опять внутренне отгородилась от меня. Я не стал придавать этому значения, продолжая все так же нежно ласкать ее скользкими руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40