Ты вообще тут ни при чем. Все значительно сложнее. В Полине дело… Тошно мне, голова пухнет. Всю жизнь я думал, что меня любят не за будущий статус, а просто так! Бескорыстно! Детей от нее нажил. Наследника с таким трудом родили. И в итоге чемодан с двойным дном!
Огарев подошел к комоду и вытащил початую бутылку водки. В обстановке рококо бутылка «Пшеничной» смотрелась как досадное недоразумение.
— Давай выпьем, — тоном, не терпящим возражения, сказал Валера.
— Давай.
Две рюмки наполнились до краев.
— Слушай, — шумно выдохнув, сказал Огарев, пропустив едкую жидкость внутрь, — со своей женой ты должен разобраться сам. Чужая семья — потемки.
— Разведусь на хрен! — зло прищурился Морозов. — Детей отберу. Пусть катится…
— Тогда давай закусим…
Потом был недоуменный молчаливый ужин, после которого все разошлись по комнатам. И только Юрий Павлович по старой привычке засиделся у картины Моне, о чем-то беседуя с полотном.
— Докатился… — вслух сказал Игорь, обнаружив в спальне кровать, застеленную для него одного. Полина ушла спать в гостевую комнату.
Ночь тяжело волокла на себе звезды, медленно уступая место серым предрассветным сумеркам, а потом розовой дымке встающего солнца. Игорь не спал.
Шесть утра. Скоро проснется дом.
Морозов нашарил на тумбочке телефон, набрал дежурного врача.
— Костя, это Морозов. Сегодня я приболел. Отмени все операции. Срочное что-нибудь есть?
— Нет, все может потерпеть. Даже лучше будет, — ответил чуть заспанный дежурный.
— Хорошо…
К Полине он зашел без стука, как раз вовремя, она еще не встала, но уже проснулась. При виде мужа губы Полины дернулись. Довольная усмешка все-таки успела прорваться через заслон равнодушия. Извиняться пришел!
Вчерашняя щетина и помятая одежда придавали Игорю какую-то безнадежность. Круги под глазами и ли кий аромат перегара. Полина ощутила растерянность. В ее расчеты не входило, что он будет стоять в дверях с видом маньяка, не решившего окончательно, убить свою жертву или подождать до завтра.
— В общем, так, — грубо и без предисловий начал Игорь, — диспозиция такая. С этого момента ты лишаешься всех прав, любое твое слово будет рассматриваться как посягательство на мою единоличную власть в семье. За ослушание — развод. Для упрямых и идиотов поясняю: развод — это когда собираешь монатки и выматываешься из дома. Дети остаются со мной. Работу теряешь автоматически.
Он развернулся, хлопнул дверью и тяжелой поступью удалился в спальню.
— Я хочу жить дальше, — сказал Игорь встающему солнцу. Упал на кровать и заснул сном праведника.
В своей комнате улыбался чему-то Юрий Павлович. Он осторожно высунулся в гостиную, осмотрелся и подмигнул любимой картине.
Санкт-Петербург.
Март
— Добрый день, Денис. — Человек в черном пальто свернул газету, положил ее рядом с чашечкой кофе и толкнул пачку сигарет. — Курите?
Рогожин молча сел напротив, мигнул официанту:
— Кофе со сливками и сахаром. — Потом уставился на собеседника. — Чем обязан?
— В общем-то, ничем. Но это до определенного времени.
Рогожин нервно закинул ногу на ногу.
— Послушайте, мне совсем не улыбается разговаривать неизвестно с кем, неизвестно о чем. И если у вас есть что мне сказать, то я, пожалуй, вас выслушаю. А играть в агентов мне недосуг.
Человек в черном пальто улыбнулся, прихлебнул кофе. Все его движения были неторопливыми, плавными. Он поставил чашечку на блюдце так, будто опасался, что она расколется. Аккуратно разжал пальцы.
— Тема нашего разговора, Денис, очень деликатна. Потому я бы не хотел начинать его вот так, с бухты-барахты.
Подошел официант, поставил перед Рогожиным синюю кружку и маленькое блюдечко с миниатюрными печенюшками. Пользуясь небольшой паузой, собеседник Дениса снова отпил из чашечки.
Они сидели в небольшом подвальном кафе, безликое оформление которого вызывало удивительное ощущение уюта.
Приглушенный свет, мягкая цветовая палитра стен, удобные стулья. Чисто, негромко, мягко. Рогожин никогда по собственной воле не назначил бы переговоры в таком месте. Но в этот раз инициатива исходила не от него.
Сегодня утром у него появился посыльный от очень солидного человека. И передал сообщение.
Таким способом пользовались нечасто. Чтобы сообщить нечто важное, достаточно было позвонить. Послать Е-мэйл. Факс, наконец.
С человеком, верным и надежным, передавали только нечто действительно важное.
— Тот, кто вас сюда послал… — начал Рогожин.
Но человек в черном его прервал:
— Меня никто не посылал. Относительно моей персоны вы можете ошибаться. Это я попросил уважаемого человека оказать мне услугу и пригласить вас на беседу.
— А в чем смысл? Нельзя было просто позвонить?
— Думаете, этого было бы достаточно? — Собеседник улыбнулся. Он был весь чистенький, аккуратный. Гладко выбрит, кожа ровная, ни единой морщинки. Волосы аккуратно уложены. — Всего лишь одного звонка достаточно, чтобы вы пришли один по указанному адресу?
Рогожин кинул взгляд в сторону. В подвальчике было немноголюдно. Какая-то парочка сидела в дальнем углу, да мужчина в красной спортивной куртке с аппетитом жевал отбивную. Ничего такого, чего стоило бы бояться.
— Нет, — покачал головой человек. — Не думаю. Вы бы поинтересовались: мол, кто звонит да почему, да пошла бы тягомотина…
— Кстати, вы не представились, — напомнил Рогожин.
— И не буду. Поверьте, Денис, это вас не должно волновать. Достаточно и того, что вам известно: я связан с очень серьезными людьми. Пусть я не являюсь частью их схем. Но вся деятельность таких людей входит в сферу моих интересов. И, поймите меня правильно, меня устраивает текущее положение дел.
— Эту песню я уже слышал.
— Может быть. Но вы не вслушались в слова. Положение в Питере изменилось. Это сильно портит общую картину. Тревожит и меня, и тех, кто выше меня.
— А что, и такие есть?
— Есть. Но разговор сейчас не о них.
— Знаете, кем бы вы ни были, — Рогожин зло раскрошил печенье в пальцах, — но я конкретно не догоняю, о чем сейчас разговор. Пусть он тридцать три раза деликатный, но все же давайте перейдем к делу. Или хотя бы пододвинемся к нему поближе.
— А мы и так ближе некуда, Денис. Я имею в виду связь с цыганами.
— Это мое дело.
— Ваше. — Человек в черном кивнул. — Именно что ваше. Надеюсь, вы понимаете, что и ответственность за это дело несете вы? Вы работаете с цыганами и поставляете на рынок Питера некачественный товар. На это не идут даже те, кто на этом рынке работает уже долго. Такое поведение вне правил.
— И что?
— И то, Денис, что вы не учли реальной ситуации. Вы не учли государственной политики, Денис.
— А при чем тут это?
— При том. Почему, вы думаете, серьезные наркотики — героин, крек и другая синтетика — на рынок не поступают? Почему найти кокаин сложнее, чем левый ствол? При этом довольно широк спектр травы и других препаратов естественного происхождения.
— Почему?
— Потому, Денис, что уничтожить наркобизнес невозможно. Но его можно контролировать. Всегда найдутся идиоты, которые хотят свести счеты с жизнью. Всегда есть больные, зависимые люди. Их лечат. Иногда успешно, иногда нет. Положение довольно шаткое. Как, впрочем, любое равновесие. Государству нужны деньги, чтобы лечить этих самых больных, зависимых наркоманов. Благое дело, не находите?
— Мне, если честно, все равно. Если есть идиот, желающий отравиться, то это его право.
— Может быть. Где-то я даже с вами согласен. Но государству нужны деньги. И мы их ему предоставляем.
— При чем тут я?
— При том, Денис. Вы связаны с цыганами. Которые делают некачественный товар. Который гробит людей значительно быстрее, чем вся известная линейка других наркотиков, имеющих хождение в Питере. Вы нарушаете баланс, Денис. Но я вас не виню. — Собеседник поднял руку, словно отметая любые возражения Рогожина. — Я вас понимаю. Вы молодой, энергичный человек. У вас, может быть, значительное будущее. Но сейчас вы сильно портите государству жизнь. Это неправильно.
— Вы хотите, чтобы я кому-то платил?
— Нет. Платят другие. Брать деньги от вас бессмысленно.
— Почему?
— Синтетический героин. Вы производите и торгуете препаратом, который не дает шансов на успешный исход лечения. Понимаете? Никаких шансов. Лечить людей, которых невозможно вылечить, даже если это делать на деньги того, кто их убивает, кто продает им концентрированную смерть… Нелогично и глупо.
— И что вы предлагаете?
— Да. — Человек улыбнулся снова, широко, показывая зубы. Рогожину показалось, что клыки у собеседника немного длиннее обычного. — Я могу предложить.
— Что?
— Вы сворачиваете работу. Более того, цыганы теперь это ваша проблема. Их выбивали из Питера старательно и последовательно. Но теперь пришли вы и дали им возможность торговать. Это ваша проблема.
Рогожин покрутил синюю кружку в ладонях. Обмакнул в остывший кофе указательный палец, облизнул его.
— Чего-то я не понимаю, — сказал Денис, прищуриваясь. — А почему, собственно, вы сами не умоете цыган и меня заодно? Раз вы такие крутые… Почему не спустите собак? Государство, о котором так печетесь, не натравите?
— На цыган? Или на вас? — поинтересовался человек. — Тут, видите ли, есть ряд нюансов. Во-первых, убрать вас как персону ничего, конечно, не стоит, но и пользы особенной не принесет. Потому что за вами, вы простите, Денис, разгребать и разгребать. А во-вторых, разбираться с цыганами на государственном уровне, мягко скажем, не хорошо. Дело будет пахнуть дурно. Вам ведь знакомо слово «геноцид»? Государство — явление масштабное, и его действия часто бывают страшны. Бьешь по мухе, а сшибаешь телевизор. Знакомо? Ведь нельзя же сказать, что цыганский театр «Ромэн» — это сплошь наркодилеры и производители дури. Нет. Нельзя целый народ записывать в преступники. А государство именно так и сделает. Не со зла, просто иначе оно не может. Иначе не получается. И вот, чтобы уладить такие сложные дела к обоюдному удовольствию, есть такие люди, как я. Которые приходят к таким людям, как вы, и просят исправить некоторые ошибки. Собственноручно. Цыгане не должны поставлять на рынок свою дурь. Повторюсь. Это ваша проблема.
Человек замолчал, с легкой улыбкой наблюдая за Рогожиным. Денис ждал. Он точно животным нутром знал: сейчас будет продолжение.
И был прав.
— Со своей стороны мы можем предложить вам, может быть, не много, но в вашем положении, Денис, этого хватит вполне. Особенно учитывая ваши способности и амбиции.
— Я слушаю, — сказал Рогожин.
— Мы знаем, что у вас есть определенные претензии на, скажем так, чужое имущество. Проблема заключается в том, что без решительных шагов с вашей стороны обозначить свои притязания вы не можете. Но и любые активные действия, которые предпримете вы, будут весьма грубо пресечены со стороны корпорации известных вам людей. Я прав?
— В общих чертах.
— Это правило. Буква Закона. Но есть одно-единственное исключение, о котором вы знаете. Личные дела, в которые не будет вмешиваться воровская корпорация. Для этой организации важен бизнес, помните, как в кино: «Это только бизнес, ничего личного». Бизнес не касается персональных заморочек, и личные дела не касаются бизнеса. И если все завертится оттого, что вас кто-то оскорбил… — Человек развел руками. — Буква и дух Закона не нарушены. Дело чести. Правильно я говорю?
— Возможно. — Рогожин уже понял, к чему клонит собеседник. — Но конкретно что?
— Ах, Денис, вы на самом деле очень торопливый человек. — Мужчина в черном пальто свернул газету в трубочку. — Мне пора. А вы должны знать, что в определенный момент, если вы решите кое-какие известные проблемы, мы сделаем так, что ваши притязания будут выглядеть как личное дело, касающееся чести. По-моему, такому темпераментному человеку, как вы, этого будет достаточно. Думаю, вам нет нужды в повторении екатеринбургской истории. И, конечно, я бы попросил сохранить наш разговор в тайне.
— А если я проболтаюсь?
— То вам никто не поверит, — ответил человек Денису и поднялся. — Нет таких параноиков, которые всерьез считали бы, что государство доит наркодельцов, чтобы лечить наркоманов. Удачи вам, господин Рогожин.
Стоянка большегрузных автомобилей.
Под Санкт-Петербургом.
Март
Производство синтетического героина не требовало особенных сложностей. Набор химикатов, кислот и нехитрой химической утвари. Самым дорогостоящим предметом были мультитемпературные камеры, где полуфабрикат должен был подвергаться длительному воздействию различных температур. Эти морозильники не просто имели большую цену, они еще и дорого обходились в обслуживании. Жрали массу электричества, очень сложно ремонтировались и совершенно не терпели перебоев с энергией. Именно по этой причине мультитемпературные камеры обычно работали в трейлерах, где на них можно было завязать отдельные генераторы.
Цыгане, чтобы обеспечить себе спокойную работу, брали стоянку в долгосрочную аренду за копейки и ставили там несколько мобильных лабораторий, работающих круглые сутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Огарев подошел к комоду и вытащил початую бутылку водки. В обстановке рококо бутылка «Пшеничной» смотрелась как досадное недоразумение.
— Давай выпьем, — тоном, не терпящим возражения, сказал Валера.
— Давай.
Две рюмки наполнились до краев.
— Слушай, — шумно выдохнув, сказал Огарев, пропустив едкую жидкость внутрь, — со своей женой ты должен разобраться сам. Чужая семья — потемки.
— Разведусь на хрен! — зло прищурился Морозов. — Детей отберу. Пусть катится…
— Тогда давай закусим…
Потом был недоуменный молчаливый ужин, после которого все разошлись по комнатам. И только Юрий Павлович по старой привычке засиделся у картины Моне, о чем-то беседуя с полотном.
— Докатился… — вслух сказал Игорь, обнаружив в спальне кровать, застеленную для него одного. Полина ушла спать в гостевую комнату.
Ночь тяжело волокла на себе звезды, медленно уступая место серым предрассветным сумеркам, а потом розовой дымке встающего солнца. Игорь не спал.
Шесть утра. Скоро проснется дом.
Морозов нашарил на тумбочке телефон, набрал дежурного врача.
— Костя, это Морозов. Сегодня я приболел. Отмени все операции. Срочное что-нибудь есть?
— Нет, все может потерпеть. Даже лучше будет, — ответил чуть заспанный дежурный.
— Хорошо…
К Полине он зашел без стука, как раз вовремя, она еще не встала, но уже проснулась. При виде мужа губы Полины дернулись. Довольная усмешка все-таки успела прорваться через заслон равнодушия. Извиняться пришел!
Вчерашняя щетина и помятая одежда придавали Игорю какую-то безнадежность. Круги под глазами и ли кий аромат перегара. Полина ощутила растерянность. В ее расчеты не входило, что он будет стоять в дверях с видом маньяка, не решившего окончательно, убить свою жертву или подождать до завтра.
— В общем, так, — грубо и без предисловий начал Игорь, — диспозиция такая. С этого момента ты лишаешься всех прав, любое твое слово будет рассматриваться как посягательство на мою единоличную власть в семье. За ослушание — развод. Для упрямых и идиотов поясняю: развод — это когда собираешь монатки и выматываешься из дома. Дети остаются со мной. Работу теряешь автоматически.
Он развернулся, хлопнул дверью и тяжелой поступью удалился в спальню.
— Я хочу жить дальше, — сказал Игорь встающему солнцу. Упал на кровать и заснул сном праведника.
В своей комнате улыбался чему-то Юрий Павлович. Он осторожно высунулся в гостиную, осмотрелся и подмигнул любимой картине.
Санкт-Петербург.
Март
— Добрый день, Денис. — Человек в черном пальто свернул газету, положил ее рядом с чашечкой кофе и толкнул пачку сигарет. — Курите?
Рогожин молча сел напротив, мигнул официанту:
— Кофе со сливками и сахаром. — Потом уставился на собеседника. — Чем обязан?
— В общем-то, ничем. Но это до определенного времени.
Рогожин нервно закинул ногу на ногу.
— Послушайте, мне совсем не улыбается разговаривать неизвестно с кем, неизвестно о чем. И если у вас есть что мне сказать, то я, пожалуй, вас выслушаю. А играть в агентов мне недосуг.
Человек в черном пальто улыбнулся, прихлебнул кофе. Все его движения были неторопливыми, плавными. Он поставил чашечку на блюдце так, будто опасался, что она расколется. Аккуратно разжал пальцы.
— Тема нашего разговора, Денис, очень деликатна. Потому я бы не хотел начинать его вот так, с бухты-барахты.
Подошел официант, поставил перед Рогожиным синюю кружку и маленькое блюдечко с миниатюрными печенюшками. Пользуясь небольшой паузой, собеседник Дениса снова отпил из чашечки.
Они сидели в небольшом подвальном кафе, безликое оформление которого вызывало удивительное ощущение уюта.
Приглушенный свет, мягкая цветовая палитра стен, удобные стулья. Чисто, негромко, мягко. Рогожин никогда по собственной воле не назначил бы переговоры в таком месте. Но в этот раз инициатива исходила не от него.
Сегодня утром у него появился посыльный от очень солидного человека. И передал сообщение.
Таким способом пользовались нечасто. Чтобы сообщить нечто важное, достаточно было позвонить. Послать Е-мэйл. Факс, наконец.
С человеком, верным и надежным, передавали только нечто действительно важное.
— Тот, кто вас сюда послал… — начал Рогожин.
Но человек в черном его прервал:
— Меня никто не посылал. Относительно моей персоны вы можете ошибаться. Это я попросил уважаемого человека оказать мне услугу и пригласить вас на беседу.
— А в чем смысл? Нельзя было просто позвонить?
— Думаете, этого было бы достаточно? — Собеседник улыбнулся. Он был весь чистенький, аккуратный. Гладко выбрит, кожа ровная, ни единой морщинки. Волосы аккуратно уложены. — Всего лишь одного звонка достаточно, чтобы вы пришли один по указанному адресу?
Рогожин кинул взгляд в сторону. В подвальчике было немноголюдно. Какая-то парочка сидела в дальнем углу, да мужчина в красной спортивной куртке с аппетитом жевал отбивную. Ничего такого, чего стоило бы бояться.
— Нет, — покачал головой человек. — Не думаю. Вы бы поинтересовались: мол, кто звонит да почему, да пошла бы тягомотина…
— Кстати, вы не представились, — напомнил Рогожин.
— И не буду. Поверьте, Денис, это вас не должно волновать. Достаточно и того, что вам известно: я связан с очень серьезными людьми. Пусть я не являюсь частью их схем. Но вся деятельность таких людей входит в сферу моих интересов. И, поймите меня правильно, меня устраивает текущее положение дел.
— Эту песню я уже слышал.
— Может быть. Но вы не вслушались в слова. Положение в Питере изменилось. Это сильно портит общую картину. Тревожит и меня, и тех, кто выше меня.
— А что, и такие есть?
— Есть. Но разговор сейчас не о них.
— Знаете, кем бы вы ни были, — Рогожин зло раскрошил печенье в пальцах, — но я конкретно не догоняю, о чем сейчас разговор. Пусть он тридцать три раза деликатный, но все же давайте перейдем к делу. Или хотя бы пододвинемся к нему поближе.
— А мы и так ближе некуда, Денис. Я имею в виду связь с цыганами.
— Это мое дело.
— Ваше. — Человек в черном кивнул. — Именно что ваше. Надеюсь, вы понимаете, что и ответственность за это дело несете вы? Вы работаете с цыганами и поставляете на рынок Питера некачественный товар. На это не идут даже те, кто на этом рынке работает уже долго. Такое поведение вне правил.
— И что?
— И то, Денис, что вы не учли реальной ситуации. Вы не учли государственной политики, Денис.
— А при чем тут это?
— При том. Почему, вы думаете, серьезные наркотики — героин, крек и другая синтетика — на рынок не поступают? Почему найти кокаин сложнее, чем левый ствол? При этом довольно широк спектр травы и других препаратов естественного происхождения.
— Почему?
— Потому, Денис, что уничтожить наркобизнес невозможно. Но его можно контролировать. Всегда найдутся идиоты, которые хотят свести счеты с жизнью. Всегда есть больные, зависимые люди. Их лечат. Иногда успешно, иногда нет. Положение довольно шаткое. Как, впрочем, любое равновесие. Государству нужны деньги, чтобы лечить этих самых больных, зависимых наркоманов. Благое дело, не находите?
— Мне, если честно, все равно. Если есть идиот, желающий отравиться, то это его право.
— Может быть. Где-то я даже с вами согласен. Но государству нужны деньги. И мы их ему предоставляем.
— При чем тут я?
— При том, Денис. Вы связаны с цыганами. Которые делают некачественный товар. Который гробит людей значительно быстрее, чем вся известная линейка других наркотиков, имеющих хождение в Питере. Вы нарушаете баланс, Денис. Но я вас не виню. — Собеседник поднял руку, словно отметая любые возражения Рогожина. — Я вас понимаю. Вы молодой, энергичный человек. У вас, может быть, значительное будущее. Но сейчас вы сильно портите государству жизнь. Это неправильно.
— Вы хотите, чтобы я кому-то платил?
— Нет. Платят другие. Брать деньги от вас бессмысленно.
— Почему?
— Синтетический героин. Вы производите и торгуете препаратом, который не дает шансов на успешный исход лечения. Понимаете? Никаких шансов. Лечить людей, которых невозможно вылечить, даже если это делать на деньги того, кто их убивает, кто продает им концентрированную смерть… Нелогично и глупо.
— И что вы предлагаете?
— Да. — Человек улыбнулся снова, широко, показывая зубы. Рогожину показалось, что клыки у собеседника немного длиннее обычного. — Я могу предложить.
— Что?
— Вы сворачиваете работу. Более того, цыганы теперь это ваша проблема. Их выбивали из Питера старательно и последовательно. Но теперь пришли вы и дали им возможность торговать. Это ваша проблема.
Рогожин покрутил синюю кружку в ладонях. Обмакнул в остывший кофе указательный палец, облизнул его.
— Чего-то я не понимаю, — сказал Денис, прищуриваясь. — А почему, собственно, вы сами не умоете цыган и меня заодно? Раз вы такие крутые… Почему не спустите собак? Государство, о котором так печетесь, не натравите?
— На цыган? Или на вас? — поинтересовался человек. — Тут, видите ли, есть ряд нюансов. Во-первых, убрать вас как персону ничего, конечно, не стоит, но и пользы особенной не принесет. Потому что за вами, вы простите, Денис, разгребать и разгребать. А во-вторых, разбираться с цыганами на государственном уровне, мягко скажем, не хорошо. Дело будет пахнуть дурно. Вам ведь знакомо слово «геноцид»? Государство — явление масштабное, и его действия часто бывают страшны. Бьешь по мухе, а сшибаешь телевизор. Знакомо? Ведь нельзя же сказать, что цыганский театр «Ромэн» — это сплошь наркодилеры и производители дури. Нет. Нельзя целый народ записывать в преступники. А государство именно так и сделает. Не со зла, просто иначе оно не может. Иначе не получается. И вот, чтобы уладить такие сложные дела к обоюдному удовольствию, есть такие люди, как я. Которые приходят к таким людям, как вы, и просят исправить некоторые ошибки. Собственноручно. Цыгане не должны поставлять на рынок свою дурь. Повторюсь. Это ваша проблема.
Человек замолчал, с легкой улыбкой наблюдая за Рогожиным. Денис ждал. Он точно животным нутром знал: сейчас будет продолжение.
И был прав.
— Со своей стороны мы можем предложить вам, может быть, не много, но в вашем положении, Денис, этого хватит вполне. Особенно учитывая ваши способности и амбиции.
— Я слушаю, — сказал Рогожин.
— Мы знаем, что у вас есть определенные претензии на, скажем так, чужое имущество. Проблема заключается в том, что без решительных шагов с вашей стороны обозначить свои притязания вы не можете. Но и любые активные действия, которые предпримете вы, будут весьма грубо пресечены со стороны корпорации известных вам людей. Я прав?
— В общих чертах.
— Это правило. Буква Закона. Но есть одно-единственное исключение, о котором вы знаете. Личные дела, в которые не будет вмешиваться воровская корпорация. Для этой организации важен бизнес, помните, как в кино: «Это только бизнес, ничего личного». Бизнес не касается персональных заморочек, и личные дела не касаются бизнеса. И если все завертится оттого, что вас кто-то оскорбил… — Человек развел руками. — Буква и дух Закона не нарушены. Дело чести. Правильно я говорю?
— Возможно. — Рогожин уже понял, к чему клонит собеседник. — Но конкретно что?
— Ах, Денис, вы на самом деле очень торопливый человек. — Мужчина в черном пальто свернул газету в трубочку. — Мне пора. А вы должны знать, что в определенный момент, если вы решите кое-какие известные проблемы, мы сделаем так, что ваши притязания будут выглядеть как личное дело, касающееся чести. По-моему, такому темпераментному человеку, как вы, этого будет достаточно. Думаю, вам нет нужды в повторении екатеринбургской истории. И, конечно, я бы попросил сохранить наш разговор в тайне.
— А если я проболтаюсь?
— То вам никто не поверит, — ответил человек Денису и поднялся. — Нет таких параноиков, которые всерьез считали бы, что государство доит наркодельцов, чтобы лечить наркоманов. Удачи вам, господин Рогожин.
Стоянка большегрузных автомобилей.
Под Санкт-Петербургом.
Март
Производство синтетического героина не требовало особенных сложностей. Набор химикатов, кислот и нехитрой химической утвари. Самым дорогостоящим предметом были мультитемпературные камеры, где полуфабрикат должен был подвергаться длительному воздействию различных температур. Эти морозильники не просто имели большую цену, они еще и дорого обходились в обслуживании. Жрали массу электричества, очень сложно ремонтировались и совершенно не терпели перебоев с энергией. Именно по этой причине мультитемпературные камеры обычно работали в трейлерах, где на них можно было завязать отдельные генераторы.
Цыгане, чтобы обеспечить себе спокойную работу, брали стоянку в долгосрочную аренду за копейки и ставили там несколько мобильных лабораторий, работающих круглые сутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41