— Там комната…
— Хорошо. Молодец. А кто снимался?
— Не знаю. — По лицу парня текли слезы. — Не знаю!
Юра занес ногу.
— Не знаю!!! Только Андрюха, может, знает! Не знаю я!
— Кто такой Андрюха?
Вова кивнул на стену.
— Тот пидор? Встань на четвереньки, ползи в ту комнату.
Когда дверь в детскую слетела с петель, голозадый Андрюха дремал.
Избивать голого было противно, но Морозов решил потерпеть.
— Кто на пленках? Толстая баба и мужик, быстро! Говори, гаденыш! Убью! Убью, сука! — орал он в испуганные глаза. — Быстро говори! Адреса! Фамилии!
— Никого… — От этого слова у Юры упала планка, и он направил Андрюху на встречу со стеной. Головой вперед.
— Что он делал? Что делал, спрашиваю? — приступил Морозов к волосатому Вове, скорчившемуся в углу.
— Снимал, снимал он!
— Ах, снимал. Оператор. Юное дарование. — Юра по-новому взглянул на голое тело, в отключке лежащее у стены. — Тогда разговор будет долгим.
Вечера не получилось. Мужчины о чем-то шептались на кухне, а Мария с Леной сидели в большой комнате, бесконечно обсуждая что-то несущественное и постоянно прислушиваясь. Лена привыкала к новому состоянию организма, а Мария смущалась, сама не зная чего. Обе волновались.
— Юра, ты меня знаешь, но пороть горячку не по моей части. — Алексей сидел на табуретке посреди кухни.
— Леха, это полные уроды…
— Согласен. Полные. Но у меня жена беременная. И роль общественного мстителя не для меня сейчас. Неохота судьбу искушать.
— Ты пойми, это не люди даже, говно, протоплазма… — Морозов сидел на подоконнике, чувствуя, как холодный сквознячок морозит поясницу.
— Вот и сдай их мусорам. Пусть разгребают. Или этому, как его, Сталиевичу. ФСБ тоже поучаствует. С большим удовольствием.
— Да ну, на хрен, ты что? Первый раз, что ли? Пока государственная машина маховики развернет… Да менты купленные песочку подсыплют. И потом, не хочу я по судам таскаться.
— Так ведь свидетелем, а не обвиняемым…
— К черту, свидетели исчезают в полдень.
— Тени исчезают в полдень, а свидетели должны умереть. Не путай.
— Леша… — Морозов глубоко вдохнул, словно собираясь крикнуть. — Ты бы видел ту девочку…
Вязников не ответил. Только пристально смотрел на друга.
— Девочку? — наконец спросил он. — Какую девочку?
— Соседскую, — нехотя ответил Морозов.
— Юра, — Вязников покачал головой, — мне надо будет с тобой крепко поговорить на тему командной работы. Разгребать дерьмо в одиночку — занятие утомительное. Более того, по-настоящему вредное. Я думал, что ты это понял.
— Понял я, понял. — Морозов подошел к плите, потрогал чайник, никак не желающий закипать. — Я собирался быстро все сделать и…
— А быстро не получилось?
— Нет.
Вязников встал, задвинул табуретку под стол. Хлопнул друга по плечу.
— Ладно. Терпеть не могу абстрактных дел. Но раз уж такая конкретика поперла, то будь по-твоему. Оружие у нас где?
— В коридоре, — тихо сказал Морозов.
— Ничего себе. Запасливый. А эти, кинематографы юные, нас не сдадут?
— Кинематографисты, — поправил Юра. — Нет. Пара дней у нас есть точно.
Вязников разлил по стаканам чай. Подхватил поднос.
— Пошли алиби обеспечивать, — сказал он Морозову. — Только сахар прихвати.
Когда часа в четыре утра дверь массажного салона отворилась, охрана была не готова.
— Привет, ребята, — сказал веселый мужик в нелепой, дутой сиреневой куртке. — Новичков принимаете?
В следующий момент мужик достал из кармана длинный черный пистолет, и для охраны, привыкшей выкидывать на улицу одуревших от алкоголя и анаши клиентов, все закончилось. Как и для администратора, восточного вида парнишки, который кинулся по лестнице наверх, вместо того чтобы упасть мордой в пол, как ему приказали.
В это время в салоне было только три клиента. Начальник общего отдела при мэрии города, который в этот момент изображал кита в большой ванне с двумя кореянками, повизгивающими от восторга. Крупный кооператор с Крылатского, висевший на ремнях, в кожаном наморднике, ошейнике и трусиках, с вырезом на заднице. Самым обычным из этой компании был достаточно известный танцор Борис, который тихо развлекался с двумя мальчиками из своей танцгруппы, подыскивая заодно выход из творческого кризиса.
Работник мэрии давно перестал «ловить мух» и выстрелов просто не услышал. Его кореяночки, которых, к слову сказать, изображали две таджички, насторожились, тренированным ухом выхватив знакомый звук, но вида не подали. Поэтому и остались живы вместе со своим «китом», увлеченно пускающим пузыри и отфыркивающимся.
Бизнесмен-кооператор сразу понял, что дело табак, и задергался. Однако его положение тому не способствовало. Во рту едва помещался круглый пластиковый кляп, крепко притянутый к голове, руки были скованы кожаными ремнями, а сам он висел над кроватью, больше всего напоминая белку-летягу в момент затяжного прыжка. Девушка, обслуживавшая его, на дерганья клиента внимания не обратила. Не привыкать. Она только что отшлепала «негодного мальчишку» хлыстиком по филейным частям и теперь собиралась приступить к главной забаве.
— Дура, — хотел сказать кооператор, когда затянутая в латекс фигура приступила к его заднице с искусственным пристяжным фаллосом. Но вместо членораздельной речи он только глухо замычал.
— Ничего, ничего, мой поросеночек. Сейчас ты запоешь по-другому! — похлопала его по ягодицам девушка. — Кто твоя госпожа?!
— Ыыыыы…
— Развлекайтесь, дети, — прошептал Вязников, заглянув на секунду в номер.
Известный танцор повел себя самым логичным образом. Он имел богатый жизненный опыт и ТТ мог определить на слух. Потому сиганул в окно второго этажа. В чем был, в том и сиганул. Потянул сухожилия и слегка обморозился, ловя в этот час таксиста, который бы согласился подвезти голого человека до дома. Именно в этот момент ему пришла в голову хорошая идея — бросить танцы и заделаться певцом.
Мальчики сориентировались не сразу. Они заметались, собирая разбросанные вещи, и, когда в комнату всунулась небритая и очень усталая физиономия Морозова, кинулись, не разбирая пути, дорогой своего творческого руководителя. Им повезло меньше: один сломал ногу, другой копчик и челюсть.
— Говорил я тебе: глушители, глушители, глушители! — отчитал Вязников друга. — Три выстрела, и такой тарарам! Разбегутся все.
— Не разбегутся, — угрюмо твердил свое Морозов.
Он был прав. В основном девочки, не занятые в ночной работе, были или дома, или спали, пользуясь редкой возможностью отдохнуть. И уж точно они были не настроены идти выяснять, кто там палит в четыре часа утра. Они хорошо помнили анекдот про «кто же там стреляет на восьмом этаже».
Не спал только Клоп. Когда Морозов и Вязников ворвались в здание, хозяин салона занимался воспитательными работами.
Нужно отметить, что свое прозвище Клоп получил в камере за мерзкую привычку срать мимо параши и зло мучить разномастных лагерных отщепенцев, шестерок и опущенных. Чем обычные заключенные по причинам вполне понятным брезговали.
Клоп любил, прижав человека к стенке, долго буравить его каким-нибудь тонким, но тупым предметом, вроде толстой авторучки, и заглядывать мучимому в глаза. Тем, кто присутствовал при этом, казалось, что садист пьет чужую боль, насыщается ею, раздуваясь, как… как клоп. Однако беспределыциком этот подонок не был. Он понимал, что за подобные выходки, а точнее, за всю омерзительность зрелища можно запросто самому отправиться куда-нибудь в район параши. Из-за оскорбленных чувств некоего авторитета.
Такие акции были у Клопа чем-то вроде «заслуженного наказания» и применялись только в воспитательных целях. Один на один с жертвой. Телохранитель в этот момент выходил из комнаты.
Охранник был парень достаточно сообразительный и не из пугливых. Он неоднократно убивал людей. В него стреляли, совали ножи и однажды пытались удушить бельевой веревкой. И он знал, как оборонять узкий коридор с максимальной эффективностью. Но в данный момент его заботил один сложный вопрос: что больше вредит его имиджу — убитый подопечный или сам факт, что такой человек, как он, работает на такую гниду, как Клоп?
Может быть, Морозову и Вязникову способствовала удача, может быть, сработал какой-то из кармических законов воздаяния. Как бы то ни было, но телохранитель решил проблему в свою пользу. Он зашел в кладовку, заперся изнутри и выключил свет. Когда Вязников дернул дверь, бывший телохранитель Клопа даже не вздрогнул.
Только пальцы напряглись на ребристой рукояти пистолета.
Дверь в кабинет хозяина салона отворилась без сложностей. Вязников и Морозов зашли просто, как будто два новых клиента. Без эксцессов.
Клоп был крупный, мускулистый. В кабинете стояла жара, поэтому из одежды на хозяине была синяя майка и короткие шорты, открывающие точеные волосатые икры.
Почти греческая фигура, с налетом приближающейся полноты. Наголо обритый череп. Он представлялся Морозову совсем другим. Толстым, неказистым, раздутым. Не человеком, а насекомым…
И еще Морозов узнал эту спину. Крепкую, мускулистую спину человека с видеопленки.
Когда Клоп обернулся, то Юра увидел, что не ошибался в отношении его внешности. Клоп был уродом. Нет-нет, никаких отклонений. Никакой заячьей губы, косоглазия, отсутствующего носа. Каждая часть лица в отдельности была нормальна, но в сочетании… Невозможно было объяснить, что же было столь отталкивающе в его внешности. Полные красные губы, глаза круглые, как у совы, сверлящие и пристальные. Крупный нос с горбинкой. Выпирающие скулы.
Но взгляд. Тяжелый, одуревший от чужой боли, бессмысленный взгляд жрущего, хавающего животного.
Вязников вдруг вспомнил, где видел это лицо.
Оно выплыло покойником со дна темного омута.
Тогда, в девяносто первом. Подвал. Мерзкие хари. Дьявольский шабаш. И это лицо. Только тогда на нем был поварской колпак.
— Здравствуй, дядя, — сказал Морозов.
И завертелось!
Девчонка, мучимая Клопом, издала горлом булькающий звук, дернулась и осела на пол. Из разодранного бока текла кровь. Сам Клоп молнией кинулся к тяжелому дубовому столу. Но Юра был готов. ТТ в его руках гавкнул один раз. И точеное греческое колено разлетелось ошметками мяса и кости. Клоп взвыл, нелепо кувыркнулся и боком упал на ковер, зажимая ладонями ногу.
Морозов пошел вперед. С каждым шагом разряжая пистолет в дергающееся на полу тело.
Последний выстрел он сделал в лицо.
Вязников тем временем приводил в себя потерявшую сознание проститутку. Он приложил к порванному боку свернутую рубашку, хлопнул девушку по щекам. Когда та, наконец, открыла глаза и во взгляде появилась осмысленность, Алексей спросил:
— «Скорую» вызовешь?
Та кивнула.
— Кто это все сделал? — спросил Вязников, указывая взглядом на труп Клопа, над которым стоял Морозов.
— Трое кавказцев, — прошептала девушка. — Страшные такие.
— Молодец! — Вязников потрепал ее по щеке, встал и кинул Морозову: — Пошли, время — деньги.
— Родственники есть? — спросил Морозов у Варвары Сергеевны.
Он был небрит, под красными опухшими глазами круги. Картину дополнял сильный запах пота. Когда Юра появился на пороге квартиры, хозяйка испуганно шарахнулась назад. Она со дня на день ждала, когда же к ней придут те, кто обычно забирал дочку. Когда на вопрос «кто там?» ответили глухо: «Морозов», она распахнула дверь и в первый момент пожалела об этом. Юра был страшен. По-настоящему. Как бывает страшен мужчина, только что имевший дело со смертью. Варвара Сергеевна почувствовала это и испугалась. Сейчас она даже жалела, что ноги принесли ее в свое время к этому человеку.
— Какие? — испуганно выдавила женщина.
— Родственники?! — громче повторил Морозов и вошел. Закрыл за собой дверь, быстро обежал всю квартиру в поисках кого-то. — Родственники за городом есть?
— Да. В деревне. — Варвара села на стул, не зная, что делать — звать на помощь или бросаться в ноги.
— Так вот. Девочку через два дня заберешь из наркологической, у доктора Борисовского. И отвезешь ее в деревню. Выпишешь из Москвы, к черту, и в деревню. Лет на пять! Поняла? Деревенька далеко?
— Далеко.
— Отлично. Девку в деревню. Сама продашь квартиру и переедешь в другой район города.
— Ой!.. — Варвара Сергеевна заплакала.
— И не хер реветь! — гаркнул Морозов. — Вляпалась, теперь выкручивайся! За дочерью следить надо!
Он был зол. Очень зол.
— Я сегодня иду к риэлтерам. Могу и к тебе их прислать. Надо?
— Надо, батюшка, надо! — сквозь слезы мычала женщина. — Ой надо… Как же теперь…
— Причитать потом будешь. И запомни, — Юра подошел к женщине, взял за локти, силой поднял с табуретки, — запомни, как священное Писание: ты меня пригласила, чтобы я осмотрел девочку. Я осмотрел. И отправил ее в наркологический. Понятно?! И все! Понятно?
— Понятно, — пискнула Варвара Сергеевна.
— Хорошо. Сиди дома, жди риэлтеров. Дверь просто так не отворяй. Меня забудь.
Морозов направился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Хорошо. Молодец. А кто снимался?
— Не знаю. — По лицу парня текли слезы. — Не знаю!
Юра занес ногу.
— Не знаю!!! Только Андрюха, может, знает! Не знаю я!
— Кто такой Андрюха?
Вова кивнул на стену.
— Тот пидор? Встань на четвереньки, ползи в ту комнату.
Когда дверь в детскую слетела с петель, голозадый Андрюха дремал.
Избивать голого было противно, но Морозов решил потерпеть.
— Кто на пленках? Толстая баба и мужик, быстро! Говори, гаденыш! Убью! Убью, сука! — орал он в испуганные глаза. — Быстро говори! Адреса! Фамилии!
— Никого… — От этого слова у Юры упала планка, и он направил Андрюху на встречу со стеной. Головой вперед.
— Что он делал? Что делал, спрашиваю? — приступил Морозов к волосатому Вове, скорчившемуся в углу.
— Снимал, снимал он!
— Ах, снимал. Оператор. Юное дарование. — Юра по-новому взглянул на голое тело, в отключке лежащее у стены. — Тогда разговор будет долгим.
Вечера не получилось. Мужчины о чем-то шептались на кухне, а Мария с Леной сидели в большой комнате, бесконечно обсуждая что-то несущественное и постоянно прислушиваясь. Лена привыкала к новому состоянию организма, а Мария смущалась, сама не зная чего. Обе волновались.
— Юра, ты меня знаешь, но пороть горячку не по моей части. — Алексей сидел на табуретке посреди кухни.
— Леха, это полные уроды…
— Согласен. Полные. Но у меня жена беременная. И роль общественного мстителя не для меня сейчас. Неохота судьбу искушать.
— Ты пойми, это не люди даже, говно, протоплазма… — Морозов сидел на подоконнике, чувствуя, как холодный сквознячок морозит поясницу.
— Вот и сдай их мусорам. Пусть разгребают. Или этому, как его, Сталиевичу. ФСБ тоже поучаствует. С большим удовольствием.
— Да ну, на хрен, ты что? Первый раз, что ли? Пока государственная машина маховики развернет… Да менты купленные песочку подсыплют. И потом, не хочу я по судам таскаться.
— Так ведь свидетелем, а не обвиняемым…
— К черту, свидетели исчезают в полдень.
— Тени исчезают в полдень, а свидетели должны умереть. Не путай.
— Леша… — Морозов глубоко вдохнул, словно собираясь крикнуть. — Ты бы видел ту девочку…
Вязников не ответил. Только пристально смотрел на друга.
— Девочку? — наконец спросил он. — Какую девочку?
— Соседскую, — нехотя ответил Морозов.
— Юра, — Вязников покачал головой, — мне надо будет с тобой крепко поговорить на тему командной работы. Разгребать дерьмо в одиночку — занятие утомительное. Более того, по-настоящему вредное. Я думал, что ты это понял.
— Понял я, понял. — Морозов подошел к плите, потрогал чайник, никак не желающий закипать. — Я собирался быстро все сделать и…
— А быстро не получилось?
— Нет.
Вязников встал, задвинул табуретку под стол. Хлопнул друга по плечу.
— Ладно. Терпеть не могу абстрактных дел. Но раз уж такая конкретика поперла, то будь по-твоему. Оружие у нас где?
— В коридоре, — тихо сказал Морозов.
— Ничего себе. Запасливый. А эти, кинематографы юные, нас не сдадут?
— Кинематографисты, — поправил Юра. — Нет. Пара дней у нас есть точно.
Вязников разлил по стаканам чай. Подхватил поднос.
— Пошли алиби обеспечивать, — сказал он Морозову. — Только сахар прихвати.
Когда часа в четыре утра дверь массажного салона отворилась, охрана была не готова.
— Привет, ребята, — сказал веселый мужик в нелепой, дутой сиреневой куртке. — Новичков принимаете?
В следующий момент мужик достал из кармана длинный черный пистолет, и для охраны, привыкшей выкидывать на улицу одуревших от алкоголя и анаши клиентов, все закончилось. Как и для администратора, восточного вида парнишки, который кинулся по лестнице наверх, вместо того чтобы упасть мордой в пол, как ему приказали.
В это время в салоне было только три клиента. Начальник общего отдела при мэрии города, который в этот момент изображал кита в большой ванне с двумя кореянками, повизгивающими от восторга. Крупный кооператор с Крылатского, висевший на ремнях, в кожаном наморднике, ошейнике и трусиках, с вырезом на заднице. Самым обычным из этой компании был достаточно известный танцор Борис, который тихо развлекался с двумя мальчиками из своей танцгруппы, подыскивая заодно выход из творческого кризиса.
Работник мэрии давно перестал «ловить мух» и выстрелов просто не услышал. Его кореяночки, которых, к слову сказать, изображали две таджички, насторожились, тренированным ухом выхватив знакомый звук, но вида не подали. Поэтому и остались живы вместе со своим «китом», увлеченно пускающим пузыри и отфыркивающимся.
Бизнесмен-кооператор сразу понял, что дело табак, и задергался. Однако его положение тому не способствовало. Во рту едва помещался круглый пластиковый кляп, крепко притянутый к голове, руки были скованы кожаными ремнями, а сам он висел над кроватью, больше всего напоминая белку-летягу в момент затяжного прыжка. Девушка, обслуживавшая его, на дерганья клиента внимания не обратила. Не привыкать. Она только что отшлепала «негодного мальчишку» хлыстиком по филейным частям и теперь собиралась приступить к главной забаве.
— Дура, — хотел сказать кооператор, когда затянутая в латекс фигура приступила к его заднице с искусственным пристяжным фаллосом. Но вместо членораздельной речи он только глухо замычал.
— Ничего, ничего, мой поросеночек. Сейчас ты запоешь по-другому! — похлопала его по ягодицам девушка. — Кто твоя госпожа?!
— Ыыыыы…
— Развлекайтесь, дети, — прошептал Вязников, заглянув на секунду в номер.
Известный танцор повел себя самым логичным образом. Он имел богатый жизненный опыт и ТТ мог определить на слух. Потому сиганул в окно второго этажа. В чем был, в том и сиганул. Потянул сухожилия и слегка обморозился, ловя в этот час таксиста, который бы согласился подвезти голого человека до дома. Именно в этот момент ему пришла в голову хорошая идея — бросить танцы и заделаться певцом.
Мальчики сориентировались не сразу. Они заметались, собирая разбросанные вещи, и, когда в комнату всунулась небритая и очень усталая физиономия Морозова, кинулись, не разбирая пути, дорогой своего творческого руководителя. Им повезло меньше: один сломал ногу, другой копчик и челюсть.
— Говорил я тебе: глушители, глушители, глушители! — отчитал Вязников друга. — Три выстрела, и такой тарарам! Разбегутся все.
— Не разбегутся, — угрюмо твердил свое Морозов.
Он был прав. В основном девочки, не занятые в ночной работе, были или дома, или спали, пользуясь редкой возможностью отдохнуть. И уж точно они были не настроены идти выяснять, кто там палит в четыре часа утра. Они хорошо помнили анекдот про «кто же там стреляет на восьмом этаже».
Не спал только Клоп. Когда Морозов и Вязников ворвались в здание, хозяин салона занимался воспитательными работами.
Нужно отметить, что свое прозвище Клоп получил в камере за мерзкую привычку срать мимо параши и зло мучить разномастных лагерных отщепенцев, шестерок и опущенных. Чем обычные заключенные по причинам вполне понятным брезговали.
Клоп любил, прижав человека к стенке, долго буравить его каким-нибудь тонким, но тупым предметом, вроде толстой авторучки, и заглядывать мучимому в глаза. Тем, кто присутствовал при этом, казалось, что садист пьет чужую боль, насыщается ею, раздуваясь, как… как клоп. Однако беспределыциком этот подонок не был. Он понимал, что за подобные выходки, а точнее, за всю омерзительность зрелища можно запросто самому отправиться куда-нибудь в район параши. Из-за оскорбленных чувств некоего авторитета.
Такие акции были у Клопа чем-то вроде «заслуженного наказания» и применялись только в воспитательных целях. Один на один с жертвой. Телохранитель в этот момент выходил из комнаты.
Охранник был парень достаточно сообразительный и не из пугливых. Он неоднократно убивал людей. В него стреляли, совали ножи и однажды пытались удушить бельевой веревкой. И он знал, как оборонять узкий коридор с максимальной эффективностью. Но в данный момент его заботил один сложный вопрос: что больше вредит его имиджу — убитый подопечный или сам факт, что такой человек, как он, работает на такую гниду, как Клоп?
Может быть, Морозову и Вязникову способствовала удача, может быть, сработал какой-то из кармических законов воздаяния. Как бы то ни было, но телохранитель решил проблему в свою пользу. Он зашел в кладовку, заперся изнутри и выключил свет. Когда Вязников дернул дверь, бывший телохранитель Клопа даже не вздрогнул.
Только пальцы напряглись на ребристой рукояти пистолета.
Дверь в кабинет хозяина салона отворилась без сложностей. Вязников и Морозов зашли просто, как будто два новых клиента. Без эксцессов.
Клоп был крупный, мускулистый. В кабинете стояла жара, поэтому из одежды на хозяине была синяя майка и короткие шорты, открывающие точеные волосатые икры.
Почти греческая фигура, с налетом приближающейся полноты. Наголо обритый череп. Он представлялся Морозову совсем другим. Толстым, неказистым, раздутым. Не человеком, а насекомым…
И еще Морозов узнал эту спину. Крепкую, мускулистую спину человека с видеопленки.
Когда Клоп обернулся, то Юра увидел, что не ошибался в отношении его внешности. Клоп был уродом. Нет-нет, никаких отклонений. Никакой заячьей губы, косоглазия, отсутствующего носа. Каждая часть лица в отдельности была нормальна, но в сочетании… Невозможно было объяснить, что же было столь отталкивающе в его внешности. Полные красные губы, глаза круглые, как у совы, сверлящие и пристальные. Крупный нос с горбинкой. Выпирающие скулы.
Но взгляд. Тяжелый, одуревший от чужой боли, бессмысленный взгляд жрущего, хавающего животного.
Вязников вдруг вспомнил, где видел это лицо.
Оно выплыло покойником со дна темного омута.
Тогда, в девяносто первом. Подвал. Мерзкие хари. Дьявольский шабаш. И это лицо. Только тогда на нем был поварской колпак.
— Здравствуй, дядя, — сказал Морозов.
И завертелось!
Девчонка, мучимая Клопом, издала горлом булькающий звук, дернулась и осела на пол. Из разодранного бока текла кровь. Сам Клоп молнией кинулся к тяжелому дубовому столу. Но Юра был готов. ТТ в его руках гавкнул один раз. И точеное греческое колено разлетелось ошметками мяса и кости. Клоп взвыл, нелепо кувыркнулся и боком упал на ковер, зажимая ладонями ногу.
Морозов пошел вперед. С каждым шагом разряжая пистолет в дергающееся на полу тело.
Последний выстрел он сделал в лицо.
Вязников тем временем приводил в себя потерявшую сознание проститутку. Он приложил к порванному боку свернутую рубашку, хлопнул девушку по щекам. Когда та, наконец, открыла глаза и во взгляде появилась осмысленность, Алексей спросил:
— «Скорую» вызовешь?
Та кивнула.
— Кто это все сделал? — спросил Вязников, указывая взглядом на труп Клопа, над которым стоял Морозов.
— Трое кавказцев, — прошептала девушка. — Страшные такие.
— Молодец! — Вязников потрепал ее по щеке, встал и кинул Морозову: — Пошли, время — деньги.
— Родственники есть? — спросил Морозов у Варвары Сергеевны.
Он был небрит, под красными опухшими глазами круги. Картину дополнял сильный запах пота. Когда Юра появился на пороге квартиры, хозяйка испуганно шарахнулась назад. Она со дня на день ждала, когда же к ней придут те, кто обычно забирал дочку. Когда на вопрос «кто там?» ответили глухо: «Морозов», она распахнула дверь и в первый момент пожалела об этом. Юра был страшен. По-настоящему. Как бывает страшен мужчина, только что имевший дело со смертью. Варвара Сергеевна почувствовала это и испугалась. Сейчас она даже жалела, что ноги принесли ее в свое время к этому человеку.
— Какие? — испуганно выдавила женщина.
— Родственники?! — громче повторил Морозов и вошел. Закрыл за собой дверь, быстро обежал всю квартиру в поисках кого-то. — Родственники за городом есть?
— Да. В деревне. — Варвара села на стул, не зная, что делать — звать на помощь или бросаться в ноги.
— Так вот. Девочку через два дня заберешь из наркологической, у доктора Борисовского. И отвезешь ее в деревню. Выпишешь из Москвы, к черту, и в деревню. Лет на пять! Поняла? Деревенька далеко?
— Далеко.
— Отлично. Девку в деревню. Сама продашь квартиру и переедешь в другой район города.
— Ой!.. — Варвара Сергеевна заплакала.
— И не хер реветь! — гаркнул Морозов. — Вляпалась, теперь выкручивайся! За дочерью следить надо!
Он был зол. Очень зол.
— Я сегодня иду к риэлтерам. Могу и к тебе их прислать. Надо?
— Надо, батюшка, надо! — сквозь слезы мычала женщина. — Ой надо… Как же теперь…
— Причитать потом будешь. И запомни, — Юра подошел к женщине, взял за локти, силой поднял с табуретки, — запомни, как священное Писание: ты меня пригласила, чтобы я осмотрел девочку. Я осмотрел. И отправил ее в наркологический. Понятно?! И все! Понятно?
— Понятно, — пискнула Варвара Сергеевна.
— Хорошо. Сиди дома, жди риэлтеров. Дверь просто так не отворяй. Меня забудь.
Морозов направился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41