Лев взял самый красивый халат, расстелил его на полу и набил всем ценным, что только попалось под руку. Потом аккуратнейшим образом завязал конец верёвки на голой лодыжке спящего и, закинув узел с вещами за спину, прошёл через весь дом на противоположную сторону. Там отыскал окно, выходящее на улицу, и, высунув нос, увидел ожидающего внизу чистильщика.!
- Лови! - Тюк с краденым плюхнулся в сильные руки Насреддина. - А ты думал, я тебя не узнаю?
- Там, на базаре, ты спас мою жизнь, а сейчас я спасаю - твою. Клянусь аллахом, на этом мы в расчёте! Может быть, разбежимся, пока не поздно, Лёва-джан?
- Поздно, Ходжа...
* * *
Юность, увы, быстротечна.
Старость, впрочем, тоже не навсегда...
Бытовое наблюдение.
О том, что произошло во дворе городской стражи, наутро знал весь Багдад. Шум был такой, что скрыть произошедшее не оказалось ни малейшей возможности. Сам эмир потребовал немедля вызвать к нему высокородного Шехмета для получения полного отчёта о бегстве закоренелого преступника и страшном переполохе, взбудоражившем весь квартал. Благородный начальник городской стражи заявился по приказу, отчаянно хромая на левую ногу. Что он мог рассказать? Где-то под утро, ещё до пения петухов и муэдзинов, неведомая сила сдёрнула его спящего с постели и, проволочив за ногу по всему дому, буквально вышвырнула во двор! От его диких воплей из казармы высыпали заспанные стражники. По двору бегали возбуждённые криками кони, а вся земля была усыпана серебряными дихремами. Может быть, поэтому причину тревоги было трудно установить... Вроде бы за верёвку, на которой выудили командира из его же дома, держались двое страшно удивлённых охранников. Впрочем, оба тут же сумели затеряться в толпе, подбирающей монеты. Навести порядок сразу не удалось, ибо воплями мученик сорвал себе голос, а ногу так вообще едва ли не вывихнул. (К слову сказать, определённую роль сыграл и тот факт, что в нижнем белье господин Шехмет уже не производил такого грозного впечатления...) Встревоженные соседи прибежали кто в чём, с палками в руках, думая, что началась война. Когда общая толкотня кое-как угомонилась, было проведено тщательное расследование первопричин. Оно привело к печальным результатам: из погреба в кухне вытащены все кувшины с вином (в одном - едва на донышке, три прочих - в целости), похищена вся войсковая казна (за исключением того, что осело за пазухой у стражи); из конюшни выпущены кони (впрочем, все на месте, во дворе), а из покоев самого Шехмета пропало: шесть халатов парчовых, шесть кальянов серебряных, шесть сабель, усыпанных бриллиантами, шесть пар дорогих сапог, украшенных жемчугами, и шесть ночных горшков из чистого золота. (Общий список был представлен пострадавшим лично эмиру, который тут же приказал выплатить компенсацию за счёт казны.) Также нашли девятерых часовых, опоенных банджем (сильнодействующим наркотиком, вызывающим глубокий сон). Кроме того, обнаружилось бегство того самого Багдадского вора. Не иначе как ему помогли бежать безбожные дэвы или иблисы, ведь зиндан был прикрыт решеткой и заперт на засов. Виновных - традиционно нет... Это самое главное, остальное -детали... Согласитесь, что если в дело замешаны "нечистые силы", то говорить действительно не о чем, ибо их к ответу не призовёшь?! Говорят, в тот день эмир Багдада, величественный и осенённый благодатью Селим ибн Гарун аль-Рашид, впервые познал некоторое беспокойство и даже слегка поерзал на своем троне из слоновой кости...
Оболенский и Ходжа Насреддин отсыпались в дешёвом караван-сарае, среди грузчиков и погонщиков верблюдов. От пережитых волнений прошлой ночи они оба повалились как убитые, привязав Рабиновича в уголке у забора. Осёл золотаря не являлся завидным объектом для угона, и краденые деньги в его чанах находились в полной сохранности. Шехметовские веши, завязанные в помятый халат Оболенского, использовались как общая подушка. Двух друзей теперь уже вряд ли что могло рассорить, но даже во сне Лев все-таки поворачивался к Ходже спиной. Оно и правильно, на этот раз "домулло" явно переусердствовал с маскировкой, и хозяин караван-сарая даже поначалу вообще не хотел его пускать. Зловонный запах пришлось компенсировать тремя таньга вместо обычной одной.
... Встали уже после обеда. Их разбудил башмачник Ахмед, он принёс новую одежду для Оболенского, ибо вновь появляться на улицах в изорванном платье муфтия было рискованно. Вкратце пересказав базарные сплетни, "изготовитель качественной обуви" поспешил обратно, захватив с собой тюк с краденым добром. Пока его "явочная квартира" была ещё довольно "чистой", все порешили на время переселиться туда и "залечь на дно".
- Слушай, Ходжа, когда ты мне сказал "новая одежда", ты пошутил? Это у тебя юмор такой специфический, да?! - не переставая ворчал Лев, плетясь в хвосте у Рабиновича. На его широких плечах косо сидела грязная кожаная безрукавка, а бёдра были попросту обёрнуты дряхлой козьей шкурой. Единственно достойным предметом являлся длинный, в десять метров, пояс из грубой красной ткани, обмотавший крепенькое пузо Багдадского вора раз восемь.
- Ты - нищий грузчик, - терпеливо напоминал Насреддин, по-прежнему изображающий золотаря. - Опусти голову, согни спину и ссутуль плечи - у тебя походка визиря!
- Но я и есть потомок древнего дворянского рода! - огрызнулся Оболенский, взбивая босыми белыми ногами пыль.
- Ай, клянусь Мухаммедом, я впервые слышу о ворах-аристократах! Да не выпячивай грудь и не задирай подбородок - люди твоего сословия не должны высовываться...
- Ха, вот ты бы видел, как одевают грузчиков в престижных инофирмах, я вот... где-то видел... Но не помню: где?!
- Тогда заткнись и улыбайся с покорностью, о сын греха... - елейным полушёпотом пропел "золотарь". - Не видишь, к тебе идёт наниматель!
И вправду, к ним навстречу чинно шествовал старичок, худой, как кочерга, но, судя по одежде, человек состоятельный. Его лицо напоминало переспелую коричневую грушу, узкий лоб был изрезан морщинами, а костлявый подбородок украшен длинной профессорской бородкой. Вкупе с неприятно сверлящими глазками и жёлтым зубом, торчащим напоказ, дедуля откровенно напоминал находящегося на задании пожилого и траченного молью демона. Такие вот и шастают по азиатским базарам, предлагая доверчивым мусульманам весь мир, если только те отступятся от ислама и продадут свою бессмертную душу...
- Так вот они какие - саксаулы... - понимающе протянул Лев.
- Аксакалы! - сквозь зубы выдохнул Ходжа. - Когда же я тебя выучу самым простым понятиям?!
- Джинн - учил, дед - учил, башмачник - учил, теперь ещё и всякий ассенизатор учить будет... - скорбно буркнул наш вор и сделал ангельское лицо - потенциальный наниматель вперился в него узкими, колючими глазками.
- Ты пойдешь со мной! - Богатый старик удовлетворённо оценил рост и руки мнимого грузчика. Оболенский кинул косой взгляд на друга, тот опустил ресницы - соглашайся.
- А что, собственно, надо делать?
- То, для чего тебя предназначила природа, глупое животное...
- Не может быть... - едва не взвыл от счастья воодушевлённый Оболенский. Поправь меня, о благословенный пророк пенсионного возраста, - мы идём в гарем?!
У старца от удивления чуть не воспарила чалма. Ходжа понял, что пора брать дело в свои руки, не дожидаясь, пока аксакал призовёт на голову оскорбителя городскую стражу.
- Не волнуйтесь, почтеннейший, этот несчастный идиот - мой младший брат. Аллах наградил его недюжинной силой, но злобный шайтан отобрал последний ум, и бедолага с детства заговаривается. Склады и сараи он называет гаремами, мешки с товаром - прекрасными пэри, меня, недостойного...
- Ах ты, пенёк, собаками помеченный! - обомлел Лев.
- Вот, слышали? - страдальчески всплеснул руками Насреддин, - Я денно и ношно молю небеса возвратить ему разум, но, увы, они безмолвствуют...
- А он не опасен?
- Что вы, уважаемый! Во всём остальном мой брат даже мухи не обидит! Да и труженик он, каких поискать... Большой, сильный, послушный! Только не слушайте его болтовню...
- Хорошо, - важно кивнул подозрительный старик, - пусть он идёт за мной. До вечера я найду ему работу в доме...
Как только "золотарь" обсудил все условия оплаты и получил за каторжный труд "младшего брата" две таньга вперёд, он напустился на Оболенского:
- Иди и трудись! А греховные помыслы о чужом гареме гони из головы в шею!
- Я не могу трудиться, это нарушение воровской этики... - хмуро отбивался "потомок дворянского рода". - И что я такого сказал? С гамадрила седобородого уже песок сыпется, а мне хоть поглядеть на этих... ваших... гурий!
- Зачем, о несносный зуд в моей пояснице?!
- Гормон пришёл... - Но, видя, что Ходжа не разделяет его страданий, Оболенский шмыгнул носом и покорился судьбе. Их ищут, а значит, действительно имеет смысл разделиться. Лавку башмачника Ахмеда на базаре он теперь и сам отыщет без труда...
* * *
На чужой гарем - штаны не разевай.
Табличка при входе.
Помню, как я звонил Маше в Москву, и она радостно поведала, что "больничного вора", видимо, скоро поймают. Доблестные работники милиции совершенно случайно получили очень важные улики... Не угадали? Да было сразу найдено все краденое! И где?! Под матрасом у безнадёжно лежащего в коме Оболенского! Медперсонал наконец-то решил поменять постельное бельё, а в результате под несчастным был найден целый склад. Разумеется, все вещи были опознаны и возвращены законным владельцам. Общественное мнение негодовало: это ж насколько надо быть законченным мерзавцем, чтобы прятать ворованное в постели обездвиженного больного, который не то что слова сказать - и глаз-то открыть не может. Теперь вся клиника с надеждой ждала поимки бесчеловечного злодея. Увы, радость была преждевременной... На какое-то время кражи действительно прекратились, но спустя недельку всё началось вновь... Повторяю, что лично я сам знаю о тех событиях исключительно понаслышке. Всё происходившее было описано мною со слов Маши Оболенской, и у меня нет причин ей не доверять. Но вернёмся к главному герою, да извинит меня его почтеннейшая супруга, и да продлят небеса годы её благоденствия... Чёрт побери, ещё десяток глав этого романа - и я даже в троллейбусе буду обращаться к кондуктору преувеличенно-вежливым слогом восточного рубай! Это всё из-за Льва... Я пытался понять, каким именно способом он намеревался опозорить эмира? Ну, не опозорить, а вообще хоть что-то ему сделать... Мне, стороннику традиционных взглядов на историю, казалось, что вход в эмирский дворец должен охраняться не хуже Московского Кремля. Сам властитель Багдада наверняка окружён не одним десятком телохранителей, а по всему зданию взад-вперёд снуют слуги, стражи, рабы и царедворцы. Готов принять обвинения в грубом скептицизме, но неужели нельзя было сочинить более правдоподобную историю, ограничившись противостоянием менее величественному противнику? Ну, не верю я, что эти двое ходили по городу, как у себя в ванной, и никто их не задерживал! И то, что они учинили с бедняжкой Селимом ибн Гаруном аль-Рашидом, тоже выглядит
чрезмерно фантастичным... Сам Оболенский объяснял происходящее весьма убедительно и логично, но об этом позднее. На данный момент мы вроде бы оставили его на базаре со странным старичком. О, это оказался ещё тот старик... По этому случаю я возьму на себя смелость озаглавить эту историю, как "Сказ о Багдадском воре, страшном пустынном гуле и одной бедной, но храброй девушке"...
Всю дорогу Оболенский то в шутку, то всерьёз уточнял насчёт гарема. Его наниматель оказался человеком крайне несловоохотливым и отвечал жёстко, в одно предложение, так клацая зубами, словно откусывал точку в конце каждой фразы. В результате выяснить удалось немногое... Конечным пунктом похода является богатый дом на отшибе самой окраины Багдада. Конечной целью найма грузчика перенос скопившихся мешков с костями мелкого рогатого скота и зарытие их в землю за крепостной стеной. Там находилось печально известное кладбище неверных, где хоронили бродяг, путешественников, прокажённых, а также всех представителей немусульманских религий, застигнутых неразборчивой смертью в стенах благословенного Аллахом города. Как понял Оболенский, Багдад имел не только парадные ворота, кое-где можно было выйти и через незаметную калиточку (заплатив за это кое-кому и кое-что, разумеется). В идеале тяжёлая работа по переноске мешков и маханию совковой лопатой должна была закончиться к вечерней молитве. Льва обещали накормить и выдать на руки ещё две таньга, если управится к сроку. Не будем врать, что его это обрадовало, но одна случайная фраза старичка вселяла робкую надежду - "не вздумай заглядываться на моих жён, когда будешь носить мешки из Дому!". Жён, по словам старика, раньше было шестеро, седьмая, самая молоденькая, перешла в жилище мужа буквально три дня назад. Оболенский воспрянул духом и почувствовал знакомый огонёк в жилах, широта его шага выдавала степень желания так, что дедок даже завистливо покосился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52