чтобы убить человека, достаточно шестнадцати. Что же касается негашеной извести…
Старший инспектор изумленно уставился на молодого человека, который с самым серьезным видом излагал ему оригинальный способ убийства.
– Хр-рм, да, – прокашлялся Мастерс. – Но ведь в нашем случае фосфором, так сказать, и не пахло? Нет. Так зачем ей понадобились негашеная известь и фосфор?
– А зачем ученому-египтологу детали будильника и почему выдающийся хирург, прежде чем покинуть дом, запасается несколькими часами?
Мастерс кивнул, словно бы нехотя соглашаясь с ним. В то же время Сандерса не покидало ощущение того, что старший инспектор что-то скрывает, причем еще и втайне радуется. Его прямо-таки распирало от удовольствия. Сэр Генри Мерривейл немедленно раскусил бы Мастерса; но Сандерсу, который ничего не знал, а только подозревал, стало не по себе.
– Послушайте, инспектор, что там у вас в рукаве?
– У меня? – с самым невинным видом удивился Мастерс. – В рукаве?! Ничего. Просто мне интересно, есть ли у вас еще какие-либо предположения.
– Сейчас нет. Впрочем… может, вы считаете их всех убийцами, а данные предметы уликами, изобличающими их вину?
– Ага! Такое вполне возможно.
– Или невозможно. По вашему лицу не поймешь, что у вас на уме. Фосфор – яд, но часами или стеклянной пластинкой человека не убьешь.
К удивлению Сандерса, Мастерс оглушительно расхохотался:
– Они вроде как колдуны или алхимики, верно? Полно, полно, сэр! Не обижайтесь. Я ничего плохого не имел в виду. Если подтвердятся мои подозрения, ничего смешного тут нет; произошедшее много серьезнее того, с чем обычно приходится иметь дело. Очень бы хотелось повидать того малого, Фергюсона. Кстати, не хотите составить мне компанию? Сейчас я иду беседовать с миссис Синклер.
Миссис Синклер поместили в одноместную палату, а их в Гиффордской больнице совсем немного. Она сидела на кровати, выкрашенной в белый цвет, обложенная подушками; неяркая лампа в изголовье бросала свет на ее волосы. Рядом находился доктор Нильсен; судя по его виду, он успокаивал больную.
Трудно было представить, что женщине только что сделали промывание желудка, давали рвотное и сульфат цинка. Она показалась Сандерсу настолько хрупкой, что невольно подумалось: подобные неприятные процедуры ее бы просто убили.
Щеки миссис Синклер больше не пылали ярким румянцем, мышцы расслабились. Когда Сандерс видел ее в квартире Хея, она показалась ему старше, сейчас же он понял, что ей едва ли больше тридцати двух – тридцати трех лет. Фигура у нее была что надо – стройная, гибкая. Длинные волосы, очень темные и блестящие, были заправлены за уши, отчего казалось, будто миссис Синклер накинула капюшон. На ее очень красивом, чувственном лине выделялись огромные иссиня-черные глаза; у нее был маленький округлый рот и крепкий подбородок. Сразу бросалось в глаза крайне серьезное и одухотворенное выражение лица. Обычная больничная сорочка выглядела на ней как вечернее платье. В общем, миссис Синклер была очень хороша; такого же мнения, очевидно, придерживался и доктор Нильсен.
Мастерс откашлялся, словно не решаясь начать разговор. Как позже заметил Сандерс, лишь ее одну среди прочих свидетелей Мастерс как будто немного стеснялся.
– Помните, у вас всего пять минут, – предупредил доктор Нильсен. – Я останусь здесь и прослежу, чтобы мои распоряжения не нарушались.
– Пожалуйста, поговорите со мной, – попросила миссис Синклер низким голосом. – Доктор Нильсен как раз рассказывал мне, что произошло.
Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.
– Терпеть не могу ваши полицейские уловки, – отрубил доктор в ответ на его выразительный взгляд. – Вы делаете свое дело, а я свое. И мое дело заботиться о пациентах.
– Допустим, – примирительно согласился Мастерс; на губах его заиграла обычная вкрадчивая улыбка. – Итак, мэм… Я вынужден задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на блокнот, это простая формальность.
Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Зрачки ее глаз до сих пор оставались немного расширенными.
– Ваше имя, мэм?
– Бонита Синклер.
– Вы замужем?
– Я вдова.
– Где вы живете?
– В Челси. Чейни-Уок, 341.
Мастерс оторвался от блокнота.
– Каков ваш… род занятий, мэм? У вас есть профессия?
– О да, я работаю, – сообщила миссис Синклер с таким выражением, словно работа являлась очком в ее пользу. – Я консультант в области живописи; иногда и сама торгую картинами. И пишу статьи для «Национального художественного обозрения».
Старший инспектор захлопнул блокнот.
– Итак, мэм… Вам известно, что мистера Феликса Хея сегодня убили?
Миссис Синклер вздрогнула. Глаза ее наполнились слезами, хорошо заметными в свете лампы. Сандерс готов был поклясться, что женщина по-настоящему расстроена.
– Доктор как раз сказал мне… Ужас! Терпеть не могу думать о страшном и неприятном.
– Согласен с вами, мэм, но, боюсь, нам придется посвятить неприятностям немного времени. Итак… прошу вас, расскажите мне все, что произошло сегодня вечером.
Миссис Синклер с трудом переменила позу.
– Но… я ничего не знаю. Честно и откровенно: не знаю! Последнее, что я помню, кто-то за столом рассказывал какую-то историю, анекдот. Он показался мне ужасно смешным; смешнее я ничего в жизни не слышала. Я смеялась и смеялась, а потом мне стало стыдно. Но к тому времени перед глазами у меня все поплыло, и…
– В таком случае начнем сначала. Как вы оказались в квартире мистера Хея?
– Он пригласил меня в гости. Сказал, что придут еще несколько человек, что это не пышный прием, а так, небольшой званый вечер.
Женщина говорила немного манерно; впрочем, если учесть, что на ее лице не было ни грамма косметики, жеманство ей очень шло. Вне всяких сомнений, пострадавшая была еще очень слаба; она выпростала из-под одеяла длинную тонкую руку, и Сандерс увидел бинты.
– В котором часу вы пришли туда, миссис Синклер?
– Кажется, около одиннадцати.
– Не поздновато ли для вечеринки?
– Боюсь, все началось так поздно из-за меня. Видите ли, сегодня мне нужно было сделать три очень важных звонка в определенное время; я сказала мистеру Хею, что вряд ли успею к нему раньше одиннадцати. Он ответил, что не хочет причинять мне неудобство и позовет остальных на тот же час.
Несмотря на то что свидетельница отвечала охотно и подробно, Мастерсу показалось, будто он постепенно погружается в туман.
– А разве вы не могли позвонить из квартиры мистера Хея?
Миссис Синклер улыбнулась:
– Ну что вы! Один разговор был с Нью-Йорком, второй – с Парижем, а третий – с Римом. Разумеется, я звонила по делу. Терпеть не могу деловые звонки и ничего не смыслю в технике; и все же позвонить нужно было непременно.
– Скажите мне вот что, мэм. Мистеру Хею так уж необходимо было звать вас в гости?
– Простите, не поняла…
– Мистер Хей пригласил вас с какой-то определенной целью?
– Честно говоря, не знаю! Он был моим очень близким другом; он пригласил меня, и я пришла.
Мастерс сам не понимал, куда клонит. Он словно брел ощупью в тумане.
– Вы были знакомы с остальными гостями?
– Конечно, я была знакома с мистером Хеем и с сэром Деннисом Блайстоуном. Сэр Деннис заехал за мной… – Несмотря на бледность, миссис Синклер покраснела. – Он заехал ко мне домой и отвез к мистеру Хею. А вот мистера Шумана я увидела впервые. Он мне понравился.
– Когда вы оказались дома у мистера Хея?
– Кажется, около одиннадцати. Мистер Шуман уже был там.
– И вы сразу начали пить?
Миссис Синклер не улыбнулась, но в ее иссиня-черных глазах заплясали веселые огоньки.
– Едва ли про это можно сказать «пить». Я выпила всего один коктейль, да и тот не до конца.
– Всего один… – Мастерс вовремя сдержался и прочистил горло. – Прекрасно, мэм. Кто смешивал коктейли?
– Я.
– Вы признаетесь?
– В чем? – удивилась женщина. На ее лбу, казавшемся таким гладким под шапкой черных волос, появились морщины. – В чем тут признаваться? Конечно, коктейли готовила я. Не знаю, известно ли вам, но в моем присутствии мистер Хей никогда не пил ничего, кроме коктейля «Белая леди». Я… То есть у него была дурацкая шутка насчет меня. И он непременно требовал, чтобы я сбивала коктейли, а потом спрашивал остальных гостей: «Вы уже пробовали мою «Белую леди»?» – Миссис Синклер вспыхнула.
– Все пили одно и то же?
– Нет. Сэр Деннис приготовил себе виски с содовой и льдом, так называемый американский хайбол.
– И больше вы ничего не пили и не ели?
– Да, но почему?..
– Сейчас поймете, почему я задал такой вопрос, мэм. Яд, который вы проглотили, обнаружен в ваших напитках. Не будете ли так любезны сказать…
– Но… это невозможно! – слабым голосом воскликнула миссис Синклер. – Прошу вас, не говорите так; вы не знаете, что говорите! Уверяю вас: в том, что мы пили, не могло оказаться никакого яда! Я не сумасшедшая и не истеричка. Если сомневаетесь, если не верите мне, то спросите других. Мы просто не могли выпить отравленные коктейли; сейчас вы поймете почему.
Послышался щелчок; Нильсен захлопнул крышечку на часах.
– Мастерс, время вышло!
– Да перестаньте! – рассеянно отмахнулся старший инспектор. – Видите ли, мэм…
– Я сказал, время вышло! – повторил Нильсен.
Мастерс обернулся:
– Неужели вы серьезно?
– Еще как серьезно, – с мрачным видом ответил Нильсен. – Я не имею права подвергать риску здоровье моей пациентки. Извините, Мастерс, но здесь приказываю я. Уйдете сами или позвать санитаров?
Старший инспектор предпочел удалиться самостоятельно. Сандерс понимал, что Мастерс еле сдерживается, – он только-только приступил к допросу, даже не успел упомянуть о негашеной извести и фосфоре. Однако Мастерс прекрасно понимал, что такое дисциплина, что, впрочем, не помешало ему в кабине лифта отпустить несколько крепких замечаний.
– Она водит нас за нос! – заявил старший инспектор, когда они с Сандерсом спустились вниз. – Женщине с такой романтической внешностью доверять нельзя! Она ведет ловкую игру, но я выясню, что у нее на уме. Он, видите ли, не имеет права подвергать риску ее драгоценное здоровье! А меня, представьте себе, вытащили из постели среди ночи и приказали расследовать убийство, но оказывается, что расследовать особенно и нечего. Поверьте моему слову…
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – попросил Сандерс, – но сдается мне, у вас появились кое-какие зацепки.
Мастерс не выдержал:
– Ладно, доктор. Она меня достала. Да, не скрою, меня кое-что задело, а именно словечко «невозможно». Я-то надеялся: хоть раз в жизни достанется простое дело без затей! Никаких запертых изнутри комнат, трупов в снегу и прочего вздора. Но первое, что я слышу, – «невозможно»! Неужели так трудно подмешать в напиток яд? И если окажется, что все же…
Они вышли в зал ожидания как раз в тот момент, когда заскрипела вращающаяся дверь в вестибюле. Стараясь не поскользнуться на мраморном полу, навстречу старшему инспектору почти бежал молодой человек, в котором Сандерс опознал сержанта уголовного розыска Полларда. Доктору показалось, что сержант чем-то взбудоражен.
– Сэр, вам лучше вернуться на Грейт-Рассел-стрит, – заявил он. – Наш свидетель, Фергюсон… в общем, он исчез.
Мастерс с силой натянул на голову котелок, как будто затыкая себя пробкой. Видимо, он хотел что-то сказать, но вовремя вспомнил, где находится.
– Что значит исчез? – прошипел инспектор, сдерживаясь из последних сил. – Вот так просто взял и исчез? То есть вы позволили ему уйти прямо через парадную дверь?
– Нет, сэр, – тихо ответил Поллард. – Через парадную он не выходил. И через черный ход тоже.
– Ты, главное, успокойся, Боб! – шепотом попросил Мастерс. – Возьми себя в руки. Куда же он делся?
– Видите ли, сэр, я решил не приставлять к нему человека. А парадную дверь караулил Райт. Когда я в последний раз видел Фергюсона, он сидел в своем кабинете и ждал вашего возвращения. Фергюсон сказал: мол, если он понадобится, мы знаем, где его искать. А после я спустился вниз, открыл дверь, а его-то и нет. Матерчатые нарукавники, такие, знаете, конторские, на столе и очки тоже. А самого Фергюсона нет.
– Я тебя спрашиваю, – зашипел Мастерс, – как он вышел?
– Должно быть, вылез через заднее окно, сэр. Только в том доме окна старомодные, высокие – из таких не спустишься. Если в таком доме случается пожар, всегда бывают жертвы. Должно быть, он спрыгнул.
– Господи ты боже мой! – прошептал Мастерс, вздымая кверху сжатые кулаки. – Старик ночью прыгает из окна с высоты сорок футов, спокойно отряхивается и уходит?
Сандерс безуспешно попытался представить себе эту картинку. Мрачный, подозрительный клерк-ханжа, который то суетится, словно старая дева, то начинает обвинять окружающих во всех смертных грехах… Внезапно Фергюсон вырос в загадочную и зловещую фигуру, вокруг которой оказалось сосредоточено все дело.
– Согласен, прыгать из окна нелегко, – откликнулся Поллард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34