Ведь если бы папа сейчас был жив, никому, наверное, и в голову бы не пришло интересоваться его прошлым, разве нет? Но вот он умер, и… и если у кого-то против него что-нибудь есть, то это обязательно должно выплыть наружу, тут же стать предметом всеобщего обсуждения… — Она посмотрела на угол самого дальнего окна и тихим, очень тихим голосом добавила: — Видите ли, я никогда не была особенно счастлива. Да, жизнь меня, признаться, не баловала, увы, совсем не баловала. И вот когда счастье, казалось, уже совсем рядом, совсем близко, стоит только протянуть руку… Зачем, ну скажите, зачем кому-то так понадобилось лишать меня этого?
Свежий вечерний бриз снова напомнил о себе: зашелестел листвой деревьев, обогнул весь дом, не обошел своим вниманием гостевой домик и пропал вдали. Так же незаметно, как и появился… И все это время карандаш, который держал в руке доктор Фелл, неторопливо, мерно, не переставая, постукивал по поверхности стола: тук-тук-тук… как будто чей-то мозг бесконечно задавал всем один и тот же вопрос.
— Интересно, а сколько времени прошло с тех пор, как вы начали в чем-то подозревать вашего отца, мисс Деппинг?
Она медленно покачала головой:
— Точно не помню. Ведь все было так неопределенно… Хотя некоторые сомнения, честно говоря, начали у меня появляться уже где-то лет пять тому назад. Понимаете, он вдруг изъявил желание, чтобы я жила вместе с ним в Лондоне. С чего бы это? Мне тогда казалось, он всегда там и жил: я обычно писала ему письма где-то раз в неделю на имя мистера Лангдона, а он, как правило, раз в месяц отвечал мне письмом с лондонской почтовой маркой. Получив его приглашение, я тут же выехала туда из Парижа. Ведь, помимо всего прочего, мне, как сами понимаете, очень хотелось целых несколько дней не ходить в школу. Когда мы встретились, отец сказал, что уже официально прекратил все свои дела в Сити и решил полностью заняться издательским бизнесом. Вместе с мистером Стэндишем и неким мистером Берком…
А затем как-то днем, когда мы сидели в холле отеля, он, заметив, как кто-то направляется в нашу сторону, вдруг… как бы это поточнее сказать… занервничал. Потом вроде бы пришел в себя и сказал: «Ничего страшного, это мистер Берк, но он не предупреждал меня, что собирается прийти сюда. Послушай, дочка, постарайся не удивляться ничему, что я могу сказать ему про наши дела. Я, как тебе должно быть известно, целый год провел в Индии, где — пожалуйста, запомни это! — моим лучшим другом был майор Пендлтон. А пока молчи. Молчи и, пожалуйста, постарайся ничему не удивляться!» — Она, слегка поморщившись, провела ладонью по своим блестящим каштановым волосам, будто у нее вдруг невыносимо разболелась голова. — Обычно… ну, понимаете, обычно такие вещи ставят в тупик, вызывают острое желание узнать, в чем, собственно, дело. Но тогда мне еще ничего не было известно. Вообще ничего. Поэтому-то сейчас я и говорю, что имею право знать! — Она снова чуть поколебалась, пристально глядя на доктора Фелла, но задать свой главный вопрос так и не смогла.
Вместо нее это сделала миссис Стэндиш, которая буквально выпалила его:
— Именно в этом-то и все дело! Именно поэтому я требую, чтобы мне немедленно все, абсолютно все сказали! Я по-прежнему категорически утверждаю, что это просто невозможно! Бедняжка мистер Деппинг… Да, мне даже самой доводилось слышать различные слухи и сплетни. Но от слуг! Обратите внимание, джентльмены, от слуг! Чудовищные сплетни о том, что он якобы… преступник! — Последнее слово она будто с нескрываемым презрением выплюнула.
— Думаю, будет намного лучше, если, прежде чем продолжать, мы сначала решим не с чем-нибудь, а именно с этим, — приказным тоном заявил доктор Фелл. Причем его голос стал почему-то заметно грубее и даже жестче. — Мисс Деппинг, простите, что приходится говорить вам все это в столь прямой и, возможно, даже несколько жестокой форме, но думаю, другой вариант был бы, возможно, еще хуже… Да, эти слухи были вполне обоснованны. Покойный Деппинг был не просто преступником, а преступником самого отвратительного, самого подлого типа: точнее говоря, рэкетиром, вымогателем и убийцей. Только, прошу вас, не спрашивайте ни о каких деталях. Поверьте, они слишком страшны и непереносимы.
— Нет, нет, это же просто невоз… — начала было миссис Стэндиш, но тут же почему-то остановилась и повернулась к епископу.
Тот медленно кивнул.
— Мне жаль, мадам, — только и произнес он.
— Боже праведный, помоги нам, помоги!… — Она коснулась пальцами нежной кожи своего лица, своего прекрасного лица, на котором, если повнимательнее присмотреться, только теперь можно было разглядеть крохотные морщинки. — Это… это все теперь меняет… это… это же… это же просто… — Ее взгляд остановился на Бетти Деппинг, которая не отрывала глаз от доктора Фелла. — Бетти, дорогая! — после небольшой эмоциональной паузы с каким-то явно фальшивым чувством продолжила миссис Стэндиш. — Извини, извини меня, ради бога. Теперь-то мне ясно, что не надо было тебя сюда приводить. Вообще не надо! Ты ведь и без этого была слишком расстроена. Все эти ужасные события, все эти чудовищные обвинения… Дитя мое! Делай, как я тебе скажу. Прежде всего, немедленно иди к себе наверх и ложись в постель. Нет, нет, никаких возражений! Даже слушать ничего не желаю! Будь хорошей девочкой, иди к себе и попроси Патрицию принести тебе ледяной компресс на голову. Я же задержусь здесь, впрочем, надеюсь, совсем ненадолго, и постараюсь разобраться со всем этим. Здесь какая-то ошибка… да, да, наверняка ошибка, чудовищная ошибка, которую надо немедленно, слышите, немедленно исправить! Тебе скоро понадобятся силы, много сил. И ни о чем не беспокойся, дитя мое. Я сделаю все, что возможно. Ну а теперь беги, беги скорее к себе!
Она сняла руку с плеча девушки. Бетти Деппинг не спускала с нее пристального взгляда карих глаз. И, совсем не выглядела слабой или беззащитной, как всего несколько минут назад. Наоборот, весь ее вид говорил о том, что сейчас чья-то помощь ей не особенно и нужна. Во всяком случае, просить о ней она не собиралась. И, внимательно выслушав прочувствованную тираду миссис Стэндиш, даже улыбнулась.
— Да, это действительно многое меняет, так ведь? — то ли подтвердила, то ли спросила она тихим, мягким голосом. — Но… но вряд ли мне захочется выслушивать что-либо еще.
Бетти, как бы прощаясь, слегка кивнула всем и направилась к двери, но, дойдя до нее, вдруг остановилась и снова повернулась к ним лицом. А пока она шла, с ней снова произошла какая-то заметная перемена: щеки порозовели, подбородок, казалось, чуть подался вперед, в непривычно заблестевших глазах появилось выражение дерзкого вызова, губы отчетливо произносили знакомые слова, но при этом почти не шевелились… Боец, самый настоящий боец. Причем боец весьма бесстрашный и, по всей видимости, очень опасный!
— Единственный, кто во всем этом деле имеет значение, — это Морли. Прошу понять это, — сказала она низким голосом. — То, что думает он, и то, что имеет значение для него, — ее грудь вдруг вздыбилась и так же резко опустилась, — это то, что думаю я и что имеет большее значение для меня! Запомните это, пожалуйста.
— Дитя мое! — удивленно произнесла миссис Стэндиш, тоже неизвестно почему выпячивая подбородок вперед.
— Спокойной ночи, — поворачиваясь, сказала Бетти Деппинг, вышла и закрыла за собою дверь.
Девушка ушла, однако теплота и необъяснимая сила ее личности как бы продолжали витать в окружающей всех атмосфере напряженного ожидания. Это, похоже, ощущала даже сама миссис Стэндиш, стойкая и непоколебимая жена полковника, которая тут же попыталась приспособиться к новым обстоятельствам: пристально сверху вниз посмотрела на доктора Фелла и епископа, пытаясь сохранить несколько потрепанное достоинство и одновременно выглядеть достаточно независимо, как бы «сохраняя дистанцию».
— Доктор, надеюсь, вас не очень затруднит перестать постукивать карандашом по столу? — необычно напряженным голосом попросила она. — От этого же можно сойти с ума… Благодарю вас, благодарю… Ну а теперь, когда мисс Бетти Деппинг здесь уже нет, не будете ли вы столь любезны объяснить ваши поистине зловещие высказывания? Надеюсь, они действительно имеют достаточно разумное объяснение!
— Безусловно, мэм.
— О боже мой, боже, боже!… И… и, значит, за всем этим может разразиться большой скандал?
— А с чего бы, как вы только что изволили выразиться, за всем этим должен обязательно разразиться «большой скандал»?
— Ну будет вам, не делайте вид, будто ничего не понимаете, доктор! Все, что мне только что довелось здесь услышать, просто чудовищно. В это невозможно поверить… Бедный, бедный наш дорогой мистер Деппинг!… Ну надо же! Мерзавец, негодяй, жалкий…
Тук-тук-тук — столь же размеренно и отчетливо, как тикает хронометр, снова застучал карандаш доктора Фелла по столу. Как же Хью Доновану в тот момент хотелось увидеть выражение его лица! Увы, доктор сидел согнувшись и низко опустив голову… Наконец он поднял ее и произнес:
— Миссис Стэндиш, скажите, а кто была та самая дама, которую покойный мистер Деппинг уговорил бежать с ним?
Глава 15
Человек блуждает во мраке
Епископ резко поднялся со стула, подошел к одному из окон и широко его распахнул — видимо, ему не хватало воздуха, поскольку в кабинете было довольно душно. Что же касается миссис Стэндиш, то она, похоже, не совсем поняла обращенного к ней вопроса. Потому что, бросив взгляд в сторону, переспросила:
— Та самая дама? Бежать? Бежать с ним… Что вы, собственно, хотите этим сказать? Да вы отдаете себе отчет, что говорите, сэр? Вы… вы, должно быть, сошли с ума! — Она попятилась назад к своему стулу и, нащупав его рукой, медленно на него опустилась.
— Древнейший и, по-моему, банальнейший припев, к которому… к которому за все эти годы я более чем привык. — Доктор Фелл понимающе улыбнулся. — «Фелл, вы, должно быть, сошли с ума». Между прочим, один из самых любимых припевов старшего инспектора Хэдли. Впрочем, лично меня это совсем не раздражает. Пусть себе. Если так уж хочется… И поверьте мне, мадам, прекрасно понимая, что эта тема не совсем, так сказать, тактична, я счел необходимым затронуть ее прежде всего потому, что она имеет хотя и довольно ужасное, но, тем не менее, самое непосредственное отношение к данному убийству.
— Я совершенно ничего не понимаю. Не понимаю, что именно вы имеете в виду.
— Что именно я имею в виду? Хм… Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне лучше начать с самого начала. Кстати, надеюсь, вы не возражаете, если я буду курить?
Она демонстративно понюхала воздух, бросила многозначительный взгляд на доктора Фелла:
— Полагаете, для этого может потребоваться особое разрешение? Сильно в этом сомневаюсь. И прошу вас, пусть мое присутствие здесь не отвлекает вас от главного дела, для которого мы все собрались… Так что вы хотели сказать, доктор?
Доктор Фелл с довольным ворчанием откинулся на спинку стула и неторопливо обрезал острый кончик своей длинной сигары.
— Благодарю вас. Пиво и табак, мэм, — это близнецы-братья, призванные хоть как-то скрасить мои, увы, безвозвратно уходящие годы. И у того и у другого довольно забавные истории. Должен заметить, первому из них я практически целиком и полностью посвятил целую главу своей работы под названием «Питейные нравы и обычаи Англии с ранних дней ее становления как страны». Кстати, знаете ли вы, например, когда впервые в истории человечества был введен так называемый «сухой закон»? Что, согласитесь, не лишено совсем неплохого чувства юмора. У меня, признаться, всегда вызывает снисходительную усмешку, когда наши друзья американцы искренне считают, что своим запретом на алкоголь в двадцатых годах нашего столетия они придумали что-то действительно новое. Хотя на самом-то деле самым первым «сухой закон» ввел египетский фараон Рамзес Великий. Приблизительно в 4000 году до нашей эры. В виде специального эдикта, которым его подданным под страхом смертной казни запрещалось напиваться хмельными напитками, изготовленными из различных видов ячменя, и устраивать пьяные гулянки как на улицах, так и в любых иных общественных местах. По расчетам инициаторов данного эдикта, уже следующее поколение Египта полностью забудет вкус этого омерзительного, богопротивного зелья. Увы, увы… Закон оказался совершенно бездейственным и в скором времени был отменен. Теперь несколько слов о табаке… — Он зажег спичку, неторопливо раскурил сигару, выпустил несколько густых клубов сизого дыма, внимательно понаблюдал за тем, как они величаво плывут по комнате, и только потом продолжил: — Так вот, историю табака, как я и намеревался вам поведать, сильно исказили. Христофор Колумб впервые увидел, как американские аборигены с явным удовольствием курят сигары, еще в 1492 году. Картина была поистине любопытная и почти невероятная. Рассказывать о ней — все равно, что говорить лондонцам о том, что ты видел индейцев в цилиндрах и с золотой цепочкой от часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Свежий вечерний бриз снова напомнил о себе: зашелестел листвой деревьев, обогнул весь дом, не обошел своим вниманием гостевой домик и пропал вдали. Так же незаметно, как и появился… И все это время карандаш, который держал в руке доктор Фелл, неторопливо, мерно, не переставая, постукивал по поверхности стола: тук-тук-тук… как будто чей-то мозг бесконечно задавал всем один и тот же вопрос.
— Интересно, а сколько времени прошло с тех пор, как вы начали в чем-то подозревать вашего отца, мисс Деппинг?
Она медленно покачала головой:
— Точно не помню. Ведь все было так неопределенно… Хотя некоторые сомнения, честно говоря, начали у меня появляться уже где-то лет пять тому назад. Понимаете, он вдруг изъявил желание, чтобы я жила вместе с ним в Лондоне. С чего бы это? Мне тогда казалось, он всегда там и жил: я обычно писала ему письма где-то раз в неделю на имя мистера Лангдона, а он, как правило, раз в месяц отвечал мне письмом с лондонской почтовой маркой. Получив его приглашение, я тут же выехала туда из Парижа. Ведь, помимо всего прочего, мне, как сами понимаете, очень хотелось целых несколько дней не ходить в школу. Когда мы встретились, отец сказал, что уже официально прекратил все свои дела в Сити и решил полностью заняться издательским бизнесом. Вместе с мистером Стэндишем и неким мистером Берком…
А затем как-то днем, когда мы сидели в холле отеля, он, заметив, как кто-то направляется в нашу сторону, вдруг… как бы это поточнее сказать… занервничал. Потом вроде бы пришел в себя и сказал: «Ничего страшного, это мистер Берк, но он не предупреждал меня, что собирается прийти сюда. Послушай, дочка, постарайся не удивляться ничему, что я могу сказать ему про наши дела. Я, как тебе должно быть известно, целый год провел в Индии, где — пожалуйста, запомни это! — моим лучшим другом был майор Пендлтон. А пока молчи. Молчи и, пожалуйста, постарайся ничему не удивляться!» — Она, слегка поморщившись, провела ладонью по своим блестящим каштановым волосам, будто у нее вдруг невыносимо разболелась голова. — Обычно… ну, понимаете, обычно такие вещи ставят в тупик, вызывают острое желание узнать, в чем, собственно, дело. Но тогда мне еще ничего не было известно. Вообще ничего. Поэтому-то сейчас я и говорю, что имею право знать! — Она снова чуть поколебалась, пристально глядя на доктора Фелла, но задать свой главный вопрос так и не смогла.
Вместо нее это сделала миссис Стэндиш, которая буквально выпалила его:
— Именно в этом-то и все дело! Именно поэтому я требую, чтобы мне немедленно все, абсолютно все сказали! Я по-прежнему категорически утверждаю, что это просто невозможно! Бедняжка мистер Деппинг… Да, мне даже самой доводилось слышать различные слухи и сплетни. Но от слуг! Обратите внимание, джентльмены, от слуг! Чудовищные сплетни о том, что он якобы… преступник! — Последнее слово она будто с нескрываемым презрением выплюнула.
— Думаю, будет намного лучше, если, прежде чем продолжать, мы сначала решим не с чем-нибудь, а именно с этим, — приказным тоном заявил доктор Фелл. Причем его голос стал почему-то заметно грубее и даже жестче. — Мисс Деппинг, простите, что приходится говорить вам все это в столь прямой и, возможно, даже несколько жестокой форме, но думаю, другой вариант был бы, возможно, еще хуже… Да, эти слухи были вполне обоснованны. Покойный Деппинг был не просто преступником, а преступником самого отвратительного, самого подлого типа: точнее говоря, рэкетиром, вымогателем и убийцей. Только, прошу вас, не спрашивайте ни о каких деталях. Поверьте, они слишком страшны и непереносимы.
— Нет, нет, это же просто невоз… — начала было миссис Стэндиш, но тут же почему-то остановилась и повернулась к епископу.
Тот медленно кивнул.
— Мне жаль, мадам, — только и произнес он.
— Боже праведный, помоги нам, помоги!… — Она коснулась пальцами нежной кожи своего лица, своего прекрасного лица, на котором, если повнимательнее присмотреться, только теперь можно было разглядеть крохотные морщинки. — Это… это все теперь меняет… это… это же… это же просто… — Ее взгляд остановился на Бетти Деппинг, которая не отрывала глаз от доктора Фелла. — Бетти, дорогая! — после небольшой эмоциональной паузы с каким-то явно фальшивым чувством продолжила миссис Стэндиш. — Извини, извини меня, ради бога. Теперь-то мне ясно, что не надо было тебя сюда приводить. Вообще не надо! Ты ведь и без этого была слишком расстроена. Все эти ужасные события, все эти чудовищные обвинения… Дитя мое! Делай, как я тебе скажу. Прежде всего, немедленно иди к себе наверх и ложись в постель. Нет, нет, никаких возражений! Даже слушать ничего не желаю! Будь хорошей девочкой, иди к себе и попроси Патрицию принести тебе ледяной компресс на голову. Я же задержусь здесь, впрочем, надеюсь, совсем ненадолго, и постараюсь разобраться со всем этим. Здесь какая-то ошибка… да, да, наверняка ошибка, чудовищная ошибка, которую надо немедленно, слышите, немедленно исправить! Тебе скоро понадобятся силы, много сил. И ни о чем не беспокойся, дитя мое. Я сделаю все, что возможно. Ну а теперь беги, беги скорее к себе!
Она сняла руку с плеча девушки. Бетти Деппинг не спускала с нее пристального взгляда карих глаз. И, совсем не выглядела слабой или беззащитной, как всего несколько минут назад. Наоборот, весь ее вид говорил о том, что сейчас чья-то помощь ей не особенно и нужна. Во всяком случае, просить о ней она не собиралась. И, внимательно выслушав прочувствованную тираду миссис Стэндиш, даже улыбнулась.
— Да, это действительно многое меняет, так ведь? — то ли подтвердила, то ли спросила она тихим, мягким голосом. — Но… но вряд ли мне захочется выслушивать что-либо еще.
Бетти, как бы прощаясь, слегка кивнула всем и направилась к двери, но, дойдя до нее, вдруг остановилась и снова повернулась к ним лицом. А пока она шла, с ней снова произошла какая-то заметная перемена: щеки порозовели, подбородок, казалось, чуть подался вперед, в непривычно заблестевших глазах появилось выражение дерзкого вызова, губы отчетливо произносили знакомые слова, но при этом почти не шевелились… Боец, самый настоящий боец. Причем боец весьма бесстрашный и, по всей видимости, очень опасный!
— Единственный, кто во всем этом деле имеет значение, — это Морли. Прошу понять это, — сказала она низким голосом. — То, что думает он, и то, что имеет значение для него, — ее грудь вдруг вздыбилась и так же резко опустилась, — это то, что думаю я и что имеет большее значение для меня! Запомните это, пожалуйста.
— Дитя мое! — удивленно произнесла миссис Стэндиш, тоже неизвестно почему выпячивая подбородок вперед.
— Спокойной ночи, — поворачиваясь, сказала Бетти Деппинг, вышла и закрыла за собою дверь.
Девушка ушла, однако теплота и необъяснимая сила ее личности как бы продолжали витать в окружающей всех атмосфере напряженного ожидания. Это, похоже, ощущала даже сама миссис Стэндиш, стойкая и непоколебимая жена полковника, которая тут же попыталась приспособиться к новым обстоятельствам: пристально сверху вниз посмотрела на доктора Фелла и епископа, пытаясь сохранить несколько потрепанное достоинство и одновременно выглядеть достаточно независимо, как бы «сохраняя дистанцию».
— Доктор, надеюсь, вас не очень затруднит перестать постукивать карандашом по столу? — необычно напряженным голосом попросила она. — От этого же можно сойти с ума… Благодарю вас, благодарю… Ну а теперь, когда мисс Бетти Деппинг здесь уже нет, не будете ли вы столь любезны объяснить ваши поистине зловещие высказывания? Надеюсь, они действительно имеют достаточно разумное объяснение!
— Безусловно, мэм.
— О боже мой, боже, боже!… И… и, значит, за всем этим может разразиться большой скандал?
— А с чего бы, как вы только что изволили выразиться, за всем этим должен обязательно разразиться «большой скандал»?
— Ну будет вам, не делайте вид, будто ничего не понимаете, доктор! Все, что мне только что довелось здесь услышать, просто чудовищно. В это невозможно поверить… Бедный, бедный наш дорогой мистер Деппинг!… Ну надо же! Мерзавец, негодяй, жалкий…
Тук-тук-тук — столь же размеренно и отчетливо, как тикает хронометр, снова застучал карандаш доктора Фелла по столу. Как же Хью Доновану в тот момент хотелось увидеть выражение его лица! Увы, доктор сидел согнувшись и низко опустив голову… Наконец он поднял ее и произнес:
— Миссис Стэндиш, скажите, а кто была та самая дама, которую покойный мистер Деппинг уговорил бежать с ним?
Глава 15
Человек блуждает во мраке
Епископ резко поднялся со стула, подошел к одному из окон и широко его распахнул — видимо, ему не хватало воздуха, поскольку в кабинете было довольно душно. Что же касается миссис Стэндиш, то она, похоже, не совсем поняла обращенного к ней вопроса. Потому что, бросив взгляд в сторону, переспросила:
— Та самая дама? Бежать? Бежать с ним… Что вы, собственно, хотите этим сказать? Да вы отдаете себе отчет, что говорите, сэр? Вы… вы, должно быть, сошли с ума! — Она попятилась назад к своему стулу и, нащупав его рукой, медленно на него опустилась.
— Древнейший и, по-моему, банальнейший припев, к которому… к которому за все эти годы я более чем привык. — Доктор Фелл понимающе улыбнулся. — «Фелл, вы, должно быть, сошли с ума». Между прочим, один из самых любимых припевов старшего инспектора Хэдли. Впрочем, лично меня это совсем не раздражает. Пусть себе. Если так уж хочется… И поверьте мне, мадам, прекрасно понимая, что эта тема не совсем, так сказать, тактична, я счел необходимым затронуть ее прежде всего потому, что она имеет хотя и довольно ужасное, но, тем не менее, самое непосредственное отношение к данному убийству.
— Я совершенно ничего не понимаю. Не понимаю, что именно вы имеете в виду.
— Что именно я имею в виду? Хм… Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне лучше начать с самого начала. Кстати, надеюсь, вы не возражаете, если я буду курить?
Она демонстративно понюхала воздух, бросила многозначительный взгляд на доктора Фелла:
— Полагаете, для этого может потребоваться особое разрешение? Сильно в этом сомневаюсь. И прошу вас, пусть мое присутствие здесь не отвлекает вас от главного дела, для которого мы все собрались… Так что вы хотели сказать, доктор?
Доктор Фелл с довольным ворчанием откинулся на спинку стула и неторопливо обрезал острый кончик своей длинной сигары.
— Благодарю вас. Пиво и табак, мэм, — это близнецы-братья, призванные хоть как-то скрасить мои, увы, безвозвратно уходящие годы. И у того и у другого довольно забавные истории. Должен заметить, первому из них я практически целиком и полностью посвятил целую главу своей работы под названием «Питейные нравы и обычаи Англии с ранних дней ее становления как страны». Кстати, знаете ли вы, например, когда впервые в истории человечества был введен так называемый «сухой закон»? Что, согласитесь, не лишено совсем неплохого чувства юмора. У меня, признаться, всегда вызывает снисходительную усмешку, когда наши друзья американцы искренне считают, что своим запретом на алкоголь в двадцатых годах нашего столетия они придумали что-то действительно новое. Хотя на самом-то деле самым первым «сухой закон» ввел египетский фараон Рамзес Великий. Приблизительно в 4000 году до нашей эры. В виде специального эдикта, которым его подданным под страхом смертной казни запрещалось напиваться хмельными напитками, изготовленными из различных видов ячменя, и устраивать пьяные гулянки как на улицах, так и в любых иных общественных местах. По расчетам инициаторов данного эдикта, уже следующее поколение Египта полностью забудет вкус этого омерзительного, богопротивного зелья. Увы, увы… Закон оказался совершенно бездейственным и в скором времени был отменен. Теперь несколько слов о табаке… — Он зажег спичку, неторопливо раскурил сигару, выпустил несколько густых клубов сизого дыма, внимательно понаблюдал за тем, как они величаво плывут по комнате, и только потом продолжил: — Так вот, историю табака, как я и намеревался вам поведать, сильно исказили. Христофор Колумб впервые увидел, как американские аборигены с явным удовольствием курят сигары, еще в 1492 году. Картина была поистине любопытная и почти невероятная. Рассказывать о ней — все равно, что говорить лондонцам о том, что ты видел индейцев в цилиндрах и с золотой цепочкой от часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43