Думай о том, где ты будешь работать!
Но мысли Эрвина упорно возвращались к каналам. Если вход в канал еще можно было почувствовать, то выход был совершенно незаметен. О выходе из другого мира можно было только догадываться по частоте странных явлений в этом месте. Но и догадавшись, попасть туда все равно было невозможно.
– Давай присядем перекусим. Эрвин вздрогнул:
– Что?
– Перекусим, говорю, – повторил Армандас. – Полдень уже.
– Думаешь, пора?
– Конечно.
Они выбрали подходящее место и сели полдничать.
– Да ты не стесняйся, ешь, – хлопотал Армандас, озабоченный плохим аппетитом товарища. У него самого был здоровый сельский аппетит. – Хватит нам еды, не бойся.
– Я ем, – кивал Эрвин, тщательно прожевывая бутерброд. Знал бы его друг, как мало они ели в академии!
Он взял кусочек вяленого мяса и сунул за пазуху.
– Моя не хочет, – раздался оттуда сонный голосок. – Моя вечером ела.
Похоже, кикимора придерживалась тех же правил, что и ученики академии магов, хмыкнул про себя Эрвин, кладя мясо обратно.
В этот день они шли быстро, нигде не задерживаясь, и наверстали упущенное вчера время. Армандас снова сделался разговорчивым и начал делиться с Эрвином своими планами на будущее. Оказывается, он намеревался поступить на службу к дангалорскому наместнику лорду Астуру, который держит большое войско и постоянно набирает туда знатных молодых людей, в том числе и неопытных.
– А зачем ему большое войско? – поинтересовался Эрвин. – Сейчас нет войны, да и Дангалор – не пограничный город.
– Для порядка, наверное, – неопределенно пожал плечами Армандас. – Город большой, для порядка там нужно большое войско.
Эрвин знал, что означают слова “для порядка”, – маги поступали на службу к самым знатным и богатым людям, поэтому академия давала им соответствующее воспитание.
– Будешь замирять бунтовщиков и гоняться за беглыми рабами? – насмешливо спросил он.
– Я буду выполнять работу, которую выполняют многие знатные молодые люди, особенно те, у кого нет денег, – парировал Армандас. – Посмотрим, чем будешь заниматься ты.
– А чем, по-твоему, я буду заниматься?
– Делать любовные привороты и наводить порчу на чужую скотину. И хорошо еще, если не чего-нибудь похуже.
– А может, я откажусь делать любовные привороты и буду снимать порчу со скотины?
– Все равно тебя будут бояться и те, кому ты сделал добро, и те, для кого ты отказался сделать зло. И рано или поздно все они возненавидят тебя.
– До чего же скверное будущее ты мне напророчил, – поежился Эрвин, сознавая в глубине души, что Армандас был прав. Это было обычным уделом всяких колдунов и чародеев, так или иначе связанных с магией. Ах, если бы он закончил учебу и остался членом академии магов…
– Разве я что-то не так сказал? – простодушно удивился тот.
– Все так, – вздохнул Эрвин.
* * *
Следующим вечером они встали на последнюю ночевку перед Дангалором. Пока варилась похлебка, Эрвин решил осмотреть ногу кикиморы, а затем отпустить ее в лес. Накануне он снова лечил ее и весь сегодняшний день чувствовал себя вяло. И наверное, поэтому ему снова лезли в голову невеселые мысли. Или он скучал по академии? Все равно – еще на один сеанс лечения его хватит.
Сегодня кикимора выглядела значительно бодрее. Она сидела на котомке, опершись на тонкие ручки и, казалось, была готова убежать в лес, если бы не стеснявшая ногу повязка. Эрвин перенес ее поближе к костру и стал прощупывать ногу сквозь лубок, следя за подвижной рожицей кикиморы. Кажется, ей не было больно. Армандас от нечего делать наблюдал за ними.
– Наконец-то она от нас смотается, – обрадовался он, увидев, что Эрвин начинает снимать лубок. – Быстро же ты ее вылечил!
– Старался. – Эрвин не удержался от гордой улыбки – действительно, кое-чему за четырнадцать лет он научился.
Кикимора повернула глазастое личико к Армандасу. Лягушачий рот распахнулся, оттуда выскочил длинный красный язык и быстро-быстро замелькал в воздухе, словно флажок на ветру. Армандас высунул язык в ответ, но тут же понял, что никогда не сможет махать им с такой немыслимой частотой, и убрал обратно. Эрвин покатился со смеху.
– Вы, кажется, нашли общий язык, – выдавил он сквозь смех. – Ну наконец-то… Арман, дай ей кусочек мяса напоследок, чтобы ей хоть сегодня ночью не пришлось искать еду.
Армандас, страшно довольный, что никогда больше не увидит эту кикимору, отрезал большой кусок вяленого мяса и подал ей. Тонкая лапка протянулась и забрала мясо, зачавкал лягушачий рот, а затем сытая кикимора тяжело поднялась с котомки Эрвина и скрылась в темноте по направлению к ручью. Было слышно, как она лакает там воду.
Заглянув в котелок и убедившись, что похлебка готова, Эрвин снял ее с огня и поставил котелок на землю. Они стали есть горячую жижу одной ложкой, по очереди передавая ее друг другу.
– Лентяй ты, Эрвин, – сказал Армандас в промежутке, когда его рот не был занят едой. – Давно бы выстругал еще одну, сучков вокруг полно валяется.
– Да все как-то некогда, – ответил тот, передавая ложку товарищу. – То идем, то еще что…
По правде говоря, ему ни разу даже и в голову не пришла мысль сделать еще одну ложку. Его голова была головой мага, мыслившего совершенно иначе, чем практичный сельский труженик. И впрямь, неужели трудно было сделать ложку? Но сейчас это уже не имело значения – завтра днем они приходили в город.
Армандас вернул ему ложку. Они продолжили еду и разговор, совершенно забыв о кикиморе. Последняя ложка осталась за Эрвином, и он, по уговору, положил ее в котелок и пошел к ручью, чтобы помыть там посуду и набрать питьевой воды. Возвращаясь, он увидел, что Армандас, прибиравший еду, вдруг застыл как вкопанный.
Тот услышал его шаги и оглянулся.
– Эрвин, – опасливо спросил он. – Мне не кажется? Посмотри туда…
Палец Армандаса указывал на разостланную у костра котомку Эрвина. На котомке сидела кикимора.
– Нет, – ответил Эрвин. – Если, конечно, нам обоим не кажется.
Сам он не сомневался, что ему не кажется. Тот, кому кажется, не может быть магом.
– Ты еще не ушла? – обратился он к кикиморе, подойдя к ней. – Будет лучше, если ты за ночь уйдешь подальше отсюда – здесь людные места.
– Моя не уйдет, – заявила кикимора.
– То есть как – не уйдет? – не понял Эрвин.
– Моя останется с твоей.
– Что-о-о? – У Эрвина чуть не пропал голос от изумления.
Сзади послышалось сдавленное хихиканье Армандаса.
– Моя останется с твоей, – повторила кикимора, громче и тверже.
– Могла бы и меня спросить, хочу ли я… моя… тьфу… этого… – обалдело произнес он. – У нас как-то принято об этом спрашивать…
Хихиканье сзади перешло в икоту.
– Твоя хочет этого, – уверенно сказала она. – Моя сильная. Моя ловкая. Моя красивая. Твоя без моей пропадет.
Эрвин нащупал сзади землю и сел.
– Арман… – растерянно повернулся он к другу. – Что это?
Тот всхлипывал от смеха, стуча кулаками по земле и изображая если не кикимору, то какого-то другого немытого выходца из леса.
– Ясно что! – простонал он. – Нечего было ей комплименты на уши развешивать!
– Что же мне теперь делать?
– Соблазнил – женись, как говорят у нас в деревне! – выговорил Армандас между приступами неудержимого смеха. – Тебе еще повезло, что это кикимора, могла бы и девчонка оказаться!
– Думаешь, повезло?
Армандас ничего не ответил. Он сложился пополам и судорожно затрясся. Эрвин снова взглянул на кикимору.
– Ну чего тебе не живется в лесу? – сказал он ей. – Смотри, как здесь хорошо. А мы, люди, вон какие – большие, страшные…
– Моя не уйдет, – категорически заявила кикимора.
Эрвин молча уставился на нее, не зная, что еще сказать.
– Моя не уйдет, – снова раздался писклявый голосок.
– Ладно, пусть твоя остается. – Он обреченно вздохнул, смиряясь с неизбежным. – Скажи хоть, как твою зовут…
– Мою зовут – Дикая Охотница На Крыс, Живущая В Дупле Старого Платана На Подветренном Берегу Большого Озера, – с гордостью сообщила кикимора.
– На подветренном? – тупо переспросил Эрвин.
– Да. Подветренный берег – теплый берег.
– Надо же… Только знаешь, у людей принято называться именами покороче. Давай я буду звать тебя Дика.
– Очень коротко, – обиженно пробурчала она.
– Зато ты сможешь вместо “моя” всегда говорить “Дика”. Это будет чаще, и если сложить все вместе, то получится больше.
– Дика поняла. Дика больше не будет жить в дупле старого платана на подветренном берегу большого озера. Дика будет жить за пазухой большого доброго человека.
– Разве я добрый, Дика?.. Я обыкновенный.
– Дика знает, какой ты.
Глава 3
Пронзительная синь незнакомого с облаками неба говорила о засушливом климате. Но здесь, в этом парке, не чувствовалось нехватки влаги. Каскады бассейнов и ручьев, с тщательно продуманной неправильностью протекавшие среди зарослей буйной зелени, создавали влажный и необыкновенно вкусный, полный травяных ароматов воздух. По песчаным дорожкам прогуливались важные птицы с раскидистыми хвостами, переливающимися всеми цветами радуги. Каждое их движение говорило об уверенности в том, что вся эта влажная и зеленая роскошь существует только для них, причем так давно, что они перестали обращать на это внимание.
На низком бортике бассейна сидела молодая женщина. Ее узкая рука с длинными тонкими пальцами и тщательно отполированными, похожими на коготки ногтями беспокойно поглаживала розовый мрамор. Темно-голубое платье в обтяжку, едва прикрывающее верхнюю половину ее тела, расходилось от колен веерообразным воланом, поблескивая и переливаясь при малейшем движении. Декольте открывало сзади ее гибкую спину до пояса – впрочем, большую часть этой соблазнительной спины прикрывали темные струи блестящих и упругих волос.
Ее лицо было смуглым и узким – слишком узким, чтобы быть человеческим. Длинная и тонкая дуга носовой кости поднималась гораздо выше переносицы, до самой середины лба, выдавая принадлежность женщины к расе архонтов. И тем не менее, невзирая на чуждую внешность, любой человек безошибочно назвал бы эту женщину красивой – ведь в красоте есть нечто безусловное, не зависящее от расы. Ее косо посаженные глаза были живыми и глубоко-черными, томительно-изящного разреза, напоминающего листья дерева нури. Ее темно-розовые губы были свежими и бархатистыми, по ним хотелось провести пальцем, а лучше – губами.
Так, наверное, и думал стоявший рядом с ней мужчина, потому что каждый раз, когда ее глаза отвлекались на что-то постороннее, его взгляд неизменно останавливался на ее губах. Он тоже был архонтом, уже немолодым, но и не старым, в том самом возрасте, когда мужчины совершают главные достижения своей жизни. Его светлые волосы до плеч, вероятно, были бы тронуты сединой, если бы он был человеком, но архонты никогда не седеют.
Узкое смуглое личико повернулось к нему. Он быстро отвел взгляд от ее губ.
– Дантос, я пойду с вами, – прозвучал мелодичный голос. – Мне тоже любопытно взглянуть на него. Все-таки мы столько лет ждали этого!
– Конечно, леди Аринтия. – Дантос скрыл свою радость. Аринтия поднимется с ним в башню Гримальдуса, а он поддержит ее под локоть или даже за талию, если представится случай. Не Гримальдус же будет вести ее по лестнице!
– Старик давно просится со службы. – Она опустила руку в бассейн, ловя пальцами прозрачные струи. – Еще мой отец обещал ему это, когда появится достойный преемник. Это было двенадцать лет назад, и вот наконец… Род Иру всегда держит свое слово. Наконец-то я сдержу слово, которое дал ему отец.
– Почему так долго? – Ее признание было новым для Дантоса, но он постарался сдержать удивление – у архонтской знати считалось неприличным выставлять свои чувства напоказ. – Академия выпускает магов почти каждый год.
– Род Иру должен иметь самое лучшее. – В голосе Аринтии прозвучала гордость за свой род, естественная для каждого архонта. – Сто два года назад мы взяли на службу Гримальдуса, и все эти годы он оставался лучшим магом пяти континентов. Он служил моему прадеду, деду и отцу, и все они были довольны его службой. Я хочу, чтобы мне и моим потомкам служил маг не хуже Гримальдуса.
Дантос наклонил голову в знак понимания.
– Академия выпускает магов каждый год, – продолжала Аринтия, – но не каждый год она выпускает таких, как Гримальдус. Старик каждый раз наводит какое-то колдовство, чтобы узнать преемника. Он сказал мне, что в этом году один из шестерых в выпуске будет тем магом, который мне нужен, но он не знает его имени. Однако он сможет показать тебе его лицо в зеркале магов, чтобы ты узнал его.
Дантос уже слышал это, и не однажды, но снова склонил голову, понимая, что она повторяет это от волнения.
– Завтра утром ты отправишься в путь, Дантос. – Аринтия улыбнулась ему, ее узкая ладонь легла ему на руку. За ее улыбку он готов был сделать все. – Ничего, что до выпуска осталось не больше трех месяцев, Гримальдус нашел способ предупредить ректора, что ты приедешь перед самыми испытаниями, и тот оставит за тобой право первого выбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но мысли Эрвина упорно возвращались к каналам. Если вход в канал еще можно было почувствовать, то выход был совершенно незаметен. О выходе из другого мира можно было только догадываться по частоте странных явлений в этом месте. Но и догадавшись, попасть туда все равно было невозможно.
– Давай присядем перекусим. Эрвин вздрогнул:
– Что?
– Перекусим, говорю, – повторил Армандас. – Полдень уже.
– Думаешь, пора?
– Конечно.
Они выбрали подходящее место и сели полдничать.
– Да ты не стесняйся, ешь, – хлопотал Армандас, озабоченный плохим аппетитом товарища. У него самого был здоровый сельский аппетит. – Хватит нам еды, не бойся.
– Я ем, – кивал Эрвин, тщательно прожевывая бутерброд. Знал бы его друг, как мало они ели в академии!
Он взял кусочек вяленого мяса и сунул за пазуху.
– Моя не хочет, – раздался оттуда сонный голосок. – Моя вечером ела.
Похоже, кикимора придерживалась тех же правил, что и ученики академии магов, хмыкнул про себя Эрвин, кладя мясо обратно.
В этот день они шли быстро, нигде не задерживаясь, и наверстали упущенное вчера время. Армандас снова сделался разговорчивым и начал делиться с Эрвином своими планами на будущее. Оказывается, он намеревался поступить на службу к дангалорскому наместнику лорду Астуру, который держит большое войско и постоянно набирает туда знатных молодых людей, в том числе и неопытных.
– А зачем ему большое войско? – поинтересовался Эрвин. – Сейчас нет войны, да и Дангалор – не пограничный город.
– Для порядка, наверное, – неопределенно пожал плечами Армандас. – Город большой, для порядка там нужно большое войско.
Эрвин знал, что означают слова “для порядка”, – маги поступали на службу к самым знатным и богатым людям, поэтому академия давала им соответствующее воспитание.
– Будешь замирять бунтовщиков и гоняться за беглыми рабами? – насмешливо спросил он.
– Я буду выполнять работу, которую выполняют многие знатные молодые люди, особенно те, у кого нет денег, – парировал Армандас. – Посмотрим, чем будешь заниматься ты.
– А чем, по-твоему, я буду заниматься?
– Делать любовные привороты и наводить порчу на чужую скотину. И хорошо еще, если не чего-нибудь похуже.
– А может, я откажусь делать любовные привороты и буду снимать порчу со скотины?
– Все равно тебя будут бояться и те, кому ты сделал добро, и те, для кого ты отказался сделать зло. И рано или поздно все они возненавидят тебя.
– До чего же скверное будущее ты мне напророчил, – поежился Эрвин, сознавая в глубине души, что Армандас был прав. Это было обычным уделом всяких колдунов и чародеев, так или иначе связанных с магией. Ах, если бы он закончил учебу и остался членом академии магов…
– Разве я что-то не так сказал? – простодушно удивился тот.
– Все так, – вздохнул Эрвин.
* * *
Следующим вечером они встали на последнюю ночевку перед Дангалором. Пока варилась похлебка, Эрвин решил осмотреть ногу кикиморы, а затем отпустить ее в лес. Накануне он снова лечил ее и весь сегодняшний день чувствовал себя вяло. И наверное, поэтому ему снова лезли в голову невеселые мысли. Или он скучал по академии? Все равно – еще на один сеанс лечения его хватит.
Сегодня кикимора выглядела значительно бодрее. Она сидела на котомке, опершись на тонкие ручки и, казалось, была готова убежать в лес, если бы не стеснявшая ногу повязка. Эрвин перенес ее поближе к костру и стал прощупывать ногу сквозь лубок, следя за подвижной рожицей кикиморы. Кажется, ей не было больно. Армандас от нечего делать наблюдал за ними.
– Наконец-то она от нас смотается, – обрадовался он, увидев, что Эрвин начинает снимать лубок. – Быстро же ты ее вылечил!
– Старался. – Эрвин не удержался от гордой улыбки – действительно, кое-чему за четырнадцать лет он научился.
Кикимора повернула глазастое личико к Армандасу. Лягушачий рот распахнулся, оттуда выскочил длинный красный язык и быстро-быстро замелькал в воздухе, словно флажок на ветру. Армандас высунул язык в ответ, но тут же понял, что никогда не сможет махать им с такой немыслимой частотой, и убрал обратно. Эрвин покатился со смеху.
– Вы, кажется, нашли общий язык, – выдавил он сквозь смех. – Ну наконец-то… Арман, дай ей кусочек мяса напоследок, чтобы ей хоть сегодня ночью не пришлось искать еду.
Армандас, страшно довольный, что никогда больше не увидит эту кикимору, отрезал большой кусок вяленого мяса и подал ей. Тонкая лапка протянулась и забрала мясо, зачавкал лягушачий рот, а затем сытая кикимора тяжело поднялась с котомки Эрвина и скрылась в темноте по направлению к ручью. Было слышно, как она лакает там воду.
Заглянув в котелок и убедившись, что похлебка готова, Эрвин снял ее с огня и поставил котелок на землю. Они стали есть горячую жижу одной ложкой, по очереди передавая ее друг другу.
– Лентяй ты, Эрвин, – сказал Армандас в промежутке, когда его рот не был занят едой. – Давно бы выстругал еще одну, сучков вокруг полно валяется.
– Да все как-то некогда, – ответил тот, передавая ложку товарищу. – То идем, то еще что…
По правде говоря, ему ни разу даже и в голову не пришла мысль сделать еще одну ложку. Его голова была головой мага, мыслившего совершенно иначе, чем практичный сельский труженик. И впрямь, неужели трудно было сделать ложку? Но сейчас это уже не имело значения – завтра днем они приходили в город.
Армандас вернул ему ложку. Они продолжили еду и разговор, совершенно забыв о кикиморе. Последняя ложка осталась за Эрвином, и он, по уговору, положил ее в котелок и пошел к ручью, чтобы помыть там посуду и набрать питьевой воды. Возвращаясь, он увидел, что Армандас, прибиравший еду, вдруг застыл как вкопанный.
Тот услышал его шаги и оглянулся.
– Эрвин, – опасливо спросил он. – Мне не кажется? Посмотри туда…
Палец Армандаса указывал на разостланную у костра котомку Эрвина. На котомке сидела кикимора.
– Нет, – ответил Эрвин. – Если, конечно, нам обоим не кажется.
Сам он не сомневался, что ему не кажется. Тот, кому кажется, не может быть магом.
– Ты еще не ушла? – обратился он к кикиморе, подойдя к ней. – Будет лучше, если ты за ночь уйдешь подальше отсюда – здесь людные места.
– Моя не уйдет, – заявила кикимора.
– То есть как – не уйдет? – не понял Эрвин.
– Моя останется с твоей.
– Что-о-о? – У Эрвина чуть не пропал голос от изумления.
Сзади послышалось сдавленное хихиканье Армандаса.
– Моя останется с твоей, – повторила кикимора, громче и тверже.
– Могла бы и меня спросить, хочу ли я… моя… тьфу… этого… – обалдело произнес он. – У нас как-то принято об этом спрашивать…
Хихиканье сзади перешло в икоту.
– Твоя хочет этого, – уверенно сказала она. – Моя сильная. Моя ловкая. Моя красивая. Твоя без моей пропадет.
Эрвин нащупал сзади землю и сел.
– Арман… – растерянно повернулся он к другу. – Что это?
Тот всхлипывал от смеха, стуча кулаками по земле и изображая если не кикимору, то какого-то другого немытого выходца из леса.
– Ясно что! – простонал он. – Нечего было ей комплименты на уши развешивать!
– Что же мне теперь делать?
– Соблазнил – женись, как говорят у нас в деревне! – выговорил Армандас между приступами неудержимого смеха. – Тебе еще повезло, что это кикимора, могла бы и девчонка оказаться!
– Думаешь, повезло?
Армандас ничего не ответил. Он сложился пополам и судорожно затрясся. Эрвин снова взглянул на кикимору.
– Ну чего тебе не живется в лесу? – сказал он ей. – Смотри, как здесь хорошо. А мы, люди, вон какие – большие, страшные…
– Моя не уйдет, – категорически заявила кикимора.
Эрвин молча уставился на нее, не зная, что еще сказать.
– Моя не уйдет, – снова раздался писклявый голосок.
– Ладно, пусть твоя остается. – Он обреченно вздохнул, смиряясь с неизбежным. – Скажи хоть, как твою зовут…
– Мою зовут – Дикая Охотница На Крыс, Живущая В Дупле Старого Платана На Подветренном Берегу Большого Озера, – с гордостью сообщила кикимора.
– На подветренном? – тупо переспросил Эрвин.
– Да. Подветренный берег – теплый берег.
– Надо же… Только знаешь, у людей принято называться именами покороче. Давай я буду звать тебя Дика.
– Очень коротко, – обиженно пробурчала она.
– Зато ты сможешь вместо “моя” всегда говорить “Дика”. Это будет чаще, и если сложить все вместе, то получится больше.
– Дика поняла. Дика больше не будет жить в дупле старого платана на подветренном берегу большого озера. Дика будет жить за пазухой большого доброго человека.
– Разве я добрый, Дика?.. Я обыкновенный.
– Дика знает, какой ты.
Глава 3
Пронзительная синь незнакомого с облаками неба говорила о засушливом климате. Но здесь, в этом парке, не чувствовалось нехватки влаги. Каскады бассейнов и ручьев, с тщательно продуманной неправильностью протекавшие среди зарослей буйной зелени, создавали влажный и необыкновенно вкусный, полный травяных ароматов воздух. По песчаным дорожкам прогуливались важные птицы с раскидистыми хвостами, переливающимися всеми цветами радуги. Каждое их движение говорило об уверенности в том, что вся эта влажная и зеленая роскошь существует только для них, причем так давно, что они перестали обращать на это внимание.
На низком бортике бассейна сидела молодая женщина. Ее узкая рука с длинными тонкими пальцами и тщательно отполированными, похожими на коготки ногтями беспокойно поглаживала розовый мрамор. Темно-голубое платье в обтяжку, едва прикрывающее верхнюю половину ее тела, расходилось от колен веерообразным воланом, поблескивая и переливаясь при малейшем движении. Декольте открывало сзади ее гибкую спину до пояса – впрочем, большую часть этой соблазнительной спины прикрывали темные струи блестящих и упругих волос.
Ее лицо было смуглым и узким – слишком узким, чтобы быть человеческим. Длинная и тонкая дуга носовой кости поднималась гораздо выше переносицы, до самой середины лба, выдавая принадлежность женщины к расе архонтов. И тем не менее, невзирая на чуждую внешность, любой человек безошибочно назвал бы эту женщину красивой – ведь в красоте есть нечто безусловное, не зависящее от расы. Ее косо посаженные глаза были живыми и глубоко-черными, томительно-изящного разреза, напоминающего листья дерева нури. Ее темно-розовые губы были свежими и бархатистыми, по ним хотелось провести пальцем, а лучше – губами.
Так, наверное, и думал стоявший рядом с ней мужчина, потому что каждый раз, когда ее глаза отвлекались на что-то постороннее, его взгляд неизменно останавливался на ее губах. Он тоже был архонтом, уже немолодым, но и не старым, в том самом возрасте, когда мужчины совершают главные достижения своей жизни. Его светлые волосы до плеч, вероятно, были бы тронуты сединой, если бы он был человеком, но архонты никогда не седеют.
Узкое смуглое личико повернулось к нему. Он быстро отвел взгляд от ее губ.
– Дантос, я пойду с вами, – прозвучал мелодичный голос. – Мне тоже любопытно взглянуть на него. Все-таки мы столько лет ждали этого!
– Конечно, леди Аринтия. – Дантос скрыл свою радость. Аринтия поднимется с ним в башню Гримальдуса, а он поддержит ее под локоть или даже за талию, если представится случай. Не Гримальдус же будет вести ее по лестнице!
– Старик давно просится со службы. – Она опустила руку в бассейн, ловя пальцами прозрачные струи. – Еще мой отец обещал ему это, когда появится достойный преемник. Это было двенадцать лет назад, и вот наконец… Род Иру всегда держит свое слово. Наконец-то я сдержу слово, которое дал ему отец.
– Почему так долго? – Ее признание было новым для Дантоса, но он постарался сдержать удивление – у архонтской знати считалось неприличным выставлять свои чувства напоказ. – Академия выпускает магов почти каждый год.
– Род Иру должен иметь самое лучшее. – В голосе Аринтии прозвучала гордость за свой род, естественная для каждого архонта. – Сто два года назад мы взяли на службу Гримальдуса, и все эти годы он оставался лучшим магом пяти континентов. Он служил моему прадеду, деду и отцу, и все они были довольны его службой. Я хочу, чтобы мне и моим потомкам служил маг не хуже Гримальдуса.
Дантос наклонил голову в знак понимания.
– Академия выпускает магов каждый год, – продолжала Аринтия, – но не каждый год она выпускает таких, как Гримальдус. Старик каждый раз наводит какое-то колдовство, чтобы узнать преемника. Он сказал мне, что в этом году один из шестерых в выпуске будет тем магом, который мне нужен, но он не знает его имени. Однако он сможет показать тебе его лицо в зеркале магов, чтобы ты узнал его.
Дантос уже слышал это, и не однажды, но снова склонил голову, понимая, что она повторяет это от волнения.
– Завтра утром ты отправишься в путь, Дантос. – Аринтия улыбнулась ему, ее узкая ладонь легла ему на руку. За ее улыбку он готов был сделать все. – Ничего, что до выпуска осталось не больше трех месяцев, Гримальдус нашел способ предупредить ректора, что ты приедешь перед самыми испытаниями, и тот оставит за тобой право первого выбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53