Томалсс старательно искал, но нигде не находил логических ошибок.
— Пока я не получу прямого приказа, я буду продолжать эксперимент в его нынешней форме. В любом случае я не отдам птенца на милость Больших Уродов, если не будет принято соответствующее решение на самом верху. К тому же многие меня поддерживают. Моя работа необходима для разработки принципов общения с тосевитами. Мы изучаем их сексуальность и ее влияние на остальные аспекты жизни. Если эксперимент будет прекращен, мы потеряем несколько перспективных направлений исследования.
— А тебе придется отправиться на поверхность Тосев-3, — злорадно заявил Тессрек.
— Ну, я уже не раз бывал на планете, — парировал Томалсс. И хотя он без особого энтузиазма относился к Тосев-3 и Большим Уродам, он добавил: — Некоторые самцы считают, что исследования можно проводить только в стерильных условиях; они не понимают, как важно изучить среду обитания тосевитов. Результаты, полученные в лабораториях, не отражают реальности в полной мере.
— А некоторые самцы получают удовольствие, наступая на куски экскрементов, — очевидно, им нравится очищать ноги от кала. — Тессрек обратил глазные бугорки в сторону тосевитского птенца. — А другие самцы, должен добавить, не имеют никаких оснований смеяться над работой своих товарищей, когда сами уютно устроились в лаборатории на борту корабля.
— Условия моего эксперимента требуют, чтобы я находился здесь, — сердито ответил Томалсс. — Я пытаюсь выяснить, насколько Большие Уроды способны адаптироваться к нашей системе ценностей, если они будут жить среди нас с самого детства. Я привез сюда птенца, чтобы лишить его контактов с другими Большими Уродами. На поверхности Тосев-3 добиться этого практически невозможно.
— В результате ты вынудил нас вступить в контакт с ароматами этого жалкого маленького существа, — сказал Тессрек. — Система очистки рассчитана на наши запахи, так что нам приходится постоянно мириться с его отвратительной вонью. — И он добавил утвердительное покашливание.
Птенец тут же издал звук, который при желании можно было назвать утвердительным покашливанием. Возможно, звук получился даже более чистым, чем предполагал Томалсс, поскольку Тессрек тут же обратил глазные бугорки на маленького тосевита, а затем повернулся к нему спиной, словно отказываясь поверить в то, что услышал.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнул Томалсс. — Птенец, несмотря на все свои недостатки, готов приспособиться к нашим обычаям, даже на ранних стадиях своего развития.
— Он просто издал серию громких неприятных звуков, — не сдавался Тессрек. — Абсолютно бессмысленных. — И чтобы подчеркнуть свою мысль, кашлянул.
Томалсс с беспокойством посмотрел на птенца. Даже он не всегда понимал смысл звуков, которые издавал его подопечный. Только изучая птенцов такого же возраста, он мог бы сделать обоснованные выводы. Однако он бы с радостью отдал все, что заработал за очередной период, только чтобы птенец издал утвердительное покашливание.
Томалсс ни на что не рассчитывал, но тут — как раз в тот момент, когда он расстался с последними надеждами, — маленький тосевит кашлянул. И получилось у него весьма недурно!
— Совпадение, — изрек Тессрек, прежде чем Томалсс успел открыть рот.
Однако Тессрек воздержался от третьего утвердительного, покашливания.
— Вовсе нет, — Возразил Томалсс. — Именно так Большие Уроды учатся языку. Поскольку птенец общается только с нами, а мы являемся носителями языка, он имитирует звуки, которые слышит. Пройдет некоторое время, и он научится увязывать звуки со смыслом — иными словами, овладеет речью.
— Большие Уроды даже на своем языке не умеют говорить внятно, — высокомерно сказал Тессрек.
Однако он не стал продолжать спор с Томалссом — очевидно, признал его правоту.
— Поскольку идет постоянная видео— и аудиозапись того, что происходит в этом помещении, я хочу поблагодарить тебя за вклад, который ты внес в мою работу.
Тессрек прошипел какую-то гадость и стремительно удалился. Томалсс приоткрыл рот — он смеялся, сегодня его победа не вызывала сомнений. Тосевитский птенец издал звук, который заменял ему смех. Иногда звуки, не похожие на речь Расы, ужасно раздражали Томалсса. Теперь же он засмеялся еще сильнее. Птенец понял его чувства и разделял их. Чтобы зафиксировать достигнутый результат, Томалсс добавил:
— Растущий уровень взаимных контактов требует новых серьезных исследований. — Неожиданно для себя он с теплотой посмотрел на маленького тосевита. — Пусть только попробуют тебя забрать. Ты представляешь слишком большую ценность, чтобы мы могли вернуть тебя Большим Уродам.
Глава 20
Йенс Ларссен выглянул в окошко фермерского домика, в котором скрывался несколько дней. Большую часть времени, проведенного здесь, он наблюдал за отрядом, прочесывающим местность. Рано или поздно они уйдут.
— Им меня не поймать, — пробормотал он. — Я слишком умен для них. И не позволю себя обнаружить.
Он не сомневался, что сумеет оторваться от погони, преследовавшей его от самого Денвера, и выйти на территорию, которую контролируют ящеры. Однако проблема оказалась более сложной. Выяснилось, что его ждут на востоке. И Ларссен не забыл о телеграфе и телефоне (даже если они не работают, зачем рисковать), а также о радиосвязи и почтовых голубях.
Поэтому он ждал, когда его перестанут искать. Пройдет еще несколько дней, или даже недель, и они решат, что он замерз в горах во время метели или сумел проскользнуть мимо постов. Наконец нельзя исключать, что военные действия обострятся, и людям станет не до него. Тогда он вновь пустится в дорогу. Ему казалось, что это время уже почти пришло. Он рассмеялся.
— Им меня не поймать, — повторил Ларссен. — Черт побери, они были в доме, но им не пришло в голову, что я здесь прячусь.
Ларссен повел себя умно. Конечно, всем известно, что физики обладают высоким интеллектом. Он выбрал домик с подвалом. Всякий раз, когда к дому кто-то направлялся, он прятался внизу. Ему удалось даже накрыть ковриком люк, ведущий в подвал. Не раз тяжелые сапоги солдат стучали по полу у него над головой, но ни один из них не догадался, что он сидит в темноте, положив палец на спусковой крючок «Спрингфилда».
Йенс снова рассмеялся. У солдат не хватило ума заглянуть себе под ноги. Ничего другого Ларссен от них и не ждал — и не ошибся.
— Я почти всегда прав, — заметил он. — Если бы эти глупцы меня послушали… — Он покачал головой.
Они не слушали. А вот ящеры не пренебрегут его мнением.
Люди, построившие дом, не были физиками, но казались довольно умными. Однако они куда-то исчезли — значит, им не удалось спастись от ящеров. Или просто не повезло. Так или иначе, они исчезли.
Однако подвал остался, причем забитый продуктами, которых хватит, чтобы прокормить целый взвод в течение месяца. Во всяком случае, так показалось Йенсу. Говядина, свинина, курятина, овощи… Сада с фруктовыми деревьями не было, и Ларссену не хватало сладкого, пока он не отыскал здоровенную банку с пудингом из тапиоки. Очевидно, хозяйка дома сделала слишком большую порцию лакомства, а остатки отправила в погреб. Он ел пудинг до тех пор, пока его не затошнило.
Ларссен отыскал здесь даже сигареты, но не стал курить, чтобы его не выдал запах. Вот когда он вновь окажется на дороге — тогда другое дело. Он с нетерпением ждал этого момента, хотя и помнил, что когда начинал курить после большого перерыва, на него нападал кашель — как на Тома Сойера, которому Гек Финн предложил первую трубку.
Йенс подошел к окну, выходящему на поля и сороковое шоссе. Снова пошел снег, не сильный, как во времена его детства в Миннесоте, но такой густой, что видимость существенно ухудшилась. В некотором смысле снегопад был вреден, поскольку он мог не заметить, если кто-нибудь подойдет к дому. Впрочем, сейчас Ларссен не ощущал опасности.
Шоссе оставалось пустым с тех пор, как поисковый отряд три дня назад осмотрел дом. Кстати, снегопад мог сыграть и на руку Ларссену — при такой слабой видимости его будет трудно заметить, а тем более узнать.
— Ну, похоже, пришло время двигаться дальше, — сказал Йенс.
Он находился неподалеку от Лимона. А там до границы рукой подать. Ему снова придется соблюдать осторожность: на границе много американских солдат. Но если он правильно понимает, их гораздо больше будут занимать ящеры, чем Йенс Ларссен.
Он был уверен, что рассчитал все правильно. Ну, не мог он больше ошибаться. Да, один промах он совершил: сбежать следовало гораздо раньше. Ларссен спустился в подземное убежище и вытащил свой велосипед. Выехав на шоссе, он сразу закурит сигарету. Наверное, его затошнит, но он вновь почувствует замечательный вкус табака.
* * * Русецкому уже приходилось бывать похороненным заживо, сначала в подземном бункере в Варшаве, а потом в подводной лодке, которая перевезла их из Польши в Англию. Из чего вовсе не следовало, что Мойше это нравилось. Впрочем, выбирать не приходилось.
Светловолосый морской офицер по фамилии Стэнсфилд командовал военным кораблем «Морская нимфа».
— Добро пожаловать на борт, — сказал он, когда Мойше, Ривка и Рейвен перешли на его корабль с грузового судна, на которое сели в Англии. Это было где-то на побережье Португалии или Испании. — Могу спорить, что вы мечтаете погрузиться под воду.
Как и многие другие военные, с которыми Мойше приходилось встречаться,
— поляки, нацисты, англичане и даже ящеры, — он до неприличия небрежно говорил о своей профессии. Может быть, без этого военным не удавалось привыкнуть к постоянной опасности.
— Да, — коротко ответил Мойше, решив, что не стоит вдаваться в подробности.
Когда англичане решили отправить его вместе с семьей в Палестину, все казалось очень просто: ящеры довольно редко атаковали корабли. Но затем американцы взорвали одну за другой две атомные бомбы, сначала в Чикаго, затем в Майами. Когда Мойше думал о Чикаго, он сразу вспоминал о гангстерах. О Майами он и вовсе ничего не знал.
Теперь уже не имело значения, что он думал об этих городах. Очевидно, ящеры решили, что корабли каким-то образом связаны со взрывами атомных бомб, поскольку принялись с упорством, достойным лучшего применения, уничтожать все морские суда, которые попадались им на глаза Мойше не мог сосчитать, сколько раз он поднимал голову к небу, пока они плыли из Англии в Испанию. Правда, он довольно быстро сообразил, что это совершенно бесполезное занятие. Ну, заметит он самолеты ящеров, и что изменится? Однако он продолжал задирать голову вверх.
Сначала путешествие на «Морской нимфе» показалось ему безопасным. Под водой им не только не угрожали ящеры, но отсутствовало и волнение, доставлявшее ему и Ривке с Рейвеном немало неприятностей. На больших глубинах было совершенно спокойно.
Отсутствие волнения облегчало жизнь всем, поскольку в узких проходах было полно труб и торчащих в разные стороны металлических предметов, не говоря уже о краях огромных люков, при помощи которых одно помещение герметически отделялось от другого. Приходилось постоянно беречь голову, плечи и ноги. Мойше считал, что все это следовало спрятать под обшивкой — явная недоработка конструктора, который, наверное, имел не самую высокую квалификацию. Интересно, почему?
На своем не слишком уверенном английском он спросил об этом у капитана Стэнсфидда.
Офицер удивленно заморгал и пожал плечами.
— Будь я проклят, если знаю ответ на ваш вопрос. Наверное, все дело в том, что подлодки строились в такой ужасной спешке, что инженеры думали только об одном: как бы побыстрее отправить корабль в плавание. Пройдет пара поколений, и в подводных лодках станет гораздо приятнее жить. Впрочем, говорят, что по сравнению с лодками времен прошлой войны наши корабли — настоящий рай для моряков.
Русецки не мог себе представить, что райские кущи могут произрастать в узкой вонючей и шумной трубе, освещенной тусклыми оранжевыми лампами. Уж скорее это христианский ад. Если нынешнее положение вещей является существенным улучшением, остается только пожалеть матросов, которые служили на таких лодках со времен рождения подводного флота.
Мойше с семьей разместили в каюте одного из старших офицеров. Даже по чудовищным стандартам варшавского гетто здесь было тесновато для одного человека, а уж втроем… Впрочем, по сравнению с кубриками простых матросов, чьи койки громоздились в три этажа, их каюта казалась недостижимой роскошью. Подвешенное на проволоке одеяло создавало иллюзию уединения.
— Когда мы плыли из Польши в Англию, — сказала на идиш Ривка, — я боялась, что буду единственной женщиной на корабле, полном матросов. Теперь это меня не пугает. Они совсем не похожи на нацистов и не пытаются воспользоваться нашей беспомощностью.
Мойше задумался, а потом сказал:
— Мы на одной стороне с англичанами, а для нацистов мы были хорошей дичью, на которую разрешили охоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Пока я не получу прямого приказа, я буду продолжать эксперимент в его нынешней форме. В любом случае я не отдам птенца на милость Больших Уродов, если не будет принято соответствующее решение на самом верху. К тому же многие меня поддерживают. Моя работа необходима для разработки принципов общения с тосевитами. Мы изучаем их сексуальность и ее влияние на остальные аспекты жизни. Если эксперимент будет прекращен, мы потеряем несколько перспективных направлений исследования.
— А тебе придется отправиться на поверхность Тосев-3, — злорадно заявил Тессрек.
— Ну, я уже не раз бывал на планете, — парировал Томалсс. И хотя он без особого энтузиазма относился к Тосев-3 и Большим Уродам, он добавил: — Некоторые самцы считают, что исследования можно проводить только в стерильных условиях; они не понимают, как важно изучить среду обитания тосевитов. Результаты, полученные в лабораториях, не отражают реальности в полной мере.
— А некоторые самцы получают удовольствие, наступая на куски экскрементов, — очевидно, им нравится очищать ноги от кала. — Тессрек обратил глазные бугорки в сторону тосевитского птенца. — А другие самцы, должен добавить, не имеют никаких оснований смеяться над работой своих товарищей, когда сами уютно устроились в лаборатории на борту корабля.
— Условия моего эксперимента требуют, чтобы я находился здесь, — сердито ответил Томалсс. — Я пытаюсь выяснить, насколько Большие Уроды способны адаптироваться к нашей системе ценностей, если они будут жить среди нас с самого детства. Я привез сюда птенца, чтобы лишить его контактов с другими Большими Уродами. На поверхности Тосев-3 добиться этого практически невозможно.
— В результате ты вынудил нас вступить в контакт с ароматами этого жалкого маленького существа, — сказал Тессрек. — Система очистки рассчитана на наши запахи, так что нам приходится постоянно мириться с его отвратительной вонью. — И он добавил утвердительное покашливание.
Птенец тут же издал звук, который при желании можно было назвать утвердительным покашливанием. Возможно, звук получился даже более чистым, чем предполагал Томалсс, поскольку Тессрек тут же обратил глазные бугорки на маленького тосевита, а затем повернулся к нему спиной, словно отказываясь поверить в то, что услышал.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнул Томалсс. — Птенец, несмотря на все свои недостатки, готов приспособиться к нашим обычаям, даже на ранних стадиях своего развития.
— Он просто издал серию громких неприятных звуков, — не сдавался Тессрек. — Абсолютно бессмысленных. — И чтобы подчеркнуть свою мысль, кашлянул.
Томалсс с беспокойством посмотрел на птенца. Даже он не всегда понимал смысл звуков, которые издавал его подопечный. Только изучая птенцов такого же возраста, он мог бы сделать обоснованные выводы. Однако он бы с радостью отдал все, что заработал за очередной период, только чтобы птенец издал утвердительное покашливание.
Томалсс ни на что не рассчитывал, но тут — как раз в тот момент, когда он расстался с последними надеждами, — маленький тосевит кашлянул. И получилось у него весьма недурно!
— Совпадение, — изрек Тессрек, прежде чем Томалсс успел открыть рот.
Однако Тессрек воздержался от третьего утвердительного, покашливания.
— Вовсе нет, — Возразил Томалсс. — Именно так Большие Уроды учатся языку. Поскольку птенец общается только с нами, а мы являемся носителями языка, он имитирует звуки, которые слышит. Пройдет некоторое время, и он научится увязывать звуки со смыслом — иными словами, овладеет речью.
— Большие Уроды даже на своем языке не умеют говорить внятно, — высокомерно сказал Тессрек.
Однако он не стал продолжать спор с Томалссом — очевидно, признал его правоту.
— Поскольку идет постоянная видео— и аудиозапись того, что происходит в этом помещении, я хочу поблагодарить тебя за вклад, который ты внес в мою работу.
Тессрек прошипел какую-то гадость и стремительно удалился. Томалсс приоткрыл рот — он смеялся, сегодня его победа не вызывала сомнений. Тосевитский птенец издал звук, который заменял ему смех. Иногда звуки, не похожие на речь Расы, ужасно раздражали Томалсса. Теперь же он засмеялся еще сильнее. Птенец понял его чувства и разделял их. Чтобы зафиксировать достигнутый результат, Томалсс добавил:
— Растущий уровень взаимных контактов требует новых серьезных исследований. — Неожиданно для себя он с теплотой посмотрел на маленького тосевита. — Пусть только попробуют тебя забрать. Ты представляешь слишком большую ценность, чтобы мы могли вернуть тебя Большим Уродам.
Глава 20
Йенс Ларссен выглянул в окошко фермерского домика, в котором скрывался несколько дней. Большую часть времени, проведенного здесь, он наблюдал за отрядом, прочесывающим местность. Рано или поздно они уйдут.
— Им меня не поймать, — пробормотал он. — Я слишком умен для них. И не позволю себя обнаружить.
Он не сомневался, что сумеет оторваться от погони, преследовавшей его от самого Денвера, и выйти на территорию, которую контролируют ящеры. Однако проблема оказалась более сложной. Выяснилось, что его ждут на востоке. И Ларссен не забыл о телеграфе и телефоне (даже если они не работают, зачем рисковать), а также о радиосвязи и почтовых голубях.
Поэтому он ждал, когда его перестанут искать. Пройдет еще несколько дней, или даже недель, и они решат, что он замерз в горах во время метели или сумел проскользнуть мимо постов. Наконец нельзя исключать, что военные действия обострятся, и людям станет не до него. Тогда он вновь пустится в дорогу. Ему казалось, что это время уже почти пришло. Он рассмеялся.
— Им меня не поймать, — повторил Ларссен. — Черт побери, они были в доме, но им не пришло в голову, что я здесь прячусь.
Ларссен повел себя умно. Конечно, всем известно, что физики обладают высоким интеллектом. Он выбрал домик с подвалом. Всякий раз, когда к дому кто-то направлялся, он прятался внизу. Ему удалось даже накрыть ковриком люк, ведущий в подвал. Не раз тяжелые сапоги солдат стучали по полу у него над головой, но ни один из них не догадался, что он сидит в темноте, положив палец на спусковой крючок «Спрингфилда».
Йенс снова рассмеялся. У солдат не хватило ума заглянуть себе под ноги. Ничего другого Ларссен от них и не ждал — и не ошибся.
— Я почти всегда прав, — заметил он. — Если бы эти глупцы меня послушали… — Он покачал головой.
Они не слушали. А вот ящеры не пренебрегут его мнением.
Люди, построившие дом, не были физиками, но казались довольно умными. Однако они куда-то исчезли — значит, им не удалось спастись от ящеров. Или просто не повезло. Так или иначе, они исчезли.
Однако подвал остался, причем забитый продуктами, которых хватит, чтобы прокормить целый взвод в течение месяца. Во всяком случае, так показалось Йенсу. Говядина, свинина, курятина, овощи… Сада с фруктовыми деревьями не было, и Ларссену не хватало сладкого, пока он не отыскал здоровенную банку с пудингом из тапиоки. Очевидно, хозяйка дома сделала слишком большую порцию лакомства, а остатки отправила в погреб. Он ел пудинг до тех пор, пока его не затошнило.
Ларссен отыскал здесь даже сигареты, но не стал курить, чтобы его не выдал запах. Вот когда он вновь окажется на дороге — тогда другое дело. Он с нетерпением ждал этого момента, хотя и помнил, что когда начинал курить после большого перерыва, на него нападал кашель — как на Тома Сойера, которому Гек Финн предложил первую трубку.
Йенс подошел к окну, выходящему на поля и сороковое шоссе. Снова пошел снег, не сильный, как во времена его детства в Миннесоте, но такой густой, что видимость существенно ухудшилась. В некотором смысле снегопад был вреден, поскольку он мог не заметить, если кто-нибудь подойдет к дому. Впрочем, сейчас Ларссен не ощущал опасности.
Шоссе оставалось пустым с тех пор, как поисковый отряд три дня назад осмотрел дом. Кстати, снегопад мог сыграть и на руку Ларссену — при такой слабой видимости его будет трудно заметить, а тем более узнать.
— Ну, похоже, пришло время двигаться дальше, — сказал Йенс.
Он находился неподалеку от Лимона. А там до границы рукой подать. Ему снова придется соблюдать осторожность: на границе много американских солдат. Но если он правильно понимает, их гораздо больше будут занимать ящеры, чем Йенс Ларссен.
Он был уверен, что рассчитал все правильно. Ну, не мог он больше ошибаться. Да, один промах он совершил: сбежать следовало гораздо раньше. Ларссен спустился в подземное убежище и вытащил свой велосипед. Выехав на шоссе, он сразу закурит сигарету. Наверное, его затошнит, но он вновь почувствует замечательный вкус табака.
* * * Русецкому уже приходилось бывать похороненным заживо, сначала в подземном бункере в Варшаве, а потом в подводной лодке, которая перевезла их из Польши в Англию. Из чего вовсе не следовало, что Мойше это нравилось. Впрочем, выбирать не приходилось.
Светловолосый морской офицер по фамилии Стэнсфилд командовал военным кораблем «Морская нимфа».
— Добро пожаловать на борт, — сказал он, когда Мойше, Ривка и Рейвен перешли на его корабль с грузового судна, на которое сели в Англии. Это было где-то на побережье Португалии или Испании. — Могу спорить, что вы мечтаете погрузиться под воду.
Как и многие другие военные, с которыми Мойше приходилось встречаться,
— поляки, нацисты, англичане и даже ящеры, — он до неприличия небрежно говорил о своей профессии. Может быть, без этого военным не удавалось привыкнуть к постоянной опасности.
— Да, — коротко ответил Мойше, решив, что не стоит вдаваться в подробности.
Когда англичане решили отправить его вместе с семьей в Палестину, все казалось очень просто: ящеры довольно редко атаковали корабли. Но затем американцы взорвали одну за другой две атомные бомбы, сначала в Чикаго, затем в Майами. Когда Мойше думал о Чикаго, он сразу вспоминал о гангстерах. О Майами он и вовсе ничего не знал.
Теперь уже не имело значения, что он думал об этих городах. Очевидно, ящеры решили, что корабли каким-то образом связаны со взрывами атомных бомб, поскольку принялись с упорством, достойным лучшего применения, уничтожать все морские суда, которые попадались им на глаза Мойше не мог сосчитать, сколько раз он поднимал голову к небу, пока они плыли из Англии в Испанию. Правда, он довольно быстро сообразил, что это совершенно бесполезное занятие. Ну, заметит он самолеты ящеров, и что изменится? Однако он продолжал задирать голову вверх.
Сначала путешествие на «Морской нимфе» показалось ему безопасным. Под водой им не только не угрожали ящеры, но отсутствовало и волнение, доставлявшее ему и Ривке с Рейвеном немало неприятностей. На больших глубинах было совершенно спокойно.
Отсутствие волнения облегчало жизнь всем, поскольку в узких проходах было полно труб и торчащих в разные стороны металлических предметов, не говоря уже о краях огромных люков, при помощи которых одно помещение герметически отделялось от другого. Приходилось постоянно беречь голову, плечи и ноги. Мойше считал, что все это следовало спрятать под обшивкой — явная недоработка конструктора, который, наверное, имел не самую высокую квалификацию. Интересно, почему?
На своем не слишком уверенном английском он спросил об этом у капитана Стэнсфидда.
Офицер удивленно заморгал и пожал плечами.
— Будь я проклят, если знаю ответ на ваш вопрос. Наверное, все дело в том, что подлодки строились в такой ужасной спешке, что инженеры думали только об одном: как бы побыстрее отправить корабль в плавание. Пройдет пара поколений, и в подводных лодках станет гораздо приятнее жить. Впрочем, говорят, что по сравнению с лодками времен прошлой войны наши корабли — настоящий рай для моряков.
Русецки не мог себе представить, что райские кущи могут произрастать в узкой вонючей и шумной трубе, освещенной тусклыми оранжевыми лампами. Уж скорее это христианский ад. Если нынешнее положение вещей является существенным улучшением, остается только пожалеть матросов, которые служили на таких лодках со времен рождения подводного флота.
Мойше с семьей разместили в каюте одного из старших офицеров. Даже по чудовищным стандартам варшавского гетто здесь было тесновато для одного человека, а уж втроем… Впрочем, по сравнению с кубриками простых матросов, чьи койки громоздились в три этажа, их каюта казалась недостижимой роскошью. Подвешенное на проволоке одеяло создавало иллюзию уединения.
— Когда мы плыли из Польши в Англию, — сказала на идиш Ривка, — я боялась, что буду единственной женщиной на корабле, полном матросов. Теперь это меня не пугает. Они совсем не похожи на нацистов и не пытаются воспользоваться нашей беспомощностью.
Мойше задумался, а потом сказал:
— Мы на одной стороне с англичанами, а для нацистов мы были хорошей дичью, на которую разрешили охоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101