Посыпались фонтаны искр, громко зашипело электричество, и на долю секунды вокруг радиатора “форда” заиграло голубое пламя. Обе заклеенные покрышки лопнули, часть брезента над кузовом занялась огнем, простреленное лобовое стекло треснуло и рассыпалось, его осколки упали на руки и колени Салида. Но грузовик уже миновал проволочное ограждение и, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, устремился к баракам, волоча за собой створку снесенных ворот.
Завыла сирена, послышались крики, и в окнах бараков начал зажигаться свет. В тот же момент оба охранника, дожидавшихся конца своего дежурства у входа в бункер, встрепенулись и молниеносно исчезли внутри. Они не сделали ни малейшей попытки воспользоваться своим оружием, поскольку на этот счет у них были другие указания. И прежде чем грузовик успел проехать двадцать метров по территории базы, тяжелая бронированная дверь бункера захлопнулась с громким скрежетом. Теперь, чтобы ее снова открыть, потребовалось бы тяжелое артиллерийское орудие.
По движущемуся грузовику начали стрелять из ближайшего барака, стрельба велась из пистолета, пули выбивали искры из металла, но не причиняли никакого существенного вреда. Грузовик продолжал продвигаться беспрепятственно дальше, к среднему бараку, потеряв по дороге зацепившуюся за кузов створку ворот.
Полог брезентового покрытия взлетел вверх, и из кузова на землю спрыгнули четыре человека, тут же начавшие стрелять. Стрекот автоматов Калашникова, звон разбитого стекла, пронзительные крики заглушили звук сирены. В дверном проеме одного из бараков показался солдат, упал, попытался встать и тут же рухнул навзничь, сраженный автоматной очередью. Что-то маленькое и темное пролетело над ним и исчезло внутри барака. Сразу же раздался чей-то пронзительный крик, затем приглушенный стук, щелчок, снова крик, и через несколько секунд из барака донесся мучительный надрывный кашель десятка солдат.
Четыре террориста поливали огнем своих автоматов бараки, находящиеся слева и справа от грузовика, двигаясь в то же время зигзагами по двору. Грузовик внезапно тяжело подался назад и с оглушительным ревом устремился на третий барак. Мощная тяжелая машина протаранила дверь деревянного здания, разнеся ее в щепки, повредила стену и остановилась, застыв, словно пробка, вошедшая в узкое горло бутылки.
Салид схватил обеими руками винтовку, толкнул плечом дверцу машины и вывалился наружу. Раздались выстрелы, и тут же разлетелась вторая половина лобового стекла. Кто-то истошно закричал, и Салид увидел смутный силуэт человека, пытающегося убежать из-под огня. Со двора доносились автоматные очереди, глухо разорвалась вторая граната с газом.
Салид вскочил на ноги, боковым зрением увидел чей-то движущийся силуэт и выстрелил не целясь. Раздался пронзительный крик, затем глухой звук выпавшего из рук оружия, и наконец чье-то тяжелое, уже безжизненное тело рухнуло на пол. По-видимому, в этом помещении больше никого не осталось в живых, кроме двух ворвавшихся сюда террористов. Оба они торопливо пересекли комнату, и напарник Салида полоснул автоматной очередью по двери, ведущей в соседнее помещение, — она разлетелась в щепки. И тут же Салид выстрелом в упор уложил человека, появившегося в дверном проеме с оружием в руках, нацеленным на бандитов. Внезапно стены барака дрогнули от мощного оглушительного взрыва, зазвенело разбитое стекло, и хмурое утро осветила яркая вспышка огня.
Салид в мощном прыжке влетел через выбитое теперь внутреннее окно, расположенное в перегородке, разделяющей два смежных помещения, в следующую комнату, перекувырнулся через голову и снова вскочил на ноги, не выпуская винтовку из рук. Оба террориста, ведя беспорядочную стрельбу, ринулись дальше в глубь здания. Достигнув следующей двери, они взорвали ее гранатой.
В этом помещении были люди. Большую часть комнаты занимал огромный письменный стол, рядом стоял другой стол — меньших размеров и довольно обшарпанный — с установкой радиосвязи, за ним сидел совсем зеленый парнишка, который, казалось, обезумел от страха. Салид застрелил его, затем выстрелил в радиостанцию и направил дуло своей винтовки на двух других военных, находившихся в помещении. В руках одного из них был пистолет, но он замер, так и не подняв оружия на террористов, когда увидел дуло наведенной на него винтовки.
Второй военный даже не пошевелился, он не сводил с ворвавшихся в комнату бандитов пристального взгляда, выражавшего ненависть и холодное презрение. Этот человек, с поредевшими, посеребренными сединой волосами, которому можно было дать на вид лет пятьдесят, был одет в мундир со знаками отличия, свидетельствующими о том, что он является генералом военно-морского флота. На стене за его спиной висел звездно-полосатый флаг. Он выглядел беспомощным, однако в нем не чувствовалось ни тени страха.
— Хорошо, что вы не оказали никакого сопротивления, генерал, — произнес Салид. Он говорил по-английски со странным, как будто наигранным акцентом, производившим такое впечатление, словно он был придуман много лет назад и усвоен Салидом в процессе длительной тренировки. — Мне бы очень не хотелось убивать вас и вашего друга.
Генерал прищурился, и его глаза превратились в узкие щелочки.
— Чего вы хотите? — заговорил он. — Вы, должно быть, сумасшедший, если надеетесь подобным способом чего-нибудь добиться. Через десять минут — и это в лучшем случае — вы будете уже мертвы.
Салид холодно усмехнулся.
— Возможно. Поэтому не будем терять время, — сказал он и указал дулом винтовки на обитую сталью дверь, расположенную в стене рядом со звездно-полосатым флагом. — Нас интересует содержимое вашего сейфа, генерал. Будьте так добры, откройте дверь.
— Пошел ты в задницу, — спокойно сказал генерал, не повышая голоса.
Салид нажал на курок, раздался глухой выстрел, и на синем мундире генерала, там, где билось его сердце, появились маленькие черные отверстия, расположенные на одной прямой, из которых медленно выступила темно-красная кровь. Долю секунды генерал все еще смотрел на своего убийцу широко раскрытыми глазами, а затем повалился на письменный стол, глухо стукнувшись головой о столешницу, обтянутую зеленой кожей, и забрызгав ее кровью.
— Итак, приятель? — голос Салида звучал почти весело, а дуло его винтовки было направлено на еще одного молодого солдата, находившегося в комнате. — Может быть, ты порадуешь нас и откроешь эту дверь?
Солдат колебался. В правой руке он все еще сжимал револьвер, который выхватил из кобуры в тот момент, когда террористы ворвались в комнату. На лице молодого человека так ясно отражались все обуревавшие его мысли, что Салид без труда читал их. Солдат понимал, что у него нет шансов оказать достойное сопротивление. Черты его лица исказил страх.
— Стреляйте! Вы можете меня застрелить, но вам все равно не выбраться отсюда, — произнес он дрожащим голосом.
Салид молча наблюдал за ним несколько секунд, а затем быстро обошел стол, схватил молодого человека за шиворот, поднял со стула и припер к стене.
— Открывай! — произнес он. Солдат замотал головой.
— Я не могу это сделать. Только гене…
Раздался выстрел, солдат завопил, упал, скорчился и схватился обеими руками за свою простреленную коленную чашечку. Салид холодно усмехнулся, перевернул ногой раненого на спину и приставил дуло винтовки к другому колену молодого человека.
— Что скажешь, приятель? — спросил он. — Или ты хочешь, чтобы я снова нажал на курок?
— Не надо, прошу вас, — застонал солдат. Его лицо посерело от боли. Он начал всхлипывать. — Пожалуйста, не надо…
— В таком случае открывай!
Салид держал теперь винтовку в одной руке, а другой ухватился за отвороты военной формы раненого и рывком поднял его на ноги. Получив сильный толчок в спину, солдат отлетел к стене, ударился головой о дверь стенного сейфа и закричал от боли. Но он тут же покорно поднял руки и начал дрожащими пальцами набирать нужную комбинацию цифр на замке сейфа. Раздался тихий щелчок, и стальная дверь распахнулась.
— Ну вот видишь, — добродушно сказал Салид. — Оказывается, вести себя разумно — дело выгодное.
В глазах молодого солдата, страдавшего от невыносимой боли, мелькнула тень надежды. Салид подождал, давая возможность искре этой надежды разгореться в пламя, а затем нажал на курок.
— Мне жаль, малыш, — сказал он, равнодушно глядя на убитого, — но ты слишком уж доверчив.
Краешком глаза Салид заметил, что его напарник бросил на него при этих словах удивленный взгляд. Это разозлило Салида, хотя он хорошо понимал своего приятеля. Пошлые высказывания подобного рода были обычно не в его стиле. Одной из причин успеха в этом кровавом ремесле являлась не только методичность в выполнении задания, но и исключительное хладнокровие Салида, с которым он действовал словно машина, убивающая потому, что она запрограммирована на убийство, а не потому, что убийство доставляет удовольствие или вызывает отвращение. Кроме того, Салид не выносил глупость в любом ее обличье, а подобные сентенции иначе чем глупыми нельзя назвать. Они как будто были взяты из плохих бестселлеров или второсортных детективных фильмов, а не из суровой реальности.
Салид удивлялся самому себе. И тревожился. Каким бы ничтожным ни был в глазах террориста промах его главаря, подобное поведение все же выходило за рамки нормы, а все невписывающееся в эти рамки беспокоило и нервировало Салида.
Следующей ошибкой, которую отметил про себя Салид, было то, что он вот уже целых пять секунд стоял перед открытым сейфом, смотрел в него и ничего не видел. Проклятье! Что с ним происходит?
Салид тряхнул головой и попробовал сосредоточиться на содержимом встроенного в стену сейфа. В нем лежало то, что обычно находится в подобных сейфах на территориях подобных баз: два скоросшивателя с документами, которые Салид не тронул, небольшая сумма наличных денег — Салид тоже не прикоснулся к ним — и папка из темно-красной кожи с бумагами, которые террорист тут же схватил и быстро перелистал Это были четыре страницы машинописного текста, каждая из которых аккуратно вложена в прозрачную пластиковую обложку и сверху помечена бледно-красным грифом “СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО”.
Салид застегнул замочек на папке, снова заглянул в сейф и извлек из него видеокассету, а также небольшую, но поразительно тяжелую капсулу из хромированного металла. Обе эти находки он не задумываясь сунул в карман своей куртки. Следуя абсурдной в данной ситуации потребности соблюдать порядок, Салид аккуратно закрыл сейф и обернулся к своему приятелю.
— Пошли! — бросил он.
— И это… все? — спросил его напарник.
И тут Салид снова поступил против своих правил: вместо того чтобы проигнорировать вопрос, он ответил на него.
— А чего ты, собственно, ждал, браток? — насмешливо сказал он. — Атомную бомбу?
Террорист еле заметно поежился. Вероятно, он воспринял непривычные насмешливые нотки в голосе Салида как знак того, что тот на что-то сердится. Парень молчал, но в его глазах отражался вопрос, который он не осмеливался задать вслух: “И ради этого мы рисковали своей жизнью?”.
Салид привел террориста в еще большее замешательство тем, что вслух ответил на его немой вопрос.
— Ты прав, браток, это всего лишь бумажки, но когда они попадут в нужные руки, то, возможно, станут опаснее бомбы. По крайней мере, для наших врагов, — он спрятал папку под куртку и указал на дверь: — А теперь нам надо как можно быстрее убраться отсюда.
На этот раз второй террорист не стал возражать. Никто не осмелился бы возразить Салиду во второй раз.
* * *
Впервые за время их пешего перехода — с тех пор как они бросили машину на дороге — в голову Бреннера пришла мысль, что эта прогулка может кончиться действительно очень плачевно. Мороз усиливался. Небо начало приобретать мрачный грязно-серый цвет, который ясно говорил о том, что потепления не предвидится, а это означало, что путникам грозит переохлаждение, обморожение пальцев на ногах, воспаление легких и сильный жар.
Бреннер поморщился. Их положение было и без того серьезным, поэтому ему не следовало пугать себя возможными последствиями, впадая в панику. Они шли уже двадцать минут. Какое расстояние может пройти человек за двадцать минут? Один километр? Или, может быть, два? Во всяком случае, не больше. А между тем дорога, простиравшаяся перед ними, была все такой же пустынной и сверкала безупречно белым снежным по кровом. Нигде не было видно ни одного указателя, ни одного перекрестка, ни малейшего признака человеческого жилья.
Он обернулся на ходу и бросил взгляд назад: деревья, снег, и опять деревья и снег. Очень мило. Такой пейзаж выглядел бы вполне романтично на почтовой открытке или на настенном календаре. Но когда шагаешь с мокрыми ногами по холодному снегу, проваливаясь в нем по щиколотку, то начинаешь воспринимать красоты природы совсем по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68