Рэйчел медленно обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с этой силой, она хотела рассмотреть своего противника, пусть даже это будет последнее, что она увидит.
Она снова осмотрела комнату. Ее глаза привыкли к слабому свету ночника, но она так ничего и не обнаружила. И тогда Рэйчел решила сама сделать первый шаг.
– Где вы? – обратилась она в пустоту, и в тот же миг причитания старика за ее спиной внезапно смолкли, будто он, затаив дыхание, приготовился встретить самое худшее. – Меня зовут Рэйчел, – продолжала она и, указав на Кадма, добавила: – А это мой тесть. Если вы не против, мне бы хотелось вытащить его отсюда и оказать ему помощь. Он истекает кровью.
Прошло несколько напряженных секунд, прежде чем она услышала голос. Он исходил из той части комнаты, где только что – она могла в этом поклясться, ибо дважды осматривала комнату, – никого не было. Так или иначе, Рэйчел ошиблась, потому что в простенке между оконных проемов, точно статуя, сидела дама, складки платья которой, равно как и пряди ее волос, были воплощением безукоризненного порядка.
– Я его не трогала, – произнесла она.
Даже теперь, когда Рэйчел ее заметила, было довольно трудно удержать эту особу в фокусе своего внимания: черная лоснящаяся кожа дамы словно отражала устремленный на нее взгляд. Рэйчел вновь и вновь возвращалась глазами к ускользающему женскому образу, когда ее взгляд соскальзывал то влево, то вправо.
– Он пытался себя кастрировать, – сказала незнакомка. – Наверное, он полагал, что сможет этим меня смягчить.
Рэйчел не могла в это поверить, сама мысль о том, что Кадм собственноручно хотел лишить себя мужского достоинства, казалась абсурдной.
– В таком случае, можно мне его увести? – спросила Рэйчел.
– Нет, нельзя, – ответила дама. – Я пришла сюда, чтобы увидеть его смерть, и не намерена менять своего решения.
Обернувшись, Рэйчел увидела, что выражение ужаса, с которым Кадм смотрел на свою мучительницу, сменилось пустым взглядом, словно перенесенное потрясение истощило его и у него не осталось сил даже на то, чтобы плакать.
– Можешь остаться с ним, если хочешь, – продолжала дама. – Долго ждать не придется. Ему осталось всего несколько вздохов.
– Я не хочу смотреть, как он умирает, – сказала Рэйчел.
– А как же чувство исторической важности? – С этими словами дама поднялась и, сбросив последний защитный покров, позволила Рэйчел взирать на нее без каких-либо усилий. Пожалуй, более прекрасной особы Рэйчел в своей жизни никогда не видела, ее величественное лицо своей обнаженностью напомнило ей лицо Галили. Кожа и нервы, мышцы и кости словно подчеркивали друг друга.
Теперь ей стало ясно, что имела в виду дама, говоря о чувстве исторической важности. Стало быть, она и есть Барбаросса и пришла затем, чтобы увидеть смерть одного из Гири.
– Вы его сестра? – спросила Рэйчел.
– Сестра?
– Сестра Галили?
– Нет, – ответила она с улыбкой. – Я его мать. Цезария Яос Барбаросса. А как тебя... звали до того, как ты стала Гири?
– Палленберг.
– Рэйчел Палленберг.
– Верно.
– Скажи... ты не жалеешь? Что вошла в эту отвратительную семью?
Рэйчел задумалась, прежде чем ответить. Возможно, было бы благоразумней сказать, что она всем сердцем и до глубины души жалеет о своем замужестве, но она не смогла этого сделать. Это было бы неправдой. Как и во всем прочем, в ее браке были свои плюсы и минусы.
– Я думала, что люблю мужа, а он любит меня, – призналась Рэйчел. – Но, как выяснилось, я была влюблена в ложь.
– И что это значит?
– Что я могла бы быть счастливой, поскольку у меня было все...
– И ты не жалеешь? Даже несмотря на то, что пришлось потерять себя?
– Почти, – уточнила Рэйчел. – Почти потерять.
– Скажи, а твой муж здесь, в доме?
– Нет.
– Стало быть, тут только женщины? – При этом Цезария бросила взгляд на дверь.
– Пощадите их, – попросила Рэйчел. – Они хорошие люди.
– Я же сказала, что пришла сюда не затем, чтобы причинить кому-то вред. Я пришла, чтобы свидетельствовать.
– Тогда зачем все это? – Рэйчел обвела взглядом разгромленную комнату.
– Он вывел меня из себя, – ответила Цезария. – Он пытался меня купить. «Я отдам тебе все, что у меня есть, только оставь меня в покое». – Цезария сверкнула глазами в сторону Кадма. – У тебя нет того, что я хочу, старая рухлядь, – сказала она. – К тому же этот дом стоило бы вычистить сверху донизу. Он знает почему. Он все понимает. Пора перестать притворяться. Все то, что он накопил, все, что давало право ему мнить себя королем, следует уничтожить, – Цезария направилась в сторону Кадма, – кроме того, ему будет легче уйти, если здесь ничто не будет его держать.
– Одно дело, если вы хотите разрушить дом, – начала Рэйчел. – Но другое – сидеть и ждать, пока старый немощный человек истечет кровью. Это жестоко. – Цезария пристально посмотрела не нее. – Вы не считаете, что это жестоко?
– Я об этом не думала, – ответила та. – Может быть. Но позволь заметить, этот человек заслуживает гораздо худшей участи за то, что сделал.
– Вам?
– Нет, моему сыну. Атве. Или Галили, как он предпочитает себя называть.
– Что Кадм сделал Галили?
– Скажи ей, – обращаясь к умирающему, велела Цезария. – Ну, давай говори. Другой возможности у тебя больше не будет. Поэтому говори!
Ответа не последовало. Рэйчел посмотрела на Кадма, он сидел, низко свесив голову – не то от стыда, не то от упадка сил.
– Уж не думал ли ты, что твоей тайны никто не узнает? – продолжала Цезария. – Я все видела. Ты заставил моего ребенка убивать твою собственную плоть и кровь. Я все видела. – Кадм едва слышно всхлипнул. – Скажи ей, что это правда, – настаивала Цезария. – Не будь таким трусом.
– Это правда, – выдавил из себя Кадм.
– Кстати, а твоя жена знает об этом? – спросила Цезария. Кадм медленно поднял голову, и Рэйчел увидела лицо еще более страшное в своей безжизненности, чем было прежде, – совершенно обескровленное, с посиневшими губами, желтыми зубами и белками глаз.
– Нет, – ответил он.
– Тогда пусть она войдет, – сказала Цезария Рэйчел. – Я хочу, чтобы она знала, что он от нее скрывал. Но прислуга пусть останется за дверью. Это семейное дело.
Хотя Рэйчел не слишком любила, когда к ней обращались таким повелительным тоном, она не стала спорить и послушно отправилась исполнять то, что ей велели. За дверью, которая открылась без труда, стояли Лоретта и Джоселин.
– Почему ты закрыла дверь? – потребовала объяснений Лоретта.
– Это не я, – ответила Рэйчел. – У Кадма Цезария Барбаросса. Она хочет вас видеть. А Джоселин должна уйти.
– Цезария? – пронзительный голос Лоретты превратился в хриплый шепот. – Как она сюда попала?
– Не знаю, – Рэйчел отошла в сторону, чтобы Лоретта увидела, во что превратилась комната старика. – Она говорит, что пришла увидеть, как Кадм умрет.
– Вот как? Она не получит этого удовольствия, – отстранив Рэйчел, Лоретта переступила порог и вошла в комнату.
– А мне что делать? – спросила Джоселин.
– Просто уйдите.
– Может, позвать Гаррисона?
– Нет. Просто уйдите из дома, и все. Вы сделали все, что могли.
Судя по испуганному лицу, Джоселин очень хотелось покинуть дом, но глубокая преданность не давала ей сделать это.
– Если вы не уйдете сейчас, то другой возможности может не представиться, – предупредила ее Рэйчел. – Подумайте о своей семье. Идите.
Слова Рэйчел точно сняли камень с души Джоселин.
– Спасибо, – сказала она и пошла в сторону лестницы.
Рэйчел закрыла за ней дверь и вернулась в гущу происходящих в комнате событий. Лоретта, избрав, с ее точки зрения, наиболее подходящий метод общения с Цезарией, бросилась в атаку.
– Что вы тут делаете? – выкрикнула она. – Вы проникли в мой дом, и я требую, чтобы вы немедленно ушли.
– Это не твой дом, – сказала Цезария, продолжая смотреть на Кадма, который по-прежнему сидел на корточках, прислонившись к стене. – И не его.
Лоретта стала было возражать, но Цезария не обращала внимания на ее слова.
– Его построил мой сын, и ему, – она указала на Кадма, – это прекрасно известно. Он построил этот дом, пролив кровь, которая принесла вам удачу, и пролив свое семя.
– О чем вы говорите? – Голос Лоретты не утратил своего напора, но в нем появились нотки беспокойства, а значит, слова Цезарии не стали для нее откровением.
– Скажи ей, – обратилась Цезария к Кадму, но он в ответ лишь затряс тяжелой головой. – Послушай, старик, – приблизившись на шаг к скрюченной в углу фигуре, произнесла она, – ну-ка поднимайся с пола.
– Он не может... – сказала Лоретта.
– Заткнись! – рявкнула Цезария. – Слышишь меня, старик, немедленно встань!
Едва это приказание сорвалось с ее уст, как голова Кадма откинулась назад, и теперь он смотрел прямо на Цезарию. Дюйм за дюймом он стал подниматься, прижавшись спиной к стене, но не по своему желанию. Его ноги были слишком слабы, чтобы вынести вес тела. Это делала Цезария. Она заставила его подняться усилием своей воли.
Казалось, Кадм не слишком расстроился из-за того, что с ним обращаются как с марионеткой. Его лицо осветилось улыбкой, будто то, как с ним обращалась эта женщина, доставляло ему какое-то извращенное удовольствие.
Зачарованная и испуганная Рэйчел встала рядом с Лореттой.
– Пожалуйста, не делайте этого, – попросила она, – дайте ему спокойно умереть.
– Он не желает спокойно умирать, – сказала Цезария и поглядела на Кадма. – Учитывая то, что тебя ждет, я не могу придумать ничего лучшего. Кто знает, вдруг это поможет тебе очистить душу? Может статься, что истинную цену придется платить вовсе не тебе, а тем, кто останется после тебя в этом мире. Твоим детям. Твоим внукам. Твоей жене.
Она стояла к нему так близко, что почти касалась его, хотя в этом и не было никакой необходимости. Она крепко держала его силой воли и слов.
Слезы выступили у Кадма на глазах, рот слегка приоткрылся, и он заговорил голосом, который скорее походил на шептание призрака.
– Не могли бы мы... заключить мир? – еле слышно пробормотал он.
– Мир?
– Между нашими семьями....
– Слишком поздно.
– Нет...
– Ты убил свою плоть и кровь руками моего сына, – сказала Цезария. – Твои амбиции привели Атву к безумию. Своими делами ты посеял страшные семена. Страшные, страшные семена.
Слезы полились по щекам Кадма, неестественная улыбка сошла с его лица, оно теперь напоминало маску трагедии: скорбно изогнутый рот, впалые щеки, глубокие морщины на лбу.
– Не наказывай их за то, что я сделал, – взмолился он. – Ты можешь... остановить... эту войну... если захочешь.
– Я слишком устала, – сказала Цезария. – И слишком стара. К тому же мои дети желают войны не меньше твоих. Так что я ничего не могу поделать. Приди ты ко мне с раскаянием лет пятьдесят назад, быть может, мне удалось бы что-нибудь придумать. А сейчас слишком поздно. Нам всем поздно отступать.
Она глубоко вздохнула, и вместе с этим последние остатки жизни покинули Кадма. Тело перестало дрожать, а маска трагедии исчезла с его лица. Повисло долгое мгновение абсолютной тишины. Наконец Цезария сказала Лоретте:
– Теперь он весь ваш.
Едва она повернулась спиной к Лоретте и трупу, как тело Кадма, лишившись незримой поддержки Цезарии, соскользнуло по стене вниз и, словно мешок с костями, рухнуло на пол. Лоретта, тихо застонав, упала на колени с ним рядом.
Теперь, когда Кадм сошел со сцены, Цезарию больше ничто не здесь не держало. Ни разу не взглянув на причитавшую у тела Лоретту, она направилась к выходу, однако на лестничной площадке ее окликнула Рэйчел:
– Постойте.
Воздух вокруг Цезарии дрожал и таял. От нее словно бы исходила некая аура. Подстрекаемая любопытством, Рэйчел не могла позволить этой даме покинуть дом, не попытавшись задать ей некоторые вопросы и пролить свет на то, что ей недавно довелось услышать в покоях Кадма.
– Помогите мне разобраться, – попросила она.
– Тебе не о чем больше тревожиться. Все позади.
– Нет, я не об этом. Я хочу знать, что случилось с Галили.
– Зачем? – спросила Цезария, продолжая спускаться вниз. Эманации, исходившие от нее, вызывали в воздухе все большее возмущение. Под потолком раздался странный звук, будто под штукатуркой дрогнули балки, а перила задрожали, как от резкого порыва ветра.
– Я люблю его, – сказала Рэйчел.
– В этом я не сомневаюсь, – ответила Цезария. – Ничего иного я и не ожидала услышать.
– И поэтому хочу ему помочь, – продолжала Рэйчел.
Рэйчел в нерешительности постояла на лестничной площадке, но, убедившись, что остановить Цезарию никакими силами нельзя, стала спускаться следом за ней. В лицо ей ударила волна тяжелого воздуха с запахом камфары и влажной земли. У Рэйчел защипало в носу и начали слезиться глаза, но она продолжала идти вслед за Цезарией.
– Знаешь, сколько женщин и мужчин хотели излечить Атву за долгие годы? – спросила Цезария. – Но сделать это не удалось никому. Никому.
У подножия лестницы она на минуту замешкалась, вероятно, размышляя, с чего лучше начать разрушение дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109