А может, и нет. Дело в том, что ты и так очень молод, гораздо моложе большинства тех, кто приходит сюда извне.
– А эта Древняя, кто она такая? – осведомился он.
– Она… Она – та, кто поможет тебе понять, что ты должен делать.
Джастин ощутил в ее голосе печаль, но на сей раз задавать вопросов не стал. Вместо этого он повернулся, заключил Дайалу в объятия и припал к ее губам, желая лишь одного: чтобы этот миг длился вечно.
91
– Вот эта роща, – промолвила Дайала, указывая вперед.
– Но почему сейчас? Почему именно сейчас, когда мы наконец воистину обрели друг друга?
– Древней виднее. Ты и так пришел очень поздно.
Джастин поднял глаза. Хотя небо было скрыто за густыми, высокими кронами, он знал, что еще не настала и середина утра.
«Поздно. Поздно для Кандара, поздно для тебя, поздно для меня. Вот и Гуннар всегда говорил, что я вечно опаздываю…»
Друид глубоко вздохнул и крепко сжал руку Дайалы.
– Я буду ждать, – сказала она.
То, что она будет ждать, Джастин знал и так, однако ее слова приободрили его, и он улыбнулся.
В сердцевине рощи рос единственный черный лоркен, очень старый, искривленный, невысокий – не выше самого Джастина. Близ дерева стояла женщина, облаченная, как ему показалось, в чистое серебро.
На первый взгляд она выглядела не старше его самого, но чувства подсказали ему, что гладкая кожа и девичья стройность есть результат процедур, подобных той, какой научила его Дайала.
– Я пришел к тебе, Древняя, – промолвил он, склоняя голову.
– С чем ты пришел, юный друид?
– Я хотел бы узнать, как можно исправить великое зло, причиненное миру Мастерами хаоса.
– Почему ты именуешь деяния Мастеров хаоса злом? Хаос есть хаос, а гармония есть гармония. Разве ты в состоянии обратить хаос в гармонию, а гармонию в хаос?
Женщина говорила спокойно и равнодушно, словно указывая на нечто само собой разумеющееся.
– Но, – попытался возразить Джастин, – разве гармония не содержит в себе блага? Неужто жизнь лишена смысла? Но почему же тогда столь многие пытаются наполнить свою жизнь гармонией? Даже согласно Преданию, которому такие, как ты, вроде бы привержены, древние ангелы бежали с Небес.
– Ты задаешь вопросы о смысле жизни, как будто считаешь, что древние Ангелы записали ответ таинственными рунами на скрижалях, дабы явившиеся после них могли отыскать эти скрижали и разгадать их тайнопись. Однако ни у мира, ни у Ангелов нет никакой цели. Мир просто существует и не нуждается в смысле существования. Смысл ищут лишь люди, мужчины и женщины.
– А как насчет хаоса и гармонии? Ведь они тоже существуют, – сказал Джастин.
– Они и впрямь существуют, так же как мир. Но лишь мыслящие существа приписывают хаосу и гармонии цели и определяют их как несущие добро или зло. Скажи, почему человек совершает тот или иной поступок?
– Потому, что ему или ей этого хочется, – ответил Джастин. – Или потому, что к этому принуждают обстоятельства.
– А если человек откажется действовать?
– Кто-то может применить силу.
– А этот человек, он владеет своими мыслями и своим телом?
– Ты говоришь о том, что каждый свободен в своем выборе – действовать или бездействовать. Но не жестоко ли это? Как быть, если чьи-то дети или родные умирают с голоду, страдают, подвергаются мучениям?
– Выбор в любом случае остается выбором.
– Но разве нет более высоких ценностей? Разве нет разницы между человеком, который служит добру, и тем, кто потворствует злу? Или тем, кто совершает недобрые поступки по принуждению, и тем, кто творит их по доброй воле?
– Разница, безусловно, есть. Но не для мироздания, не для природы, не для вечности, а лишь для мыслящих существ.
– Но если для мироздания нет ни добра ни зла, – промолвил Джастин после недолгого размышления, – то, выходит, любой человек может творить что ему вздумается! С какой стати ему совершать хорошие поступки, миру-то все равно?
– Ничем не ограниченные эгоизм и эгоцентризм разрушают личность. Если человека заботят лишь собственные желания и он стремится лишь к достижению собственных целей, он со временем отдаляется от других, лишается поддержки и сталкивается с враждебностью. Это, в свою очередь, осложняет его существование и заставляет становиться еще сильнее и бессердечнее. В конечном итоге любовь и иные человеческие привязанности становятся для такого человека недоступными, и он перестает быть личностью, превращаясь в бездушную машину, вроде двигателей твоих черных судов.
Однако взглянем на человека, напрочь лишенного эгоизма. Он лезет из кожи вон, сострадая нуждам других, однако страждущих и нуждающихся всегда оказывается слишком много в сравнении с возможностями самого милосердного благотворителя. Даже при наличии мудрости, позволяющей отличать истинные нужды от ложных, он истратит себя в попытках объять необъятное. Таким образом, полное бескорыстие и самоотверженность губительны для личности не меньше, чем себялюбие.
Вот и получается, что человек, желающий напитать свою жизнь смыслом, обречен всегда метаться между эгоизмом и бескорыстием, пытаясь сделать мучительный выбор и беспрестанно задаваясь все новыми и новыми вопросами. А стоит ему отказаться от этой беспрестанной борьбы, как смысл и цели его существования начинают определять другие.
При этом отказ от самостоятельности может даже остаться неосознанным, ибо те, другие, дают ему простые и понятные правила, приняв которые на веру, он чувствует облегчение, ибо сбросил с себя груз ответственности. Зачем терзаться в поисках решения, если истинный путь укажут ангелы, демоны Света, Черное Братство или Белый Совет? Однако замечу – многие из числа отказавшихся от борьбы начинают задаваться вопросом о смысле жизни, как только попадают в беду.
Древняя слегка скривила уголки тонких губ.
– Твои рассуждения звучат не слишком утешительно.
– Насколько мне помнится, ты просил не об утешении, а о мудрости. Мудрость же редко дарует утешение, поскольку многое, в чем люди его ищут, в глазах мудрого предстает всего лишь иллюзией.
Некоторое время Джастин не решался поднять глаза на гладкое, как у юной девушки, лицо Древней, но в конце концов решился и спросил:
– Но следует ли из этого, что установление власти Мастеров хаоса над всем Кандаром есть благо?
– Ты лукавишь, ибо, задавая этот вопрос, уже решил для себя, что абсолютное господство Мастеров хаоса в Кандаре есть зло. Может, оно и так, но задавался ли ты вопросом о том, столь ли уж великое благо господство Мастеров гармонии над Отшельничьим и прилежащими океанами?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что такого рода господство тоже не более чем иллюзия? В то время как я видел, как ради его установления гибли люди и рушились города.
– Нет, господство, а уж тем паче стремление к нему вполне реально. Иллюзия в том, что полное преобладание того или иного начала может являться благом. Стремление к нему несет с собой лишь гибель.
– Выходит, мы должны без сопротивления допустить хаос в нашу жизнь?
– Вот еще одна иллюзия. Хаос, хочешь ты того или нет, присутствует в жизни каждого, равно как и гармония.
Джастин вздохнул:
– Итак, ты утверждаешь, что все, к чему я стремлюсь, всего-навсего самообман? Что стремление к гармонии лишено смысла?
– Нет, юный друид, ничего подобного я не утверждала.
– Я не друид.
– Ты – друид, просто еще не успел осознать и признать это, – возразила Древняя и улыбнулась. – Но вернемся к твоему вопросу. Ты хочешь остановить распространение хаоса из Фэрхэвена, понимаемое тобой как зло. Однако нельзя совершить столь великое деяние, не принимая в расчет равновесие. Задумывался ли ты о том, что делает подобное усиление хаоса возможным?
– Очень часто, – ответил Джастин, пожав плечами.
– И к какому выводу пришел?
Джастин снова пожал плечами.
– Как считаешь, можно ли сотворить хаос? – спросила Древняя.
– Думаю, нет.
– Ты прав, хаос не возникает из ничего. Где-то гармония должна возникать из хаоса, а здесь хаос возникает из гармонии.
– Но что же следует предпринять, дабы уменьшить его мощь?
– А вот это решать тебе. Ты способен найти решение, но должен обрести волю и выбрать правильный путь. Впрочем, – Древняя улыбнулась, – ты уже встал на него, пройдя испытание.
– Не понимаю.
– Ты мог покинуть Наклос ничего не знающим ребенком, но покинешь его взрослым, обладающим памятью, знанием и готовностью сделать то, что необходимо.
– По-моему, до всего этого мне еще далеко. Но почему бы мне не взять и не уйти прямо сейчас?
– Потому что в чем-то ты еще остаешься ребенком. Тебе трудно поверить во что-то, находящееся за пределами привычных представлений. Но раз ты почти ребенок, то я, как и следует взрослой наставнице, преподам тебе урок. Попробуй уйти. Уходи. Ступай.
Джастин хотел было повернуться, но ноги отказывались повиноваться. Собрав волю в кулак, он оторвал одну ступню от земли, но, так и не сумев сделать даже шага, тяжело поставил ее обратно.
Глаза Древней – глаза ангела, за которыми таились чернота гармонии и белизна хаоса, – приковывали его к месту.
– Вот почему ты уйдешь отсюда взрослым, – продолжила Древняя. – Вот почему ты выдержал испытание, хотя и рисковал утратить все воспоминания о Наклосе. А Дайала рисковала ради тебя своей жизнью. Надеюсь, ты это не забыл, – давление вокруг Джастина ослабло, и он едва сдержал дрожь. – Теперь ты знаешь, что нужно делать.
Джастин молча кивнул.
– Дайала поможет тебе подготовиться. Другого выхода нет.
Джастин снова взглянул ей в глаза, поразившись сокрытой мощи, в сравнении с которой даже власть Гуннара над бурями казалась детской забавой.
– Ты все понял?
– Надеюсь достаточно, но не все. Почему именно я?
– Мы не можем спасти тебя, как и один народ не может спасти другой. Спасение человека должно исходить от него самого, из его собственной души. Со временем ты уразумеешь, что спасение нельзя навязать силой.
Ты должен обрести волю и найти путь, но странствие твое уже началось. Началось с испытания, которое явилось лишь первым из многих. И на Отшельничьем, и в иных местах ты столкнешься с другими, более трудными испытаниями. Завтра или послезавтра вы с Дайалой отправитесь в Дил. Это очередной этап твоего странствия. И помни: идти к цели можно двумя путями, безопасным и славным, но избравший славный путь должен будет заплатить за это высокую цену.
Джастин отвел взгляд от ее очей, ощутив, что более не в состоянии сосредоточиваться на причудливом сочетании гармонии и хаоса.
Несколько мгновений его глаза отдыхали на черной коре лоркена, а когда он посмотрел снова, возле дерева никого не было.
Медленно переставляя отяжелевшие ноги, Джастин покинул рощу. Ему казалось, что они с Дайалой уже находятся на пути в Дил.
92
Лодка скользила вниз по течению словно бы сама собой; Дайала лишь изредка слегка подправляла курс, используя силу невидимых подводных течений. Джастин сидел на сиденье посередине суденышка, любуясь игрой света на ее лице.
– А сказала тебе Древняя, зачем нам вообще нужно попасть в этот Дил?
– А как иначе ты сможешь вернуться на Отшельничий?
– Но я не хочу покидать тебя.
– Джастин, мы это уже обсуждали. Чтобы покинуть Отшельничий, – если ты действительно выбрал жизнь в Кандаре, – тебе нужно сначала туда вернуться. А я буду тебя ждать. Я всегда буду тебя ждать.
Джастин взял ее за руку.
В молчании они проплыли мимо травянистой прогалины на западном берегу, посреди которой стоял дом, выращенный из двух дубов.
Стоявшая на коленях у грядки девчушка помахала рукой, и Джастин помахал в ответ.
– Далеко ли до Дила?
– По меньшей мере еще полдня.
Он снова сжал пальцы Дайалы.
Когда прогалина с домом остались позади, Джастин направил свои чувства в глубину реки, улавливая движущиеся световые пятна, каковыми воспринимались рыбы, водные черепахи или выдры, резвившиеся возле поросших кустами берегов.
– Путешествовать так гораздо приятнее, чем пешком, – нарушил наконец молчание Джастин.
– Плавание на лодке тоже имеет свои недостатки, – откликнулась Дайала, направляя суденышко ближе к восточному берегу, чтобы удержать его в створе главного течения.
– Наверное. Но, по-моему, в пешей прогулке по Каменным Буграм их было малость побольше.
Неожиданно справа от лодки, под водной гладью, замерцал красно-белый импульс.
Дайала охнула. Джастин настороженно выпрямился.
Вода вскипела, и на поверхность вынырнула сначала зубастая пасть, в которую бывший инженер поместился бы целиком, а потом и массивная туша, покрытая мшистой серо-зеленой чешуей. Когда ящер снова ушел под воду, поднятая ударом его хвоста волна едва не захлестнула лодку.
Джастин машинально потянулся за мечом, а потом, вспомнив, что клинок остался в Каменных Буграх, схватился за свободное весло, которое, впрочем, едва ли могло послужить оружием против чудовищных челюстей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– А эта Древняя, кто она такая? – осведомился он.
– Она… Она – та, кто поможет тебе понять, что ты должен делать.
Джастин ощутил в ее голосе печаль, но на сей раз задавать вопросов не стал. Вместо этого он повернулся, заключил Дайалу в объятия и припал к ее губам, желая лишь одного: чтобы этот миг длился вечно.
91
– Вот эта роща, – промолвила Дайала, указывая вперед.
– Но почему сейчас? Почему именно сейчас, когда мы наконец воистину обрели друг друга?
– Древней виднее. Ты и так пришел очень поздно.
Джастин поднял глаза. Хотя небо было скрыто за густыми, высокими кронами, он знал, что еще не настала и середина утра.
«Поздно. Поздно для Кандара, поздно для тебя, поздно для меня. Вот и Гуннар всегда говорил, что я вечно опаздываю…»
Друид глубоко вздохнул и крепко сжал руку Дайалы.
– Я буду ждать, – сказала она.
То, что она будет ждать, Джастин знал и так, однако ее слова приободрили его, и он улыбнулся.
В сердцевине рощи рос единственный черный лоркен, очень старый, искривленный, невысокий – не выше самого Джастина. Близ дерева стояла женщина, облаченная, как ему показалось, в чистое серебро.
На первый взгляд она выглядела не старше его самого, но чувства подсказали ему, что гладкая кожа и девичья стройность есть результат процедур, подобных той, какой научила его Дайала.
– Я пришел к тебе, Древняя, – промолвил он, склоняя голову.
– С чем ты пришел, юный друид?
– Я хотел бы узнать, как можно исправить великое зло, причиненное миру Мастерами хаоса.
– Почему ты именуешь деяния Мастеров хаоса злом? Хаос есть хаос, а гармония есть гармония. Разве ты в состоянии обратить хаос в гармонию, а гармонию в хаос?
Женщина говорила спокойно и равнодушно, словно указывая на нечто само собой разумеющееся.
– Но, – попытался возразить Джастин, – разве гармония не содержит в себе блага? Неужто жизнь лишена смысла? Но почему же тогда столь многие пытаются наполнить свою жизнь гармонией? Даже согласно Преданию, которому такие, как ты, вроде бы привержены, древние ангелы бежали с Небес.
– Ты задаешь вопросы о смысле жизни, как будто считаешь, что древние Ангелы записали ответ таинственными рунами на скрижалях, дабы явившиеся после них могли отыскать эти скрижали и разгадать их тайнопись. Однако ни у мира, ни у Ангелов нет никакой цели. Мир просто существует и не нуждается в смысле существования. Смысл ищут лишь люди, мужчины и женщины.
– А как насчет хаоса и гармонии? Ведь они тоже существуют, – сказал Джастин.
– Они и впрямь существуют, так же как мир. Но лишь мыслящие существа приписывают хаосу и гармонии цели и определяют их как несущие добро или зло. Скажи, почему человек совершает тот или иной поступок?
– Потому, что ему или ей этого хочется, – ответил Джастин. – Или потому, что к этому принуждают обстоятельства.
– А если человек откажется действовать?
– Кто-то может применить силу.
– А этот человек, он владеет своими мыслями и своим телом?
– Ты говоришь о том, что каждый свободен в своем выборе – действовать или бездействовать. Но не жестоко ли это? Как быть, если чьи-то дети или родные умирают с голоду, страдают, подвергаются мучениям?
– Выбор в любом случае остается выбором.
– Но разве нет более высоких ценностей? Разве нет разницы между человеком, который служит добру, и тем, кто потворствует злу? Или тем, кто совершает недобрые поступки по принуждению, и тем, кто творит их по доброй воле?
– Разница, безусловно, есть. Но не для мироздания, не для природы, не для вечности, а лишь для мыслящих существ.
– Но если для мироздания нет ни добра ни зла, – промолвил Джастин после недолгого размышления, – то, выходит, любой человек может творить что ему вздумается! С какой стати ему совершать хорошие поступки, миру-то все равно?
– Ничем не ограниченные эгоизм и эгоцентризм разрушают личность. Если человека заботят лишь собственные желания и он стремится лишь к достижению собственных целей, он со временем отдаляется от других, лишается поддержки и сталкивается с враждебностью. Это, в свою очередь, осложняет его существование и заставляет становиться еще сильнее и бессердечнее. В конечном итоге любовь и иные человеческие привязанности становятся для такого человека недоступными, и он перестает быть личностью, превращаясь в бездушную машину, вроде двигателей твоих черных судов.
Однако взглянем на человека, напрочь лишенного эгоизма. Он лезет из кожи вон, сострадая нуждам других, однако страждущих и нуждающихся всегда оказывается слишком много в сравнении с возможностями самого милосердного благотворителя. Даже при наличии мудрости, позволяющей отличать истинные нужды от ложных, он истратит себя в попытках объять необъятное. Таким образом, полное бескорыстие и самоотверженность губительны для личности не меньше, чем себялюбие.
Вот и получается, что человек, желающий напитать свою жизнь смыслом, обречен всегда метаться между эгоизмом и бескорыстием, пытаясь сделать мучительный выбор и беспрестанно задаваясь все новыми и новыми вопросами. А стоит ему отказаться от этой беспрестанной борьбы, как смысл и цели его существования начинают определять другие.
При этом отказ от самостоятельности может даже остаться неосознанным, ибо те, другие, дают ему простые и понятные правила, приняв которые на веру, он чувствует облегчение, ибо сбросил с себя груз ответственности. Зачем терзаться в поисках решения, если истинный путь укажут ангелы, демоны Света, Черное Братство или Белый Совет? Однако замечу – многие из числа отказавшихся от борьбы начинают задаваться вопросом о смысле жизни, как только попадают в беду.
Древняя слегка скривила уголки тонких губ.
– Твои рассуждения звучат не слишком утешительно.
– Насколько мне помнится, ты просил не об утешении, а о мудрости. Мудрость же редко дарует утешение, поскольку многое, в чем люди его ищут, в глазах мудрого предстает всего лишь иллюзией.
Некоторое время Джастин не решался поднять глаза на гладкое, как у юной девушки, лицо Древней, но в конце концов решился и спросил:
– Но следует ли из этого, что установление власти Мастеров хаоса над всем Кандаром есть благо?
– Ты лукавишь, ибо, задавая этот вопрос, уже решил для себя, что абсолютное господство Мастеров хаоса в Кандаре есть зло. Может, оно и так, но задавался ли ты вопросом о том, столь ли уж великое благо господство Мастеров гармонии над Отшельничьим и прилежащими океанами?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что такого рода господство тоже не более чем иллюзия? В то время как я видел, как ради его установления гибли люди и рушились города.
– Нет, господство, а уж тем паче стремление к нему вполне реально. Иллюзия в том, что полное преобладание того или иного начала может являться благом. Стремление к нему несет с собой лишь гибель.
– Выходит, мы должны без сопротивления допустить хаос в нашу жизнь?
– Вот еще одна иллюзия. Хаос, хочешь ты того или нет, присутствует в жизни каждого, равно как и гармония.
Джастин вздохнул:
– Итак, ты утверждаешь, что все, к чему я стремлюсь, всего-навсего самообман? Что стремление к гармонии лишено смысла?
– Нет, юный друид, ничего подобного я не утверждала.
– Я не друид.
– Ты – друид, просто еще не успел осознать и признать это, – возразила Древняя и улыбнулась. – Но вернемся к твоему вопросу. Ты хочешь остановить распространение хаоса из Фэрхэвена, понимаемое тобой как зло. Однако нельзя совершить столь великое деяние, не принимая в расчет равновесие. Задумывался ли ты о том, что делает подобное усиление хаоса возможным?
– Очень часто, – ответил Джастин, пожав плечами.
– И к какому выводу пришел?
Джастин снова пожал плечами.
– Как считаешь, можно ли сотворить хаос? – спросила Древняя.
– Думаю, нет.
– Ты прав, хаос не возникает из ничего. Где-то гармония должна возникать из хаоса, а здесь хаос возникает из гармонии.
– Но что же следует предпринять, дабы уменьшить его мощь?
– А вот это решать тебе. Ты способен найти решение, но должен обрести волю и выбрать правильный путь. Впрочем, – Древняя улыбнулась, – ты уже встал на него, пройдя испытание.
– Не понимаю.
– Ты мог покинуть Наклос ничего не знающим ребенком, но покинешь его взрослым, обладающим памятью, знанием и готовностью сделать то, что необходимо.
– По-моему, до всего этого мне еще далеко. Но почему бы мне не взять и не уйти прямо сейчас?
– Потому что в чем-то ты еще остаешься ребенком. Тебе трудно поверить во что-то, находящееся за пределами привычных представлений. Но раз ты почти ребенок, то я, как и следует взрослой наставнице, преподам тебе урок. Попробуй уйти. Уходи. Ступай.
Джастин хотел было повернуться, но ноги отказывались повиноваться. Собрав волю в кулак, он оторвал одну ступню от земли, но, так и не сумев сделать даже шага, тяжело поставил ее обратно.
Глаза Древней – глаза ангела, за которыми таились чернота гармонии и белизна хаоса, – приковывали его к месту.
– Вот почему ты уйдешь отсюда взрослым, – продолжила Древняя. – Вот почему ты выдержал испытание, хотя и рисковал утратить все воспоминания о Наклосе. А Дайала рисковала ради тебя своей жизнью. Надеюсь, ты это не забыл, – давление вокруг Джастина ослабло, и он едва сдержал дрожь. – Теперь ты знаешь, что нужно делать.
Джастин молча кивнул.
– Дайала поможет тебе подготовиться. Другого выхода нет.
Джастин снова взглянул ей в глаза, поразившись сокрытой мощи, в сравнении с которой даже власть Гуннара над бурями казалась детской забавой.
– Ты все понял?
– Надеюсь достаточно, но не все. Почему именно я?
– Мы не можем спасти тебя, как и один народ не может спасти другой. Спасение человека должно исходить от него самого, из его собственной души. Со временем ты уразумеешь, что спасение нельзя навязать силой.
Ты должен обрести волю и найти путь, но странствие твое уже началось. Началось с испытания, которое явилось лишь первым из многих. И на Отшельничьем, и в иных местах ты столкнешься с другими, более трудными испытаниями. Завтра или послезавтра вы с Дайалой отправитесь в Дил. Это очередной этап твоего странствия. И помни: идти к цели можно двумя путями, безопасным и славным, но избравший славный путь должен будет заплатить за это высокую цену.
Джастин отвел взгляд от ее очей, ощутив, что более не в состоянии сосредоточиваться на причудливом сочетании гармонии и хаоса.
Несколько мгновений его глаза отдыхали на черной коре лоркена, а когда он посмотрел снова, возле дерева никого не было.
Медленно переставляя отяжелевшие ноги, Джастин покинул рощу. Ему казалось, что они с Дайалой уже находятся на пути в Дил.
92
Лодка скользила вниз по течению словно бы сама собой; Дайала лишь изредка слегка подправляла курс, используя силу невидимых подводных течений. Джастин сидел на сиденье посередине суденышка, любуясь игрой света на ее лице.
– А сказала тебе Древняя, зачем нам вообще нужно попасть в этот Дил?
– А как иначе ты сможешь вернуться на Отшельничий?
– Но я не хочу покидать тебя.
– Джастин, мы это уже обсуждали. Чтобы покинуть Отшельничий, – если ты действительно выбрал жизнь в Кандаре, – тебе нужно сначала туда вернуться. А я буду тебя ждать. Я всегда буду тебя ждать.
Джастин взял ее за руку.
В молчании они проплыли мимо травянистой прогалины на западном берегу, посреди которой стоял дом, выращенный из двух дубов.
Стоявшая на коленях у грядки девчушка помахала рукой, и Джастин помахал в ответ.
– Далеко ли до Дила?
– По меньшей мере еще полдня.
Он снова сжал пальцы Дайалы.
Когда прогалина с домом остались позади, Джастин направил свои чувства в глубину реки, улавливая движущиеся световые пятна, каковыми воспринимались рыбы, водные черепахи или выдры, резвившиеся возле поросших кустами берегов.
– Путешествовать так гораздо приятнее, чем пешком, – нарушил наконец молчание Джастин.
– Плавание на лодке тоже имеет свои недостатки, – откликнулась Дайала, направляя суденышко ближе к восточному берегу, чтобы удержать его в створе главного течения.
– Наверное. Но, по-моему, в пешей прогулке по Каменным Буграм их было малость побольше.
Неожиданно справа от лодки, под водной гладью, замерцал красно-белый импульс.
Дайала охнула. Джастин настороженно выпрямился.
Вода вскипела, и на поверхность вынырнула сначала зубастая пасть, в которую бывший инженер поместился бы целиком, а потом и массивная туша, покрытая мшистой серо-зеленой чешуей. Когда ящер снова ушел под воду, поднятая ударом его хвоста волна едва не захлестнула лодку.
Джастин машинально потянулся за мечом, а потом, вспомнив, что клинок остался в Каменных Буграх, схватился за свободное весло, которое, впрочем, едва ли могло послужить оружием против чудовищных челюстей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86