А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она не стала тратить время на Ан Бег и ему подобных. Их засада, приготовленная для Кер Велла, не принесла им ничего, разве что разбудила сонного водяного, который, звеня ракушками, вынырнул из черных вод Смерти на поросшие ивами берега Керберна и обратил их в бегство. Арафель засмеялась, и дерево расцвело от этого смеха, набухло почками, силясь ожить. Водяной ворча нырнул обратно, а люди бежали, спасая свои шкуры.
Зато другие продолжали творить зло. Окинув взглядом смертный мир, она увидела, что север окутан дымом, дым поднимался и из Кер Велла. И это зрелище не принесло ей никакой радости — разорение земли, садов, тех мест, в которые она вложила свою душу, озеленяя их, и которые любила — пусть меньше, чем собственный лес, но все же любила, уважая людей, что сеяли свою любовь в эту вспаханную железом землю. Они добились всходов там, где не смог взойти лес, на земле, разрушенной Дун Голом. И теперь она горела. Теперь ее народ остался без домов. Оставшихся она пыталась вывести, посылая им мысль: «На запад, — шептала она, — ступайте на запад через холмы»; и разрозненные беженцы пускались в путь, бросая все и возлагая надежду лишь на Элд, воины с границы, раненые и растерянные — быстроногие дети крестьян, они отыскивали тропинки, а тем временем над ними и меж холмов наступал такой мрак, которого они даже не умели бояться. То были черные псы дроу, не тратившие время на мелкую добычу, — они готовились к великой схватке.
— Пойдем, — сказала она Финеле, и они осторожно тронулись дальше — гораздо медленнее, чем Финела могла ее нести, но быстрее Арафель не могла управиться, прикасаясь то тут, то там к деревьям, еще сохранившим свою силу, и поддерживая остатки Элда. В том не было великого волшебства. Когда-то она делала это для Кер Велла, озеленяя его поля, и все же оно требовало сил. Чтобы разрушить его, понадобилась вся сила Дун Гола — так она создавала преграду промозглым глубинам Лиэслина. Она несла с собой волну жизни, увлекая за собой свой Элд. Иногда ее деяния были хрупки, как цветок, выраставший из-под копыт эльфийской кобылицы, или росток, проклюнувшийся из семени. Но она захватывала все более широкие пространства на восток и на запад, затмевая призрачные деревья Далъета пусть невзрачной, но истинной жизнью. Зацвели лилии на водах Аргиада, старая ива, напившись на берегах Керберна, из последних сил выпустила новые побеги, и древний дуб покрылся свежей листвой, приняв ее прикосновение за солнечные лучи. Даже за рекой Смерти расцвели призрачно белые цветы.
Дроу не пересечь эту наступающую волну. И темные твари бежали от ее приближения.
Но теперь зло возникло прямо перед ней: бледные и стройные дроу, окруженные тенями и огнем, так что вид их напоминал заходящее солнце. И ветра подчинялись им, ледяные и смертоносные, убивающие жизнь. И все равно перед ними распустился золотистый цветок, угрожая всему их волшебству. Они отпрянули, намереваясь начать новую атаку, но она пустилась за ними вслед, оттесняя их шаг за шагом.
— Тебе дорого обойдется эта борьба, — промолвил один из них, чье имя было Саллак.
— У тебя есть Кеннент, и корни его глубоки, — сказал другой, — но даже их уже подтачивают.
— Госпожа Смерть скоро погибнет, — продолжил первый. — Сейчас она процветает, но стоит исчезнуть людям, и ей самой придет конец.
— Ты безумна, о Арафель, если полагаешься на таких союзников, как люди и Смерть. Ты ведь Ши. Это противоестественно.
— Все твои чары рухнут. Они смертны по своей сути. Взгляни на нас и вспомни, кто ты. Довольно войны, — и Саллак придвинулся ближе. — Зеленая сень вновь опустится на Дун Гол. И мы вновь назовем его Аиргиди — место серебряных листьев и звезд.
— Вспомни, мы ведь друзья.
После этих слов она обнажила меч — и один исчез, но Саллак остался.
— Нас столько, сколько листьев в лесу, — промолвил Саллак. — А человек этот — Киран ему имя. Ты ищешь его? Мы не забыли о нем. Я могу показать тебе, где он.
— Исчезни, Саллак! — и она протянула к нему не правую руку с мечом, но левую, которой плела свои чары. — Или покорись мне — ты знаешь, что я предлагаю. Память. Зеленую тень и ясное солнце…
Он вскрикнул — несмотря на всю свою холодность, он был все еще подвластен боли, и зеленые чары прожгли его насквозь.
— И у нас это будет. Мы стали мудрее, чем прежде. Мир, Аовель! Кто сеет раздор, как не ты?
— Холодные камни, безжизненное богатство, падение Кер Ри — вот, чего вы хотите! Ты служишь тьме, ненавидящей нас — неужто ты не видишь этого?
— Ненавидящей нас? А разве люди нас любят? Ты поделилась с ними всем белым светом, и чем они отплатили тебе?
— Червь развратил людей… О, Саллак, подумай! Если ты еще в состоянии это делать. Дракон использует тебя: он никогда не любил ни эльфов, ни людей. От натравливал их друг против друга.
— О Аовель, помнит ли твой камень? О Кер Ри, превращенном в Дун Гол? — злорадство звучало в голосе, такое злорадство, что оно чуть не опрокинуло ее. — Подойди ближе.
Она вытянула руку, чтобы защитить себя, меч ее померк, и камень на груди похолодел.
«Лиэслин, — раздался шепот, но то говорил не Саллак, некто другой говорил его устами, и перед лицом его она содрогнулась. — Приветствую тебя, Арафель. Подойди, Арафель, не останавливайся. Другие позаботятся об этом человеке. Мы с тобой должны встретиться. А чары — о, плети их изо всех своих сил, ты лишь растратишь себя. Мои же не убывают, пока ты транжиришь свои».
Вздрогнул даже Саллак. Дроу отступили в беспорядке, придя в себя лишь удалившись.
«Киран, — прозвучал презрительный голос. — Киран, Киран Калан».
Она не рискнула ни отвечать, ни принимать сражения. Она всего лишь стояла недвижимо, и даже это требовало немалых сил в той жути, что веяла вокруг нее.
— Ты не можешь коснуться его, — вскричала она в пустоту. — Попробуй, Саллак. Попробуй. Когда кто-то из нас уходит этим путем, ни ты, ни я не можем его догнать.
«Потому что он ничего не хочет, он ничего не помнит, — зло скакало и потрескивало, как огонь, в голосе, доносившемся из-за черных деревьев Далъета. — Тебе не добраться до него, пока он не вспомнит себя — а он не вспомнит, мы зачаруем его, мы обречем его на муки и боль, о Аовель, и они будут длиться столько же, сколько твои — отмщение и терпение — этим мы овладели в совершенстве. Мы отдадим тебя дракону».
— Уйдите!
«К этому твоему человеку?»
И все исчезло. Лишь звуки голоса раздавались еще долго.
Что-то коснулось его слабо и издали. И он вспомнил, что он блуждал, и даже Аодан сбился с пути в лесах, покрывавших всю поверхность земли, в обрывках мыслей и чащобах желаний. Трудно было двигаться, но направляться туда, куда он был должен идти, казалось и вовсе невозможным — от этого у него болело сердце. Но теперь сквозь дрожь земли, словно и она испытывала боль, до него доносился голос.
Он оглянулся через плечо на темные деревья, и там стояли эльфы.
— Брат, — окликнули они его, — что ты здесь делаешь один?
Он видел их и прежде. Но ни разу они не подходили так близко. Он смотрел на них, на их прекрасные и жуткие лица, вглядывался в глаза Ши. Но они были Ши неизвестного ему рода. Он читал в их глазах холодную власть и страсть к тысяче вещей, искушающих эльфов.
— Брось камень, — шептали они. — Он мешает тебе.
Аодан заржал, разбивая их чары. И тогда Киран смог отвернуться от них, с отчаянием устремив взор на запад.
— Брось его, Киран Калан!
Он сжал камень в руках, но они владели его именем, и тяжело было заставить себя не слышать их, ох, как тяжело. Где-то было место, зал, лица любимых им людей. Они хотели отвести его туда, связать его именем, которого когда-то хватало ему — они предлагали все это, и сердце его стенало где-то в камне.
— Киран! — окликали они его. — Киран!
Аодан бежал и бежал на запад, с силой отталкиваясь от земли. Мелкие тени наскакивали на него, и черные эльфы гнались за ним следом. Но вперед и вперед летел он в отчаянии, и наконец начал опережать их.
Но впереди их ждало худшее. Он чувствовал это — словно мир раскололся, словно проказа покрыла все сущее.
Он вырвался из леса на вершину холма и увидел в долине, простиравшейся перед ним, тьму, ни с чем не сравнимую, такой черноты не было в мире и даже во владениях Смерти. Она раскинулась меж холмами, достигая самого моря и повсюду отбрасывая тень, от Керберна к северу. И тени коней шевелились в ней, посверкивали копья и доспехи.
Он никогда не чувствовал себя таким уязвимым, как на этом холме, где расстояния не значили ничего, и он был так же видим для этой тьмы, как сам наблюдал ее. Камень жег ледяным холодом, и Аодан замер, задрожав. Любовь, долг и все остальное казались мелочью по сравнению с этой громадиной. Холмы лежали разбитые, выдав все тайны своих подножий, деревья были порублены, ни единой травинки не осталось стоять в этой тьме.
— Нет, вперед, — повелел он Аодану, хотя многоликий страх, обуявший его, говорил ему другое. — Нас догоняют — вперед!
«Ты погибнешь», — сомнения нахлынули на него.
И внимание, которое он едва замечал на себе, вдруг превратилось в пристальный взор.
«Вот, — промолвило что-то, — он здесь»; и холмы откликнулись эхом. Он содрогнулся, и кости его заныли, и он оглянулся в надежде на отступление, и Аодан начал разворачиваться.
«Нет», — вскричал он тогда, и эльфийский скакун повернул на запад и продолжил свой путь в темнеющем ветре. Казалось, его плоть разрывают на клочья. И его окликали по имени то сзади, то спереди, но это имя было лишь частью его. Они набрасывались на него с оружием, но враги казались ему лишь тенями — железо приносило боль, но не могло ранить его. Дроу мучили его своей холодной силой: они называла Аодана и Арафель, и от каждого имени камень разгорался все жарче, пока не осталось лишь одно желание — выбросить его, чтобы обрести облегчение от боли.
Но тогда зазвучал другой голос. Он не разобрал слов, но они напомнили ему о жизни.
«Киран, — пел ветер, — Киран Калан, что ты здесь делаешь один?»
И он мчался дальше. И вскоре издалека до него донеслись крики чаек.
— Это едет твой брат, — спокойно прошептал темный человек; и Донкад, скорее, тело, принадлежавшее Донкаду, оторвало взгляд от долины. Мало что сохранилось от этого имени и человека, но какие-то остатки вспомнили родство, и дрожь охватила плоть, в нем бродил еще страх, хотя он не помнил, перед чем, и зависть, и сожаление.
«Она все еще ведет его, — промолвил Далъет. — И в иных мирах она делает многое. Но они бессильны против нас, король людей. Я имею в виду драконов. Идем, сразимся с ними».
«Мой племянник, — вспомнил Донкад причину своего страха, поняв вдруг, что идут они не в том направлении, с которого начинали, и темный человек говорил ему совсем о другом, когда он впервые впустил его внутрь. — О боги, что ты наделал?»
«О, мой сладкий, поздно вопрошать, не так ли? Ты должен встретиться с ним. Подумай, подумай, как назвать его — думай о нем и покажи мне это».
Враг наступал. Войска двигались медленно, будучи слишком многочисленными и присутствуя не только в этом мире, но и в иных. Они разделялись на мелкие отряды, которые стремительно распространялись, как могут двигаться лишь существа, лишенные возможности пересекать границы миров: одни мчались на юг осаждать Дру в его крепости, другие во главе с Ан Бегом ринулись на Кер Велл — но их число было ничтожно по сравнению с тем, что оставалось. Они пересекли Керберн, и многие пошли на дно, быстро переместившись в темные владения Смерти, — но и это была лишь часть гигантского войска.
Двое юношей взошли на холм рядом с Кер Донном — один был белокур, другой темноволос, а холм был полым внутри и сулил неведомое.
«Теперь тебе нечего бояться, — промолвил голос. — Ты сам такой же Ши, как и он, ты стар как мир и страшнее самой Смерти».
И братья обнялись за палаткой короля при Дун-на-Хейвине. Но теперь он сам был королем, а брат — там, за стройными рядами войск.
«Ан Бег сослужил тебе добрую службу, — нашептывал темный Ши. — Кер Велл сам пришел к нам, нам не надо искать его. Они схоронились там, где люди никогда не нашли бы их, но мы найдем. Союзница твоего брата — ее зовут Арафель. Запомни ее имя. Она покровительствует этому прибежищу, но мы захватим его. И ей придется растаять».
Видения Донкада померкли: на память ему пришли другие, темные силы, заточенные в холмах, — холодная и бессердечная ненависть эльфов, укрощенная чарами, ненависть к людям и ко всем их делам.
И то, что было Донкадом, исчезло, затерялось до неузнаваемости и поблекло, и скакуны предстали перед ним в каком-то ином свете. Некоторые из приближенных попробовали бежать, но были убиты, и новые добровольцы не последовали их примеру. Многие из его людей хотели лишь одного — быть убийцами — мучить и не испытывать боли. Брендан был одним из них — сенешаль Донна, другой был Геннон, а третий — Вулф — новый господин Бана, убивший предыдущего. Они обрели спокойствие и холодную точность эльфов, они стали красивыми, но ни один человек не осмеливался взглянуть им в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов