— Понятненько, — сказал Роэд. Самоуверенность Сериллы явно позабавила его, и он даже не пытался это скрыть. — По-твоему, независимая женщина в Удачном сможет безбедно прожить?
— А почему бы и нет? Я же вижу, как другие горожанки сами ведут дела и управляются с домами и семьями. Да хоть та же Роника Вестрит, например!
— Вот именно. Хоть та же Роника Вестрит, — почти перебил Роэд. — Ладно, не будем отвлекаться от главного. Ты и сама скоро поймешь, какое выгодное предложение я тебе сделал. А пока сосредоточимся на поимке сатрапа. Вестриты и раньше вызывали у нас немалое подозрение. Вспомним хотя бы, как извивался Давад тогда на балу, чтобы привлечь внимание сатрапа к Малте Вестрит! Так вот, если именно Малта умыкнула сатрапа из Дождевых Чащоб, можно считать, что заговор налицо. Либо они хотят привезти его назад в Удачный и сдать «новым купчикам», либо стремятся доставить морем к его союзникам-калсидийцам, чтобы уже те обрушились на нас своим огнем и осадными машинами.
В комнате воцарилась тишина. Роника приоткрыла рот и медленно выдохнула. Малта? Что они имели в виду, говоря, будто она умыкнула сатрапа? Чушь какая-то. Полная бессмыслица. Малта ни в чем не могла быть замешана.
И все же Роника с жуткой определенностью чувствовала, что именно так оно и есть. Малта действительно во что-то влипла.
— Тем не менее у нас есть еще оружие. — Голос Роэда Керна заставил пожилую женщину снова навострить уши. — У них там заговор, но у нас есть заложница. — И его последующие слова подтвердили худшие опасения Роники: — У нас в руках бабка девчонки. И ее жизнь или смерть будут напрямую зависеть от поведения Малты. Той, может, и наплевать на собственную семью, но не на свое наследное состояние. А мы можем отобрать дом, принадлежащий Вестритам, можем пригрозить разрушить его. У девчонки есть друзья среди торговцев Удачного. Вряд ли она останется совсем глуха к нашим, скажем так, разумным увещеваниям.
За дверью снова стало тихо. Когда же Подруга заговорила вновь, в ее голосе прозвучал гнев.
— Да как ты можешь подобное предлагать? Что ты намерен сделать? Схватить ее прямо здесь, в моем доме?
— Времена нынче суровые, — со всей убежденностью ответил Роэд. — Добротой и благородством Удачный мы не спасем. Любые средства хороши, если речь идет о благе нашей родины! И не я один так считаю. Мы, сыновья торговцев, часто видим дальше и яснее наших близоруких отцов. И в конце концов, когда в Удачном установится действительно справедливая власть, все поймут, кто на самом деле был прав. Мы уже заставили стариков, заседающих в Совете, признать нашу силу. Тем, кто пытается идти против нас, приходится плохо. Но не о том сейчас речь!
— Действительно справедливая власть? Кого ты имеешь в виду?
Ответ Роэда Ронике услышать не довелось. Дальний скрип открываемой двери послужил весьма своевременным предупреждением. Кто-то направлялся сюда! Пожилая женщина с легкостью подростка отскочила от заветной двери, беззвучно пронеслась по коридору и исчезла в одной из малоиспользуемых гостиных. Затаившись там в темноте, Роника некоторое время слышала лишь оглушительный стук собственного сердца. Кажется, ее тело успело напугаться гораздо больше, чем разум. Отдышавшись и несколько успокоившись, она начала заново прислушиваться. Большой дом постепенно просыпался. Приникнув ухом к трещине в двери гостиной, Роника услышала шаги служанки, несшей завтрак в кабинет Подруги Сериллы. Сгорая от нетерпения, она дождалась, пока служанку отпустят и та вернется на кухню… И лишь тогда покинула свою ухоронку, чтобы поспешно и очень тихо вернуться в недавно покинутую спальню.
Когда она затворяла за собой дверь, Рэйч шевельнулась и приоткрыла глаза.
— Просыпайся! — шепотом велела ей Роника. — Собирай вещи! Надо нам отсюда бежать, и как можно скорее!
Серилла готова была расцеловать горничную, очень кстати явившуюся с булочками и кофе; разговор становился тягостным, Подруге позарез нужна была передышка. Роэд, наоборот, зло глянул на служанку, но все-таки замолчал. Тишина, благословенная тишина! Лишь она давала Серилле возможность по-настоящему собраться с мыслями. Когда Роэд, такой рослый и сильный, расхаживал перед нею по комнате и говорил, его доводы казались ей неотразимыми, и она ловила себя на том, что все время кивает. Как бы не пришлось потом с опозданием вспоминать, что именно он наговорил ей и с чем именно она соглашалась!
Роэд здорово пугал ее, а сегодня — в особенности. Она чуть в обморок не упала, когда он выложил ей свою догадку насчет того, что она подумывала прибрать к рукам власть сатрапа. Когда же он этак спокойно принялся рассуждать об их возможной женитьбе и с усмешкой отмахнулся от ее справедливого возмущения, Серилле просто перестало хватать воздуха. Даже сейчас ее руки, сложенные на коленях, неудержимо тряслись, ладони были мокрыми. Что до сердца, то оно трепетало от ужаса с того самого мгновения, когда камеристка разбудила ее, сообщив, что Роэд ждет внизу и настаивает на немедленной встрече. Как торопливо она натягивала одежду, рявкая на девушку, пытавшуюся помочь! У нее даже не было времени как следует причесаться. Она кое-как пригладила растрепанные локоны, стянула их высоким узлом и заколола, чтобы не топорщились.
И в результате чувствовала себя последней растрепой. Уверенности в себе это ей вовсе не прибавляло.
И все же ее гордость не была до конца сломлена. Она дала-таки Роэду отпор. А если тень, померещившаяся ей снаружи под дверью, принадлежала Ронике — значит, она, Серилла, еще и предупредила старуху. Да, там, снаружи, точно кто-то присутствовал. Она это заподозрила как раз в тот момент, когда Роэд сделал ей возмутительное брачное предложение. Странное дело: мысль о том, что Роника окажется всему свидетельницей, не только не огорчила Сериллу, но даже и придала ей сил. Наверное, все дело было в чувстве стыда. Не срам ли — выслушивать от Роэда подобные вещи в присутствии женщины из рода старинных торговцев? И она натянула Роэду нос, предупредив Ронику о его замыслах. Причем так, что он даже ничего не заметил. Вот так-то, Роэд Керн!
Серилла сидела за письменным столом Давада чопорно и прямо, словно аршин проглотив, все то время, пока служанка сервировала им кофе и раскладывала только что выпеченные сладкие булочки. При других обстоятельствах свежий аромат крепкого утреннего кофе и булочек привел бы Сериллу в сущий восторг. Но Роэд стоял посреди комнаты, так и кипя нетерпением продолжить прерванный разговор… и от вида и запаха аппетитной еды Сериллу чуть не тошнило. Доведется ли ему догадаться, что она только что сделала? И, что гораздо важнее, не придется ли ей обо всем пожалеть? Тут надо сказать, что за время, прошедшее с начала их знакомства, Серилла начала проникаться к Ронике Вестрит невольным уважением. И даже если старуха в самом деле была злостной заговорщицей и изменницей сатрапской короне, то есть вполне заслуживала заточения и пыток, — Серилла ни под каким видом не желала бы в этом участвовать. Слишком свежи были ее собственные тяжкие воспоминания.
Роэд ведь рассуждал о том, чтобы «увещевать» Ронику, с той же легкостью, с какой сатрап отдал ее, Сериллу, на потеху калсидийскому капитану…
Как только служанка вышла за дверь, Роэд подошел к столу и занялся угощением.
— Нам недосуг терять время, госпожа Подруга, — проговорил он, жуя. — Сатрап может в любой миг появиться здесь со своими цепными калсидийцами. Не годится, чтобы он застал нас врасплох!
«А ведь именно так и произойдет, скорее всего», — подумалось ей. Она хотела выговорить вслух эти слова, но не смогла. Миг собранности и мужества бесследно миновал. В присутствии Роэда она утрачивала даже способность к связному мышлению. Нет, она отнюдь не считала, будто он был кругом прав; где-то глубоко внутри она сознавала, что обладает политическим опытом не чета этому мальчишке из захолустья, что глубже видит суть дел. Сознавать-то она сознавала, только предпринять почему-то ничего не могла. Когда в комнате находился Роэд, она ничего не могла противопоставить его видению мира. Ровным счетом ничего.
Он смотрел на нее и хмурился, видя, что она не слушает его. Серилла спохватилась: о чем он сейчас говорил? Что такого она пропустила мимо ушей, на что должна была бы ответить? Она принялась отчаянно соображать, но ничего так и не припомнила. Она молча смотрела на него, и в ней потихоньку рос страх.
— Если ты не хочешь пить кофе, — сказал Роэд, — может, мне приказать, чтобы подали чаю?
Серилла наконец обрела дар речи.
— Нет-нет, пожалуйста, не трудись. Пусть будет кофе. Она и пальцем не успела пошевелить, а он уже наполнял ее чашечку. Она молча следила, как он добавлял в кофе сливки и мед — гораздо больше, чем она предпочла бы, — но опять ничего не сказала. Он положил на тарелку булочку и принес ей вместе с кофе. Поставил все на стол и спросил напрямик:
— С тобой все в порядке, Подруга? Ты так побледнела…
У него были сильные, загорелые, мускулистые руки. Широкие кисти, крепкие костяшки пальцев. Серилла торопливо взяла чашку и отпила. Потом поставила ее на блюдечко и ответила по возможности твердым голосом:
— Со мной все в порядке. Прошу тебя, продолжай.
Роэд прокашлялся.
— Предложения мира, с которыми выступает Мингслей, суть сплошное притворство. Он хочет отвлечь нас и выиграть время, пока его «новые» собираются с силами для удара. Он наверняка знает о бегстве сатрапа, и, возможно, подробней, чем мы. И еще я уверен, что Вестриты замешаны в заговоре с самого начала. Стоит только вспомнить, в каком виде старуха попыталась нас выставить тогда на совете! Спрашивается зачем? Дело ясное — чтобы не всплыло ее собственное предательство.
— Мингслей… — начала было Серилла.
— Ни в коем случае не заслуживает доверия. Однако следует попытаться использовать его. Пусть выдвигает свои мирные предложения. Мы можем даже сделать вид, будто с радостью готовы их выслушать. А потом, как только он, скажем так, достаточно высунется из норки, тут-то мы его…
И Роэд резко взмахнул рукой, словно отсекая неосторожную голову.
Серилла собрала в кулак все свое мужество.
— Позволь обратить твое внимание на некоторое противоречие, — сказала она. — Роника Вестрит все время предостерегала меня насчет Мингслея и говорила, что ему нельзя верить. Если бы она вправду была с ним заодно…
— То всячески изображала бы, что это не так, — докончил Роэд, и его темные глаза яростно блеснули.
Серилла набрала побольше воздуха в грудь и выпрямилась.
— Еще Роника постоянно убеждала меня учредить такого рода мир, в котором все слои и группы населения Удачного имели бы право на голос. Не только старинные торговцы и «новые купчики», но и бывшие рабы, и поселенцы с Трех Кораблей… и вообще все, кто здесь поселился в разное время. Роника говорит, что все должны войти в согласие и перестать цапаться между собой, и тогда удастся одержать победу и установить мир!
— В таком случае, — решительно ответил Роэд, — старуха заслуживает, чтобы ей выдернули поганый язык! Это речи изменницы, предавшей и Удачный, и сословие торговцев… и саму Джамелию, наконец! Надо было нам догадаться, какова истинная цена Вестритам, еще давным-давно, когда они позволили своей дочке выскочить замуж за чужестранца… за калсидийца к тому же! Вот, стало быть, с каких еще пор тянется это предательство! Они плели свой заговор годы и годы, наживаясь за счет нашего города! Тебе, кстати, известно, что покойный Ефрон никогда не торговал на реке Дождевых Чащоб? Ах, ты не знала? Спрашивается, какой торговец из старинной семьи, владелец живого корабля, будучи в здравом уме и твердой памяти, да упустил бы такую возможность? Так вот, старик Ефрон ее не использовал. И тем не менее деньги каким-то образом зарабатывал. Каким образом? Кто ему платил? И за что? А потом они вовсе приняли в свою семью калсидийского полукровку. И вот тут, сдается мне, и таится разгадка. А тебе не кажется, что именно в этот момент Вестриты окончательно позабыли свои обязательства перед Удачным?
Он слишком быстро перечислял пункты своего, так сказать, обвинительного заключения. Его логика казалась Серилле убийственной. Она в который раз спохватилась, сообразив, что снова кивает. Ей потребовалось усилие, чтобы перестать. Кое-как она выговорила:
— Но чтобы в Удачном воцарился мир, здешнему люду нужно прийти к согласию… на тех или иных основаниях. Как же без этого?
И теперь уже Роэд, к ее изумлению, согласно кивнул.
— Именно, — сказал он. — Ты права. Я бы уточнил только: люд, который безусловно имеет право жить здесь. То есть в первую очередь торговцы из старинных семей. Потом поселенцы с Трех Кораблей, ибо они заключили с нами соглашение, как только вышли на берег. И все прочие, кто появился позже, семьями или поодиночке, и стал жить по установленным нами законам, понимая и признавая, что в сословие старинных торговцев им не войти никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80