Она не сомневалась в том, что Дерис вот-вот восстанет из-под соли, и знала, что не может сделать ничего, чтобы этому воспрепятствовать.
Она попыталась разыскать Тарранта, чтобы узнать у него, нет ли каких-нибудь известий о Пайке и Невилле, но начальника разведки нигде не было видно. Затем она искала сперва Эмер и Галена, а потом — Кедара и Эннис, но тоже без малейшего успеха. В возникшем хаосе все ее друзья и все люди, помощь которых могла ей понадобиться, куда-то запропастились.
Ребекке захотелось подняться на одну из замковых башен, чтобы получше рассмотреть в свете полной луны соляные равнины, но она понимала, что это слишком опасно. Поэтому она всего-навсего вернулась к себе в комнату в покоях постельничего. Голова у нее шла кругом — и от событий минувшего дня, и от королевского поцелуя.
«Неужели он всего лишь решил заставить меня таким способом замолчать? — подумала она. — Неужели он точно так же обошелся бы с любой другой девицей, оказавшейся на моем месте? Или он и в самом деле увлекся мною?» Эта, последняя, мысль казалась попросту смехотворной, но полученный поцелуй вовсе не был плодом ее воображения. «А как я сама к нему отношусь?» Ответ на этот вопрос представлялся настолько сложным, что над ним нельзя было даже задуматься. Ребекку переполняли самые противоречивые чувства — и слишком сложные, чтобы хотя бы попробовать подыскать им название. Некоторые она все же могла определить: уважение, восхищение, гнев из-за королевского упрямства и даже жалость. Монфор всегда обходился с ней учтиво и ласково, и она понимала, что он вовсе не лишен чувствительности, уравновешивающей его по временам чрезмерную рассудочность и духовную силу. Да и внешне она находила его весьма привлекательным. Но как все это увязывается одно с другим?
«И почему он отскочил от меня так стремительно? Как будто я его отравила… — Ее смятение нарастало. — А что случилось бы, если бы именно в эту минуту не вошел Алый Месяц? — Любой вопрос порождал новые вопросы, и ни на один не находилось ответа. — И почему я от него убежала?»
Чувствуя себя беспомощной, всеми покинутой и чрезвычайно себя жалея, Ребекка не столько размышляла, сколько бродила мыслями по кругу.
В конце концов подземные толчки прекратились — и хотя бы это было само по себе отрадно. Но тут она расслышала далекий бой колокола — и все недавние страхи вспыхнули с новой силой. Она не могла не думать о легендарном колоколе из Дериса, в который, по преданию, звонили лишь в пору чрезвычайной опасности. И тогда, как сказано в книге, которую она читала в Архиве у Милдена, звон колокола становился слышен в каждом уголке королевства. Потому что он возвещал роковой час.
Долго промаявшись без сна, Ребекка наконец уснула. Но и во сне ей не суждено было обрести покой; сновидение превратилось в бесконечную схватку с самой собой. Она понимала, что сон необходимо выпрясть, чтобы отыскать Невилла, заглянуть в будущее и найти средства отвести роковую судьбу, которая угрожает смять все ее существование. Но эти попытки ни к чему не привели. Образы сна повторялись вновь и вновь, переливаясь радостью на лице, придвинувшемся к ее лицу вплотную, в прикосновении рук к ее коже, в мальчишеском удивлении у него в глазах. Она не понимала, черпает ли этот сон образы из ее разгоряченного воображения или же из некоего неправдоподобного будущего, но в нем всплывали желания, в которых она бы никогда не посмела признаться себе наяву, а проснулась она с таким чувством, словно еще и не жила на свете.
Она вернулась в реальный мир, раскрасневшись от счастья. И испытала чувство жгучей утраты, проснувшись в одиночестве, чувство острое и сильное, настоянное на удивлении и на осознании собственной вины.
«Только не смейся надо мной», — взмолилась девушка.
«Я бы не осмелился, Ребекка», — услышала она его ответ.
Король тоже провел беспокойную ночь. Его люди умело расправились с хлопотами, возникшими в связи с подземными толчками, но это не избавило его от волнения. Монфор понимал, что теперь ему предстоит приступить к следующему этапу в выполнении поставленной им перед самим собой на всю жизнь задачи. Ему следовало уделить внимание государственным делам, наложить швы на расползшуюся было ткань единства страны и привести в действие свои основные планы. Но он не мог сосредоточиться на этом, то и дело, против своей воли, думая о Ребекке. Перед его мысленным взором мелькало ее лицо, на котором одно выражение сменяло другое — счастье, гнев, унижение, неуверенность, подозрительность, решимость и грусть, — но которое неизменно оставалось прекрасным.
Он мысленно проклял себя за нелепый поступок. «Интересно, что она обо мне подумала?» И тут же предпринял неискреннюю попытку самооправдания: «А нечего ей было приставать ко мне со своими глупыми россказнями!»
Монфор понимал, что Алый Месяц будет хранить молчание, но не подсматривал ли за ним с Ребеккой кто-нибудь еще? Вспоминая свой поцелуй, он отчаянно заморгал. «Ну почему я придаю ей такое значение?» — озадачил он себя.
Единственный разумный ответ тут же пришел ему на ум, но он предпочел поскорее забыть о нем. В его жизни просто не было места для любви.
Вскоре после того, как Ребекка проснулась, к ней в спальню пришел Гален.
— Рэдд очнулся, — сообщил он. — И просит тебя к себе.
Ребекка поспешила в спальню постельничего. Там, держа отцовские руки в своих, сидела Эмер.
— Он вновь заснул, но он уже не тот, что прежде. — Глаза Эмер сияли, вид у нее был усталый, но радостный. — И дыхание его стало куда сильнее.
Ребекке захотелось немедленно разбудить Рэдда, но она справилась с внезапным порывом.
— Он начал просыпаться, когда случились эти толчки, — продолжила ее подруга. — Как будто дрожь земли разбудила его. А сегодня утром он открыл глаза и заговорил.
— И что же он сказал?
— Говорил он малость невнятно, — с грустью пояснила Эмер. — Сказал почему-то, что моя мать любила меня. Потом завел речь о каком-то свете или о чем-то в том же роде. Говорил почти так же безумно, как ты! Но одно он сказал со всей ясностью: ему хочется тебя увидеть. Он ведь поправится, правда? — закончила она на грани от того, чтобы расплакаться.
Ребекка поглядела на бледное безжизненное лицо Рэдда, и у нее возникли на этот счет определенные сомнения, но поделиться ими с Эмер она не имела права.
— Конечно, — ответила она. — Я уверена, что поправится. А нянюшка что-нибудь говорила?
— Стоило ему открыть глаза, она умчалась принести ему поесть, — ухмыльнувшись, сообщила Эмер. — Должно быть, она решила задать по такому случаю настоящий пир!
Веки Рэдда затрепетали.
— Подождите меня! — отчаянным голосом выкрикнул он. — Подождите меня!
— Все в порядке, отец. — Эмер пожала ему руку. — Я с тобой.
Постельничий посмотрел на дочь, в глазах у него горели боль и утрата. Но тут он вроде бы пришел в себя и ответил ей пожатием на пожатие. А потом обратился к Ребекке.
— Рад, что ты пришла, — тихим и слабым голосом проговорил он.
Выглядел он таким больным и измученным, что Ребекка вновь засомневалась в том, удастся ли ему оправиться, однако она выдавила из себя улыбку. Эмер подвинулась, позволив ей подсесть на кровать.
— И я рада, что тебе стало лучше, — сказала Ребекка со всею возможной непринужденностью, хотя слова застревали у нее в горле.
Какое-то время они помолчали, не зная, с чего начать. Обоим хотелось позабыть о былых обидах, но и тот, и другая понимали, что для начала необходимо объясниться.
— Прости, что обманула твое доверие, — начала наконец Ребекка. — Я вовсе не хотела тебя обидеть.
— Я вел себя крайне глупо, — мрачно признался Рэдд. — И просить прощения на самом деле следовало бы мне самому. Я был не прав, стараясь скрыть от тебя кое-что, но мне было страшно. Я относился к тебе как к родной дочери. И сама мысль о том, что ты можешь оказаться вовлечена в такое… — Его голос дрогнул. — Прошу прощения.
— Но с тех пор произошло столько всего, — вздохнула Ребекка.
— Да, я знаю, — перебил он девушку и уставился в потолок.
— Но откуда?
Теперь она совершенно растерялась.
— Я видел сны, — ответил он, и его исхудалое лицо озарила слабая улыбка. — Хотя, возможно, это было нечто большее, чем всего лишь сны. Я разговаривал со своей женой. Она выглядела по-другому, но голос остался тем же самым. И я все еще любил ее — после всех этих лет.
Теперь на глаза ему навернулись слезы. За спиной у Ребекки судорожно всхлипнула Эмер.
— Значит, тебе известно, какое значение имеет эта книга? — спросила Ребекка.
Со своими настырными расспросами она чувствовала себя бессердечной, но спросить и узнать было необходимо.
— Эта чудовищная книга, — с гримасой на лице пробормотал Рэдд. — Как я ее ненавижу!
— А где она сейчас? — выпалила Ребекка.
Рэдд помедлил с ответом, говорить на эту тему ему по-прежнему не хотелось. Медленно и мучительно он поднял голову и посмотрел Ребекке прямо в глаза.
— Ты прощаешь меня?
Теперь он плакал, и его голос звучал еще тише, чем раньше.
— От всего сердца.
Ребекка и сама чуть было не расплакалась.
— Пообещай мне кое-что.
— Все, что хочешь.
— Запомни, что предопределение — это не истина, — медленно произнес он. — Будущее всегда может оказаться и несколько иным.
— Я запомню, — пообещала Ребекка.
«Но где же книга?» — мысленно взмолилась она.
Голова Рэдда вновь откинулась на подушку, закрыв глаза, он вот-вот должен был опять впасть в беспамятство.
— А Эмер все еще здесь?
— Да, отец, я здесь.
— Побудь со мной еще. Ребекке надо уйти, а ты…
— Разумеется, — пообещала ему дочь.
— С тех пор как умерла твоя мать, я любил тебя сильнее всего на свете, — прошептал он. — Может быть, я не всегда показывал тебе это…
— Я знаю, отец. — Эмер становилось все труднее говорить спокойно. — Только скажи Ребекке, где книга, — тихим голосом добавила она.
— Мне нужно сказать еще кое-что, — почти беззвучно выдохнул постельничий. — Возможно, у меня не будет другого шанса. — Он сделал паузу, собираясь с последними силами. — Мне часто хотелось, чтобы вы больше походили друг на друга, но сейчас я понимаю, что вы одна другую дополняете. Я ошибался в своих попытках воспитать вас. Никому на свете не дано гордиться двумя своими девочками так, как я горжусь вами. Да и любить их сильнее тоже не дано.
Это, последнее, сделанное им признание заставило обеих подруг утратить дар речи. Слезы побежали у них по щекам. «Только бы он не умер, — внезапно устрашившись этого, взмолилась Ребекка. — Только бы он не умер». На пару мгновений даже заветная книга оказалась позабыта, но поскольку молчание затянулось, Ребекка поневоле задумалась о том, хватит ли у нее сил сказать еще хоть что-нибудь. И она вздрогнула, когда он все же заговорил — и голос его звучал тихо, но предельно отчетливо.
— Книга спрятана там, где, как мне казалось, никто не сумеет найти ее… В комнате, наполненной всяким хламом, на самом верху Восточной башни… под стопкой старых циновок…
«В моей потайной комнате!» Ребекка была слишком взволнована, чтобы оценить невольную иронию, заключающуюся в подобном выборе места для тайника.
— Только будь осторожней, — тревожно попросил ее Рэдд. — Лестница туда ненадежная, да и пол в комнате кое-где прогнил.
— Да уж как-нибудь справлюсь, — пообещала она. — И спасибо тебе. Я скоро вернусь.
Нагнувшись к Рэдду, она ласково поцеловала его в щеку.
— Да хранит тебя Паутина, — тихо вымолвил он, провожая ее взглядом.
Эмер вновь взяла отца за руку, но уже несколько мгновений спустя он уснул.
Поначалу никто не мог поверить собственным глазам. Соль оставалась неподвижной всего какую-то пару часов, а из самой глубины соляных равнин к северной кромке уже маршировало грозное воинство. Всадники с нескольких застав одновременно выехали в сторону замка, и у каждого на руках было одно и то же донесение. Получив их все, Монфор поневоле вынужден был поверить в их подлинность; случилось немыслимое и непредставимое, и его собственные сомнения на сей счет потеряли какое бы то ни было значение.
— Из глубины соли, так ты сказал? — спросил он у гонца.
— Да, сир, — ответил тот.
— И сколько же их?
— Многие тысячи, сир, — вмешался второй гонец. — Хотя на марше они поднимают такую пыль, что точное число определить невозможно.
— И долго им еще идти до кромки? — с упавшим сердцем спросил Монфор.
— На это им не понадобится и часа, — таков был полученный ответ.
Король оцепенел. «Но этого же не может быть! Это совершенно исключено!»
— Еще кое-что, сир, — преодолев замешательство, вступил в разговор третий гонец. — В небе над ними сияет какой-то странный свет. Похоже на молнии, однако грома не слышно.
И остальные, подтверждая его слова, закивали.
— И вот еще что. Кое-кто из наших думает, что это колдовство. Они говорят, что солдаты противника — это шагающие истуканы, — добавил кто-то из гонцов.
— Что за вздор! — воскликнул король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60