— Мэт улыбнулся. — Но, конечно, если ты влюблен в эту самую наследницу, можно и потерпеть такие маленькие неудобства.
Пристальный взгляд Рамона сменился улыбкой, в которой теплота и понимание сочетались с гордостью.
— Можно, если не совершил ничего дурного.
— Только с самой что ни на есть пуританской точки зрения, если уж очень придираться. — Мэт на секунду задумался. — А вообще в этом мире угодить за решетку можно и за то, что совершил правое дело.
Рамон ухмыльнулся:
— Что ж, если ты был преступником, так сказать, достойным, то я ничего не имею против.
— По крайней мере из всех тюрем, где я побывал, эта — первая, где подают кофе, — отметил Мэт и шагнул к низенькому столику. Опустившись на разложенные вокруг столика мягкие подушки, он принюхался к восхитительному аромату, шедшему из небольшого медного кофейника. — Честно говоря, вообще впервые вижу в этом мире кофе! Как только уладим все с этим маленьким недоразумением — ну, в смысле, с завоеванием, — нужно будет наладить регулярные закупки.
— Но не собираешься же ты сидеть здесь сложа руки!
— А что я могу поделать? — Мэт выразительно скосил глаза в сторону шелковой стенки шатра и пальцем указала на свое ухо.
Рамон широко раскрыл глаза. Намек он понял — у стен были уши. Он опустился на подушки напротив сына, сунул, руку во внутренний карман своего средневекового дублета и вынул вполне современный блокнот и шариковую ручку.
Мэт усмехнулся:
— Старина-профессор во всей своей красе!
Отец кивнул, указал на ухо и ответил:
— Старые привычки не умирают из-за смены декораций.
Тут он не погрешил против истины: Мэт не мог припомнить случая, чтобы у отца по карманам не была рассована хоть какая-нибудь писанина. Между тем следовало продолжать непринужденную болтовню, дабы те, кто находился по другую сторону шатра, не разволновались и не стали гадать, что за козни задумываются внутри. Отец Мэта, видимо, был того же мнения.
— Я виноват в том, что мы попали сюда, Мэт, — сказал Рамон. — Мне просто невмоготу было слышать эти разговорчики. — С этими словами Рамон передал сыну блокнот.
— Не переживай, — утешил отца Мэт. — Ты опередил меня всего-то на минутку-другую. — Мэт что-то нацарапал в блокноте. — Пойми, я, наверное, постарался бы сказать то же самое, что и ты, но более мягко. Как бы то ни было, это все равно прозвучало бы для них богохульством. Источник христианства и ислама, может быть, один и тот же, но вот в том, как приверженцы этих учений видят мир, есть фундаментальные различия.
Мэт развернул блокнот так, чтобы отец смог прочитать написанное:
Мы все равно попробуем дать деру.
— Фундаментальные, согласен, — кивнул Рамон, взял у Мэта ручку и блокнот и написал ответ. — Но точка зрения этого юноши мне понятна. Он типичный подросток. Считает, что прав он, а все, кто старше его, — неправы. — Рамон передал блокнот и ручку сыну.
В блокноте было написано одно-единственное слово:
Как?
Мэт усмехнулся.
— Ага, как у Марка Твена, помнишь? Ему было восемнадцать, и он никак не мог понять, почему его отец настолько глуп, что не может уразуметь, отчего сын стыдится где-то появляться вместе с ним. — Мэт взял ручку и написал:
Для начала испробую кое-какие магические приемчики и выясню, не наложены ли на нас ограничительные заклинания. Если нет — вмиг сделаю так, что мы окажемся за десять миль отсюда.
— Да, — ответил Рамон одновременно на устное и на письменное сообщение.
Мэт снова принялся что-то писать в блокноте, а Рамон продолжал беседу.
— Хотя тот же Твен писал о том, что, когда ему стукнуло двадцать два, он поразился тому, сколь многое его старикан усвоил за четыре года.
Мэт развернул страничку блокнота к отцу, соображая при этом, что бы такое сказать в защиту младшего поколения.
— С другой стороны, — нашелся он, — в тех случаях, когда взрослые соглашаются с подростком, он становится уверенным в своей правоте. Что до меня, то я бы отнес случай Тафы на счет классического религиозного фанатизма.
Прочитав написанное Мэтом, Рамон сказал, предварительно написав:
А что, если они связали нас магией?
— Религиозный фанатизм? Да, причем подростки, как никто другой, склонны к прямолинейности и узколобости. — Он усмехнулся. — Верные выводы приходят с годами, с опытом.
Мэт написал:
Тогда нам придется перебороть их заклинания.
Однако из-за слов, произнесенных отцом вслух, Мэт невольно вспомнил себя семнадцатилетним, восемнадцатилетним, девятнадцатилетним...
— Ты просто слишком долго преподавал в колледжах, — возразил Мэт. — А я всего лишь два года проработал ассистентом и не успел пресытиться.
— Но этого тебе хватило для того, чтобы твои идеалы слегка потускнели? — В глазах отца затеплилось сочувствие. Прочитав написанное Мэтом, он написал в ответ:
На это потребуется время?
— Немножко, — отозвался Мэт и пояснил:
— Немножко потускнели. Я обнаружил, что не все студенты так уж обожают учебу.
На этот раз он написал:
Совсем немного. У тебя есть какие-нибудь неотложные дела?
— Между тем они все же подумывают о получении степени, — отметил Рамон и написал:
У меня нет, а у тебя?
Надо подумать,
— написал Мэт, а вслух добавил:
— В общем, в конце концов я умыл руки. Кстати, мысль неплоха. Время от времени умывать руки — полезно. Кто знает, может, нам ужин принесут.
— Это было бы славно, — согласился Рамон. Мэт налил воду в чашу, поводил над ней рукой и пробормотал:
Вода, вода, кругом вода!
Куда б ни шел — туда, сюда...
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане,
И в хате, и в царском чертоге,
И в луже простой на дороге.
Ответьте мне, лужи, тотчас,
Кто, что отражается в вас!
Пока Мэт произносил стихи, вода потемнела, завертелась... Со дна чаши поднялись пузыри, затем вода успокоилась, стала похожей на стекло, и тогда Мэт негромко проговорил:
А теперь, вода, скажи,
Да всю правду расскажи:
И не вздумай ошибиться:
В Бордестанге что творится?
На поверхности воды начало появляться изображение. Рамон выпучил глаза...
Сначала трехмерная картинка имела довольно-таки хаотичный вид, но затем Рамон понял, что это — вид сверху на Бордестанг и окрестности города, обнятые, словно заботливой рукой, излучиной реки. Между тем рука, казалось, пестрит веснушками, и, приглядевшись повнимательнее, Мэт заключил:
— Корабли! Обгоревшие остовы кораблей! И еще — эти-то смогли бы плыть, у причалов!
— А что это за кольцо вокруг города? — поинтересовался отец.
— Шатры! — мгновенно напрягся Мэт. — И воины! Они мчатся к крепостной стене!
Кавалерия скакала по аллее к высоким городским воротам. За рядами конников на колесах ехала осадная башня, в ее окнах виднелись изготовившиеся к атаке лучники, в дверях стояли копейщики, и помимо копий у них имелись перекидные мостки, которые они намеревались бросить на стену.
— А вон и артиллерия! — воскликнул Мэт, завидев джиннов, сжимавших в руках здоровенные валуны.
Камни полетели в ворота, но на полпути замерли в воздухе и упали на мавританских воинов.
— Молодец Химена! — радостно вскричал Рамон. — Воистину она волшебница!
— Тебе это было известно больше, чем кому бы то ни было, — пошутил Мэт, внимательно глядя на то, как громадные камни становятся прозрачными и тают, превращаясь в тучки. — Их колдуны тоже веников не вяжут, — отметил он.
Мавры упрямо продвигались к стене, невзирая на завесу тумана, образовавшуюся после исчезновения камней. Навстречу врагам устремился град стрел. Стрелы не долетели до цели, развернулись и устремились обратно — к тем, кто их выпустил. Однако, долетев до стены, стрелы успели значительно сбавить скорость, и лучники Бордестанга, изловчившись, схватили их и вновь зарядили ими луки.
— Или мама, или Савл, — пробормотал Мэт. А потом прямо перед маврами взорвалась земля, взметнулось облако птичьего пуха, захватчиков ослепило. Мэт решил, что все они наверняка жутко расчихались и раскашлялись.
А потом ворота открылись, и из них выехал конный отряд, возглавляемый рыцарем в черных латах.
— Сэр Ги! — радостно воскликнул Мэт. — Слава Богу, он явился на помощь!
Схватка у ворот получилась короткой, но яростной. Защитники города наблюдали за схваткой со стены: полуслепые от птичьего пуха, чихая и кашляя, мавры отступали. В последнее решающее мгновение со стены выстрелила небольшая катапульта. Увесистое каменное ядро угодило в осадную башню и снесло ее верхушку. Изображение на воде стало таять в тот миг, когда сэр Ги увел свой отряд обратно в город, и ворота за ним захлопнулись.
Мэт вышел из себя.
— Ублюдок! — вскричал он. — Подлец! Гений! Он повел свое войско в обход, морем! Как только мы скрылись из виду, корабли подплыли к столице по реке! Естественно, он сидит около Пиренеев, вместо того чтобы атаковать Ринальдо!
— Точно! — подхватил Рамон. — Там ведь сейчас только половина его войска, верно? Вторая половина здесь и дожидается, когда войско королевы пересечет Пиренеи!
— Нечего дивиться тому, что гонец от Ринальдо прорвался к нам — в планы Тафы как раз и входило то, что королева отправится на помощь королю Ибирии. Проклятие! Я бы прикончил этого юнца, если бы он не привел меня в восторг своей стратегией! — Мэт взмахнул рукой над чашей. — Мы должны сообщить Алисанде если она уже не попала в засаду!
Изображение замка исчезло, на поверхности воды появилось новое изображение: войско на марше, шагающее по полям, зеленеющим свежими всходами.
Рамон нахмурился.
— Здесь ночь, а их мы видим утром.
— Перед рассветом, — уточнил Мэт. — Свет сероватый и тени еще не легли. Видимо, при передаче изображения небольшая разница во времени все-таки существует. — Указав пальцем на золотоволосую фигурку впереди войска, он воскликнул:
— Алисанда! Она ведет войско и торопится, раз подняла воинов до рассвета!
— С ней все в порядке, — добавил Рамон. — Войско в пути и в засаду не попало.
— Пока, — с горечью проговорил Мэт. — Как же мне передать им весточку?
Мэт задумался. Он искал подходящее заклинание.
— Может быть, это не так уж и актуально? — спросил Рамон. — Они идут к солнцу или от него?
— Отлично придумано! — похвалил отца Мэт и снова, что-то бормоча, провел рукой над поверхностью воды. Само войско стало меньше, теперь взглядом можно было охватить более широкое пространство. Наконец сбоку над горизонтом стало видно золотистое свечение.
— Рассвет! — воскликнул Рамон и тут же вспомнил о стенах, имеющих уши.
Схватив блокнот, он быстро написал:
Они уходят от солнца.
— Хвала Небесам! — выдохнул Мэт так тихо, как только мог, взял у отца ручку и написал в блокноте:
Они возвращаются в Бордестанг! Видимо, Савлу каким-то образом удалось сообщить ей о случившемся.
Нахмурившись, он приписал:
Алисанда возвращается, чтобы зажать мавританское войско между своей армией и городом. Мне срочно нужно туда.
Наверное,
— ответил Рамон сыну в письменной форме и пристально посмотрел — Мэта. Понимал ли он, что его жена уходит оттуда, где сейчас находится он и предоставляет его самому себе? Если Мэт это и понимал, похоже, это его сейчас не волновало, да и не время сейчас было заводить такой разговор.
Вслух же Рамон сказал:
— Нужно понять, насколько ты полезен здесь, сынок. У тебя появились задатки дипломата, о которых я и не предполагал. Очень может быть, что тебе удастся укоротить эту войну тем, что ты останешься здесь, что ты будешь думать и говорить. Вдруг тебе вообще удастся положить войне конец.
При этом в блокноте Рамон написал:
Оставайся.
— С трудом верится, что от меня тут будет толк, — покачал головой Мэт.
Однако предложение отца не лишено было смысла: если бы ему удалось доказать Тафе, какие силы стоят за вторжением мавров в Ибирию и Меровенс, он мог бы добиться мира, и к тому времени, когда он вернулся бы в Бордестанг, глядишь, Алисанде и вовсе не пришлось бы вступать в бой.
Партизаны,
— написал Рамон в блокноте. Мэт угрюмо кивнул. Если дипломатия провалится, он мог бы организовать движение сопротивления. В конце концов, у него в роду уже есть один испанский партизан.
— Сидя в этом шатре, мы ничего не добьемся.
— А какой у нас выбор? — спросил Рамон, но его глаза уже весело сверкали.
Мэт вздохнул. Давно пора. Он и так слишком долго тянул. Встав, Мэт пошел по кругу вблизи стенок шатра, бормоча под нос:
Десяток стражников у входа,
Но, может, все-таки свобода
Нас ждет за стенами шатра?
Хотелось б смыться до утра...
Мэт коснулся рукой шелковой стенки, и по его пальцам ударила яркая искра.
Раздался треск, похожий на чирканье зажигалкой. Мэт обжегся, сжал обожженные пальцы другой рукой, скривился. Отец бросился к нему, протянул руку, предлагая растереть больное место, но Мэт отрицательно покачал головой. Делать нечего нужно ждать, пока пройдет боль.
— Статическое электричество? — высказал предположение Рамон.
Мэт раздраженно мотнул головой. Рамон приложил руку к уху и указал на стенку шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Пристальный взгляд Рамона сменился улыбкой, в которой теплота и понимание сочетались с гордостью.
— Можно, если не совершил ничего дурного.
— Только с самой что ни на есть пуританской точки зрения, если уж очень придираться. — Мэт на секунду задумался. — А вообще в этом мире угодить за решетку можно и за то, что совершил правое дело.
Рамон ухмыльнулся:
— Что ж, если ты был преступником, так сказать, достойным, то я ничего не имею против.
— По крайней мере из всех тюрем, где я побывал, эта — первая, где подают кофе, — отметил Мэт и шагнул к низенькому столику. Опустившись на разложенные вокруг столика мягкие подушки, он принюхался к восхитительному аромату, шедшему из небольшого медного кофейника. — Честно говоря, вообще впервые вижу в этом мире кофе! Как только уладим все с этим маленьким недоразумением — ну, в смысле, с завоеванием, — нужно будет наладить регулярные закупки.
— Но не собираешься же ты сидеть здесь сложа руки!
— А что я могу поделать? — Мэт выразительно скосил глаза в сторону шелковой стенки шатра и пальцем указала на свое ухо.
Рамон широко раскрыл глаза. Намек он понял — у стен были уши. Он опустился на подушки напротив сына, сунул, руку во внутренний карман своего средневекового дублета и вынул вполне современный блокнот и шариковую ручку.
Мэт усмехнулся:
— Старина-профессор во всей своей красе!
Отец кивнул, указал на ухо и ответил:
— Старые привычки не умирают из-за смены декораций.
Тут он не погрешил против истины: Мэт не мог припомнить случая, чтобы у отца по карманам не была рассована хоть какая-нибудь писанина. Между тем следовало продолжать непринужденную болтовню, дабы те, кто находился по другую сторону шатра, не разволновались и не стали гадать, что за козни задумываются внутри. Отец Мэта, видимо, был того же мнения.
— Я виноват в том, что мы попали сюда, Мэт, — сказал Рамон. — Мне просто невмоготу было слышать эти разговорчики. — С этими словами Рамон передал сыну блокнот.
— Не переживай, — утешил отца Мэт. — Ты опередил меня всего-то на минутку-другую. — Мэт что-то нацарапал в блокноте. — Пойми, я, наверное, постарался бы сказать то же самое, что и ты, но более мягко. Как бы то ни было, это все равно прозвучало бы для них богохульством. Источник христианства и ислама, может быть, один и тот же, но вот в том, как приверженцы этих учений видят мир, есть фундаментальные различия.
Мэт развернул блокнот так, чтобы отец смог прочитать написанное:
Мы все равно попробуем дать деру.
— Фундаментальные, согласен, — кивнул Рамон, взял у Мэта ручку и блокнот и написал ответ. — Но точка зрения этого юноши мне понятна. Он типичный подросток. Считает, что прав он, а все, кто старше его, — неправы. — Рамон передал блокнот и ручку сыну.
В блокноте было написано одно-единственное слово:
Как?
Мэт усмехнулся.
— Ага, как у Марка Твена, помнишь? Ему было восемнадцать, и он никак не мог понять, почему его отец настолько глуп, что не может уразуметь, отчего сын стыдится где-то появляться вместе с ним. — Мэт взял ручку и написал:
Для начала испробую кое-какие магические приемчики и выясню, не наложены ли на нас ограничительные заклинания. Если нет — вмиг сделаю так, что мы окажемся за десять миль отсюда.
— Да, — ответил Рамон одновременно на устное и на письменное сообщение.
Мэт снова принялся что-то писать в блокноте, а Рамон продолжал беседу.
— Хотя тот же Твен писал о том, что, когда ему стукнуло двадцать два, он поразился тому, сколь многое его старикан усвоил за четыре года.
Мэт развернул страничку блокнота к отцу, соображая при этом, что бы такое сказать в защиту младшего поколения.
— С другой стороны, — нашелся он, — в тех случаях, когда взрослые соглашаются с подростком, он становится уверенным в своей правоте. Что до меня, то я бы отнес случай Тафы на счет классического религиозного фанатизма.
Прочитав написанное Мэтом, Рамон сказал, предварительно написав:
А что, если они связали нас магией?
— Религиозный фанатизм? Да, причем подростки, как никто другой, склонны к прямолинейности и узколобости. — Он усмехнулся. — Верные выводы приходят с годами, с опытом.
Мэт написал:
Тогда нам придется перебороть их заклинания.
Однако из-за слов, произнесенных отцом вслух, Мэт невольно вспомнил себя семнадцатилетним, восемнадцатилетним, девятнадцатилетним...
— Ты просто слишком долго преподавал в колледжах, — возразил Мэт. — А я всего лишь два года проработал ассистентом и не успел пресытиться.
— Но этого тебе хватило для того, чтобы твои идеалы слегка потускнели? — В глазах отца затеплилось сочувствие. Прочитав написанное Мэтом, он написал в ответ:
На это потребуется время?
— Немножко, — отозвался Мэт и пояснил:
— Немножко потускнели. Я обнаружил, что не все студенты так уж обожают учебу.
На этот раз он написал:
Совсем немного. У тебя есть какие-нибудь неотложные дела?
— Между тем они все же подумывают о получении степени, — отметил Рамон и написал:
У меня нет, а у тебя?
Надо подумать,
— написал Мэт, а вслух добавил:
— В общем, в конце концов я умыл руки. Кстати, мысль неплоха. Время от времени умывать руки — полезно. Кто знает, может, нам ужин принесут.
— Это было бы славно, — согласился Рамон. Мэт налил воду в чашу, поводил над ней рукой и пробормотал:
Вода, вода, кругом вода!
Куда б ни шел — туда, сюда...
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане,
И в хате, и в царском чертоге,
И в луже простой на дороге.
Ответьте мне, лужи, тотчас,
Кто, что отражается в вас!
Пока Мэт произносил стихи, вода потемнела, завертелась... Со дна чаши поднялись пузыри, затем вода успокоилась, стала похожей на стекло, и тогда Мэт негромко проговорил:
А теперь, вода, скажи,
Да всю правду расскажи:
И не вздумай ошибиться:
В Бордестанге что творится?
На поверхности воды начало появляться изображение. Рамон выпучил глаза...
Сначала трехмерная картинка имела довольно-таки хаотичный вид, но затем Рамон понял, что это — вид сверху на Бордестанг и окрестности города, обнятые, словно заботливой рукой, излучиной реки. Между тем рука, казалось, пестрит веснушками, и, приглядевшись повнимательнее, Мэт заключил:
— Корабли! Обгоревшие остовы кораблей! И еще — эти-то смогли бы плыть, у причалов!
— А что это за кольцо вокруг города? — поинтересовался отец.
— Шатры! — мгновенно напрягся Мэт. — И воины! Они мчатся к крепостной стене!
Кавалерия скакала по аллее к высоким городским воротам. За рядами конников на колесах ехала осадная башня, в ее окнах виднелись изготовившиеся к атаке лучники, в дверях стояли копейщики, и помимо копий у них имелись перекидные мостки, которые они намеревались бросить на стену.
— А вон и артиллерия! — воскликнул Мэт, завидев джиннов, сжимавших в руках здоровенные валуны.
Камни полетели в ворота, но на полпути замерли в воздухе и упали на мавританских воинов.
— Молодец Химена! — радостно вскричал Рамон. — Воистину она волшебница!
— Тебе это было известно больше, чем кому бы то ни было, — пошутил Мэт, внимательно глядя на то, как громадные камни становятся прозрачными и тают, превращаясь в тучки. — Их колдуны тоже веников не вяжут, — отметил он.
Мавры упрямо продвигались к стене, невзирая на завесу тумана, образовавшуюся после исчезновения камней. Навстречу врагам устремился град стрел. Стрелы не долетели до цели, развернулись и устремились обратно — к тем, кто их выпустил. Однако, долетев до стены, стрелы успели значительно сбавить скорость, и лучники Бордестанга, изловчившись, схватили их и вновь зарядили ими луки.
— Или мама, или Савл, — пробормотал Мэт. А потом прямо перед маврами взорвалась земля, взметнулось облако птичьего пуха, захватчиков ослепило. Мэт решил, что все они наверняка жутко расчихались и раскашлялись.
А потом ворота открылись, и из них выехал конный отряд, возглавляемый рыцарем в черных латах.
— Сэр Ги! — радостно воскликнул Мэт. — Слава Богу, он явился на помощь!
Схватка у ворот получилась короткой, но яростной. Защитники города наблюдали за схваткой со стены: полуслепые от птичьего пуха, чихая и кашляя, мавры отступали. В последнее решающее мгновение со стены выстрелила небольшая катапульта. Увесистое каменное ядро угодило в осадную башню и снесло ее верхушку. Изображение на воде стало таять в тот миг, когда сэр Ги увел свой отряд обратно в город, и ворота за ним захлопнулись.
Мэт вышел из себя.
— Ублюдок! — вскричал он. — Подлец! Гений! Он повел свое войско в обход, морем! Как только мы скрылись из виду, корабли подплыли к столице по реке! Естественно, он сидит около Пиренеев, вместо того чтобы атаковать Ринальдо!
— Точно! — подхватил Рамон. — Там ведь сейчас только половина его войска, верно? Вторая половина здесь и дожидается, когда войско королевы пересечет Пиренеи!
— Нечего дивиться тому, что гонец от Ринальдо прорвался к нам — в планы Тафы как раз и входило то, что королева отправится на помощь королю Ибирии. Проклятие! Я бы прикончил этого юнца, если бы он не привел меня в восторг своей стратегией! — Мэт взмахнул рукой над чашей. — Мы должны сообщить Алисанде если она уже не попала в засаду!
Изображение замка исчезло, на поверхности воды появилось новое изображение: войско на марше, шагающее по полям, зеленеющим свежими всходами.
Рамон нахмурился.
— Здесь ночь, а их мы видим утром.
— Перед рассветом, — уточнил Мэт. — Свет сероватый и тени еще не легли. Видимо, при передаче изображения небольшая разница во времени все-таки существует. — Указав пальцем на золотоволосую фигурку впереди войска, он воскликнул:
— Алисанда! Она ведет войско и торопится, раз подняла воинов до рассвета!
— С ней все в порядке, — добавил Рамон. — Войско в пути и в засаду не попало.
— Пока, — с горечью проговорил Мэт. — Как же мне передать им весточку?
Мэт задумался. Он искал подходящее заклинание.
— Может быть, это не так уж и актуально? — спросил Рамон. — Они идут к солнцу или от него?
— Отлично придумано! — похвалил отца Мэт и снова, что-то бормоча, провел рукой над поверхностью воды. Само войско стало меньше, теперь взглядом можно было охватить более широкое пространство. Наконец сбоку над горизонтом стало видно золотистое свечение.
— Рассвет! — воскликнул Рамон и тут же вспомнил о стенах, имеющих уши.
Схватив блокнот, он быстро написал:
Они уходят от солнца.
— Хвала Небесам! — выдохнул Мэт так тихо, как только мог, взял у отца ручку и написал в блокноте:
Они возвращаются в Бордестанг! Видимо, Савлу каким-то образом удалось сообщить ей о случившемся.
Нахмурившись, он приписал:
Алисанда возвращается, чтобы зажать мавританское войско между своей армией и городом. Мне срочно нужно туда.
Наверное,
— ответил Рамон сыну в письменной форме и пристально посмотрел — Мэта. Понимал ли он, что его жена уходит оттуда, где сейчас находится он и предоставляет его самому себе? Если Мэт это и понимал, похоже, это его сейчас не волновало, да и не время сейчас было заводить такой разговор.
Вслух же Рамон сказал:
— Нужно понять, насколько ты полезен здесь, сынок. У тебя появились задатки дипломата, о которых я и не предполагал. Очень может быть, что тебе удастся укоротить эту войну тем, что ты останешься здесь, что ты будешь думать и говорить. Вдруг тебе вообще удастся положить войне конец.
При этом в блокноте Рамон написал:
Оставайся.
— С трудом верится, что от меня тут будет толк, — покачал головой Мэт.
Однако предложение отца не лишено было смысла: если бы ему удалось доказать Тафе, какие силы стоят за вторжением мавров в Ибирию и Меровенс, он мог бы добиться мира, и к тому времени, когда он вернулся бы в Бордестанг, глядишь, Алисанде и вовсе не пришлось бы вступать в бой.
Партизаны,
— написал Рамон в блокноте. Мэт угрюмо кивнул. Если дипломатия провалится, он мог бы организовать движение сопротивления. В конце концов, у него в роду уже есть один испанский партизан.
— Сидя в этом шатре, мы ничего не добьемся.
— А какой у нас выбор? — спросил Рамон, но его глаза уже весело сверкали.
Мэт вздохнул. Давно пора. Он и так слишком долго тянул. Встав, Мэт пошел по кругу вблизи стенок шатра, бормоча под нос:
Десяток стражников у входа,
Но, может, все-таки свобода
Нас ждет за стенами шатра?
Хотелось б смыться до утра...
Мэт коснулся рукой шелковой стенки, и по его пальцам ударила яркая искра.
Раздался треск, похожий на чирканье зажигалкой. Мэт обжегся, сжал обожженные пальцы другой рукой, скривился. Отец бросился к нему, протянул руку, предлагая растереть больное место, но Мэт отрицательно покачал головой. Делать нечего нужно ждать, пока пройдет боль.
— Статическое электричество? — высказал предположение Рамон.
Мэт раздраженно мотнул головой. Рамон приложил руку к уху и указал на стенку шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54