Тем временем герцог, не теряя времени даром, бросил вперед свою
кавалерию, которая обошла нас с востока и стала поворачивать к западу,
отрезая нас от Роррена. Растянувшаяся на несколько миль повстанческая
армия, неповоротливая, едва прикрытая фланговыми разъездами, представляла
собой прекрасную мишень для внезапных кавалерийских атак небольших
отрядов, каковые и предпринимались не без успеха как герцогскими, так и
королевскими солдатами.
Пока на востоке от нас находились лишь кавалерия и небольшие части
легкой пехоты герцога, не представляло особого труда преодолеть их
сопротивление и свернуть к востоку, с тем чтобы подойти к армии Роррена с
тыла, и многие мои офицеры высказывались за это. Но я продолжал движение
на север и даже забирал западнее, объясняя это желанием осуществить
первоначальный план обхода противостоящих Роррену войск с фланга, с тем
чтобы заставить их сражаться на два фронта и воссоединиться лишь после
победы. Все это имело бы смысл, если бы армия продвигалась не так
медленно. Атаковавшие нас герцогские отряды преднамеренно не трогали обоз,
представлявший наиболее уязвимую добычу: их командиры понимали, что потеря
обоза добавила бы повстанцам мобильности.
Меж тем герцог бросил все силы на укрепление восточного коридора,
сняв даже войска с южного направления, словно приглашая нас двинуться
вспять. Я понял, что он стремится отрезать нашу армию не только от
Роррена, но и от королевских войск, дабы не делить победу с Гродрэдом.
Хотя полную картину знал только я, мои офицеры все же располагали
кое-какими сведениями, и возрастающая концентрация герцогских войск между
нами и Рорреном все сильнее их беспокоила. В то же время я заметил, что
Элдред Раттельберский слишком увлекся идеей не допустить нас на
северо-восток, поэтому южнее его позиции вытянулись в узкий коридор между
контролируемыми повстанцами территориями, по которому спешно и без должных
мер предосторожности перебрасывались войска. Конечно, слабые и
разрозненные повстанческие отряды на востоке, в тылу Роррена, не
представляли опасности для герцога, но наша армия, внезапно развернувшись
и двинувшись на юг, легко могла перерезать коридор и атаковать Элдреда с
тыла. Когда я высказал этот план, офицеры, вновь было начавшие смотреть на
меня косо, опять наполнились энтузиазмом. Однако с точки зрения интересов
восстания план этот имел существенные недостатки: воссоединение с Рорреном
отодвигалось на неопределенные времена, а нашей армии предстояло вновь
идти по территории, разграбленной уже дважды - сперва солдатами короля,
потом самими повстанцами. Мои люди понимали это, и мне стоило большого
труда сохранить дисциплину и повернуть армию на юг.
Однако уже на следующий день, когда посланные за продовольствием
команды вернулись практически ни с чем или, хуже того, не вернулись вовсе,
брожение среди повстанцев началось с новой силой. Ко мне являлись
делегации от батальонов и даже от одного полка, заявлявшие, что их части
больше не сделают ни шагу на юг.
- Хорошо, - заявил я в конце концов, - завтра мы дадим бой герцогу
здесь.
Место было не самое подходящее: низина, к юго-западу заболоченная, а
на востоке и юго-востоке заросшая лесом, хотя и сбросившим листья, но все
равно предоставлявшим герцогу хорошую возможность для скрытной переброски
войск. Армия встала лагерем; я позаботился о том, чтобы занятая позиция,
приемлемая для наступления, была совершенно непригодной для обороны от
внезапного удара с востока. Оставалось лишь позаботиться, чтобы герцог
нанес этот удар.

16
Прошло уже не меньше часа после отбоя. Я сидел в своей командирской
палатке, освещенной тусклым светом масляной плошки. Начали возвращаться
разведчики; я выслушивал их по одному и наносил на карту полученную
информацию. Наконец я отпустил последнего из них.
Настала пора действовать решительно. Эта ночь должна была стать
последней моей ночью в повстанческой армии. Генералу Риэлу следовало
бесследно исчезнуть, подобно многим легендарным вождям.
Я еще раз изучил позицию, а затем разорвал карту и сжег ее обрывки.
Каких-либо других документов, которые могли бы помочь повстанцам, не
существовало. Затем я отдал секретные приказы о снятии караулов на
наиболее опасных направлениях. Я заметил, что некоторые капралы,
выслушивавшие эти распоряжения, были удивлены как самими приказами, так и
запахом гари в моей палатке, но дисциплина, за которую я столь упорно
боролся, еще действовала, и все было исполнено беспрекословно. После этого
я отпустил часовых, стоявших у входа в палатку.
- Вам надо отдохнуть перед завтрашним боем, - напутствовал я их.
Я вернулся в палатку, задул светильник и некоторое время сидел в
темноте. Затем, когда глаза привыкли к мраку, я вышел наружу и пошел на
край лагеря, туда, где стояли лошади офицеров. Караульный солдат схватился
за меч при моем приближении, но, узнав своего командира, вытянулся и
отсалютовал.
- Все в порядке? - спросил я его.
- Да, генерал.
- Хорошо. Оседлай мне коня.
Дисциплина и тут работала: молодой повстанец не задал никаких
вопросов. Я уже вскочил в седло, когда из темноты выступила еще какая-то
тень.
- Генерал?
- Лидден?
- Да, генерал. Я вижу, вы собрались куда-то ехать?
Разумеется, я мог не отвечать, но мое поведение и без того выглядело
подозрительным.
- Хочу еще раз осмотреть позиции перед завтрашним боем.
- Но ведь это опасно!
- Днем - да, но сейчас вряд ли. Я получил данные разведки и знаю, где
находятся наши враги.
- Разрешите мне поехать с вами, генерал.
Только этого мне не хватало! Но что делать?
- Хорошо, Лидден.
Мы выехали из лагеря и некоторое время ехали молча. Лошади ступали по
подмерзшей грязи, похрустывая ледяными корочками. Налетавший порывами
ветер швырял в лицо мелкий снег. Все это время я думал, как избавиться от
адъютанта. Он, как и я, был при мече, но без шлема. Открытый бой мог
неизвестно чем закончиться, и в то же время я чувствовал, что не могу
ударить его в спину. С другой стороны, он все равно был обречен, как и
остальные; лучше быстрая смерть здесь, чем плен, пытки и казнь. Но эти
разумные рассуждения все равно не могли заставить меня убить ничего не
подозревавшего человека, которому, к тому же, я был обязан жизнью. В конце
концов я решил оглушить его, ударив плашмя мечом по голове. Я притормозил
коня и, когда Лидден проехал на два шага вперед, выхватил меч. Но в самый
последний момент адъютант, почуяв недоброе, обернулся и отпрянул. Меч
скользнул по его доспехам, повернулся в моей руке и ударил по хребту
жеребца Лиддена. Раненое животное шарахнулось в сторону, переступая
заплетающимися задними ногами, и рухнуло на бок, увлекая за собой
всадника. Лошадь придавила ногу Лиддена, и он не мог встать, но и лежа
сумел вытащить меч и попытался ударить меня по ноге. Я отреагировал
автоматически - война учит этому - и, перегнувшись в седле, нанес
адъютанту встречный удар. Меч перерубил ему кисть руки, державшей оружие;
кровь хлынула потоком. Теперь только срочная медицинская помощь могла
спасти его, но я не мог ее оказать. Все, что я смог сделать - это слезть с
коня и вторым ударом прекратить агонию адъютанта. Затем я добил и его
лошадь.
Теперь следовало подумать о дальнейших действиях. Я знал, что милях в
двух к северо-востоку наверняка наткнусь на караул ближайшей герцогской
части. Я решил, что пойду туда, а когда меня остановят, объявлю, что я
агент герцога. Пойти или поехать? Пожалуй, лучше все-таки пойти, всадник
внушает большие опасения, по нему могут начать стрелять прежде, чем
спрашивать пароль. В то же время не годится, чтобы генеральская лошадь без
всадника вернулась в лагерь... Значит, мне предстояло еще одно убийство. Я
вздохнул и со всей силы вонзил меч в шею верного скакуна. Теплая соленая
кровь брызнула мне в лицо. Я выпустил рукоять меча и отшатнулся, едва
сдержав тошноту. Конь еще пару минут бился в агонии, потом затих. Я побрел
на северо-восток, так и оставив меч в его ране.
Пройдя около мили, я остановился, кляня себя за рассеянность,
поспешно сорвал с плеча золоченый генеральский шнур и втоптал его в грязь.
Более ничто в моем облике не указывало на высокое положение среди
повстанцев. Снег шел все сильнее, и я отер им от крови лицо и доспехи.
Еще примерно через полмили я услышал шорох в кустарнике справа. Но,
прежде чем я успел повернуться, в моей голове словно что-то взорвалось, и
сознание покинуло меня.
Очнувшись, я попытался пошевелиться и понял, что связан. Я осторожно
приоткрыл глаза и увидел, что лежу на полу большого шатра, а надо мной
стоят двое солдат. В первое мгновение мне показалось, что это повстанцы, и
у меня внутри все похолодело от ужаса. Но это были солдаты герцога. Один
из них заметил, что я пришел в себя.
- Эй, да он очухался! Гляньте, господин лейтенант!
Солдаты склонились надо мной с глумливыми улыбками. Из глубины шатра
подошел офицер. Я подумал, что мне следует держаться как можно нахальнее,
если я хочу избежать допроса с пристрастием.
- Сейчас же развяжите меня, болваны! Я агент герцога Раттельберского.
Дружный хохот солдат был мне ответом, но лейтенант оборвал их.
- Заткнитесь, недоумки! Что, если он говорит правду?
- Разумеется, черт побери! - воскликнул я. - Иначе зачем бы я поперся
в ваш идиотский лагерь?
- Это легко проверить, - сказал лейтенант. - Его светлость герцог
стоит лагерем недалеко отсюда. Я пошлю туда гонца, и все разъяснится. Если
ты нас дурачишь, парень, тебе несдобровать.
- Это тебе несдобровать, если не обеспечишь мне немедленную встречу с
его светлостью! У меня экстренные сведения чрезвычайной важности.
- Позвольте узнать ваше имя, господин агент?
- Это вас не касается. Это такой же секрет, как и все остальное.
- Ну хорошо, я пошлю гонца немедленно. А пока, сударь, не обессудьте
- вам придется побыть связанным, - лейтенант издевательски улыбнулся.
- Его светлость спустит с вас шкуры, если узнает, что со мной плохо
обращались, - по правде говоря, я не был в этом уверен. - Мало того, что
ваши недоумки огрели меня по голове...
- Ну хорошо, - лейтенант сделал нетерпеливый жест, - развяжите его.
Но глядите, парни, смотреть за ним в оба, пока я не вернусь. Головой
отвечаете.
Он был уже на пороге, когда я окликнул его.
- Лейтенант! Я бы не отказался от кружки вина.
- Ну уж это - только после возвращения гонца!
Не могу сказать, чтобы следующие полчаса были особенно приятны. Я
сидел на тюфяке между двумя солдатами, не расположенными к дружеским
беседам, голова болела, и я думал, что вполне мог схлопотать сотрясение
мозга. Еще я думал, что герцог мог не ждать никаких агентов и решить не
утруждать себя проверкой, или, даже узнав меня, мог неверно оценить мою
деятельность в качестве предводителя мятежников.
Дуновение свежего ветра вывело меня из этих размышлений. Я поднял
голову. Полог шатра распахнулся, и внутрь вошел герцог Элдред
Раттельберский.

17
Он предстал передо мной во всем великолепии главнокомандующего: в
блестящих доспехах, с длинным и узким мечом в богато изукрашенных ножнах
на боку, тяжелые складки алого плаща за его спиной ниспадали до земли,
вошедший следом оруженосец нес рыцарский шлем с пышным султаном черных
перьев. На мгновенье во взгляде герцога мелькнуло что-то вроде недоумения,
словно в моем появлении здесь было нечто неправильное.
- Оставьте нас, - скомандовал он. Солдаты и оруженосец вышли из
шатра.
- Рад видеть вас, Риллен, - сказал герцог, усаживаясь на тюфяк и
принимая непринужденную позу. - Или вас теперь следует называть "генерал
Риэл"?
- Ваша светлость... - только и мог произнести я.
- Честно говоря, Риллен, я был чертовски раздосадован, когда узнал,
что вас повесили на воротах Адериона. Жители пяти деревень поплатились за
это жизнью, а захваченные в те дни пленные лишились легкой смерти. Однако
впоследствии до меня добрался Граллен Корр и рассказал, каким тривиальным
способом вы обвели вокруг пальца нашего друга Роррена. Вообще вы
действовали находчиво и остроумно, хотя я не был в восторге от того, что
вы уничтожили Крондерский полк...
- Ваша светлость, у меня не было другого выхода. Этот полк в тумане
расположился лагерем в двух шагах от нас... то есть от отряда мятежников,
где я находился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37