не помогали ни бронированные
стекла, ни сталь, в которую заковывали телефонные книги. Что же касается
изготовляемых домашним способом бомб, то их подкладывание стало настолько
в порядке вещей, говорил Кикерикс, что, когда улицу сотрясал очередной
взрыв, на землю падали лишь те прохожие, что поближе. Те, что подальше,
даже не поворачивали голову, впрочем, тогда уже носили индивидуальные
защитные коконы, которые при грохоте взрыва наполнялись противоосколочной
пеной, - предосторожность совершенно необходимая, ведь если клиент имел
претензии к пекарне, почте или ремонтной мастерской, то он не утруждал
себя жалобами, а просто взрывал ненавистное заведение. Жилось все богаче и
все опаснее; вместе с ассортиментом даровых утех росло ощущение всеобщей
угрозы. В музее я видел вечерние костюмы с подкладкой из сверхпрочного
танталового волокна; мода, подчиняясь диктату необходимости, узаконила
бронированные котелки, но число жертв все увеличивалось. Автоматику
самозащиты первыми применили учреждения сферы обслуживания, что, однако,
привело к появлению новых источников опасности; как объяснил мне Кикерикс,
если в телефонной будке ты почесал себе голову слишком резким движением
или недостаточно плавно потянул руку к трубке, тебя немедленно хватала за
шиворот стальная ладонь и вышвыривала на улицу, а при оказании
сопротивления, бывало, хрустели и ребра. Тогдашние датчики были
недостаточно избирательны. Целый день на улицах выли сирены "скорой
помощи", а вечером тяжелые мусороскребы очищали мостовые от останков
автомобилей. Изменилась и архитектура - нежданный гость не мог попасть в
чужой дом, а нажимая кнопку звонка у подъезда следовало отодвинуться в
сторону и полуприсесть, чтобы успеть отскочить, если, по недоразумению,
дверь со страшной силой распахнется наружу, стараясь трахнуть пришельца по
лбу. Любую прихожую можно было за пару минут затопить быстро загустевающей
жидкостью, и немало незваных гостей утонули как мухи в смоле. В дверных
ручках были упрятаны магнитометры, и если вы хотели подложить бомбу
соседу, то должны были брать неметаллическую; это, впрочем, тоже не
гарантировало успеха, так как появились универсальные датчики, настолько
чувствительные к запаху взрывчатых и горючих веществ, что достаточно было
иметь в кармане старую зажигалку, чтобы у самого входа провалиться в
западню, которая находилась под постоянным телевизионным контролем
полиции. Открытые сцены и эстрады канули в прошлое, ибо при первом же
петухе тенора, фальшивой ноте скрипача и даже спорной исполнительской
трактовке адажио возмущенный меломан вытаскивал из-под кресла захваченный
с собой автомат; поэтому все места, и в партере, и на балконах, были
накрыты прозрачным колпаком, который открывался лишь по звонку,
извещавшему о начале антракта. И даже если вам приспичило по неотложной
потребности, вы должны были что-то придумать, не покидая зала, - с тех пор
как удовлетворение этих потребностей стало излюбленным предлогом для
динамитчиков. В метро, а также в трамваях нередко разгорались самые
настоящие битвы, пока наконец водителям не предоставили право включать
донные катапульты, устроенные в вагонах нового типа; случалось, что из
мчащихся по рельсам трамваев целыми группами вываливались вцепившиеся друг
в дружку пассажиры и клубком катились по мостовой, а бронированные
прохожие старательно их обходили. Я осмелился заметить, что это ужасно,
смешно и просто невероятно; коса, однако, нашла на камень, ведь Кикерикс
людист, и он тут же напомнил мне о нашем дипломатическом бандитизме; между
тем послов, даже самых вкусных, на Земле не трогали и людоеды. Особенно
много хлопот было с роботами, которые стали излюбленным объектом городской
охоты. Труп громоздился на труп, поскольку те, кто хотел уберечь своего
кибер-камердинера от пули, одевали его в собственный костюм, и наиболее
рьяные охотники, вместо того, чтобы выпытывать да выспрашивать
замеченного, предпочитали уложить его на месте метким выстрелом, а после
оправдывались, что приняли жертву за робота. Несмотря на строгий запрет,
некоторые все-таки вооружали своих роботов, чтобы те могли отвечать огнем
на огонь; иногда же идейные противники такой охоты умышленно высылали на
линию огня ловушечных роботов, неспособных ни к уборке, ни к мытью посуды,
зато поливающих охотников пулеметным огнем, или особые модели, которые
нарочно падали при звуке выстрела, а когда стрелок, счастливый и гордый,
ставил на лежащего ногу и подносил к губам рог, дабы возвестить о своем
триумфе, мнимый трофей вонзал ему в ляжку стальные клыки. Что, в свою
очередь, приводило в бешенство членов охотничьего клуба и склоняло их к
применению управляемых ракетных снарядов, между тем как другие считали эту
охотничью эскалацию не только совершенно естественной, но даже пикантной:
дескать, чем рискованней спорт, тем увлекательней, ведь охота на тигра не
в пример почетнее умерщвления зайцев. Когда же в моду вошла охота с
автомобилей, все явственнее превращавшихся в броневики с огнеметами, когда
кварталы Геспериды уничтожил пожар, вызванный столкновением двух
враждующих охотничьих обществ, нерешительное доселе правительство
склонилось на сторону глашатаев этикосферы - буквально в самый последний
момент, как утверждают ныне ее защитники.
Сознавая, что с накопившейся в обществе агрессивностью нельзя
покончить одним разом, но следует дать ей возможность разрядиться,
создатели этификационного проекта позаботились о выделении значительных
средств на злопоглощающие общественные институты. Многие из них существуют
по сей день. Упомяну лишь о некоторых, так как считаю, что и нам они не
помешали бы. Начну с малого: у люзанцев давно существует обычай ставить
памятники выдающимся, а вместе с тем ненавидимым лицам. Это так называемые
монументы бесславия; постамент иногда окружают похожие на бронзовые урны
объемистые плевательницы. Первую такую аллегорическую группу с выкованными
в бронзе проклятиями воздвигли горожане еще в прошлом веке Трем
Лжексиксарам. Кроме того, каждый из прежних политиков, внесших особенно
крупный вклад в дело всеобщего неблагополучия, имеет свой монумент или
хотя бы бюст; отливают их из специального эластичного материала - любой
другой слишком быстро приходит в негодность. Кикерикс уверял меня, что эта
сфера пластических искусств предъявляет особенно высокие требования как к
авторам проекта, так и к исполнителям, поскольку изображения бесславных
мужей выполняются в материале, который легко поддается деформации, но за
ночь восстанавливает прежнюю форму. Впрочем, как показала практика, вполне
целесообразно из тех же материалов воздвигать памятники вполне заслуженным
деятелям: всегда найдется кто-нибудь, кто ставит эти заслуги под сомнение,
а расходы на ремонт монументов, особенно крупногабаритных, весьма
значительны. Для провинциалов, осматривающих с экскурсоводом Старый Город,
а также для школьных экскурсий на задах каждого монумента бесславия
приготовлены ящики с соответствующими орудиями, укрытые в живой изгороди,
ибо надлежит соблюдать определенную пропорцию между их силой поражения и
сопротивляемостью монумента. Исключение из правила, разграничивающего
славу и бесславие, составляют лишь создатели этикосферы, называемые ее
Отцами. Чтобы положить конец постоянным ссорам и распрям у пьедесталов,
пришлось увековечить этих мужей двумя удаленными друг от друга
мемориальными комплексами; каждый желающий, в соответствии со своими
убеждениями, может направиться либо к первому, либо ко второму с букетом
цветов или же с чем-то совершенно противоположным.
Так удачно сложилось, объяснил мне Кикерикс, что автоматизация
промышленности положила конец физическому труду в то самое время, когда
появились первые шустресты, и, хотя шустрам далеко еще было до
совершенства, уже на третий год число скоропостижных смертей пошло на
убыль, несмотря на то, что преступный мир, вкупе с охотничьими обществами
и бандами хулиганов, а также экстремисты и прочие группировки, для которых
жизнь без пролития крови не имела ни малейшего смысла, массами мигрировали
из городов в неошустренную пока что глубинку. В свою очередь, толпы
беженцев из подвергшихся нашествию городков и местечек хлынули в крупные
городские агломерации; словом, началось сущее переселение народов.
То была эпоха смелых социальных экспериментов. В одном из округов,
расположенных неподалеку от столицы, в качестве опыта ввели дармовое
потребительство без всяких ограничений, сломав ожесточенное сопротивление
в парламенте крупных промышленников, которые продолжали отстаивать законы
рынка и товарного производства, хотя себестоимость любых изделий явно
стремилась к нулю. Энергия не стоила уже ничего, доступная как воздух, и
даже, пожалуй, еще доступнее, поскольку черпалась она из космического
пространства.
Увы, бесплатность благ и услуг привела к ужасающим результатам. Все
наперебой принялись нагромождать горы ненужного добра, выдумывать
отчаянные экстравагантности, чтобы перещеголять блеском обладания соседей,
родственников, кого только можно было, а те тоже не покладали рук. К
семейным особнякам пришлось пристраивать склады одежды, сокровищ, съестных
припасов, часть этих запасов гибла без всякой пользы, а труд
накопительства становился попросту непосильным; это, в свою очередь,
погружало нуворишей в такое уныние, что они перенастраивали мирных роботов
и формировали из них частные штурмовые отряды, чтобы допекать окружающих;
дело кончилось стычками и даже войнами, в буквальном смысле гражданскими,
- между отдельными гражданами. Из-за чего? Просто так. Пришлось даже
обложить заставами и разоружить целый город, охваченный огнем пожаров, под
аккомпанемент рвущихся бомб и картечи.
Вроде бы давно уже было известно, что абсолютное благоденствие
развращает абсолютно, однако нашлись идеалисты-оптимисты, верившие, что
народ вскорости перебесится. Существующая ныне система, сложившаяся более
ста лет назад, развеяла окончательно эти ребяческие мечты. Каждому
гражданину на год выделяется строго определенная квота энергии. Он может
употребить ее на что хочет. Например, на триста тысяч пар брюк с золотыми
лампасами, или шоколадную гору с марципановыми ущельями, или девятьсот
платиновых летаптеров такой мощности, что даже когда они уже исчезают за
горизонтом, еще слышна их иерихонская музыка; но никто уже не расточает
своих запасов так сумасбродно: приходится считаться с расходами, а квоту
нельзя накапливать или объединять с квотами других лиц, чтобы не возникли
какие-нибудь тайные коалиции или иные подрывные ассоциации. Все, что
нужно, создают на какое-то время, а потом выключают, как мы -
электрический свет. Нет уже уникальных предметов, и подарком может стать
только оригинальная информация о чем-нибудь таком, чего ни у кого пока
нет, потому что он об этом не слышал, а сам не додумался. То есть
презентом может быть лишь нечто вроде рецепта или инструкции. В сущности,
действительно новой информации подобного рода не существует, ведь любая
возможная информация содержится в компьютерных инвентарях благ, а ее
недоступность обусловлена лишь ужасающей избыточностью накопленных
сведений. Вместе с Кикериксом я был в художественной галерее, где на
почетном месте стоит статуя Даксарокса, политика, который первым стал
пропагандировать сооружение так называемых дебоширен, или буялен. В этих
заведениях, открытых для всех совершеннолетних, можно дать волю
агрессивным страстям. Немало энциан считают Даксарокса истинным
государственным деятелем эпохи бездеятельности, но есть у него и хулители.
По совету своего наставника я посетил автоклаз. Это огромное сферическое
здание, похожее на велодром. В огромном подземном паркинге ты выбираешь
машину, затем по пандусу въезжаешь на обычную городскую площадь, под
открытое небо. Там разрешено все - таранить другие машины, гоняться за
пешеходами, усеивая трассу трупами и разбитыми автомобилями, и даже
въезжать в дома, которые с грохотом рассыпаются в груду обломков, вздымая
тучи известковой пыли. Не знаю, как делают эти миражи, но ощущение
реальности происходящего просто потрясающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
стекла, ни сталь, в которую заковывали телефонные книги. Что же касается
изготовляемых домашним способом бомб, то их подкладывание стало настолько
в порядке вещей, говорил Кикерикс, что, когда улицу сотрясал очередной
взрыв, на землю падали лишь те прохожие, что поближе. Те, что подальше,
даже не поворачивали голову, впрочем, тогда уже носили индивидуальные
защитные коконы, которые при грохоте взрыва наполнялись противоосколочной
пеной, - предосторожность совершенно необходимая, ведь если клиент имел
претензии к пекарне, почте или ремонтной мастерской, то он не утруждал
себя жалобами, а просто взрывал ненавистное заведение. Жилось все богаче и
все опаснее; вместе с ассортиментом даровых утех росло ощущение всеобщей
угрозы. В музее я видел вечерние костюмы с подкладкой из сверхпрочного
танталового волокна; мода, подчиняясь диктату необходимости, узаконила
бронированные котелки, но число жертв все увеличивалось. Автоматику
самозащиты первыми применили учреждения сферы обслуживания, что, однако,
привело к появлению новых источников опасности; как объяснил мне Кикерикс,
если в телефонной будке ты почесал себе голову слишком резким движением
или недостаточно плавно потянул руку к трубке, тебя немедленно хватала за
шиворот стальная ладонь и вышвыривала на улицу, а при оказании
сопротивления, бывало, хрустели и ребра. Тогдашние датчики были
недостаточно избирательны. Целый день на улицах выли сирены "скорой
помощи", а вечером тяжелые мусороскребы очищали мостовые от останков
автомобилей. Изменилась и архитектура - нежданный гость не мог попасть в
чужой дом, а нажимая кнопку звонка у подъезда следовало отодвинуться в
сторону и полуприсесть, чтобы успеть отскочить, если, по недоразумению,
дверь со страшной силой распахнется наружу, стараясь трахнуть пришельца по
лбу. Любую прихожую можно было за пару минут затопить быстро загустевающей
жидкостью, и немало незваных гостей утонули как мухи в смоле. В дверных
ручках были упрятаны магнитометры, и если вы хотели подложить бомбу
соседу, то должны были брать неметаллическую; это, впрочем, тоже не
гарантировало успеха, так как появились универсальные датчики, настолько
чувствительные к запаху взрывчатых и горючих веществ, что достаточно было
иметь в кармане старую зажигалку, чтобы у самого входа провалиться в
западню, которая находилась под постоянным телевизионным контролем
полиции. Открытые сцены и эстрады канули в прошлое, ибо при первом же
петухе тенора, фальшивой ноте скрипача и даже спорной исполнительской
трактовке адажио возмущенный меломан вытаскивал из-под кресла захваченный
с собой автомат; поэтому все места, и в партере, и на балконах, были
накрыты прозрачным колпаком, который открывался лишь по звонку,
извещавшему о начале антракта. И даже если вам приспичило по неотложной
потребности, вы должны были что-то придумать, не покидая зала, - с тех пор
как удовлетворение этих потребностей стало излюбленным предлогом для
динамитчиков. В метро, а также в трамваях нередко разгорались самые
настоящие битвы, пока наконец водителям не предоставили право включать
донные катапульты, устроенные в вагонах нового типа; случалось, что из
мчащихся по рельсам трамваев целыми группами вываливались вцепившиеся друг
в дружку пассажиры и клубком катились по мостовой, а бронированные
прохожие старательно их обходили. Я осмелился заметить, что это ужасно,
смешно и просто невероятно; коса, однако, нашла на камень, ведь Кикерикс
людист, и он тут же напомнил мне о нашем дипломатическом бандитизме; между
тем послов, даже самых вкусных, на Земле не трогали и людоеды. Особенно
много хлопот было с роботами, которые стали излюбленным объектом городской
охоты. Труп громоздился на труп, поскольку те, кто хотел уберечь своего
кибер-камердинера от пули, одевали его в собственный костюм, и наиболее
рьяные охотники, вместо того, чтобы выпытывать да выспрашивать
замеченного, предпочитали уложить его на месте метким выстрелом, а после
оправдывались, что приняли жертву за робота. Несмотря на строгий запрет,
некоторые все-таки вооружали своих роботов, чтобы те могли отвечать огнем
на огонь; иногда же идейные противники такой охоты умышленно высылали на
линию огня ловушечных роботов, неспособных ни к уборке, ни к мытью посуды,
зато поливающих охотников пулеметным огнем, или особые модели, которые
нарочно падали при звуке выстрела, а когда стрелок, счастливый и гордый,
ставил на лежащего ногу и подносил к губам рог, дабы возвестить о своем
триумфе, мнимый трофей вонзал ему в ляжку стальные клыки. Что, в свою
очередь, приводило в бешенство членов охотничьего клуба и склоняло их к
применению управляемых ракетных снарядов, между тем как другие считали эту
охотничью эскалацию не только совершенно естественной, но даже пикантной:
дескать, чем рискованней спорт, тем увлекательней, ведь охота на тигра не
в пример почетнее умерщвления зайцев. Когда же в моду вошла охота с
автомобилей, все явственнее превращавшихся в броневики с огнеметами, когда
кварталы Геспериды уничтожил пожар, вызванный столкновением двух
враждующих охотничьих обществ, нерешительное доселе правительство
склонилось на сторону глашатаев этикосферы - буквально в самый последний
момент, как утверждают ныне ее защитники.
Сознавая, что с накопившейся в обществе агрессивностью нельзя
покончить одним разом, но следует дать ей возможность разрядиться,
создатели этификационного проекта позаботились о выделении значительных
средств на злопоглощающие общественные институты. Многие из них существуют
по сей день. Упомяну лишь о некоторых, так как считаю, что и нам они не
помешали бы. Начну с малого: у люзанцев давно существует обычай ставить
памятники выдающимся, а вместе с тем ненавидимым лицам. Это так называемые
монументы бесславия; постамент иногда окружают похожие на бронзовые урны
объемистые плевательницы. Первую такую аллегорическую группу с выкованными
в бронзе проклятиями воздвигли горожане еще в прошлом веке Трем
Лжексиксарам. Кроме того, каждый из прежних политиков, внесших особенно
крупный вклад в дело всеобщего неблагополучия, имеет свой монумент или
хотя бы бюст; отливают их из специального эластичного материала - любой
другой слишком быстро приходит в негодность. Кикерикс уверял меня, что эта
сфера пластических искусств предъявляет особенно высокие требования как к
авторам проекта, так и к исполнителям, поскольку изображения бесславных
мужей выполняются в материале, который легко поддается деформации, но за
ночь восстанавливает прежнюю форму. Впрочем, как показала практика, вполне
целесообразно из тех же материалов воздвигать памятники вполне заслуженным
деятелям: всегда найдется кто-нибудь, кто ставит эти заслуги под сомнение,
а расходы на ремонт монументов, особенно крупногабаритных, весьма
значительны. Для провинциалов, осматривающих с экскурсоводом Старый Город,
а также для школьных экскурсий на задах каждого монумента бесславия
приготовлены ящики с соответствующими орудиями, укрытые в живой изгороди,
ибо надлежит соблюдать определенную пропорцию между их силой поражения и
сопротивляемостью монумента. Исключение из правила, разграничивающего
славу и бесславие, составляют лишь создатели этикосферы, называемые ее
Отцами. Чтобы положить конец постоянным ссорам и распрям у пьедесталов,
пришлось увековечить этих мужей двумя удаленными друг от друга
мемориальными комплексами; каждый желающий, в соответствии со своими
убеждениями, может направиться либо к первому, либо ко второму с букетом
цветов или же с чем-то совершенно противоположным.
Так удачно сложилось, объяснил мне Кикерикс, что автоматизация
промышленности положила конец физическому труду в то самое время, когда
появились первые шустресты, и, хотя шустрам далеко еще было до
совершенства, уже на третий год число скоропостижных смертей пошло на
убыль, несмотря на то, что преступный мир, вкупе с охотничьими обществами
и бандами хулиганов, а также экстремисты и прочие группировки, для которых
жизнь без пролития крови не имела ни малейшего смысла, массами мигрировали
из городов в неошустренную пока что глубинку. В свою очередь, толпы
беженцев из подвергшихся нашествию городков и местечек хлынули в крупные
городские агломерации; словом, началось сущее переселение народов.
То была эпоха смелых социальных экспериментов. В одном из округов,
расположенных неподалеку от столицы, в качестве опыта ввели дармовое
потребительство без всяких ограничений, сломав ожесточенное сопротивление
в парламенте крупных промышленников, которые продолжали отстаивать законы
рынка и товарного производства, хотя себестоимость любых изделий явно
стремилась к нулю. Энергия не стоила уже ничего, доступная как воздух, и
даже, пожалуй, еще доступнее, поскольку черпалась она из космического
пространства.
Увы, бесплатность благ и услуг привела к ужасающим результатам. Все
наперебой принялись нагромождать горы ненужного добра, выдумывать
отчаянные экстравагантности, чтобы перещеголять блеском обладания соседей,
родственников, кого только можно было, а те тоже не покладали рук. К
семейным особнякам пришлось пристраивать склады одежды, сокровищ, съестных
припасов, часть этих запасов гибла без всякой пользы, а труд
накопительства становился попросту непосильным; это, в свою очередь,
погружало нуворишей в такое уныние, что они перенастраивали мирных роботов
и формировали из них частные штурмовые отряды, чтобы допекать окружающих;
дело кончилось стычками и даже войнами, в буквальном смысле гражданскими,
- между отдельными гражданами. Из-за чего? Просто так. Пришлось даже
обложить заставами и разоружить целый город, охваченный огнем пожаров, под
аккомпанемент рвущихся бомб и картечи.
Вроде бы давно уже было известно, что абсолютное благоденствие
развращает абсолютно, однако нашлись идеалисты-оптимисты, верившие, что
народ вскорости перебесится. Существующая ныне система, сложившаяся более
ста лет назад, развеяла окончательно эти ребяческие мечты. Каждому
гражданину на год выделяется строго определенная квота энергии. Он может
употребить ее на что хочет. Например, на триста тысяч пар брюк с золотыми
лампасами, или шоколадную гору с марципановыми ущельями, или девятьсот
платиновых летаптеров такой мощности, что даже когда они уже исчезают за
горизонтом, еще слышна их иерихонская музыка; но никто уже не расточает
своих запасов так сумасбродно: приходится считаться с расходами, а квоту
нельзя накапливать или объединять с квотами других лиц, чтобы не возникли
какие-нибудь тайные коалиции или иные подрывные ассоциации. Все, что
нужно, создают на какое-то время, а потом выключают, как мы -
электрический свет. Нет уже уникальных предметов, и подарком может стать
только оригинальная информация о чем-нибудь таком, чего ни у кого пока
нет, потому что он об этом не слышал, а сам не додумался. То есть
презентом может быть лишь нечто вроде рецепта или инструкции. В сущности,
действительно новой информации подобного рода не существует, ведь любая
возможная информация содержится в компьютерных инвентарях благ, а ее
недоступность обусловлена лишь ужасающей избыточностью накопленных
сведений. Вместе с Кикериксом я был в художественной галерее, где на
почетном месте стоит статуя Даксарокса, политика, который первым стал
пропагандировать сооружение так называемых дебоширен, или буялен. В этих
заведениях, открытых для всех совершеннолетних, можно дать волю
агрессивным страстям. Немало энциан считают Даксарокса истинным
государственным деятелем эпохи бездеятельности, но есть у него и хулители.
По совету своего наставника я посетил автоклаз. Это огромное сферическое
здание, похожее на велодром. В огромном подземном паркинге ты выбираешь
машину, затем по пандусу въезжаешь на обычную городскую площадь, под
открытое небо. Там разрешено все - таранить другие машины, гоняться за
пешеходами, усеивая трассу трупами и разбитыми автомобилями, и даже
въезжать в дома, которые с грохотом рассыпаются в груду обломков, вздымая
тучи известковой пыли. Не знаю, как делают эти миражи, но ощущение
реальности происходящего просто потрясающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51