Было решено переждать дожди, будучи готовыми к немедленному отправлению, а потом пуститься вслед за пиратами и атаковать их корабли — охотников вызвалось больше чем нужно. Но Майсав не мог ждать. Он не был уверен, что пираты будут сидеть на его родном острове, пока погода утихомирится, он не желал, чтобы его возлюбленная и родные лишний день терпели унижения плена. Он хотел освободить их немедленно. Но никто, даже самые отчаянные смельчаки, не решались отправиться на Ракку вместе с ним.
Да и капитана, решившегося бы рискнуть своим кораблем, не нашлось. От охватившей его тоски и горя, он чуть не вонзил кинжал в сердце. Но кто-то надоумил его просить помощи у находившегося тогда в городе чародея с Полночных островов.
Майсав отыскал колдуна, не особо надеясь на его помощь, в одной из портовых таверн и рассказал о своей беде.
Рассказчик протянул руку к кувшину с темным пивом, наполнил бокал и медленно отпил. Никто его, как и полагается, не торопил, но многие воспользовались паузой, чтобы допить остатки в кружке и наполнить по новой или взять большой шмат жареного мяса.
— Долго колдун думал об услышанном от Майсава, — наконец продолжил повествование Дайлон. — Юноша уже отчаялся дождаться ответа, но неожиданно колдун сказал, что у него есть одна магическая вещица, за которую он запросил аж две дюжины двойных золотых. Юноша спросил, что это за магическая вещь, но колдун не стал больше разговаривать, пока не получит денег.
— Все колдуны такие, — проворчал Найжел. — Как зло творить — так бесплатно и бурным водопадом, а как добро — так неси золотые и то несколько капель получишь…
— У Майсава не было с собой ничего, кроме кинжала и доброго меча. Но он пошел на главную площадь Дайса и перед всеми жителями сказал, что чародей с полуночных островов может дать магическую вещь, которая поможет освободить пленных жителей Ракка, но только за две дюжины двойных золотых монет, а него нет ничего. Все стали давать ему, кто сколько мог, и у него очень быстро на руках оказалось больше, чем требовалось. Не трусы живут на острове, отнюдь, — быстро сказал Дайлон, заметив, что встрепенулся глава клана лисиц, которому принадлежал и этот остров. — И после урагана лучшие воины бы погнались за пиратами — нет в том сомнений! Но Майсав не мог ждать. Он отдал лишние деньги городскому голове и вновь отправился в ту самую таверну, где встречался с колдуном. Старый плут не обманул — чародей он там или нет, но только магическим предметом обладал.
— И что же это оказалось? — поинтересовался граф, старавшийся узнавать как можно больше о магии, чтобы при нужде уметь ей противостоять.
— Волшебный фонарь, — ответил Дайлон, — изготовленный самой магиней Астазией.
Никто не обратил внимание, как граф Астурский вздрогнул и плеснул на себя несколько капель пива. Граф отставил подальше бокал, что держал в руках; он не любил этот напиток — ни уму, ни сердцу.
— И чем же этот волшебный предмет мог помочь? — небрежным тоном спросил он.
— Если его зажечь, то все, кто увидят его свет, потеряют способность двигаться, пока он горит, — пояснил рассказчик.
— А как же сам Майсав, — удивленно воскликнул кто-то. — Он же и сам тогда обездвижется!
— Нет, для этого чародей дал ему большое магическое фиолетовое стекло. Через него, конечно, хуже видно, зато и свет волшебного фонаря не действует. Так вот, получив эти предметы, Майсав вновь в одиночку отправился в плаванье, хотя жители Дайса и отговаривали его — ураган разыгрался пуще прежнего. Но трус никогда не добивается цели, а смельчаку боги помогают. Лодка разбилась о камни Ракка, но юноша сумел выплыть и выбраться на сушу. Ночью он зажег волшебный фонарь и заколол врагов всех по очереди. Всех до единого, даже связывать никого не стал для праведного суда — настолько полно было его сердце гневом и жаждой отмщения.
Так он освободил возлюбленную и всех жителей острова от гранадского рабства. И сколько он спас еще жизней, не дав похитить годовой запас настоя травы ибрис-та?
— Великий подвиг! — воскликнул кто-то из орнеев, поднимая полный кубок.
— Достойный истинного героя! — поддержали его остальные.
— Но Майсав освободил соплеменников не как подобает воину, а пользуясь недостойной магией! — неожиданно встрял до того молчавший Орестай из рода грача. — Это — не подвиг, так каждый может.
И все вдруг как-то разом замолчали. Лишь огонь похрустывал в тягостной тишине.
— Да-а, — прошелся по залу невнятный шепоток. — Магия — это… не для воина.
— А я считаю, — вдруг громко и уверенно сказал граф Астурский, — что воин для достижения своей цели может и должен использовать все средства, что окажутся у него под рукой, в то числе, если получится, конечно, и магию, будь то помощь чародея, либо какой-то магический предмет.
— Магия — не достойна рыцаря, — глядя прямо в глаза арситанцу, произнес Орестай. — Кто использует магию — не воин, и не достоин греться у этого священного огня!
Гул одобрения показал, что многие орнеи думают также.
— Если враг использует против тебя магию, то я не вижу ничего зазорного противопоставить ему то же, — стоял на своем граф Астурский. — Ведь никто же из вас не пойдет с голыми руками на закованного в доспехи конника?
— Это совсем другое!
— Сравнил чучело и огород!
— Магия — оружие трусов! — перекрывая другие голоса, выкрикнул Орестай. Он глядел прямо на графа.
— Ты меня называешь трусом? — спокойно спросил граф, подал оруженосцу кубок, что держал в руках, и встал в полный рост.
На оскорбление надо отвечать. Граф готов. На мгновение, он забыл где находится, и что на нем трехцветная лента посла.
— А ты разве используешь магию? — спросил грач, тоже вставая. — Что ж, используй ее против меня, а я покажу тебе силу своего клинка!
Граф хотел было уже что-то сказать, но вдруг пламя в очаге вспыхнуло плотным столбом, уносясь к потолку, чуть не опалив холодным жаром спорщиков.
Когда оно вновь стало прежним, старейшина сказал в полной тишине:
— Споры в Пещере Предков по древним законам не должны заканчиваться дракой. Я рассужу вас, достойный наш гость, граф Роберт, и достойный представитель клана грача, Орестай. Вы погорячились на слова, а спор ваш съеденной бараньей лопатки не стоит. Я слышал, третьего дня на графа напали магические существа, и он сражался с ними, как рыцарь, повел за собой свой отряд, не испугавшись их. Я полагаю, успех в том сражении ему принесло отчасти еще и то, что граф уже сталкивался с магией и знал, как она опасна. Я толкую слова графа так — рыцарь не должен первым применять магию. Я правильно вас понял, граф?
— Да.
— Орестай, ты понял о чем говорил граф? Или ты настаиваешь на том, что граф — трус.
— Я этого не говорил! — хрипло выговорил грач. — И никогда не скажу. Просто я считаю, что настоящий рыцарь не должен пользоваться магией, как не пользуется услугами воров и грабителей! Против нашего гостя я ничего не имею.
— Вот и прекрасно, выпейте вместе по кубку мирящего пива и поцелуйтесь, как положено нашим обычаем.
Граф посмотрел на Найжела, тот глазами показал, что ему придется выполнить слова старейшины, так требует обычай. Впрочем, ничего страшного для себя граф не видел — ну неприятен ему был этот Орестай и то потому только, что это враг Найжела.
Каждый имеет право на свою точку зрения. А если бы грач захотел, чтобы граф отстоял свою с оружием в руках, то Найжелу не пришлось бы ждать годовщины своего наследника, чтобы покончить с Орестаем.
Оруженосец старейшины подал графу чашу, полную пива, и показал на место возле старейшины, где уже стоял Орестай с полной чашей.
Они посмотрели друг другу в глаза и разом поднесли кубки к губам, не обрывая взаимного взгляда. Казалось, что каждый торопиться быстрее опорожнить чашу, словно победитель в этом состязании окажется прав и в самом предмете спора.
Они допили одновременно и быстро чмокнулись губами, обозначая поцелуй, граф ни чем не выдал свою брезгливость.
— Думаю, нам еще представится возможность продолжить разговор, — раздались в голове Роберта слова Орестая.
Граф с удивлением посмотрел на орнея. Он не понял, так ли тихо произнес эти слова грач, или же… Нет, скорей всего графу это просто показалось — ведь губ же орнея он в это мгновение не видел.
Он в задумчивости сел на свое место. Другой орней уже начал новый рассказ о человеке, который в несмышленом возрасте пропал в горах и вырос среди диких животных. Граф не слушал его.
Через некоторое время Роберт встал и направился к выходу, сын вопросительно посмотрел на него, но граф жестом показал: сиди, я скоро вернусь. В этом не было ничего необычного — не оскорблять же священные тотемы справлением нужды.
Когда он возвращался, из входа в необычное здание показался человек. В свете луны граф узнал фигуру своего друга. Они оба были очень высокими, но если Роберт обладал огромной грудной клеткой, могучими руками и ногами и поистине бычьей шеей, то Найжел, напротив был худощав и жилист, со своими широкими плечами и выпирающими наружу ребрами, когда раздевался, он походил на доску, на которых женщины стирают белье.
— А знаешь, — тихо сказал Найжел другу, беря его под локоть и отводя в сторонку, — ведь я полностью был с ним согласен. И хотел сказать то же самое, но Орестай опередил меня. Конечно, случалось, что нам с тобой маги помогали. Но не терплю любую ворожбу — сам знаешь.
— А магический перстень на пальце носишь, — усмехнулся Роберт.
— В нем нет магии, — уверенно сказал Найжел. — Этот камень магию сам терпеть не может.
— Но отгоняет-то он ее не мечом! Значит…
— Нет, он использует силу гор, силу природу, чистоту воды и ветра. Это — совсем другое…
Граф не ответил.
— А Орестай тебя просто поддразнил, раз ты мой друг, — сказал Найжел. — На поединок он тебя вызвать-то все равно не сможет, раз на тебе лента посла. А вообще он забияка еще тот — четырнадцать поединков за последнее лето.
— И все со смертельным исходом? — равнодушно спросил граф.
— Один — точно нет, я сам был при этом и смотрел, как он сражается. Довольно средне, надо сказать. Он противнику ребро сломал и руку, тот сдался. Насчет остальных боев я не знаю, мне как-то неинтересно было. Я знаю, что бой со мной у него будет смертным!
— Послушай, Найжел, этот Орестай получил бы какую-нибудь выгоду, если бы я не довез принцессу Гермонду?
Найжел с удивлением посмотрел на друга.
— Он так набросился на магию, что у меня невольно закралось подозрение — так ли уж искренен? Не владеет ли он тайной грязевых кукол?
— Не может быть, — прошептал Найжел.
— Ты же знаешь, что может быть все, — усмехнулся Роберт. — Но я не настаиваю на своем предположении, вполне возможно, что Орестай и ни при чем. Так он получил бы выгоду, в случае похищении принцессы Гермонды? Что было бы, если б она не доехала до столицы? Ты что-то начинал говорить…
— Да, Роберт, но теперь-то все это неважно. За несколько дней до прибытия твоего гонца глава клана тигра на совете старейшин сказал, что времени прошло уже довольно много и король Асидор, наверное, переменил свое мнение и решил не связывать себя семейными узами с родом старейшины орнеев. Глава тигров предложил выдать за Айвара собственную дочь. Красивая девка, между прочим. Вот тиграм было б выгодно, если б ваша принцесса исчезла без следа. Или, лучше, если б ее обесчестили и бросили, это было б то же самое, что и убили.
— А кланы грача и тигра не…
— Да ты что, пивом опился? Они же даже невестами никогда не обмениваются!
— Извини, я в ваших отношениях не знаток. Значит, этот грач не был заинтересован, чтобы Гермонда не стала женой вашего принца?
— Точно — нет. Ему-то какое дело?
— Но возможен вариант, что стрела была направлена в тебя. Что было бы, если б ты тогда так и пролежал у колодца, а грязевые куклы убили бы всех рыцарей, похитили принцессу — в вашем обличьи, заметь, обесчестили, а потом бы бросили?
Сами б куклы, превратились бы после совершенного обратно в грязь, но вы бы встали от магического сна. А ведь вы ж все происходившее видели во сне, сам говорил. Так что было бы лично с тобой — когда униженная принцесса указала бы на тебя, как своего обидчика?
— Да… — только и произнес Найжел.
— Почему грач вызвал тебя на смертный бой? — неожиданно спросил Найжел, решив во всем разобраться.
— От досады, — отмахнулся Найжел. — Они уже рассчитывали, что со смертью моего дяди священный огонь перед первопредком-вепрем погаснет, а наши земли и права перейдут грачам, они стоят за нами. Но явился я из странствий, еще толком ничего не понимая. Я уж не помню из-за чего мы там поссорились — напился на пирушке по случаю возвращения. Повод для ссоры был, скорее всего, надуман. Но назначили поединок, как положено по нашим законам, честь по чести. Вот тогда-то старейшина, прознав об этом, и объявил меня, пока не обзаведусь наследником, неприкосновенным. Но когда все кончится — поединок состоится, он не отменен, а отложен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Да и капитана, решившегося бы рискнуть своим кораблем, не нашлось. От охватившей его тоски и горя, он чуть не вонзил кинжал в сердце. Но кто-то надоумил его просить помощи у находившегося тогда в городе чародея с Полночных островов.
Майсав отыскал колдуна, не особо надеясь на его помощь, в одной из портовых таверн и рассказал о своей беде.
Рассказчик протянул руку к кувшину с темным пивом, наполнил бокал и медленно отпил. Никто его, как и полагается, не торопил, но многие воспользовались паузой, чтобы допить остатки в кружке и наполнить по новой или взять большой шмат жареного мяса.
— Долго колдун думал об услышанном от Майсава, — наконец продолжил повествование Дайлон. — Юноша уже отчаялся дождаться ответа, но неожиданно колдун сказал, что у него есть одна магическая вещица, за которую он запросил аж две дюжины двойных золотых. Юноша спросил, что это за магическая вещь, но колдун не стал больше разговаривать, пока не получит денег.
— Все колдуны такие, — проворчал Найжел. — Как зло творить — так бесплатно и бурным водопадом, а как добро — так неси золотые и то несколько капель получишь…
— У Майсава не было с собой ничего, кроме кинжала и доброго меча. Но он пошел на главную площадь Дайса и перед всеми жителями сказал, что чародей с полуночных островов может дать магическую вещь, которая поможет освободить пленных жителей Ракка, но только за две дюжины двойных золотых монет, а него нет ничего. Все стали давать ему, кто сколько мог, и у него очень быстро на руках оказалось больше, чем требовалось. Не трусы живут на острове, отнюдь, — быстро сказал Дайлон, заметив, что встрепенулся глава клана лисиц, которому принадлежал и этот остров. — И после урагана лучшие воины бы погнались за пиратами — нет в том сомнений! Но Майсав не мог ждать. Он отдал лишние деньги городскому голове и вновь отправился в ту самую таверну, где встречался с колдуном. Старый плут не обманул — чародей он там или нет, но только магическим предметом обладал.
— И что же это оказалось? — поинтересовался граф, старавшийся узнавать как можно больше о магии, чтобы при нужде уметь ей противостоять.
— Волшебный фонарь, — ответил Дайлон, — изготовленный самой магиней Астазией.
Никто не обратил внимание, как граф Астурский вздрогнул и плеснул на себя несколько капель пива. Граф отставил подальше бокал, что держал в руках; он не любил этот напиток — ни уму, ни сердцу.
— И чем же этот волшебный предмет мог помочь? — небрежным тоном спросил он.
— Если его зажечь, то все, кто увидят его свет, потеряют способность двигаться, пока он горит, — пояснил рассказчик.
— А как же сам Майсав, — удивленно воскликнул кто-то. — Он же и сам тогда обездвижется!
— Нет, для этого чародей дал ему большое магическое фиолетовое стекло. Через него, конечно, хуже видно, зато и свет волшебного фонаря не действует. Так вот, получив эти предметы, Майсав вновь в одиночку отправился в плаванье, хотя жители Дайса и отговаривали его — ураган разыгрался пуще прежнего. Но трус никогда не добивается цели, а смельчаку боги помогают. Лодка разбилась о камни Ракка, но юноша сумел выплыть и выбраться на сушу. Ночью он зажег волшебный фонарь и заколол врагов всех по очереди. Всех до единого, даже связывать никого не стал для праведного суда — настолько полно было его сердце гневом и жаждой отмщения.
Так он освободил возлюбленную и всех жителей острова от гранадского рабства. И сколько он спас еще жизней, не дав похитить годовой запас настоя травы ибрис-та?
— Великий подвиг! — воскликнул кто-то из орнеев, поднимая полный кубок.
— Достойный истинного героя! — поддержали его остальные.
— Но Майсав освободил соплеменников не как подобает воину, а пользуясь недостойной магией! — неожиданно встрял до того молчавший Орестай из рода грача. — Это — не подвиг, так каждый может.
И все вдруг как-то разом замолчали. Лишь огонь похрустывал в тягостной тишине.
— Да-а, — прошелся по залу невнятный шепоток. — Магия — это… не для воина.
— А я считаю, — вдруг громко и уверенно сказал граф Астурский, — что воин для достижения своей цели может и должен использовать все средства, что окажутся у него под рукой, в то числе, если получится, конечно, и магию, будь то помощь чародея, либо какой-то магический предмет.
— Магия — не достойна рыцаря, — глядя прямо в глаза арситанцу, произнес Орестай. — Кто использует магию — не воин, и не достоин греться у этого священного огня!
Гул одобрения показал, что многие орнеи думают также.
— Если враг использует против тебя магию, то я не вижу ничего зазорного противопоставить ему то же, — стоял на своем граф Астурский. — Ведь никто же из вас не пойдет с голыми руками на закованного в доспехи конника?
— Это совсем другое!
— Сравнил чучело и огород!
— Магия — оружие трусов! — перекрывая другие голоса, выкрикнул Орестай. Он глядел прямо на графа.
— Ты меня называешь трусом? — спокойно спросил граф, подал оруженосцу кубок, что держал в руках, и встал в полный рост.
На оскорбление надо отвечать. Граф готов. На мгновение, он забыл где находится, и что на нем трехцветная лента посла.
— А ты разве используешь магию? — спросил грач, тоже вставая. — Что ж, используй ее против меня, а я покажу тебе силу своего клинка!
Граф хотел было уже что-то сказать, но вдруг пламя в очаге вспыхнуло плотным столбом, уносясь к потолку, чуть не опалив холодным жаром спорщиков.
Когда оно вновь стало прежним, старейшина сказал в полной тишине:
— Споры в Пещере Предков по древним законам не должны заканчиваться дракой. Я рассужу вас, достойный наш гость, граф Роберт, и достойный представитель клана грача, Орестай. Вы погорячились на слова, а спор ваш съеденной бараньей лопатки не стоит. Я слышал, третьего дня на графа напали магические существа, и он сражался с ними, как рыцарь, повел за собой свой отряд, не испугавшись их. Я полагаю, успех в том сражении ему принесло отчасти еще и то, что граф уже сталкивался с магией и знал, как она опасна. Я толкую слова графа так — рыцарь не должен первым применять магию. Я правильно вас понял, граф?
— Да.
— Орестай, ты понял о чем говорил граф? Или ты настаиваешь на том, что граф — трус.
— Я этого не говорил! — хрипло выговорил грач. — И никогда не скажу. Просто я считаю, что настоящий рыцарь не должен пользоваться магией, как не пользуется услугами воров и грабителей! Против нашего гостя я ничего не имею.
— Вот и прекрасно, выпейте вместе по кубку мирящего пива и поцелуйтесь, как положено нашим обычаем.
Граф посмотрел на Найжела, тот глазами показал, что ему придется выполнить слова старейшины, так требует обычай. Впрочем, ничего страшного для себя граф не видел — ну неприятен ему был этот Орестай и то потому только, что это враг Найжела.
Каждый имеет право на свою точку зрения. А если бы грач захотел, чтобы граф отстоял свою с оружием в руках, то Найжелу не пришлось бы ждать годовщины своего наследника, чтобы покончить с Орестаем.
Оруженосец старейшины подал графу чашу, полную пива, и показал на место возле старейшины, где уже стоял Орестай с полной чашей.
Они посмотрели друг другу в глаза и разом поднесли кубки к губам, не обрывая взаимного взгляда. Казалось, что каждый торопиться быстрее опорожнить чашу, словно победитель в этом состязании окажется прав и в самом предмете спора.
Они допили одновременно и быстро чмокнулись губами, обозначая поцелуй, граф ни чем не выдал свою брезгливость.
— Думаю, нам еще представится возможность продолжить разговор, — раздались в голове Роберта слова Орестая.
Граф с удивлением посмотрел на орнея. Он не понял, так ли тихо произнес эти слова грач, или же… Нет, скорей всего графу это просто показалось — ведь губ же орнея он в это мгновение не видел.
Он в задумчивости сел на свое место. Другой орней уже начал новый рассказ о человеке, который в несмышленом возрасте пропал в горах и вырос среди диких животных. Граф не слушал его.
Через некоторое время Роберт встал и направился к выходу, сын вопросительно посмотрел на него, но граф жестом показал: сиди, я скоро вернусь. В этом не было ничего необычного — не оскорблять же священные тотемы справлением нужды.
Когда он возвращался, из входа в необычное здание показался человек. В свете луны граф узнал фигуру своего друга. Они оба были очень высокими, но если Роберт обладал огромной грудной клеткой, могучими руками и ногами и поистине бычьей шеей, то Найжел, напротив был худощав и жилист, со своими широкими плечами и выпирающими наружу ребрами, когда раздевался, он походил на доску, на которых женщины стирают белье.
— А знаешь, — тихо сказал Найжел другу, беря его под локоть и отводя в сторонку, — ведь я полностью был с ним согласен. И хотел сказать то же самое, но Орестай опередил меня. Конечно, случалось, что нам с тобой маги помогали. Но не терплю любую ворожбу — сам знаешь.
— А магический перстень на пальце носишь, — усмехнулся Роберт.
— В нем нет магии, — уверенно сказал Найжел. — Этот камень магию сам терпеть не может.
— Но отгоняет-то он ее не мечом! Значит…
— Нет, он использует силу гор, силу природу, чистоту воды и ветра. Это — совсем другое…
Граф не ответил.
— А Орестай тебя просто поддразнил, раз ты мой друг, — сказал Найжел. — На поединок он тебя вызвать-то все равно не сможет, раз на тебе лента посла. А вообще он забияка еще тот — четырнадцать поединков за последнее лето.
— И все со смертельным исходом? — равнодушно спросил граф.
— Один — точно нет, я сам был при этом и смотрел, как он сражается. Довольно средне, надо сказать. Он противнику ребро сломал и руку, тот сдался. Насчет остальных боев я не знаю, мне как-то неинтересно было. Я знаю, что бой со мной у него будет смертным!
— Послушай, Найжел, этот Орестай получил бы какую-нибудь выгоду, если бы я не довез принцессу Гермонду?
Найжел с удивлением посмотрел на друга.
— Он так набросился на магию, что у меня невольно закралось подозрение — так ли уж искренен? Не владеет ли он тайной грязевых кукол?
— Не может быть, — прошептал Найжел.
— Ты же знаешь, что может быть все, — усмехнулся Роберт. — Но я не настаиваю на своем предположении, вполне возможно, что Орестай и ни при чем. Так он получил бы выгоду, в случае похищении принцессы Гермонды? Что было бы, если б она не доехала до столицы? Ты что-то начинал говорить…
— Да, Роберт, но теперь-то все это неважно. За несколько дней до прибытия твоего гонца глава клана тигра на совете старейшин сказал, что времени прошло уже довольно много и король Асидор, наверное, переменил свое мнение и решил не связывать себя семейными узами с родом старейшины орнеев. Глава тигров предложил выдать за Айвара собственную дочь. Красивая девка, между прочим. Вот тиграм было б выгодно, если б ваша принцесса исчезла без следа. Или, лучше, если б ее обесчестили и бросили, это было б то же самое, что и убили.
— А кланы грача и тигра не…
— Да ты что, пивом опился? Они же даже невестами никогда не обмениваются!
— Извини, я в ваших отношениях не знаток. Значит, этот грач не был заинтересован, чтобы Гермонда не стала женой вашего принца?
— Точно — нет. Ему-то какое дело?
— Но возможен вариант, что стрела была направлена в тебя. Что было бы, если б ты тогда так и пролежал у колодца, а грязевые куклы убили бы всех рыцарей, похитили принцессу — в вашем обличьи, заметь, обесчестили, а потом бы бросили?
Сами б куклы, превратились бы после совершенного обратно в грязь, но вы бы встали от магического сна. А ведь вы ж все происходившее видели во сне, сам говорил. Так что было бы лично с тобой — когда униженная принцесса указала бы на тебя, как своего обидчика?
— Да… — только и произнес Найжел.
— Почему грач вызвал тебя на смертный бой? — неожиданно спросил Найжел, решив во всем разобраться.
— От досады, — отмахнулся Найжел. — Они уже рассчитывали, что со смертью моего дяди священный огонь перед первопредком-вепрем погаснет, а наши земли и права перейдут грачам, они стоят за нами. Но явился я из странствий, еще толком ничего не понимая. Я уж не помню из-за чего мы там поссорились — напился на пирушке по случаю возвращения. Повод для ссоры был, скорее всего, надуман. Но назначили поединок, как положено по нашим законам, честь по чести. Вот тогда-то старейшина, прознав об этом, и объявил меня, пока не обзаведусь наследником, неприкосновенным. Но когда все кончится — поединок состоится, он не отменен, а отложен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39