Но где Роберт? Что-то долго он примеряется к амулету, не случилось ли чего?
Чтобы заглушить тревогу, Найжел снова принялся рассматривать магическую вещицу, в которой была заключена столь удивительная сила. Со всеми животными более-менее ясно, но для чего создателю потребовалась черепаха? Это-та неуклюжая тварь чем может быть полезна?
Граф Астурский еще вчера догадался о предназначении амулета, но у него не было полной уверенности, да и некогда было об этом подумать. Разговор с мертвыми предками орнеев, тяжелый, с постоянными многозначительными паузами и недоговоренностями, отобрал почти все душевные силы. Намеки, метафоры… Он так и не понял, знают ли они, что он Блистательный Эксперт ордена, не имеющего имени? Очень похоже, что знают и возлагают на него какие-то свои надежды. Хорошо бы еще знать — какие? А вот то, что в его жилах течет орнейская кровь, да еще рода вепря, для него было неожиданностью. Выходит, они с Найжелом дальние родственники? Но почему предки запретили говорить об этом другу? Впрочем, здесь догадаться несложно. И хоть бы словом, взглядом, невинным жестом намекнули — приближается он к своей цели или, наоборот, движется в противоположную сторону?
А теперь ломай голову, что означает этот странный ночной разговор.
Граф в обличье орла парил над горами. Романтика полета не слишком вдохновляла его. Трезвый расчетливый ум мгновенно просчитал многочисленные преимущества такого неожиданного подарка — зачастую, находишь то, что и не чаял, но что многократно ценнее искомого. Но сейчас не тот случай. Амулет бесценен — спору нет, его наставники и сподвижники в ордене и не ведали о подобном чародействе.
Значит, теперь он просто обязан выжить, чтобы доставить драгоценные игрушки в орден — никакому гонцу подобное сокровище не доверишь, даже родному сыну. К тому же, если он ничего так и не добьется, этот трофей будет хоть слабым, но утешением.
По виду и не скажешь, сколько магическим предметам лет, может они созданы аж во времена Царя Мира каким-нибудь ныне забытым великим чародеем. А, может, созданы и пришельцами, вызвавшими катастрофу, кто знает — раз уж такой могущественный орден, объединивший серьезных магов, понятия не имел о подобном. Откуда эти амулеты у Чевара, почему колдун не воспользовался ими сам?
Граф давно привык отметать вопросы, ответы на которые не существенны для дела.
Да и не ответишь на них, не зная всех подробностей.
Найжел оказался прав: вызванная магией учеников Чевара лавина закупорила ущелье наглухо. Пробовать пробраться по шатко громоздившимся валунам — чистое безумие.
Хотя с такими амулетами, как у них сейчас, это не преграда. Можно полностью отдаться волнующим впечатлениям свободного полета в небесах. Хоть до солнца взлетай, лишь бы крылья не опалить.
Но острый тренированный взор графа не пропускал ни единой детали.
Вчера, в пылу погоню, когда охотничий азарт полностью овладел разумом и гнал вперед, ущелье показалось ему намного короче. С высоты птичьего полета он сразу заметил обширное плато: точно какой-то великан огненным мечом смахнул вершины и острые пики.
Почти у самого края лежал человек, сверху казавшийся крохотным, будто муравей.
Роберт спланировал вниз. Разговаривать с третьим учеником Чевара было не о чем, но и оставлять в живых яростного мстителя — тоже неразумно.
Человек заметил в пустом, почти безоблачном, небе коричневатого орла, вскочил на ноги и призывно замахал руками.
Орел подлетел к нему.
— Чего вы так долго? Уже мелькнули мысли, что вы меня бросили здесь, негодники!
Когти орла коснулись поверхности плато. Да, все предусмотрели, негодяи — и сверху видно как они в ущелье проехали и лавину можно вовремя вызвать. Только того, что происходило у жилищ предков орнея третий мститель видеть никак не мог.
Ученик Чевара бежал к орлу.
Граф лишь подумал о перевоплощении обратно в человека, как почувствовал тепло амулета и магическая сила наполнила тело. Странно, но метаморфоза, вопреки всем ожиданиям, не была болезненной, скорее ее можно назвать приятной, хотя ощущения крайне непривычные, незнакомые.
Бежавший человек остановился на расстоянии нескольких шагов, ожидая окончания магической процедуры — наверняка знал, что его может отбросить магической силой.
Потом ученик Чевара отступил назад, увидев, что преобразовывающийся из птицы человек ни ростом, ни фигурой не напоминает товарищей.
— Граф…
Голосок у третьего мстителя чем-то показался странным. Роберт всмотрелся внимательнее — перед ним была молодая женщина, почти девчушка, в мужской одежде. Чернявая, из под шапочки выбился кончик припрятанной косы.
— Граф Роберт? А где Чижик и Лайкер?
— Их больше нет, — усмехнулся граф, не особо покривив душой.
Черноволосый юнец еще жив, но можно считать, что он вычеркнут из списков живущих так или иначе — после того как отведал варево из черной склянки больше трех-четырех дней не продержишься.
— И кто же ты, красавица? — зачем-то спросил граф. — Не та ли, кого называют Кар?
— Да, я, — она отступила на шаг, лихорадочно соображая что делать.
Справиться с появившимся вместо товарища гигантом, от которого пощады ждать нечего, ей было не по плечу. Даже если бы у нее в руках было оружие — все равно. А никакой магической мощи в ней не чувствовалась — просто напуганная до смерти девчонка. Но она нашла в себе силы горько улыбнуться:
— Вы убьете меня? Как Чижика с Лайкером?
Граф мрачно кивнул. С врагом разговор короток, но все равно не по душе поднимать руку на женщину.
— Тогда… — она с трудом выдавливала слова. — Можно я сама спрыгну? С обрыва.
При других обстоятельствах Роберт с интересом бы следил за выражением ее лица, за борьбой противоречивых чувств: жаждой жизни и гордости. Проклятье, откуда у этой соплячки, ученицы Чевара, может быть гордость?!
— Можно?.. — повторила девушка.
Роберт лишь неопределенно пожал плечами. В душе от того, что не придется самому убивать женщину, не стало радостнее. Способы разные — результат один. Хотя, если сброситься сама — все легче. Может, она убивается по учителю и товарищам, а он тут не при чем. Да при чем, при чем, ведь себя-то не обманешь.
Больше всего ему хотелось обернуться обратно в орла и лететь к Найжелу, вернуться в столицу и залезть в бассейн с горячей водой, столь горячей, какую только можно выдержать, и смыть с себя всю душевную мерзость, против воли приставшую к нему за многие годы.
А ведь не все чувства погибли, не зачерствел еще окончательно, как был уверен.
Шевелится в ущелье души вредный червячок. Да, собственно, иначе и быть не могло — лишь любовь к людям могла подвигнуть его на то, к чему он стремится. Любовь к людям, но не к отдельному человеку.
Да, скорее ж ты, раз решилась. Чего тянуть? Граф стоял, не сводя с нее глаз, и в то же время словно и не видя ее, думая о своем. Все о том же — главном, проклятом, нерешаемом.
— Везде… — столь же нерешительно произнесла девушка, — осужденному на смерть выполняют последнее желание. Ведь правда, это везде?
— Я тебя не осуждал… — невпопад ответил граф.
— Но ведь вы хотите меня убить?! — воскликнула девушка с непонимаем и вдруг проснувшейся робкой надеждой.
— Убить — да. Устранить. Но я тебя не осудил. Ты хотела отомстить за учителя.
На твоем месте я поступил бы так же.
— Но почему вы тогда хотите убить меня?
— Чтоб не болталась под ногами. В следующий раз ведь может повезти тебе и другим твоим дружкам.
— У меня нет никаких друзей! — это был крик последней надежды.
Граф не знал, как он сейчас выглядит со стороны, но судя по реакции девушки, ничего хорошего на его лице не отразилось.
— Хорошо, — она склонила голову, длинные волосы упали на глаза, полускрыв лицо. — Но хоть выполните мою последнюю просьбу…
— Говори, — нехотя согласился он.
Она-то не знала, но не было случая, чтобы Роберт Астурский не сдержал своего слова. Он взваливал на себя еще один обет и раздраженно гадал о чем она может попросить и какие новые хлопоты вызовет его одно-единственное слово.
— Я не боюсь смерти, — она подняла на него глаза и в них отразились правдивость ее слов и дерзкий вызов. — Не боюсь! Я ведь и не жила никогда.
Роберт встрепенулся — оживленный мертвец всегда интересен Блистательному Эксперту ордена без имени. Может, она сама захотела сброситься со скалы потому, что потом оклемается?
— Да, не жила! — вскричала девушка и без сил опустилась на камни. — Разве это жизнь? Где та страна, о которой рассказывала в детстве няня? Нету ее, нет! И Царя Мира никогда не существовало! Нет мужчин, способных согреть и защитить — одни самцы! Все хотят лишь помять, поклевать мое тело… точно шакалы… Учитель смазливо улыбался, все хотел в свою вонючую постель затащить — да он не мылся сто лет, и спал не раздеваясь! Ученики его — то ущипнут, то на занятиях словно случайно руку на бедро положат. И шепчут о любви… а гримасы — бр-р. И дрались из-за меня. Шайтар Копре даже руку сломал… А я… я думала — вот научусь магии лучше всех и найду Царя Мира, он сразу поймет, что я не такая как все…
Не такая…
Она расплакалась.
Не было резона затягивать неприятную сцену, но Роберт почему-то не останавливал сбивчивый монолог. Воспользовавшись паузой, он пробурчал:
— Говори свое желание.
Он подумал, что неплохо бы выяснить: откуда она знает о Царе Мира и что именно?
Но махнул рукой. Вряд ли она скажет что-то новое, кое-где сказки о нем до сих пор ходят в народе, глухие отголоски действительных событий. И добавил как можно суше:
— Мне некогда.
Она вскочила на ноги.
— Нет, не подумайте, что я пытаюсь вас разжалобить — я готова к смерти. Только я очень хочу, чтобы сейчас… Перед тем, как я умру, вы выполнили мое желание!
Роберту хотелось закричать на нее, но эта девчушка чем-то вызывала уважение. И если самому отпетому негодяю перед казнью позволяют последнее желание, почему он должен отказывать ей? Он — не судья и не палач. Он — воин. Он не наказывает, а лишь устраняет возможную в будущем опасность.
Очень захотелось вина. И, в принципе, всего-то делов — вернуться за Найжелом и мчаться в столицу, где этого добра вдоволь.
Но он стоял, не зная какой у него вид — мрачный, или сурово-равнодушный. Что должно быть сделано — будет. Так или иначе.
— Говори! — оборвал он паузу, почувствовав, что сейчас у девушки начнется истерика.
Вот что он от всей души боялся и ненавидел, так это женских слез, когда самые красивые лица становятся обезображенными. Может поэтому, искренне любив свою единственную, он большую часть жизни провел вдали от нее.
— Граф Роберт!.. — ей, видно, тяжело давались слова. — Граф Роберт, я не хочу предстать перед лицом своих предков девственницей.
Граф не понял.
— Граф Роберт, я умоляю вас!
Он чуть не озверел от этой просьбы — перевоплощаться в дракона и везти ее к тому, кого она там захочет!.. Даже преступнику откажут в выполнении подобного желания.
Но девушка вдруг начала быстро сбрасывать с себя одежды.
— Граф Роберт! — недоверчиво вскричала она. — Неужели вам не хочется меня?!
Тут до него дошло. Он даже зубами скрипнул от злости.
— Неужели… вам… и вправду… не хочется меня?..
— Нет, — едва не рыча, отрезал он.
— Но ведь я красивая!
— Наверное… — нехотя кивнул головой граф.
— А все говорили, что вы известный на всю Арситанию дамский соблазнитель!
Граф уже, наверное, после этих слов не удивился бы ничему. От неожиданности и нелепости ее обвинения он расхохотался.
— Неужели ты всерьез считаешь, что все мужчины, как твой Чев, увидев красотку, думают только о случке? — спросил Роберт.
Она потрясенно смотрела на него, по инерции продолжая развязывать шнуровку на одеждах.
— О, нет, не подумайте, что я хочу обмануть вас! — не к месту проговорила она.
— У меня даже оружия нет!
Она резко сорвала с себя все остававшееся на ней и сделала шаг в сторону от одежды, словно показывая, что у нее ничего нет опасного для жизни графа.
Не сказать, чтобы девушка была красива, но соблазнительна — точно. Другой бы не отказался получить удовольствие. Найжел, например.
— Тебе это нужно? — насупившись спросил граф.
— Да, — сказала она, молитвенно скрестив пальцы. — Я не родила и мои предки не примут меня после смерти. В моем племени это считается бесчестьем. Но ведь никто не знает… если я сейчас с вами… ведь семя будет во мне… Значит… Я не могу иначе умереть…
Да, это серьезно. Граф прекрасно понял ее чувства. И вдруг, глядя на обнаженную девушку, покорно опустившую руки вдоль тела, ему, наверное, первому, открывшему для созерцания свои прелести, он осознал, что и сам совершенно гол.
Проклятье, ну и ситуация! Как бы еще не подвело естество, нагло выдавая его…
Впрочем, раз сообразил, то уж телом-то он своим владеет. Телом, но не душой, которая протестовала против того, что его просили сделать. Любимая женщина, давно ушедшая в могилу, встала перед глазами.
Но главной причиной все ж было другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39