Были они очень высокими — не как этот механический монстр, конечно, но Роберт доставал среднему чужаку едва до трети роста. У графа перед глазами возникло чучело, сотворенное в бездне веков из убитого чужака. Кожа чучела давно потеряла исконный цвет, но невольное чувство восхищения мощью охватывало при виде его в полном вооружении. Чужаки имели очень толстые ноги и хвост, они прыгали на этих ногах на расстояние чуть ли не до десяти шагов, как утверждали древние летописи.
У них были небольшие руки и маленькие головы на короткой шее и в бою они были, благодаря подвижности ног, необычайно опасны. Они не использовали коней, передвигаясь на марше прыжками и неся на спинах тюки с продовольствием. Роберт усмехнулся представив как сто подобных бойцов дружно и в ногу прыгают по дорогам — зрелище жуткое и смешное одновременно. Они совершенно не походили на монстра, который долженствовал был изображать их — ни ростом, ни брюхом, которого у них не было, ни тем более мордой: в пасть механического чудовища свободно проходил человек.
И были завоеватели, в отличие от тех же драконов, разумны — имели свою письменность, ремесла, строй. И порядок. Может и были у них какие разногласия, но на мир словно обрушилась лавина, напоминая природную ярость по неудержимости, но последовательная и методичная. Пришельцы не собирались сосуществовать с коренными обитателями нового для них мира, они собирались занять его целиком, раз и навсегда, чтобы от людей и памяти не осталось.
У них была своя культуры, но сведений об их обычаях и нравах не сохранилось, даже их языка никто не знал. Роберт видел бережно охраняемые в цитадели ордена чудом сохранившиеся таблички со странными полосками — ряды кружков, то пустых, то темных, то с зачерненным сектором: алфавит. Над его разгадкой тщетно ломали головы лучшие умы ордена. Для чего? Да для того, чтобы знать: кто они, откуда пришли, что там, за границей мира, в других мирах? Каких напастей еще можно ждать, если вновь какой-нибудь безумный маг пробьет проход в приграничные миры?
Сколько их, по каким живут законам? Неразрешимая тайна…
От пришельцев остались крохи, следы их тайно и тщательно разыскиваются по всему миру, чтобы хоть на полшажка приблизиться к разгадке. Даже самоназвания их история не сохранила. Кстати, тот камень с глазами, что так поразил Блекгарта по дороге сюда, тоже дело рук чужаков. И в нем заключена дремлющая тысячелетиями магическая сила. Когда-то, как говорят хроники, подобные камни были установлены чужаками во всем мире, но для чего они служили, так и осталось неизвестным. Да и сохранилось их во всем мире не больше трех дюжин…
Впрочем не так уж и сильны и могучи были пришельцы, как доказали последующие три десятилетия после их появления. Сперва успехи их были ошеломительны — они быстро разобрались в ситуации, теперь уж не узнаешь каким образом, и не лезли с завоеваниями во все страны разом. Королевство покорялось за королевством, разрушались столицы, рушились неприступные замки, население уничтожалось почти поголовно, оставшиеся живыми счастливцы — счастливцы ли? — попадали в унизительное рабство. А соседи покоряемых государств равнодушно взирали на это, полагая, что сами-то избегнут подобной участи. Но раскаленная лава уничтожает все на своем пути и не оставляет цветущие оазисы там, где пролегает ее путь.
Через десяток лет после появления чужаков, казалось, что людям больше нет места в этом мире. Это была самая настоящая катастрофа, равная по разрушительной силе всемирному наводнению, которое произошло за тысячи лет до нашествия, или тех времен, когда земли ушли под воды и из океана родились новые, а единый континент раскололся надвое — но это было уже после появления чужинцев. А тогда — не природа, другая раса чуть не уничтожала людей, чтобы жить в этом мире. В летописях говорится, что они осваивали континент, обрабатывали поля, разводили скот, выстраивали свои, непривычные по формам города, в которых людям, казалось, и жить нельзя. И на этом бы история человеческая могла бы и закончится, если бы не появился герой по имени Марлор.
Одни легенды утверждают, что он был сыном того самого мага, что раскрыл дверь в иноземье, другие летописцы пишут, что он был рабом, третьи — принцем последнего из оставшихся непокоренными государств. Так или иначе, он сумел объединить вокруг себя людей и возглавить сопротивление. Долгих два десятилетия шла непрерывная война по всей земле, но уже не чужаки уничтожали людей — волна, разбившись о неприступный берег, откатывала. И пришла пора, когда людские армии оттеснили пришельцев к замку мага, туда, откуда начали чужаки свой путь. В последней решающей битве (детали у всех древних историков, кто писал об этом, почти не сходятся) замок был взят. И Марлор хотел уничтожить проход и покончить с собой, потому что дело всей его жизни свершилось.
Но среди его соратников тут же началась свара не на жизнь, а на смерть — кто будет правителями отвоеванных от захватчиков стран, каждый доказывал свои права, как по роду, так и по праву сильного. Каждый считал, что его земли меньше, чем у соседа и надо отвоевывать свое, пока войска привычны к битвам. Как это все напоминает нынешние времена!
И тогда Марлор кликнул своих воинов — не военачальников, а простых солдат, которые были с ним с самого начала — и собрал в замке армию. И послал во все края гонцов с сообщением, что если он узнает о войне между людьми, то явиться и разобьет обе враждующие армии. Так его и прозвали — Царь Мира. А он сидел безвылазно в замке, охраняя лаз в иномирье, не в силах уничтожить его.
Его единственный сын погиб в одном из решающих сражения, это сводило Марлора с ума. И к нему стали со всех краев приезжать женщины, оставшиеся вдовами или те, которых замуж никто не брал. Легенды то описывают его страстным любовником, который за сутки мог обрюхатить тысячу женщин, то суровым аскетом, который не отказывал ни одной женщине в семени, но делал это, словно выполнял тяжелую повинность. И через несколько десятилетий появились целые братства его сыновей, которые считали своим долгом лишь сохранение мира, и для этого постоянно готовились к войне.
Странно, несмотря на века процветания, когда человеческое племя сумело отправиться от тяжелейших потерь, когда вновь расплодилось по всей земле и заново были отстроены города, словно сызнова изобретены ремесла, о тех временах осталось очень мало сведений. Тысяча лет, лишь утверждают хроники, длились благодатные времена. А потом произошел перелом мира — жуткие времена. Уцелели, дай бог, один из десяти, живущих тогда людей, земля словно взбунтовалась — рушились города, годами на землю низвергался неостановимый ливень, континент раскололся на два, оставив между новыми материками лишь полоску островов. И где-то далеко в холодном море, сохранился на одиноком острове замок Царя Мира.
Много в ордене высказывалось предположений о причинах той всемирной беды, но какое из них правдиво — кто сейчас скажет? Может, и верно, что магия чужого мира, врываясь сквозь оставшееся открытым отверстие, переполнила астрал и мир возмутился.
Да, Роберт, в отличие от всех, взирающих сейчас на огромного механического монстра, ничуть не походящего на оригинал, знал правду. Вернее то, что считалось правдой, то что можно было вообще узнать, и что тщательно оберегалось членами тайного ордена.
А орнейское племя, выжившее на образовавшемся архипелаге, почему-то считает, что произошло от голубого дракона, благословившего землю своим посещением в незапамятные времена и ушедшего навсегда в свое прекрасное занебесье, куда после смерти призывает своих потомков, дабы дать им в награду вечное наслаждение.
Более полутысячи лет прошли со времен последней катастрофы, и все стирается из памяти людей, метаморфируется и принимает совершенно уж невозможные формы: чего не было — стало; что было — навсегда исчезло. И лишь немногие знаю правду. И не говорят ее другим не потому, что считают необходимым хранить в тайне, а потому что знают — правда никому и не нужна.
— Вы готовы, благородный посол короля Асидора? — обратился к нему церемониймейстер, один из самых знатных и уважаемых людей своего народа.
Огромный механический голубой дракон уже дошел до самого помоста, где находилась принцесса Гермонда и, раскрыв огромную пасть, в которой была лишь чернота, остановился. Принцесса едва не потеряла сознание и лишь тихонько простонала, голос королевской крови подсказывал ей, что кричать здесь и сейчас нельзя, даже если ее будут рвать этими огромными острыми зубами на куски.
— Да, — кивнул граф в ответ на вопрос церемониймейстера. — Я и мой сын готовы.
Блекгарт с удивлением посмотрел на отца и Роберт едва заметно нахмурился, подумав, что привычка таить все в себе и рассчитывать лишь на себя до добра не доводит. Что странное отчуждение, почему-то стеной вставшее между ним и третьим сыном, надо ломать решительно, и что стоило вчера, или прямо здесь рассказать сыну о роли, довольно простой, но важной, которая отведена ему. Впрочем, ничего страшного, справиться, пусть для него это будет приятным сюрпризом.
Старейшина старейшин встал со своего трона. Рядом с ним по правую руку стоял его наследник, на которого все происходящее производило соответствующее впечатление.
Красивая девушка королевского рода, предмет восхищения придворных рыцарей и певцов, на которую сейчас устремлено столько мужских глаз, которые раздевают ее мысленно и представляют в своих объятиях, сегодня и навсегда будет принадлежать исключительно ему!
Граф Роберт, с трехцветной лентой полномочного и чрезвычайного посла, надетой через грудь слева направо, с достоинством приблизился к старейшине, ведя за руку сына и краем глаза наблюдая за ним — сохранит ли самообладание, задаст хоть один вопрос или нет. Надо сказать, что Блекгарт, как и подобает воину, прогнал с лица все чувства, кроме гордости за свою страну и своего отца и готов был сделать все, что ему предначертано этим величественным обрядом.
Старейшина всех кланов орнеев и представитель арситанского короля одновременно двинулись к помосту в центре площади. Блекгарт и Айвар следовали за отцами на шаг позади. Они подошли к помосту, между столбов которого бессильно висела принцесса, несколько отставив полный зад, что заставило Блекгарта смущенно отвернуться, а Айвара самодовольно ухмыльнуться.
Тишина, но не напряженная, а выражающая радостное ожидание, воцарилась перед дворцом; каждый боялся пропустить хоть слово, хотя наперед знал все, что будет произнесено.
Орнеи слева, арситанцы справа, обошли помост, почти одновременно поднялись по ступеням и встали перед мордой гигантского идола.
Граф подумал, что если б встретил за время своих путешествий такое вот чудище не из железа, тканей и дерева, а во плоти, со стекающей между клыков ядовитой слюной, сейчас бы он здесь не стоял, не взирая на весь свой опыт, природную хитрость, силу и мужество. И в очередной раз прикинул — сколько же человек, скрывающихся внутри, приводят такую махину в движение?
Старейшина набрал полную грудь воздуха и раскатистым густым голосом, так что его было слышно на всей площади, обратился к первопредку:
— Родович всех орнеев, всегда зорко следящий за своими потомками и не оставляющий их в нуждах и горестях! Мы, в знак глубокого почитания и благодарности за подаренные нам тобой жизни, кланяемся тебе.
Он встал на оба колена и склонился, чуть не коснувшись лбом земли; сын, а вслед за ними и все, окружающие площадь, кроме стражников, которые были наемниками с континента, опустились на колени.
Блекгарт посмотрел на отца, решая как поступить, ведь он же не орней. Отец спокойно стоял в метре от распростертой пасти, словно пытался рассмотреть, что там, за бутафорскими зубами в черноте глотки. Внутренность пасти монстра была отделана черным материалом, а поскольку солнце светило графу в глаза, ничего он там не разглядел.
— Вы звали меня — я пришел! — раздался над площадью громовой, дребезжащий голос.
Блекгарт от неожиданности вздрогнул — чудовище говорит по-человечьи! Правда, язык орнеев он знал плохо и фразу, из-за дребезжания и сильного звука, не разобрал. Граф внутренне усмехнулся — он догадывался, что в механическом гиганте сидели люди и один из них говорит в какую-нибудь сложную систему из медных трубок, многократно усиливающую и изменяющую голос до неузнаваемости. Но — впечатляет.
— Что вы хотите? — громыхнул неестественный голос чудовища.
— Я, Валрай, глава рода дракона, старейшина старейшин всех орнеев, обращаюсь к тебе, чтобы ты одобрил выбор моего единственного наследника, и дал свое согласие на то, чтобы девица, чистая, как горный снег, стала ему супругой и принесла бы ему детей, чтобы продолжился наш род.
— Из какого она рода? — спросил монстр. — Достойна ли она быть избранницей твоего сына?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
У них были небольшие руки и маленькие головы на короткой шее и в бою они были, благодаря подвижности ног, необычайно опасны. Они не использовали коней, передвигаясь на марше прыжками и неся на спинах тюки с продовольствием. Роберт усмехнулся представив как сто подобных бойцов дружно и в ногу прыгают по дорогам — зрелище жуткое и смешное одновременно. Они совершенно не походили на монстра, который долженствовал был изображать их — ни ростом, ни брюхом, которого у них не было, ни тем более мордой: в пасть механического чудовища свободно проходил человек.
И были завоеватели, в отличие от тех же драконов, разумны — имели свою письменность, ремесла, строй. И порядок. Может и были у них какие разногласия, но на мир словно обрушилась лавина, напоминая природную ярость по неудержимости, но последовательная и методичная. Пришельцы не собирались сосуществовать с коренными обитателями нового для них мира, они собирались занять его целиком, раз и навсегда, чтобы от людей и памяти не осталось.
У них была своя культуры, но сведений об их обычаях и нравах не сохранилось, даже их языка никто не знал. Роберт видел бережно охраняемые в цитадели ордена чудом сохранившиеся таблички со странными полосками — ряды кружков, то пустых, то темных, то с зачерненным сектором: алфавит. Над его разгадкой тщетно ломали головы лучшие умы ордена. Для чего? Да для того, чтобы знать: кто они, откуда пришли, что там, за границей мира, в других мирах? Каких напастей еще можно ждать, если вновь какой-нибудь безумный маг пробьет проход в приграничные миры?
Сколько их, по каким живут законам? Неразрешимая тайна…
От пришельцев остались крохи, следы их тайно и тщательно разыскиваются по всему миру, чтобы хоть на полшажка приблизиться к разгадке. Даже самоназвания их история не сохранила. Кстати, тот камень с глазами, что так поразил Блекгарта по дороге сюда, тоже дело рук чужаков. И в нем заключена дремлющая тысячелетиями магическая сила. Когда-то, как говорят хроники, подобные камни были установлены чужаками во всем мире, но для чего они служили, так и осталось неизвестным. Да и сохранилось их во всем мире не больше трех дюжин…
Впрочем не так уж и сильны и могучи были пришельцы, как доказали последующие три десятилетия после их появления. Сперва успехи их были ошеломительны — они быстро разобрались в ситуации, теперь уж не узнаешь каким образом, и не лезли с завоеваниями во все страны разом. Королевство покорялось за королевством, разрушались столицы, рушились неприступные замки, население уничтожалось почти поголовно, оставшиеся живыми счастливцы — счастливцы ли? — попадали в унизительное рабство. А соседи покоряемых государств равнодушно взирали на это, полагая, что сами-то избегнут подобной участи. Но раскаленная лава уничтожает все на своем пути и не оставляет цветущие оазисы там, где пролегает ее путь.
Через десяток лет после появления чужаков, казалось, что людям больше нет места в этом мире. Это была самая настоящая катастрофа, равная по разрушительной силе всемирному наводнению, которое произошло за тысячи лет до нашествия, или тех времен, когда земли ушли под воды и из океана родились новые, а единый континент раскололся надвое — но это было уже после появления чужинцев. А тогда — не природа, другая раса чуть не уничтожала людей, чтобы жить в этом мире. В летописях говорится, что они осваивали континент, обрабатывали поля, разводили скот, выстраивали свои, непривычные по формам города, в которых людям, казалось, и жить нельзя. И на этом бы история человеческая могла бы и закончится, если бы не появился герой по имени Марлор.
Одни легенды утверждают, что он был сыном того самого мага, что раскрыл дверь в иноземье, другие летописцы пишут, что он был рабом, третьи — принцем последнего из оставшихся непокоренными государств. Так или иначе, он сумел объединить вокруг себя людей и возглавить сопротивление. Долгих два десятилетия шла непрерывная война по всей земле, но уже не чужаки уничтожали людей — волна, разбившись о неприступный берег, откатывала. И пришла пора, когда людские армии оттеснили пришельцев к замку мага, туда, откуда начали чужаки свой путь. В последней решающей битве (детали у всех древних историков, кто писал об этом, почти не сходятся) замок был взят. И Марлор хотел уничтожить проход и покончить с собой, потому что дело всей его жизни свершилось.
Но среди его соратников тут же началась свара не на жизнь, а на смерть — кто будет правителями отвоеванных от захватчиков стран, каждый доказывал свои права, как по роду, так и по праву сильного. Каждый считал, что его земли меньше, чем у соседа и надо отвоевывать свое, пока войска привычны к битвам. Как это все напоминает нынешние времена!
И тогда Марлор кликнул своих воинов — не военачальников, а простых солдат, которые были с ним с самого начала — и собрал в замке армию. И послал во все края гонцов с сообщением, что если он узнает о войне между людьми, то явиться и разобьет обе враждующие армии. Так его и прозвали — Царь Мира. А он сидел безвылазно в замке, охраняя лаз в иномирье, не в силах уничтожить его.
Его единственный сын погиб в одном из решающих сражения, это сводило Марлора с ума. И к нему стали со всех краев приезжать женщины, оставшиеся вдовами или те, которых замуж никто не брал. Легенды то описывают его страстным любовником, который за сутки мог обрюхатить тысячу женщин, то суровым аскетом, который не отказывал ни одной женщине в семени, но делал это, словно выполнял тяжелую повинность. И через несколько десятилетий появились целые братства его сыновей, которые считали своим долгом лишь сохранение мира, и для этого постоянно готовились к войне.
Странно, несмотря на века процветания, когда человеческое племя сумело отправиться от тяжелейших потерь, когда вновь расплодилось по всей земле и заново были отстроены города, словно сызнова изобретены ремесла, о тех временах осталось очень мало сведений. Тысяча лет, лишь утверждают хроники, длились благодатные времена. А потом произошел перелом мира — жуткие времена. Уцелели, дай бог, один из десяти, живущих тогда людей, земля словно взбунтовалась — рушились города, годами на землю низвергался неостановимый ливень, континент раскололся на два, оставив между новыми материками лишь полоску островов. И где-то далеко в холодном море, сохранился на одиноком острове замок Царя Мира.
Много в ордене высказывалось предположений о причинах той всемирной беды, но какое из них правдиво — кто сейчас скажет? Может, и верно, что магия чужого мира, врываясь сквозь оставшееся открытым отверстие, переполнила астрал и мир возмутился.
Да, Роберт, в отличие от всех, взирающих сейчас на огромного механического монстра, ничуть не походящего на оригинал, знал правду. Вернее то, что считалось правдой, то что можно было вообще узнать, и что тщательно оберегалось членами тайного ордена.
А орнейское племя, выжившее на образовавшемся архипелаге, почему-то считает, что произошло от голубого дракона, благословившего землю своим посещением в незапамятные времена и ушедшего навсегда в свое прекрасное занебесье, куда после смерти призывает своих потомков, дабы дать им в награду вечное наслаждение.
Более полутысячи лет прошли со времен последней катастрофы, и все стирается из памяти людей, метаморфируется и принимает совершенно уж невозможные формы: чего не было — стало; что было — навсегда исчезло. И лишь немногие знаю правду. И не говорят ее другим не потому, что считают необходимым хранить в тайне, а потому что знают — правда никому и не нужна.
— Вы готовы, благородный посол короля Асидора? — обратился к нему церемониймейстер, один из самых знатных и уважаемых людей своего народа.
Огромный механический голубой дракон уже дошел до самого помоста, где находилась принцесса Гермонда и, раскрыв огромную пасть, в которой была лишь чернота, остановился. Принцесса едва не потеряла сознание и лишь тихонько простонала, голос королевской крови подсказывал ей, что кричать здесь и сейчас нельзя, даже если ее будут рвать этими огромными острыми зубами на куски.
— Да, — кивнул граф в ответ на вопрос церемониймейстера. — Я и мой сын готовы.
Блекгарт с удивлением посмотрел на отца и Роберт едва заметно нахмурился, подумав, что привычка таить все в себе и рассчитывать лишь на себя до добра не доводит. Что странное отчуждение, почему-то стеной вставшее между ним и третьим сыном, надо ломать решительно, и что стоило вчера, или прямо здесь рассказать сыну о роли, довольно простой, но важной, которая отведена ему. Впрочем, ничего страшного, справиться, пусть для него это будет приятным сюрпризом.
Старейшина старейшин встал со своего трона. Рядом с ним по правую руку стоял его наследник, на которого все происходящее производило соответствующее впечатление.
Красивая девушка королевского рода, предмет восхищения придворных рыцарей и певцов, на которую сейчас устремлено столько мужских глаз, которые раздевают ее мысленно и представляют в своих объятиях, сегодня и навсегда будет принадлежать исключительно ему!
Граф Роберт, с трехцветной лентой полномочного и чрезвычайного посла, надетой через грудь слева направо, с достоинством приблизился к старейшине, ведя за руку сына и краем глаза наблюдая за ним — сохранит ли самообладание, задаст хоть один вопрос или нет. Надо сказать, что Блекгарт, как и подобает воину, прогнал с лица все чувства, кроме гордости за свою страну и своего отца и готов был сделать все, что ему предначертано этим величественным обрядом.
Старейшина всех кланов орнеев и представитель арситанского короля одновременно двинулись к помосту в центре площади. Блекгарт и Айвар следовали за отцами на шаг позади. Они подошли к помосту, между столбов которого бессильно висела принцесса, несколько отставив полный зад, что заставило Блекгарта смущенно отвернуться, а Айвара самодовольно ухмыльнуться.
Тишина, но не напряженная, а выражающая радостное ожидание, воцарилась перед дворцом; каждый боялся пропустить хоть слово, хотя наперед знал все, что будет произнесено.
Орнеи слева, арситанцы справа, обошли помост, почти одновременно поднялись по ступеням и встали перед мордой гигантского идола.
Граф подумал, что если б встретил за время своих путешествий такое вот чудище не из железа, тканей и дерева, а во плоти, со стекающей между клыков ядовитой слюной, сейчас бы он здесь не стоял, не взирая на весь свой опыт, природную хитрость, силу и мужество. И в очередной раз прикинул — сколько же человек, скрывающихся внутри, приводят такую махину в движение?
Старейшина набрал полную грудь воздуха и раскатистым густым голосом, так что его было слышно на всей площади, обратился к первопредку:
— Родович всех орнеев, всегда зорко следящий за своими потомками и не оставляющий их в нуждах и горестях! Мы, в знак глубокого почитания и благодарности за подаренные нам тобой жизни, кланяемся тебе.
Он встал на оба колена и склонился, чуть не коснувшись лбом земли; сын, а вслед за ними и все, окружающие площадь, кроме стражников, которые были наемниками с континента, опустились на колени.
Блекгарт посмотрел на отца, решая как поступить, ведь он же не орней. Отец спокойно стоял в метре от распростертой пасти, словно пытался рассмотреть, что там, за бутафорскими зубами в черноте глотки. Внутренность пасти монстра была отделана черным материалом, а поскольку солнце светило графу в глаза, ничего он там не разглядел.
— Вы звали меня — я пришел! — раздался над площадью громовой, дребезжащий голос.
Блекгарт от неожиданности вздрогнул — чудовище говорит по-человечьи! Правда, язык орнеев он знал плохо и фразу, из-за дребезжания и сильного звука, не разобрал. Граф внутренне усмехнулся — он догадывался, что в механическом гиганте сидели люди и один из них говорит в какую-нибудь сложную систему из медных трубок, многократно усиливающую и изменяющую голос до неузнаваемости. Но — впечатляет.
— Что вы хотите? — громыхнул неестественный голос чудовища.
— Я, Валрай, глава рода дракона, старейшина старейшин всех орнеев, обращаюсь к тебе, чтобы ты одобрил выбор моего единственного наследника, и дал свое согласие на то, чтобы девица, чистая, как горный снег, стала ему супругой и принесла бы ему детей, чтобы продолжился наш род.
— Из какого она рода? — спросил монстр. — Достойна ли она быть избранницей твоего сына?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39