Юноша посмотрел на настоятельницу Храма, потом перевел взгляд на длинный ряд женщин.
Казалось, все затаили дыхание.
— Можно я пойду вон с той? — палец уперся в Марьян.
Марьян посмотрела направо — а кого он выбрал? Справа не было никого, она стояла последней. Значит — стоявшую рядом Елефеду.
Но нет — сэр Радхаур выбрал ее, Марьян.
Сердце несчастной уродины заколотилось — ведь он ей понравился, еще как понравился!
Но она тут же закричала молча на себя: «Опомнись, дура! Ему просто не хочется никого из женщин, у него есть дама сердца, которой нельзя изменить даже в мыслях — как сэру Димерику!»
Ей хотелось узнать причину его мрачного вида — за время заточения в чреве Зверя мужчины обычно вываливают благодарной слушательнице накопившиеся сомнения и неприятности, чтобы она развеяла тревоги перед тем, как он узнает пророчество Зверя.
Краем глаза девушка увидела досадливое движение сэра Димерика. Теперь ему придется переночевать в Храме, если он хочет уединиться в утробе монстра именно с Марьян.
Сэр Радхаур взял ее за руку — какие холодные у него пальцы! — и, не глядя на нее, пошел прямо к разинутой пасти.
Как хорошо, что Марьян не видела в этот момент выражение собственного лица со стороны — она бы умерла от стыда, настолько глупо-счастливая улыбка исказила обезображенное лицо.
Марьян за руку с незнакомым юношей переступила волшебный порог и вдруг что-то ей подсказало: там, за спиной остается вся прошлая жизнь, которая больше не вернется.
Она резко обернулась, но увидела лишь, как закрывается пасть чудесного Зверя.
Дорога назад отрезана для нее.
Она не знала почему, но была уверена — что-то изменится в ее жизни.
И Марьян испугалась.
Пытаясь унять охватившее волнение, она зажгла дрожащей рукой светильники и подошла к огромным песочным часам с нарисованными на стекле полосками — отметинами двенадцати дней. Вынула стопор здоровой рукой и перевернула их — тяжелый корпус в специальной раме легко повиновался.
Посыпались песчинки, отмеряя вневременье между прошлой ее жизнью и неведомым будущим, которое не похоже на предыдущую жизнь.
Откуда в Марьян появилась эта уверенность?
Она не знала.
Глава четырнадцатая. КАМЕННЫЙ ЗВЕРЬ
«Долину увидишь, пройдя перевал,
Прекрасней которой никто не знавал.»
Фирдоуси «Шах-наме»
— Ты кушать хочешь? — спросила Марьян.
Он лежал на кровати, уставившись пустым взглядом в черноту потолка.
Ему было плохо — Марьян не могла этого не видеть. Изредка он стонал, пытался подавить стон и звук превращался в хриплый рык. Жрица видела, что мелкие бисеринки пота от внутреннего сжигающего пламени выступили на лбу и висках юноши.
— Ты кушать хочешь? — повторила она.
Марьян не знала как вести себя с ним, что делать, но почему-то ей больно было смотреть, как юноша страдает. Она не могла понять причину его мучений. Друзья за столом относились к нему доброжелательно, сочувственно, но сами не предавались унынию.
Значит, Радхаура терзает что-то касающееся его одного, но что?
Он юн, здоров, красив, знатен, полон сил…
Что?
Марьян не могла понять. Но она не желала, чтобы он все больше и больше предавался своему горю. Ей захотелось накричать на него, чтобы хоть как-то вывести из непонятного состояния.
— Ты кушать хочешь, Радхаур? — в третий раз спросила она громко.
Он приподнялся и сел на постели.
— Я — сэр Радхаур, — сквозь зубы сказал он, сделав особое ударение на слове «сэр». — Граф Маридунский. Мой род один из самых славных в Британии. Изволь обращаться ко мне…
— Я тоже происхожу не из простолюдинов! — вдруг тихо, но зло произнесла жрица судьбы. — Мое настоящее имя Ок Дон Ки! Мой отец — царственный ван страны Когурё и ведет свой род от легендарного сына небесного царя Тангуна!
Марьян сама не понимала, почему так агрессивно ответила.
Радхаур встал и потер ладонями лицо. Встряхнул головой.
— Хочу, — вдруг сказал он.
Марьян не поняла сперва чего он хочет. Радхаур пошел к большому столу из толстых дубовых, отполированных временем и почерневших досок. Марьян догадалась, что он ответил на ее вопрос.
Она отрезала ему лучший кусок копченой оленины и налила вина. Он тупо посмотрел на глиняную кружку и стал пить. Струйка потекла по подбородку — Радхаур не замечал.
Радхауру было плохо.
Очень плохо.
Он перерождался. Он думал: Уррий умер в нем со смертью отца, с гибелью Лореллы…
Нет, Уррий умирает в нем именно сейчас.
Радхауру было страшно, было нестерпимо страшно, было больно. Боль, правда, — знакомая уже тупая боль в затылке, но такой сильной не было еще никогда — отступала.
Радхаур увиделся с головой Алвисида и прошлая жизнь оказалась отрезанной навсегда. Рухнули в безвозвратную бездну наивные мечты и мальчишечьи представления о собственной судьбе четвертого сына знатного рыцаря.
Когда Радхаур с друзьями вошел к священной реликвии, он встал на колени пред головой своего предка (она находилась на низком черном постаменте в тайном зале каталога, и чтобы рассмотреть лицо пришлось вставать на колени).
Лицо поверженного бога было безжизненным, словно из белого холодного мрамора — так и должно быть, наверное.
Радхаур подумал даже, что пред ним тонкой работы произведение искусства — как в Рэдвэлле, в покоях отца стояла античная статуя девушки.
Глаза мертвой головы вдруг открылись.
Радхаур не испугался — верховный координатор предупреждал о такой возможности.
Алвисид долго смотрел на Радхаура, изучая его.
— Ты — Сидморт! — наконец произнесли с трудом мраморные губы. — Ты вернешь меня к жизни!
Радхаур почувствовал, как в груди поднимается великое желание скорее восстановить легендарного предка, оживить его. Но боль в затылке и что-то еще подсказало — это желание идет не из него (вернее, не только из него), оно откуда-то из внешнего мира. И не надо гадать откуда вливается в него это желание. Но Радхаур не сопротивлялся — он гордился своим предком. Только вот боль в затылке…
— Та-ак… — медленно произнес поверженный бог.
Радхаур понял, что Алвисиду еще тяжело — он с трудом выбирается из каменного забытья, пробужденный приходом наследника.
— Фоор, выйди! — приказал неожиданно Алвисид.
Верховный координатор поклонился и вышел (ни единым движением он не показал своих чувств).
Радхаур остался с Этвардом и Ламораком. Алвисид стал задавать вопросы Радхауру, один раз даже спросил Этварда. Потом долго молчал, юноши не осмеливались перебивать. Наконец сказал:
— Мне еще тяжко, но я проснулся. Пока я могу видеть только в вас, мир не могу… Отвези меня в Рэдвэлл. И найди как можно скорее все мои части тела.
Теперь тебе будет легче, юный Сидморт… Ты поймешь. Скорее найди мои части!..
Чувствовалось, что Алвисид хочет отдохнуть (Радхаур почему-то удивился, что бог, даже только если одна голова осталась от бога, может уставать).
— Все брось и собирай меня! — жестко приказал Алвисид.
Этвард позади Радхаура дернулся, но Радхаур жестом руки остановил друга и сказал:
— Но я сейчас не могу! В моей стране саксы и варлаки жгут города. Мой замок, за который я отвечаю перед памятью предков, осажден врагами, мой король — в бегах!
Я сейчас не могу — потом! Я обязательно начну собирать твои члены, сэр Алан, обязательно, но потом!
Радхаур говорил громко и взволнованно.
И жутко в замершей тишине зала прозвучал негромкий ответ Алвисида:
— Плюнь на все! Ваш замысел хорош, но не сулит верной победы. Оживи меня, пусть друзья тебе помогут. Сделай все возможное, но собери меня как можно скорее. И я решу все ваши проблемы — саксы забудут, что такое Британия… Потомок Артура воцарится на престоле… Все беды будут забыты в вашей стране!.. Собери меня — только это теперь должно волновать тебя, молодой Сидморт!
Больше всего юношей почему-то поразили слова «в вашей стране». И тут Этвард сказал:
— Пусть Радхаур поступает как считает нужным, но свою страну освобождать от врагов буду я сам — за меня господь Бог и народ бриттский!
Алвисид снова открыл глаза и с удивлением взглянул на Этварда:
— Народ бриттский… А ты знаешь его, свой народ? Ты знаешь заботы и желания простого воина, горожанина, крестьянина? Даже если ты победишь врага, это не значит, что ты будешь хорошим королем. Освободите меня и я все сделаю!
Радхаур снова встал на колени пред головой сына Алгола и сказал:
— Сэр Алан, я думаю так же, как Этвард. Мы не можем ездить по чужим далеким странам, когда родина в опасности. Но это не продлится долго. Я возьму вас с собой и привезу в Рэдвэлл. Когда мы сами победим — я отправлюсь собирать ваши… части тела… Если я не погибну в сражениях.
Алвисид долго смотрел на своего наследника. Размышлял. Потом вздохнул и сказал:
— У нас еще будет время поговорить. Думай. А сейчас идите. Позовите ко мне Фоора!
Радхаур вышел из тайного зала и стал подниматься по лестнице из подземелья.
Вдруг словно тысячи звуков оглушили его, словно в голове многотонный колокол литыми стенками стал стукаться о медный язык. Ноги Радхаура подкосились, он схватился за голову и если бы друзья не поддержали, он неминуемо бы упал на ступени винтовой лестницы.
Сколько Радхаур был в беспамятстве он не знал.
Когда пришел в себя — лежал в постели, Этвард и Ламорак находились рядом.
Радхаур слышал их мысли, словно голоса! И боль… тупая боль в затылке.
Радхаур слышал — Этвард думает о том, что как можно скорее они должны быть вместе со всей армией в Британии.
Надо было подниматься. Но он был слаб. Не физически — душевно. Ему требовалось время придти в себя, обдумать…
И тогда верховный координатор посоветовал отправиться в Храм Зверя, где двенадцать дней умещаются в полсуток. Фоор сказал Радхауру, что скоро он привыкнет к своей волшебной способности слышать мысли других, скоро они перестанут мешать ему, он сможет распоряжаться приобретенным даром с пользой и по собственному желанию.
Фоор говорил правду — уже было легче. Всего несколько часов он в темной утробе каменного чудовища и слышит лишь тишину…
Как только он подумал об этом, в голове тут же раздался взволнованный звонкий голос черноволосой горбуньи, но Радхаур постарался подавить его в себе, не разбирая слов.
Удалось! Он почти с благодарностью посмотрел на жрицу судьбы.
— Какое животное так изуродовало тебя? — спросил он, глядя на Марьян. — Медведь? Или в ваших странах другие хищники, тигры…
— Животное…
Марьян почему-то обрадовалась, что Радхаур обратился к ней с таким вопросом, хоть и задел ее больное место. Она села рядом за стол.
— Это животное — человек!
— Расскажи.
Марьян посмотрела на него. Она молчала, собираясь с мыслями.
Радхаур не торопил. Он налил из объемистой бутыли в кружку вина и придвинул горбунье.
Она стала рассказывать. Как никогда никто из-за пятна на лице и безобразного горба ее не брал с собой в чрево Зверя и однажды…
— Расскажи с самого начала, — вдруг попросил Радхаур. — Как ты попала сюда?
Он слушал не перебивая, время от времени отпивая вино, не глядя в кружку. В какой-то момент он не поверил ей — трудно было поверить в подобную несправедливость и жестокость судьбы.
Так не должно быть! Может, она придумывает, чтобы вызвать жалость?
Он попытался прослушать ее мысли, но не слова — эмоции, вновь проснувшееся почти было забытое страдание, ударили в сердце, заставили его сжаться от боли за эту женщину с удивительной, невозможной судьбой.
Господи! Сколько страданий может выпасть на долю слабой женщины и она выстояла, нашла новый смысл жизни.
А он — крепкий здоровый рыцарь, и считает жизнь потерянной!.. А ведь судьба его еще не била основательно. Хотя — Лорелла, отец…
Вот что странно — жизнь его распадается как бы на два параллельных, не связных потока, которые смешиваются и вроде неотделимы друг от друга и друг от друга же независимы: жизнь вокруг него — друзья, сражения, удивительные чудеса, и жизнь внутри его, никого больше не касающаяся, и на его внешнюю жизнь вроде бы не влияющая. Но как мучительна и важна для Радхаура эта внутрення жизнь, со стороны наверняка покажущаяся кому-либо незначительной.
Вот сидит перед ним уродливое существо, никаких чувств, кроме презрительной жалости, не вызывающее. И вдруг оказывается, что за убогой внешностью скрывается удивительная судьба. Он смотрел на нее и поражался — как огромен мир и сколь мало он еще о нем знает.
Она закончила горестный рассказ и слезы навернулись на глазах. Марьян тут же проморгалась и посмотрела на Радхаура. Одна половина лица была покрыта грубым фиолетовым пятном, вторая — безобразными шрамами, исказившими до неузнаваемости некогда прекрасные черты лица.
Но Радхаур видел только ее глаза — глаза потрясающей глубины, влажные, искренние, жаждущие счастья и понимающее всю невозможность его.
Рука Радхаура непроизвольно потянулась и он провел по черным вьющимся волосам.
Глаза и волосы — все, что осталось необезображенным…
— Расскажи мне о себе, — тихо попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49