Футах в пятидесяти от того места, где он стоял, через пропасть был переброшен прочный деревянный мост с перилами. А между Трэйсом и мостом… на самом краю пропасти замер на одном колене мистер Лорре, он целился куда-то в сторону развалин. Трэйс тоже взглянул туда и увидел в нижней части стены пролом или окно, а за ним — человека в выцветшем желтом одеянии, склонившегося над столом .
— Нет! — изо всех сил завопил Трэйс. — НЕТ!
Он бросился вперед по узкому карнизу между скалой и краем пропасти к Мистеру Лорре. Лицо американца было совершенно белым от напряжения . Хотя Трэйсу и удалось выбить из рук худого арбалет, оружие все равно выстрелило. Стрела перелетела через пропасть и звякнула об стену монастыря. Американец уже замахнулся, чтобы как следует врезать Трэйсу, как вдруг глаза его выпучились, едва не вылезая из орбит — он почувствовал, что потерял равновесие и вот-вот упадет вниз.
Трэйс потянулся, чтобы удержать его, но опоздал. Он успел ухватиться лишь за рукав пестрой рубашки, да так и остался стоять на краю пропасти с зажатым в трясущейся руке оторванным рукавом. Заглянув вниз, он увидел как мистер Лорре, крутясь подобно осеннему листу, падает в бездну. Он так и не издал ни звука, не крикнул, а просто падал вниз, затем ударился о выступ скалы, отскочил и скрылся из виду. Наконец послышался громкий всплеск, тут же заглушенный шумом волн в каком-то глубоком невидимом гроте.
— Боже… о ГОСПОДИ! — в ужасе громко воскликнул Трэйс. — Я ведь не хотел… я не ХОТЕЛ! — А где-то на задворках его сознания тихий саркастический голосок заметил:" А ЭТО ЕЩЕ ОДНА НЕПРИЯТНОСТЬ, В КОТОРУЮ Я ИЗ-ЗА ТЕБЯ ВЛЯПАЛСЯ! "
— Хо! — вдруг послышался оклик у него за спиной. Трэйс как был на четвереньках, так и обернулся. Это был тот самый парень-грек, с огромными узловатыми кулаками.
— Я не думал, что так получится! — крикнул Трэйс, кривя широко раскрытый рот.
Грек ударил его — прямо между глаз, и Трэйс мгновенно выключился …
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
… Свет!
— ГОСПОДИ! Как избавиться от давящей на грудь тяжести и столь ослепительного света? Трэйс рискнул открыть глаза.
Тяжестью на его груди оказалась огромная рука того самого грека, который его ударил у пропасти, а теперь сидел рядом и глядел на него большими добрыми карими глазами. Трэйс лежал на каменном столе, освещенный солнцем; прямо напротив него находилось большое окно, которое он сразу узнал: именно в него целился из арбалета американец.
— Черт! Ведь я УБИЛ его! — пробормотал едва ворочая распухшим языком Трэйс. Он попытался сесть, и на этот раз грек не стал ему мешать. Солнце стояло довольно высоко, но особой жары еще не было, и поэтому Трэйс решил, что был без сознания всего несколько минут.
Голова просто раскалывалась, а кожа на лбу на ощупь казалась рифленой — видимо, на ней остались глубокие отпечатки костяшек кулака. Он посмотрел на тут же улыбнувшегося в ответ грека и обвел взглядом комнату.
У двери из грубых досок, cложив на могучей груди руки, стоял второй молодой грек, который вполне мог быть близнецом первого. Он тоже улыбался.
Трэйс снова взглянул сначала на одного, потом на другого, осторожно слез со стола, воспользовавшись каменной скамьей, что стояла рядом. Сидевший на ней молодец поддержал его и помог встать на пол. Трэйс заморгал, пытаясь после прямого солнечного света приспособиться к царившему здесь прохладному полумраку. И только тут наконец заметил третьего обитателя этой комнаты. Самого важного.
Это был человек в выцветшей желтой одежде. Он стоял, задумчиво сложив руки за спиной, у дальнего окна, глядя на голубую безмятежную гладь Эгейского моря. Тот самый человек, который и должен был стать жертвой мистера Лорре.
Мистер Лорре, несчастный…
— Я… я убил его, — снова непонятно зачем пробормотал Трэйс. — Но, клянусь, я этого не хотел.
— Конечно же, не хотели, — Стоявший у окна человек повернулся и теперь пристально глядел на Трэйса. — Я все видел. Сначала вы крикнули, желая предупредить меня, а затем бросились на него, чтобы помешать выстрелить. Он попытался ударить вас, но потерял равновесие… одним словом, если бы он остался жив, то я, скорее всего, сейчас был бы мертв.
Трэйс взглянул на него сквозь золотистую завесу солнечных лучей, в которых кружились пылинки, волшебным образом превращенные средиземноморским солнцем в мельчайшие частички золота. Благодаря лившемуся из окна мягкому свету казалось, что его голову окружает нимб, делавший его похожим на святого. Так значит вот он какой: этот человек, живущий в монастыре — ОН И ТО, ЧТО ОН ТАМ ОХРАНЯЕТ…
Трэйс обогнул стол, несколькими шагами преодолел разделявшее их расстояние и схватил его за грудки. В тот же миг молодые греки оказались рядом с ним, без труда оторвали от незнакомца и крепко вцепились ему в руки. Трэйс переводил взгляд с одного на другого. Глаза их были пустыми, а улыбки бессмысленными.
— Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО идиоты, — сказал человек в желтом одеянии, как будто прочитав мысли Трэйса. — Но идиоты, которые меня любят и беспрекословно подчиняются. Их жизни целиком принадлежат мне, они с радостью, не задумываясь, убьют за меня любого. Достаточно одного моего слова — и они тут же выбросят вас из этого окна. Прямо сейчас
— Кто вы такой? — спросил Трэйс.
— Лучше начнем с вас, — покачал головой старик. — Кто вы такой?
У Трэйса появилась возможность наконец-то узнать все до конца.
— Я — Чарльз Трэйс, — сказал он. — Меня послал сюда Димитриос Каструни.
— Димитриос?! — удивленно уставился на него собеседник. Он подал знак своим людям, те немедленно отпустили Трэйса и отошли в сторонку. — Димитриос Каструни, — снова повторил человек в желтом, кивая. Он взял Трэйса за руку, и они прошли к столу. Только теперь Трэйс, наконец, мог разглядеть его как следует, а не на фоне залитого солнцем окна.
Несмотря на длинные волосы, цветом напоминавшие его одеяние, незнакомец был еще не стар, хотя загорелое обветренное лицо прорезали глубокие морщины. Нет, при ближайшем рассмотрении он вовсе не казался стариком уже потому, что молодыми были его глаза. Серо-зеленого цвета, немного странные. Взгляд их, тем не менее, был взглядом умудренного жизнью человека. ГЛАЗА СВЯТОГО, снова подумал Трэйс. Будто они видели рай… а может, и ад.
— Димитриос Каструни, — еще раз повторил хозяин, и уголки его губ тронула легкая улыбка. — О, да, это крепкий орешек. Пожалуй, не по гнилым зубам Хумени. И как же поживает Каструни?
Трэйс наконец отвел от него взгляд и осторожно потрогал лоб.
— Вы, видимо, хотите узнать, как он поживал, — заметил он. И продолжал: — Насчет зубов Хумени не знаю, зато его молот я видел!
Заметно скрюченные пальцы крепко, почти конвульсивно стиснули руку Трэйса, причиняя боль.
— Каструни? — недоверчиво прошептал незнакомец. — Мертв?
Он внезапно отпустил Трэйса, пошатнулся, и едва ли не рухнул на каменную скамью. — — Нет, только не Димитриос, — простонал он, тряся головой. — Господи, сделай так, чтобы это оказалось неправдой!
— Нет, это правда, — ответил Трэйс. — Я сам видел.
Человек в желтом одеянии поднял голову и взглянул на него.
— А как.. ? То есть, я хотел спросить, что.. ?
— Молния, — Трэйс внимательно наблюдал за выражением его лица. Крупные желтоватые зубы обнажились в страшной гримасе боли и ужаса, а потом незнакомец крепко зажмурил глаза.
— Молния! — повторил он следом за Трэйсом, выхаркивая это слово как желчь. — Орудие дьявола! Демогоргон!
— Именно поэтому я и здесь. — Трэйс уселся рядом с ним. — Каструни рассказал мне одну историю. Я не поверил ему. Но кое-что — сколь бы безумным это ни казалось, очень походило на правду. Затем начали происходить разные события. Я видел, как погиб Каструни. И теперь уверен, что это не было несчастным случаем. Да, его действительно убила молния, но совершенно целенаправленно! Разве такое возможно? Я просто должен выяснить. Но перед этим… Понимаете, тогда, в Лондоне я не дал ему возможности рассказать мне все, что ему было известно. И теперь я хочу — нет, должен! — узнать все до конца. Он упоминал о вас, об этом месте и еще о винном магазине в Пигадии. Я прилетел на Карпатос и поговорил с владельцем этого магазина — таким полным веселым человеком… Теперь этот виноторговец тоже мертв. Ему перерезали глотку. Но полиция задержала не того человека. Я знаю, кто это сделал: либо тот худой тип, что упал с обрыва, либо его приятель, который остался в Пигадии. — Трэйс перевел дух и продолжал: — Вот вкратце и все. А если хотите окончательно убедиться в моей правдивости, можете просто расспросить меня о деталях, и я сообщу вам все, что знаю. Но с условием, что потом и вы, в свою очередь, ответите на кое-какие мои вопросы.
Человек в желтом наконец открыл глаза; по его щекам текли слезы. Он поднял голову и, казалось, только сейчас заметил Трэйса. А потом… потом он как будто заглянул Трэйсу прямо в душу — так пронзителен был взгляд этих глаз.
— Расскажите мне все, — властно распорядился он. — Ничего не опуская. — Он повернулся к одному из своих людей и что-то произнес по-гречески. Юноша кивнул и вышел из комнаты.
— Пока я не начал, — сказал Трэйс, — я хотел бы повторить свой вопрос: — Кто вы такой…
— Меня зовут Сол Гоковски, — ответил его собеседник. — Но вам мое имя вряд ли о чем-нибудь говорит. Впрочем, это естественно. А теперь, если не возражаете… ?
Пока Трэйс собирался с мыслями, вернулся грек с большой миской салата, краюхой хлеба и бокалом вина.
— А за разговором можем и поесть, — заметил Гоковски, отламывая себе кусок хлеба.
Трэйс был очень благодарен ему за предложение, поскольку к этому времени очень проголодался. Он смочил пересохшее горло глотком вина и обмакнул кусочек хлеба в соус. А потом рассказал Гоковски абсолютно все. Рассказывал он быстро, на одном дыхании, стараясь ничего не пропустить. И даже о том, что он, Трэйс, вор. О своей матери, о брате-близнеце — мертворожденном уроде. Единственное, о чем он не стал упоминать, так это о своем романе с Амирой Гальбштейн, поскольку уж она-то к этой истории определенно не имела ни малейшего отношения.
Прошло не меньше трех четвертей часа, пока он не закончил.
— А этот ваш близнец, — задумавшись на мгновение, спросил Гоковски. — Как он выглядел?
— Думаю, мать видела ребенка всего лишь раз, а потом его унесли. По ее словам, выглядел он просто чудовищно. А если она и рассказывала о нем что-то еще, то я, наверное, просто не помню. Впрочем, он ведь все равно родился мертвым…
— А кто еще знал о нем?
— Врач, который принимал роды, — пожал плечами Трэйс. — Наверное, одна или две акушерки … А кого это могло интересовать?
— А Каструни знал?
— Нет, он спрашивал только… — И тут Трэйс понял: кое о чем он все-таки забыл рассказать.
— О каких-нибудь отметинах, стигматах?
Трэйс недоуменно уставился на него и увидел, что Гоковски смотрит на него как-то странно.
— Я не сын антихриста, — наконец взорвался Трэйс, тряся головой. — Не сын!
— Но у вас есть отметина, верно?
Трэйс хотел было возразить, но взгляд Гоковски остановил его.
— Так все-таки есть, да? — настаивал Гоковски.
— Смотря что называть отметиной, — пожал плечами Трэйс. И медленно, неохотно разувшись, показал хранителю монастыря свою левую ступню.
Гоковски взглянул на нее сначала мельком, затем присмотрелся повнимательнее… По выражению его лица Трэйс понял, что дело обстоит не так плохо, как он ожидал. Он нетерпеливо выдохнул:
— Ну?
— Это всего лишь деформация ступни, — сказал Гоковски. — Конечно, такое встречается не слишком часто, но и большой редкостью это назвать трудно. А в вашем случае это в общем-то даже и не уродство. И на вид не так уж отвратительно, да и особых хлопот скорее всего вам не доставляет.
— Нет, — солгал Трэйс, — не доставляет.
— Ваша мать была изнасилована чудовищем, — продолжил Гоковски. — Чудовищем, которого вообще не должно бы было быть, но которое, тем не менее, существует! Пока существует Бог, существует и дьявол, а именно его выродок — кошмарное полуживотное — овладело вашей матерью. По крайней мере, в этом Каструни был прав. Но поскольку он не знал о вашем брате-близнеце, мы вправе предположить, что и Хумени этот факт тоже неизвестен. Что же до вашей ступни, так просто беременность была ненормальной — ведь ваша мать вынашивала в своей утробе кроме вас еще и отродье дьявола. Поэтому, считайте, вам повезло.
— То есть, вы хотите сказать… значит, вы не думаете, что я сын Хумени? — Трэйса охватило чувство облегчения.
— Нет, — покачал головой Гоковски. — Не думаю. Если бы это было так, то ваше злое начало непременно бы уже проявилось. Вы профессиональный вор — но ведь в мире полным-полно воров! Вы сын Хумени? Но будь это так, неужели бы вы отправились разыскивать меня, и к тому же спасли бы мне жизнь? Да и вообще разве стали бы вы спасать жизнь кому-либо? — Он снова покачал головой. — Сомневаюсь. — И наконец улыбнулся. — Нет, Чарльз Трэйс, никакой вы не сын антихриста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Нет! — изо всех сил завопил Трэйс. — НЕТ!
Он бросился вперед по узкому карнизу между скалой и краем пропасти к Мистеру Лорре. Лицо американца было совершенно белым от напряжения . Хотя Трэйсу и удалось выбить из рук худого арбалет, оружие все равно выстрелило. Стрела перелетела через пропасть и звякнула об стену монастыря. Американец уже замахнулся, чтобы как следует врезать Трэйсу, как вдруг глаза его выпучились, едва не вылезая из орбит — он почувствовал, что потерял равновесие и вот-вот упадет вниз.
Трэйс потянулся, чтобы удержать его, но опоздал. Он успел ухватиться лишь за рукав пестрой рубашки, да так и остался стоять на краю пропасти с зажатым в трясущейся руке оторванным рукавом. Заглянув вниз, он увидел как мистер Лорре, крутясь подобно осеннему листу, падает в бездну. Он так и не издал ни звука, не крикнул, а просто падал вниз, затем ударился о выступ скалы, отскочил и скрылся из виду. Наконец послышался громкий всплеск, тут же заглушенный шумом волн в каком-то глубоком невидимом гроте.
— Боже… о ГОСПОДИ! — в ужасе громко воскликнул Трэйс. — Я ведь не хотел… я не ХОТЕЛ! — А где-то на задворках его сознания тихий саркастический голосок заметил:" А ЭТО ЕЩЕ ОДНА НЕПРИЯТНОСТЬ, В КОТОРУЮ Я ИЗ-ЗА ТЕБЯ ВЛЯПАЛСЯ! "
— Хо! — вдруг послышался оклик у него за спиной. Трэйс как был на четвереньках, так и обернулся. Это был тот самый парень-грек, с огромными узловатыми кулаками.
— Я не думал, что так получится! — крикнул Трэйс, кривя широко раскрытый рот.
Грек ударил его — прямо между глаз, и Трэйс мгновенно выключился …
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
… Свет!
— ГОСПОДИ! Как избавиться от давящей на грудь тяжести и столь ослепительного света? Трэйс рискнул открыть глаза.
Тяжестью на его груди оказалась огромная рука того самого грека, который его ударил у пропасти, а теперь сидел рядом и глядел на него большими добрыми карими глазами. Трэйс лежал на каменном столе, освещенный солнцем; прямо напротив него находилось большое окно, которое он сразу узнал: именно в него целился из арбалета американец.
— Черт! Ведь я УБИЛ его! — пробормотал едва ворочая распухшим языком Трэйс. Он попытался сесть, и на этот раз грек не стал ему мешать. Солнце стояло довольно высоко, но особой жары еще не было, и поэтому Трэйс решил, что был без сознания всего несколько минут.
Голова просто раскалывалась, а кожа на лбу на ощупь казалась рифленой — видимо, на ней остались глубокие отпечатки костяшек кулака. Он посмотрел на тут же улыбнувшегося в ответ грека и обвел взглядом комнату.
У двери из грубых досок, cложив на могучей груди руки, стоял второй молодой грек, который вполне мог быть близнецом первого. Он тоже улыбался.
Трэйс снова взглянул сначала на одного, потом на другого, осторожно слез со стола, воспользовавшись каменной скамьей, что стояла рядом. Сидевший на ней молодец поддержал его и помог встать на пол. Трэйс заморгал, пытаясь после прямого солнечного света приспособиться к царившему здесь прохладному полумраку. И только тут наконец заметил третьего обитателя этой комнаты. Самого важного.
Это был человек в выцветшей желтой одежде. Он стоял, задумчиво сложив руки за спиной, у дальнего окна, глядя на голубую безмятежную гладь Эгейского моря. Тот самый человек, который и должен был стать жертвой мистера Лорре.
Мистер Лорре, несчастный…
— Я… я убил его, — снова непонятно зачем пробормотал Трэйс. — Но, клянусь, я этого не хотел.
— Конечно же, не хотели, — Стоявший у окна человек повернулся и теперь пристально глядел на Трэйса. — Я все видел. Сначала вы крикнули, желая предупредить меня, а затем бросились на него, чтобы помешать выстрелить. Он попытался ударить вас, но потерял равновесие… одним словом, если бы он остался жив, то я, скорее всего, сейчас был бы мертв.
Трэйс взглянул на него сквозь золотистую завесу солнечных лучей, в которых кружились пылинки, волшебным образом превращенные средиземноморским солнцем в мельчайшие частички золота. Благодаря лившемуся из окна мягкому свету казалось, что его голову окружает нимб, делавший его похожим на святого. Так значит вот он какой: этот человек, живущий в монастыре — ОН И ТО, ЧТО ОН ТАМ ОХРАНЯЕТ…
Трэйс обогнул стол, несколькими шагами преодолел разделявшее их расстояние и схватил его за грудки. В тот же миг молодые греки оказались рядом с ним, без труда оторвали от незнакомца и крепко вцепились ему в руки. Трэйс переводил взгляд с одного на другого. Глаза их были пустыми, а улыбки бессмысленными.
— Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО идиоты, — сказал человек в желтом одеянии, как будто прочитав мысли Трэйса. — Но идиоты, которые меня любят и беспрекословно подчиняются. Их жизни целиком принадлежат мне, они с радостью, не задумываясь, убьют за меня любого. Достаточно одного моего слова — и они тут же выбросят вас из этого окна. Прямо сейчас
— Кто вы такой? — спросил Трэйс.
— Лучше начнем с вас, — покачал головой старик. — Кто вы такой?
У Трэйса появилась возможность наконец-то узнать все до конца.
— Я — Чарльз Трэйс, — сказал он. — Меня послал сюда Димитриос Каструни.
— Димитриос?! — удивленно уставился на него собеседник. Он подал знак своим людям, те немедленно отпустили Трэйса и отошли в сторонку. — Димитриос Каструни, — снова повторил человек в желтом, кивая. Он взял Трэйса за руку, и они прошли к столу. Только теперь Трэйс, наконец, мог разглядеть его как следует, а не на фоне залитого солнцем окна.
Несмотря на длинные волосы, цветом напоминавшие его одеяние, незнакомец был еще не стар, хотя загорелое обветренное лицо прорезали глубокие морщины. Нет, при ближайшем рассмотрении он вовсе не казался стариком уже потому, что молодыми были его глаза. Серо-зеленого цвета, немного странные. Взгляд их, тем не менее, был взглядом умудренного жизнью человека. ГЛАЗА СВЯТОГО, снова подумал Трэйс. Будто они видели рай… а может, и ад.
— Димитриос Каструни, — еще раз повторил хозяин, и уголки его губ тронула легкая улыбка. — О, да, это крепкий орешек. Пожалуй, не по гнилым зубам Хумени. И как же поживает Каструни?
Трэйс наконец отвел от него взгляд и осторожно потрогал лоб.
— Вы, видимо, хотите узнать, как он поживал, — заметил он. И продолжал: — Насчет зубов Хумени не знаю, зато его молот я видел!
Заметно скрюченные пальцы крепко, почти конвульсивно стиснули руку Трэйса, причиняя боль.
— Каструни? — недоверчиво прошептал незнакомец. — Мертв?
Он внезапно отпустил Трэйса, пошатнулся, и едва ли не рухнул на каменную скамью. — — Нет, только не Димитриос, — простонал он, тряся головой. — Господи, сделай так, чтобы это оказалось неправдой!
— Нет, это правда, — ответил Трэйс. — Я сам видел.
Человек в желтом одеянии поднял голову и взглянул на него.
— А как.. ? То есть, я хотел спросить, что.. ?
— Молния, — Трэйс внимательно наблюдал за выражением его лица. Крупные желтоватые зубы обнажились в страшной гримасе боли и ужаса, а потом незнакомец крепко зажмурил глаза.
— Молния! — повторил он следом за Трэйсом, выхаркивая это слово как желчь. — Орудие дьявола! Демогоргон!
— Именно поэтому я и здесь. — Трэйс уселся рядом с ним. — Каструни рассказал мне одну историю. Я не поверил ему. Но кое-что — сколь бы безумным это ни казалось, очень походило на правду. Затем начали происходить разные события. Я видел, как погиб Каструни. И теперь уверен, что это не было несчастным случаем. Да, его действительно убила молния, но совершенно целенаправленно! Разве такое возможно? Я просто должен выяснить. Но перед этим… Понимаете, тогда, в Лондоне я не дал ему возможности рассказать мне все, что ему было известно. И теперь я хочу — нет, должен! — узнать все до конца. Он упоминал о вас, об этом месте и еще о винном магазине в Пигадии. Я прилетел на Карпатос и поговорил с владельцем этого магазина — таким полным веселым человеком… Теперь этот виноторговец тоже мертв. Ему перерезали глотку. Но полиция задержала не того человека. Я знаю, кто это сделал: либо тот худой тип, что упал с обрыва, либо его приятель, который остался в Пигадии. — Трэйс перевел дух и продолжал: — Вот вкратце и все. А если хотите окончательно убедиться в моей правдивости, можете просто расспросить меня о деталях, и я сообщу вам все, что знаю. Но с условием, что потом и вы, в свою очередь, ответите на кое-какие мои вопросы.
Человек в желтом наконец открыл глаза; по его щекам текли слезы. Он поднял голову и, казалось, только сейчас заметил Трэйса. А потом… потом он как будто заглянул Трэйсу прямо в душу — так пронзителен был взгляд этих глаз.
— Расскажите мне все, — властно распорядился он. — Ничего не опуская. — Он повернулся к одному из своих людей и что-то произнес по-гречески. Юноша кивнул и вышел из комнаты.
— Пока я не начал, — сказал Трэйс, — я хотел бы повторить свой вопрос: — Кто вы такой…
— Меня зовут Сол Гоковски, — ответил его собеседник. — Но вам мое имя вряд ли о чем-нибудь говорит. Впрочем, это естественно. А теперь, если не возражаете… ?
Пока Трэйс собирался с мыслями, вернулся грек с большой миской салата, краюхой хлеба и бокалом вина.
— А за разговором можем и поесть, — заметил Гоковски, отламывая себе кусок хлеба.
Трэйс был очень благодарен ему за предложение, поскольку к этому времени очень проголодался. Он смочил пересохшее горло глотком вина и обмакнул кусочек хлеба в соус. А потом рассказал Гоковски абсолютно все. Рассказывал он быстро, на одном дыхании, стараясь ничего не пропустить. И даже о том, что он, Трэйс, вор. О своей матери, о брате-близнеце — мертворожденном уроде. Единственное, о чем он не стал упоминать, так это о своем романе с Амирой Гальбштейн, поскольку уж она-то к этой истории определенно не имела ни малейшего отношения.
Прошло не меньше трех четвертей часа, пока он не закончил.
— А этот ваш близнец, — задумавшись на мгновение, спросил Гоковски. — Как он выглядел?
— Думаю, мать видела ребенка всего лишь раз, а потом его унесли. По ее словам, выглядел он просто чудовищно. А если она и рассказывала о нем что-то еще, то я, наверное, просто не помню. Впрочем, он ведь все равно родился мертвым…
— А кто еще знал о нем?
— Врач, который принимал роды, — пожал плечами Трэйс. — Наверное, одна или две акушерки … А кого это могло интересовать?
— А Каструни знал?
— Нет, он спрашивал только… — И тут Трэйс понял: кое о чем он все-таки забыл рассказать.
— О каких-нибудь отметинах, стигматах?
Трэйс недоуменно уставился на него и увидел, что Гоковски смотрит на него как-то странно.
— Я не сын антихриста, — наконец взорвался Трэйс, тряся головой. — Не сын!
— Но у вас есть отметина, верно?
Трэйс хотел было возразить, но взгляд Гоковски остановил его.
— Так все-таки есть, да? — настаивал Гоковски.
— Смотря что называть отметиной, — пожал плечами Трэйс. И медленно, неохотно разувшись, показал хранителю монастыря свою левую ступню.
Гоковски взглянул на нее сначала мельком, затем присмотрелся повнимательнее… По выражению его лица Трэйс понял, что дело обстоит не так плохо, как он ожидал. Он нетерпеливо выдохнул:
— Ну?
— Это всего лишь деформация ступни, — сказал Гоковски. — Конечно, такое встречается не слишком часто, но и большой редкостью это назвать трудно. А в вашем случае это в общем-то даже и не уродство. И на вид не так уж отвратительно, да и особых хлопот скорее всего вам не доставляет.
— Нет, — солгал Трэйс, — не доставляет.
— Ваша мать была изнасилована чудовищем, — продолжил Гоковски. — Чудовищем, которого вообще не должно бы было быть, но которое, тем не менее, существует! Пока существует Бог, существует и дьявол, а именно его выродок — кошмарное полуживотное — овладело вашей матерью. По крайней мере, в этом Каструни был прав. Но поскольку он не знал о вашем брате-близнеце, мы вправе предположить, что и Хумени этот факт тоже неизвестен. Что же до вашей ступни, так просто беременность была ненормальной — ведь ваша мать вынашивала в своей утробе кроме вас еще и отродье дьявола. Поэтому, считайте, вам повезло.
— То есть, вы хотите сказать… значит, вы не думаете, что я сын Хумени? — Трэйса охватило чувство облегчения.
— Нет, — покачал головой Гоковски. — Не думаю. Если бы это было так, то ваше злое начало непременно бы уже проявилось. Вы профессиональный вор — но ведь в мире полным-полно воров! Вы сын Хумени? Но будь это так, неужели бы вы отправились разыскивать меня, и к тому же спасли бы мне жизнь? Да и вообще разве стали бы вы спасать жизнь кому-либо? — Он снова покачал головой. — Сомневаюсь. — И наконец улыбнулся. — Нет, Чарльз Трэйс, никакой вы не сын антихриста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46