Обычные люди просто били неудачливой ворожее морду.
Но у нас неудачливых не было… Уже после Петра, когда тому приспичило перевести Россию на европейские рельсы, за ведьмовство начали сжигать, сажать в тюрьму и бить плетьми. Всекак в Европе, только с опозданием лет на сто. Из нашей Семьи опять никто не попался. Правда, был случай, когда одну нашу родственницу-ведьму затащили-таки на лобное место, чтобы побить плетьми. Она не растерялась, отняла разум у палача, так что тот начал себя сам избивать, а во всеобщей сумятице умудрилась сбежать. Палач истязал себя еще часа три, пока не упал замертво…
После подобных случаев Семья стала поосторожнее. Мы почти перестали принимать страждущих, лечили с опаской и вообще при каждом удобном случае старались сменить место проживания, пока все не собрались в Семипендюринске, где и осели. Нам вовсе не улыбалось быть растерзанными толпой или брать на себя грех еще нескольких смертей…
В Семипендюринске же до нас никто не мог добраться. Пробовали, правда, много раз… Где-то в начале девятнадцатого века до нас почти доехал какой-то чиновник. То есть доехал-то он до соседнего селения, где благополучно сменил лошадей, и на ночь глядя потрюхал в город, носивший тогда скромное нейтральное название Ведьмеево. А вот этого делать было совсем не надо… Когда часа через три карета все продолжала кружить по бесконечному лесу, чиновник догадался осведомиться у ямщика, «далече ли до места».
— А верст семь еще пендюрить! — весело откликнулся ямщик, хитровато поглядев на чиновника раскосыми зелеными глазами.
Ну чиновник плюнул и велел поворачивать обратно…
— ЖУПИК! — Возмущенный бас тетки Розы отвлек меня от мыслей о далеком прошлом. — Нашел себе подстилку! Встань, свиномордия!
Оказывается, нашему бульдогу чем-то приглянулась та самая вонючая книга, которую мы стащили с антресолей. Принюхавшись к «аромату», напоминавшему запах гниения сотни тараканьих тушек, Жупинька решительно уткнулся мордой в обложку, лапой пролистал несколько страниц и разлегся на развороте.
— Сгинь! — От теткиных децибелов тряслись декоративные тарелочки на стенах, но Жулик даже не моргнул, только повертел жирненьким задом, устраиваясь поудобнее.
С кряхтением тетка вылезла из-под уютного пледа и поплелась к Жупику, громогласно рассказывая о том, что в Китае ей довелось видеть, как из собак делают колбасу…
— Пошел, пошел! — Тетка Роза подергала Жулика за длинное ухо (мы не стали их купировать, чтобы не травмировать собачку).
Жупик растопырил косолапые лапки, обхватил новую подстилку поудобнее и даже попытался гавкнуть на тетю.
— Ах так! — забасила раззадорившаяся тетка. — Ну погоди у меня, жировик!
Тетка нагнулась пониже и внезапно хрипло залаяла. Жупик прижал уши, втянул короткий хвостик, зажмурился и бочком слез с книги.
Бабуля Виолетта не преминула среагировать:
— Розка! Га! У мене кобель недавно сдох…
— Тетя, не продолжайте! — хохотнула тетка Роза, разглядывая Жупиково лежбище.
Она пролистала еще несколько страниц и недоумевающе приподняла бровь.
— А где у нас записи за 1818-й год?
— Нету! — тут же отозвалась мамуля. — Точно знаю, в этот год записей вообще не делали…
— Делали…— пробормотала тетка, листая вонючую книгу дальше. — Только с бумагой была напряженка, вот и писали все в одной книге вместе с заговорами…
— Что?! Там тоже хроника? — воскликнула тетка Ида.
— Похоже на то, — кивнула тетка Роза. — Вперемежку с записями заговоров и рецептов зелий… Вот, декабрь 1817-ro, январь 1818-го… апрель 1818-го…
Тетка замолчала и принялась внимательно читать записи.
— Что это за место
— Хотяевка? — вдруг спросила она. — Должно быть, где-то рядом…
Никто не знал. Деревни или села с таким названием рядом точно не было. Даже бабуля Виолетта не могла вспомнить ничего похожего. Внезапно тетка Роза издала хриплый вопль (с лампы навернулся амур, сверкая целлюлитным задом), схватила Жупика в охапку и смачно чмокнула в лысую макушку.
— Жопастый! Нашел, скотиняка!!!
Жупик растерянно заморгал и на всякий случай притворился мертвым.
— Нанюхалась племянница, — резюмировала баба Лета, — заесть чего принести?
— Ничего я не нанюхалась! — радостно вопила тетка Роза. — Вот оно!
Итак, с помощью Жупика мы наткнулись на первое упоминание об инквизиторах. До нас они так и не добрались, но пытались…
Зима в тот год была очень холодная, у коров рога примерзали к низенькому потолку хлева, собаки весь декабрь сидели в доме и не тявкали, куры втягивали головы в пищевод… В такую-то лютую пору в село Ведьмеево вернулась некая Вийка Коваленкова с мужем-литвином Янко Коваленком. Была Вийка чуть ли не последней блудной ведьмой в роду. Пыталась прижиться где-то в Литве, не вышло — суровые литовские бабы чуть не повыдирали Вийке рыжие косы, а Янко их мужья наломали бока так, что тот едва ходил.
Вот и пришлось возвращаться в родные пенаты. Нас тогда было очень мало — кроме Вийки доживала век старая ведьма Варвара да ее малолетняя внучка Пелагея. Теперь вместе с ними поселились Вийка и Янко.
Но спокойно пожить Вийке и здесь не удалось. Судя по полуграмотным записям, сделанным рукой малолетней Пелагеи, Вийка была женщиной привлекательной. И если местные мужики не осмеливались и глаза на нее поднять, то соседние ой как пялились.
Аккурат перед Вальпургиевой ночью довелось Вийке поехать на ярмарку в соседнее село — Хотяевку. Янко остался дома — страшно ныл больной бок, предвещая непогоду. С Вийкой поехала Пелагея. На ярмарке Вийку приметил местный зажиточный крестьянин и начал приставать с авансами самого неприличного свойства. Ну Вийка ему, конечно, объяснила всю глубину его нравственного падения, для верности красочно сравнила со всем домашним скотом, для усвоения материала приложила носом об телегу и уже собиралась отправиться домой…
Не тут-то было. Обиженный крестьянин кликнул подмогу, и за Вийкиной телегой устремилась целая, толпа злобных мужиков на конях, телегах, ишаках; и просто на своих двоих. Поняв, что уйти не удастся, Вийка не растерялась и направила телегу прямиком к местному кладбищу. Мужики немножко обалдели от такой наглости, к тому же к кладбищу им уже не так резво бежалось, да и дело шло к ночи, поэтому половина преследователей повернули назад.
Но самые настырные не отставали. Промчавшись,, прямо по могилам и сломав пару старинных оград, Вийка не удержала лошадь, и телега перевернулась. Они с Пелагеей уцелели, а вот телегу осталось разве что на дрова пустить. Или себе на гробики. Так уже думала Пелагея, видя вдали толпу мужиков. Вийка растерялась. Отвести глаза такой куче народу она не могла, убежать далеко с маленькой Пелагеей тоже… От отчаяния она закричала: «Помогите!!!»
И помощь пришла. Правда, по принципу: «В мою мою дверку, как назло, постучалось западло». Рядом с ревущей Пелагеей и встрепанной Вийкой раскрылась могила, оттуда вылез бодренький полуразложившийся трупик и предложил свои услуги. Он-де отгоняет мужиков, а она, Вийка, должна за это прийти к нему в Вальпургиеву ночь и скрасить его одиночество задушевным разговором…
От испуга Вийка потеряла сознание, а когда очнулась, то ни мужиков, ни покойника не было. Вийка привязала девочку к лошадиной спине, а сама повела лошадь под уздцы.
Она дала обещание.
— Ну и что? — не вытерпела мамуля. — Где здесь про инквизицию?
— Молчи, Янка! — накинулись на нее остальные ведьмы. — Дай дослушать, видишь, как все закручено!
— Сейчас будет про инквизицию! — успокоила тетка Роза сестру.
Тем временем в соседней Хотяевке разгорелись нешуточные страсти. Еще на ярмарке Пелагея приметила странного проповедника в черной рясе, брызгавшего слюной и оравшего что-то про искоренение ведьмовства. В тот день его никто особо не слушал. Зато на второй день ярмарки тот самый крестьянин, что гнался за Вийкой, поддержал блюстителя и рассказал, как Вийка, Коваленкова жена, на кладбище чародействовала и покойников вызывала. Да еще и описал прелести Вийкиного заступника. Только, по его рассказу, выходило что-то вроде той знаменитой ситуации, когда «вдоль дороги мертвые с косами стоят». Дружки его подтвердили страшилку, каждый добавил еще по покойнику, и завертелось…
Странный проповедник тотчас же кинул идею о крестовом походе с дальнейшим сожжением Вийки на костре. Народ воодушевился и попер дружным отрядом в Ведьмеево.
Не дошли. Половина заплутала в лесах, человек десять провалились в глубокую —топь, еще столько же сгинули навсегда. Проповедник сам вышел к Хотяевке только на пятый, не то шестой день, весь седой, сел на коня и больше его там не видели…
— Ой, страсть-то! — Баба Лета перекрестилась. — Что ж с Вийкой-то сталось? Читай; Розка, читай! Это ж прям интересней, чем по радио!
— А дальше…— Тетка Роза зашелестела страницами. — Дальше нет ничего! Одни рецепты! Где записи за девятнадцатый год?
Записи принесли. Но они начинались с мая девятнадцатого, и хоть вела их Пелагея, а имя Вийки периодически упоминалось, чем же закончилась странная история с покойником, так и не говорилось.
— Одно хорошо — жива болезная, Господь миловал! — обрадовалась баба Лета. — А где же тут инквизиторы?
— Проповедник!!! — Тетка выразительно потыкала пальцем в желтую страницу. — Каждый раз проповедник! Помните, Миша рассказывала, что конюху тому придурочному какой-то проповедник крышу своротил, теперь вот еще один. Вот как они появлялись — под видом проповедников!
— Но проповедник не смог пройти через лес! — напомнила тетя Ида, — А Сюнневе здесь утащили, да и за Мишкой тоже здесь гнались.
— Какой теперь лес, Ираидка? Три елки-метелки? Повырубили все на хрен, вот и ездят теперь всякие, после которых у нас калоши пропадают! — вмешалась бабуля Виолетта.
— На пис-то этот, который природу охраняет, наплевали и сверху придавили! Мать моя бесовка, это что?!!
С кухни донесся переливчатый вопль. Та-ак, доконал Сюнневе ее кукарачча…
Отвязанным паровозиком мы покатились на кухню. Маманя — красная, как сигнальная фара, тетка Роза — сигнальная труба, как обычно, баба Лета рулит, тетя Ида тормозит, а я — как водится, стоп-краном повисла на запятках.
Вот вломились мы на кухню. Со стороны гостевой прискакала баба Дара с сестричками.
— Где враг?! — бесновалась бабушка, потрясая пыльным фолиантом. — Сейчас я ему зубы из вонючей ротовой полости повыковыриваю!!! Сюнька, только умолкни сначала, мне Розки по самые чулки хватает! Взяли моду орать, как вороны в климаксе!!! Нет чтобы взять швабру, накостылять гаду тихонько, да еще заставить его самого свои косточки собирать!.. Где вражина, я вас спрашиваю?!
Бабушка Лета, заливаясь тоненьким смехом, тыкала пальцем в трясущуюся, как растаявший мармелад, Сюнневе.
Бедная деваха, решившая на ночь глядя порадовать нас фирменным финским пирогом, не учла одного — темпов прогресса. Ундине и в голову не пришло, что красивая блестящая штучка с разноцветными кнопочками и приделанной прозрачной миской придумана не ради этой самой миски. Подошло время смешивать прокрученный со специями рыбный фарш со сливками, и Сюнневе в кулинарном запале выдернула снимающийся контейнер из кухонного комбайна. Ну молодец, конечно, не растерялась. Смешала рыбку со сливками, отдраила миску, а когда стала засовывать ее обратно, то неожиданно нажала на кнопочку «Пуск»… Комбайн весело затарахтел и начал подпрыгивать, а бедная финка решила, что в миску вселились злые духи…
Тетка Роза стукнула по выключателю и в сердцах выпалила:
— Твою… рыбу!!!
Сюнневе решила, что ее ругают, и вдобавок ко всему заревела.
— Ой, голубчик, это я не тебе! — переполошилась тетя. — Это я так выражаюсь, чтобы Янку не травмировать!
И то правда. Мамуля, как я уже говорила, не переносила, когда тетка начинала крепко выражаться. Поэтому тете Розе приходилось подыскивать приемлемые цензурные заменители. Иногда получались довольно странные сочетания, потому что никто не знал исходного выражения. Большой загадкой, к примеру, до сих пор оставалось «…тазом над унитазом!» или «…через пупок с захватом левого кольца!».
— Больше меня травмировать уже невозможно! — Мамуля демонстративно зашарила по столу в поисках пустырника. — Я уже привыкла к твоей ужасающей бескультурности, Роза! И у меня отнюдь не учащается сердцебиение… не потеют руки… и одышки тоже не наблюдается!
— Весь медицинский справочник проштудировала? — хмыкнула тетка Роза.
— Я? — Губы у мамульки задрожали. — Справочник?!
Я подергала бабулю Дару за рукав:
— Ба,а они всегда такими были? И в детстве?
— А то! — охотно пустилась в воспоминания бабуля. — Розка вечно Иоанне в песочнице ведерко на голову надевала! Ну, Янка, та сразу губы в холодец и давай реветь! Тогда у нее бас был, не чета тому, что Розка себе накурила… А если эти двое не дрались, не сыпали друг другу за шиворот песок и не полоскались в ближайшей луже, то сообща мутузили Идку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Но у нас неудачливых не было… Уже после Петра, когда тому приспичило перевести Россию на европейские рельсы, за ведьмовство начали сжигать, сажать в тюрьму и бить плетьми. Всекак в Европе, только с опозданием лет на сто. Из нашей Семьи опять никто не попался. Правда, был случай, когда одну нашу родственницу-ведьму затащили-таки на лобное место, чтобы побить плетьми. Она не растерялась, отняла разум у палача, так что тот начал себя сам избивать, а во всеобщей сумятице умудрилась сбежать. Палач истязал себя еще часа три, пока не упал замертво…
После подобных случаев Семья стала поосторожнее. Мы почти перестали принимать страждущих, лечили с опаской и вообще при каждом удобном случае старались сменить место проживания, пока все не собрались в Семипендюринске, где и осели. Нам вовсе не улыбалось быть растерзанными толпой или брать на себя грех еще нескольких смертей…
В Семипендюринске же до нас никто не мог добраться. Пробовали, правда, много раз… Где-то в начале девятнадцатого века до нас почти доехал какой-то чиновник. То есть доехал-то он до соседнего селения, где благополучно сменил лошадей, и на ночь глядя потрюхал в город, носивший тогда скромное нейтральное название Ведьмеево. А вот этого делать было совсем не надо… Когда часа через три карета все продолжала кружить по бесконечному лесу, чиновник догадался осведомиться у ямщика, «далече ли до места».
— А верст семь еще пендюрить! — весело откликнулся ямщик, хитровато поглядев на чиновника раскосыми зелеными глазами.
Ну чиновник плюнул и велел поворачивать обратно…
— ЖУПИК! — Возмущенный бас тетки Розы отвлек меня от мыслей о далеком прошлом. — Нашел себе подстилку! Встань, свиномордия!
Оказывается, нашему бульдогу чем-то приглянулась та самая вонючая книга, которую мы стащили с антресолей. Принюхавшись к «аромату», напоминавшему запах гниения сотни тараканьих тушек, Жупинька решительно уткнулся мордой в обложку, лапой пролистал несколько страниц и разлегся на развороте.
— Сгинь! — От теткиных децибелов тряслись декоративные тарелочки на стенах, но Жулик даже не моргнул, только повертел жирненьким задом, устраиваясь поудобнее.
С кряхтением тетка вылезла из-под уютного пледа и поплелась к Жупику, громогласно рассказывая о том, что в Китае ей довелось видеть, как из собак делают колбасу…
— Пошел, пошел! — Тетка Роза подергала Жулика за длинное ухо (мы не стали их купировать, чтобы не травмировать собачку).
Жупик растопырил косолапые лапки, обхватил новую подстилку поудобнее и даже попытался гавкнуть на тетю.
— Ах так! — забасила раззадорившаяся тетка. — Ну погоди у меня, жировик!
Тетка нагнулась пониже и внезапно хрипло залаяла. Жупик прижал уши, втянул короткий хвостик, зажмурился и бочком слез с книги.
Бабуля Виолетта не преминула среагировать:
— Розка! Га! У мене кобель недавно сдох…
— Тетя, не продолжайте! — хохотнула тетка Роза, разглядывая Жупиково лежбище.
Она пролистала еще несколько страниц и недоумевающе приподняла бровь.
— А где у нас записи за 1818-й год?
— Нету! — тут же отозвалась мамуля. — Точно знаю, в этот год записей вообще не делали…
— Делали…— пробормотала тетка, листая вонючую книгу дальше. — Только с бумагой была напряженка, вот и писали все в одной книге вместе с заговорами…
— Что?! Там тоже хроника? — воскликнула тетка Ида.
— Похоже на то, — кивнула тетка Роза. — Вперемежку с записями заговоров и рецептов зелий… Вот, декабрь 1817-ro, январь 1818-го… апрель 1818-го…
Тетка замолчала и принялась внимательно читать записи.
— Что это за место
— Хотяевка? — вдруг спросила она. — Должно быть, где-то рядом…
Никто не знал. Деревни или села с таким названием рядом точно не было. Даже бабуля Виолетта не могла вспомнить ничего похожего. Внезапно тетка Роза издала хриплый вопль (с лампы навернулся амур, сверкая целлюлитным задом), схватила Жупика в охапку и смачно чмокнула в лысую макушку.
— Жопастый! Нашел, скотиняка!!!
Жупик растерянно заморгал и на всякий случай притворился мертвым.
— Нанюхалась племянница, — резюмировала баба Лета, — заесть чего принести?
— Ничего я не нанюхалась! — радостно вопила тетка Роза. — Вот оно!
Итак, с помощью Жупика мы наткнулись на первое упоминание об инквизиторах. До нас они так и не добрались, но пытались…
Зима в тот год была очень холодная, у коров рога примерзали к низенькому потолку хлева, собаки весь декабрь сидели в доме и не тявкали, куры втягивали головы в пищевод… В такую-то лютую пору в село Ведьмеево вернулась некая Вийка Коваленкова с мужем-литвином Янко Коваленком. Была Вийка чуть ли не последней блудной ведьмой в роду. Пыталась прижиться где-то в Литве, не вышло — суровые литовские бабы чуть не повыдирали Вийке рыжие косы, а Янко их мужья наломали бока так, что тот едва ходил.
Вот и пришлось возвращаться в родные пенаты. Нас тогда было очень мало — кроме Вийки доживала век старая ведьма Варвара да ее малолетняя внучка Пелагея. Теперь вместе с ними поселились Вийка и Янко.
Но спокойно пожить Вийке и здесь не удалось. Судя по полуграмотным записям, сделанным рукой малолетней Пелагеи, Вийка была женщиной привлекательной. И если местные мужики не осмеливались и глаза на нее поднять, то соседние ой как пялились.
Аккурат перед Вальпургиевой ночью довелось Вийке поехать на ярмарку в соседнее село — Хотяевку. Янко остался дома — страшно ныл больной бок, предвещая непогоду. С Вийкой поехала Пелагея. На ярмарке Вийку приметил местный зажиточный крестьянин и начал приставать с авансами самого неприличного свойства. Ну Вийка ему, конечно, объяснила всю глубину его нравственного падения, для верности красочно сравнила со всем домашним скотом, для усвоения материала приложила носом об телегу и уже собиралась отправиться домой…
Не тут-то было. Обиженный крестьянин кликнул подмогу, и за Вийкиной телегой устремилась целая, толпа злобных мужиков на конях, телегах, ишаках; и просто на своих двоих. Поняв, что уйти не удастся, Вийка не растерялась и направила телегу прямиком к местному кладбищу. Мужики немножко обалдели от такой наглости, к тому же к кладбищу им уже не так резво бежалось, да и дело шло к ночи, поэтому половина преследователей повернули назад.
Но самые настырные не отставали. Промчавшись,, прямо по могилам и сломав пару старинных оград, Вийка не удержала лошадь, и телега перевернулась. Они с Пелагеей уцелели, а вот телегу осталось разве что на дрова пустить. Или себе на гробики. Так уже думала Пелагея, видя вдали толпу мужиков. Вийка растерялась. Отвести глаза такой куче народу она не могла, убежать далеко с маленькой Пелагеей тоже… От отчаяния она закричала: «Помогите!!!»
И помощь пришла. Правда, по принципу: «В мою мою дверку, как назло, постучалось западло». Рядом с ревущей Пелагеей и встрепанной Вийкой раскрылась могила, оттуда вылез бодренький полуразложившийся трупик и предложил свои услуги. Он-де отгоняет мужиков, а она, Вийка, должна за это прийти к нему в Вальпургиеву ночь и скрасить его одиночество задушевным разговором…
От испуга Вийка потеряла сознание, а когда очнулась, то ни мужиков, ни покойника не было. Вийка привязала девочку к лошадиной спине, а сама повела лошадь под уздцы.
Она дала обещание.
— Ну и что? — не вытерпела мамуля. — Где здесь про инквизицию?
— Молчи, Янка! — накинулись на нее остальные ведьмы. — Дай дослушать, видишь, как все закручено!
— Сейчас будет про инквизицию! — успокоила тетка Роза сестру.
Тем временем в соседней Хотяевке разгорелись нешуточные страсти. Еще на ярмарке Пелагея приметила странного проповедника в черной рясе, брызгавшего слюной и оравшего что-то про искоренение ведьмовства. В тот день его никто особо не слушал. Зато на второй день ярмарки тот самый крестьянин, что гнался за Вийкой, поддержал блюстителя и рассказал, как Вийка, Коваленкова жена, на кладбище чародействовала и покойников вызывала. Да еще и описал прелести Вийкиного заступника. Только, по его рассказу, выходило что-то вроде той знаменитой ситуации, когда «вдоль дороги мертвые с косами стоят». Дружки его подтвердили страшилку, каждый добавил еще по покойнику, и завертелось…
Странный проповедник тотчас же кинул идею о крестовом походе с дальнейшим сожжением Вийки на костре. Народ воодушевился и попер дружным отрядом в Ведьмеево.
Не дошли. Половина заплутала в лесах, человек десять провалились в глубокую —топь, еще столько же сгинули навсегда. Проповедник сам вышел к Хотяевке только на пятый, не то шестой день, весь седой, сел на коня и больше его там не видели…
— Ой, страсть-то! — Баба Лета перекрестилась. — Что ж с Вийкой-то сталось? Читай; Розка, читай! Это ж прям интересней, чем по радио!
— А дальше…— Тетка Роза зашелестела страницами. — Дальше нет ничего! Одни рецепты! Где записи за девятнадцатый год?
Записи принесли. Но они начинались с мая девятнадцатого, и хоть вела их Пелагея, а имя Вийки периодически упоминалось, чем же закончилась странная история с покойником, так и не говорилось.
— Одно хорошо — жива болезная, Господь миловал! — обрадовалась баба Лета. — А где же тут инквизиторы?
— Проповедник!!! — Тетка выразительно потыкала пальцем в желтую страницу. — Каждый раз проповедник! Помните, Миша рассказывала, что конюху тому придурочному какой-то проповедник крышу своротил, теперь вот еще один. Вот как они появлялись — под видом проповедников!
— Но проповедник не смог пройти через лес! — напомнила тетя Ида, — А Сюнневе здесь утащили, да и за Мишкой тоже здесь гнались.
— Какой теперь лес, Ираидка? Три елки-метелки? Повырубили все на хрен, вот и ездят теперь всякие, после которых у нас калоши пропадают! — вмешалась бабуля Виолетта.
— На пис-то этот, который природу охраняет, наплевали и сверху придавили! Мать моя бесовка, это что?!!
С кухни донесся переливчатый вопль. Та-ак, доконал Сюнневе ее кукарачча…
Отвязанным паровозиком мы покатились на кухню. Маманя — красная, как сигнальная фара, тетка Роза — сигнальная труба, как обычно, баба Лета рулит, тетя Ида тормозит, а я — как водится, стоп-краном повисла на запятках.
Вот вломились мы на кухню. Со стороны гостевой прискакала баба Дара с сестричками.
— Где враг?! — бесновалась бабушка, потрясая пыльным фолиантом. — Сейчас я ему зубы из вонючей ротовой полости повыковыриваю!!! Сюнька, только умолкни сначала, мне Розки по самые чулки хватает! Взяли моду орать, как вороны в климаксе!!! Нет чтобы взять швабру, накостылять гаду тихонько, да еще заставить его самого свои косточки собирать!.. Где вражина, я вас спрашиваю?!
Бабушка Лета, заливаясь тоненьким смехом, тыкала пальцем в трясущуюся, как растаявший мармелад, Сюнневе.
Бедная деваха, решившая на ночь глядя порадовать нас фирменным финским пирогом, не учла одного — темпов прогресса. Ундине и в голову не пришло, что красивая блестящая штучка с разноцветными кнопочками и приделанной прозрачной миской придумана не ради этой самой миски. Подошло время смешивать прокрученный со специями рыбный фарш со сливками, и Сюнневе в кулинарном запале выдернула снимающийся контейнер из кухонного комбайна. Ну молодец, конечно, не растерялась. Смешала рыбку со сливками, отдраила миску, а когда стала засовывать ее обратно, то неожиданно нажала на кнопочку «Пуск»… Комбайн весело затарахтел и начал подпрыгивать, а бедная финка решила, что в миску вселились злые духи…
Тетка Роза стукнула по выключателю и в сердцах выпалила:
— Твою… рыбу!!!
Сюнневе решила, что ее ругают, и вдобавок ко всему заревела.
— Ой, голубчик, это я не тебе! — переполошилась тетя. — Это я так выражаюсь, чтобы Янку не травмировать!
И то правда. Мамуля, как я уже говорила, не переносила, когда тетка начинала крепко выражаться. Поэтому тете Розе приходилось подыскивать приемлемые цензурные заменители. Иногда получались довольно странные сочетания, потому что никто не знал исходного выражения. Большой загадкой, к примеру, до сих пор оставалось «…тазом над унитазом!» или «…через пупок с захватом левого кольца!».
— Больше меня травмировать уже невозможно! — Мамуля демонстративно зашарила по столу в поисках пустырника. — Я уже привыкла к твоей ужасающей бескультурности, Роза! И у меня отнюдь не учащается сердцебиение… не потеют руки… и одышки тоже не наблюдается!
— Весь медицинский справочник проштудировала? — хмыкнула тетка Роза.
— Я? — Губы у мамульки задрожали. — Справочник?!
Я подергала бабулю Дару за рукав:
— Ба,а они всегда такими были? И в детстве?
— А то! — охотно пустилась в воспоминания бабуля. — Розка вечно Иоанне в песочнице ведерко на голову надевала! Ну, Янка, та сразу губы в холодец и давай реветь! Тогда у нее бас был, не чета тому, что Розка себе накурила… А если эти двое не дрались, не сыпали друг другу за шиворот песок и не полоскались в ближайшей луже, то сообща мутузили Идку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46