В настоящий момент на континенте царит хаос — ф’дор о таком может только мечтать. Есть где спрятаться, а потом начать свою охоту. Чем больше мы сможем заключить союзов, тем, как мне кажется, лучше. Когда Намерьенское королевство с его древними традициями будет восстановлено, окажется проще справиться с одним правителем и его армией, если они попадут во власть демона. — Акмед сделал глоток из своей фляги и с грохотом поставил ее на стол. — Более того, Эши совершенно бесполезный дурак, он станет всего лишь пешкой в большой игре, а мы сможем делать все, что посчитаем нужным.
— Ты думаешь, намерьены выберут королем Эши? — уточнила Рапсодия. — Претендентов будет много, включая герцогов Роланда, не говоря уже о сыновьях Гвиллиама, Анборне и Гриффите, если последний, конечно, жив. Появление единого короля может стать еще худшим злом, чем разделение на отдельные провинции.
— Для них — возможно. С моей же точки зрения, самый страшный враг — это хаос.
— В Тириане происходит то же самое, — кивнула Рапсодия. — Он никогда не входил в состав Намерьенского королевства, но лирины заключили союз с Энвин и представителями Первого флота, что и привело их к катастрофе. Сейчас королевство разделено на части: народ Тириана отделен от морских лиринов и от тех, что живут в городах; с населяющими Маносс связь вообще практически потеряна. Не знаю, удастся ли убедить их войти в состав Намерьенского королевства, но объединить их в единое государство стоит попытаться — ради них же самих.
Рапсодия посмотрела на темные полки с манускриптами, пергаментами и футлярами из слоновой кости, в которых хранились древние рукописи.
— Ты собираешься туда вернуться? — взглянув на нее, спросил Акмед.
— Только приехала, и снова нас бросаешь, — запротестовал Грунтор.
— Я еще не знаю, — вздохнула Рапсодия. — Я собиралась попытаться помочь объединить лиринов, мы много об этом разговаривали с Элендрой и Риалом. Но теперь я больше не Дающая Имя и не знаю, станут ли они меня слушать, смогу ли я убедить их в своей правоте. Там я чужая, полукровка. Может, пускай сами решают свои проблемы.
— Это кто еще говорит, что ты не Дающая Имя? — поинтересовался Грунтор.
Рапсодия грустно ему улыбнулась.
— Таков закон. Я солгала. Причем в очень важном вопросе. Я вплела ложь в историю жизни и смерти Ллаурона, нарушила клятву. Теперь все, что я говорю, это самые обычные слова, которые ничем не отличаются от слов других людей. Лишившись своей силы Певицы и Дающей Имя, я ничего не могу им предложить. Раньше они мне верили безоговорочно, а теперь…
— Ты илиаченва’ар, — сердито перебил ее Акмед. — Разве этого недостаточно, чтобы они тебе поверили? Перестань себя жалеть. Я хочу тебе сказать нечто очень важное. Слушай меня внимательно. Ллаурон тебе доказал, что правда штука субъективная. Что именно ты сказала Стивену?
Рапсодия задумалась.
— «Я принесла вам новости. Состоялся поединок по законам Буда-Кай, на который Каддир вызвал Ллаурона. В соответствии с канонами веры филидов бой имел место во время ущербной луны. Каддир одержал победу. Главный жрец Ллаурон мертв. В настоящий момент посох Главного жреца принадлежит Каддиру».
Акмед решительно стукнул кулаком по столу.
— Вот-вот. Ты сказала чистую правду. Главный жрец Ллаурон действительно мертв. Другое дело, если бы ты использовала его полное имя. Никто не может оспорить твои слова. — Он наклонился вперед, стараясь убедить Рапсодию в собственной правоте. — Кроме того, ты забыла об одной очень важной детали. Твоя сила Дающей Имя идет от занятий и подготовки и не зависит от данной тобой клятвы. Если бы твой наставник не умер, прежде чем ты закончила обучение, он бы тебе это объяснил. Клятва защищает окружающих от неправильного использования силы, заключенной в словах Дающей Имя, но не наделяет тебя каким-то особым могуществом. Ты получила свои способности при рождении, и только чувство долга и чести мешает тебе прибегать к ним, когда делать этого не следует.
Рапсодия отвернулась, пытаясь осознать сказанное Акмедом, а болги тем временем переглянулись.
— Давай, мисси, устрой проверочку, — предложил Грунтор. — Отправляйся к лиринам, посмотри, что ты можешь для них сделать. Не сомневаюсь, ты справишься.
Рапсодия подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Значит, вы уже хотите, чтобы я уехала?
— Уезжай, оставайся, делай, что считаешь нужным, — пожав плечами, сказал Акмед. — Но не думаю, что тебе очень понравится находиться сейчас в горах. Мне пришлось отменить занятия в школе, подготовку повитух, сельскохозяйственные программы. Мы готовимся к войне и объявили всеобщую мобилизацию — призвали в армию всех, мужчин и женщин. Кузни работают круглосуточно. Наверное, так же здесь было и во время войны, то же самое состояние беспокойства, которое в конце концов привело к уничтожению колонии дракиан. Я буду счастлив заключить мирные соглашения, но я должен подготовиться к сражениям на всех фронтах — твое видение ясно показало, что нам следует ждать нападения. Я дам тебе намерьенский рог, и тебе придется самой принимать решение, хочешь ты созвать Совет или нет. Оставайся, если сочтешь нужным, но ты должна понимать: я никому не позволю мешать нам готовиться к войне, даже тебе. Весь мир считает нас мертвецами. В мои намерения входит поддерживать это заблуждение, а не сделать его реальностью.
Он встал и поднес флакон из гематита к глазам.
— Спасибо тебе за него, — спокойно проговорил он. — А теперь прошу меня простить. Я намерен им воспользоваться. — Он постоял несколько мгновений, глядя на крошечный флакон с кровью, а потом, махнув рукой Грунтору, приказал: — Принеси мне рог.
Его слова тут же зазвучали в сознании Рапсодии, отозвались едва слышным эхом. Они повторялись, голос становился все глуше, язык, на котором были произнесены эти слова, изменился, и теперь они уже звучали на старонамерьенском. Вилка упала у нее из руки на стол, с глухим стуком скатилась на пол.
«Принеси мне рог».
Слова одного короля, который стоял сейчас перед ней, держа в руке флакон с кровью, рассеялись, точно дым, унесенный невидимым ветром, и вместо них прозвучал другой голос, глухой, исполненный боли и страха. Другой король. Тот, что умер там, где сейчас сидела она.
«Принеси мне рог».
Голос в сознании Рапсодии зазвучал громче, и она вцепилась в край стола, а потом, сжав зубы, с трудом покачала головой, когда Грунтор, которого встревожила неожиданная перемена, начал подниматься со своего стула. Она закрыла глаза и позволила словам промчаться сквозь свое сознание и вырваться на волю:
— Принеси… мне… рог! Ради Бога…
Оба болга вздрогнули от звука чужого голоса — мужчина из последних сил сражался со смертью. Боль исказила лицо Рапсодии, и она еще сильнее схватилась за край стола.
— Анборн! Барет! Кто-нибудь… О боги…
Акмед быстро схватил Грунтора за рукав, когда тот собрался сделать шаг к Певице.
— Оставь ее, — коротко бросил он.
Сержант сердито стряхнул его руку, но вмешиваться не стал.
— Нет! — выдохнула Рапсодия. — Проклятье! Энвин… будь ты проклята… о нет…
— Ой не желает видеть, как Гвиллиам умирает еще раз, — проворчал Грунтор. — Хорошо, что он сдох, надеюсь, червям было вкусно.
— Мой народ — прошептала Рапсодия. — Мой прекрасный народ… Пожалуйста, помогите мне. Принесите Великую Печать. Я должен, должен…
Даже Акмеда охватила тревога, когда Рапсодия перевернулась на спину и повалилась на стол, глядя в потолок остекленевшими глазами и задыхаясь.
— Печать, — прошептала она голосом Гвиллиама. — Пожалуйста, Великую Печать, и воды, прошу вас, кто-нибудь, дайте воды.
Болги переглянулись, и Грунтор с такой силой вцепился в стоящий перед ним стул, что сломал деревянную спинку. Он много раз оказывался рядом с Рапсодией, когда ее посещали видения, но так и не смог к ним привыкнуть.
На лице Рапсодии появилось изумление.
— Не может быть, — грустно проговорила она и прищурилась, уставившись в потолок, на котором сверкала медная чешуя дракона с серебряными когтями, изображенного среди хрустальных звезд, сияющих на кобальтовом небе.
— Ах, Энвин. В конце концов ты одержала надо мной победу. — Голос Гвиллиама звучал тихо, удивленно. — Какая ирония! Я умираю под изображением огромного дракона, которого сам же и приказал нарисовать на потолке в честь твоей матери. Даже в последние мгновения своей жизни я вынужден смотреть на тебя, умирая, видеть то, что стало мне ненавистно.
Краска схлынула с лица Рапсодии, и на розовых щеках разлилась мертвенная бледность. Она начала задыхаться, и Акмеда охватила паника. Он поставил флакон и обежал стол, Грунтор не отставал от него ни на шаг. Король схватил Рапсодию за плечи, поставил на ноги и левой рукой принялся хлопать по щекам.
— Хватит, Рапсодия, — прошептал он. — Хватит… отпусти видение.
Она смотрела мимо него, словно заглядывала за Покров Гоэн. Бледные, бескровные губы потрескались.
— Все зря, — произнесла она тусклым голосом, и свет погас в ее глазах. — Все мои великие начинания, мои мечты. Все зря. Ты был прав, Хааг. Ты был прав…
Акмед мягко встряхнул Рапсодию, пытаясь разорвать цепи видения, но оно не отступало. Он слышал, как у него за спиной в волнении сопит Грунтор.
— Все в порядке, — сказал он сержанту. — Видение должно дойти до конца.
— Конец ее видения — смерть, — проревел Грунтор. — Давай, мисси, возвращайся к нам, ну же!
— Я заглядываю в Подземное Царство, — прохрипела Рапсодия. — Но я сам виновен, сам вырыл себе могилу. Великая Печать. Энвин, прости меня, прости меня, мой народ. Печать…
— Рапсодия…
Вскрикнув, Рапсодия дернулась в руках Акмеда, ее начала бить крупная дрожь. Но уже в следующее мгновение ее тело обмякло, она заморгала и открыла глаза. Взглянув в обеспокоенные лица друзей, она тяжело вздохнула и сказала:
— Нужно поискать другое развлечение.
Акмед нахмурился, хорошенько ее встряхнул, затем выпустил и снова взял в руки флакон.
— Как ты думаешь, что означали те идиотские слова насчет Великой Печати?
— Не знаю, — покачала головой Рапсодия. — Я только почувствовала, что он в ужасе. С каждым ударом сердца из тела Гвиллиама вытекала кровь, и он знал, что умирает. Какое жуткое ощущение. Надеюсь, я умру быстро. — Она вспомнила о своей просьбе, обращенной к лорду Роуэну, его обещание помочь, и ей стало немного легче. — Теперь я знаю, какими были последние слова последнего короля намерьенов.
— Может быть, когда-нибудь они даже пригодятся, — пробурчал Акмед.
Грунтор крепко обнял ее и спросил:
— Ты точно в порядке, мисси? — Она кивнула, и он наградил ее сердитым взглядом. — Ну, поняла теперь, что ты все еще Дающая Имя? Жаль, конечно, что ты оказалась не права. Снова будешь пугать меня до ужаса своими дурацкими припадками.
— Как ты думаешь, может быть, Великой Печатью он называл королевский герб? — повернулась она к Акмеду. — Только вот какой? В их спальне мы обнаружили два: герб сереннского королевского дома, точно такой же красовался и на всех монетах того времени, или тот, что мы видели над кроватью Энвин, — дракон на границе мира?
— Понятия не имею, — ответил он и направился к двери. — Сейчас у меня есть дела поважнее. Если ты собираешься в Тириан, счастливого пути. Сообщи, когда будешь готова созвать Совет, мы оставим рог здесь до твоего возвращения. Если захочешь побыть в горах, постарайся особенно не высовываться. Пусть тот, кто осмелится на нас напасть, увидит лишь пустую оболочку. Если они настолько глупы и решатся воевать, надеюсь, они получат удовольствие, обнаружив, что у нас внутри.
Болги внимательно выслушали своего короля, заметив, как изменились его призывы и распоряжения, которые он теперь передавал ежедневно одновременно с самыми разнообразными военными приказами.
Когда его голос смолк, они вернулись к прерванным занятиям, не обращая внимания на разговор, доносившийся до них сквозь толщу камня. Его вели на языке людей, и болги его не понимали. Король Акмед умел заставить гору говорить, но не всегда на болгише. Болги ничего не знали о приспособлениях и приборах в библиотеке Гвиллиама. Они считали, что сам король и есть голос горы и ее уши.
Он правил землей у них под ногами и воздухом, которым они дышали. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что ими повелевает Бог.
И потому большинство болгов перестали обращать внимание на разговор, который вели между собой король, его сержант и Первая женщина. Их голоса заглушил грохот марширующих ног и звон оружия.
Большинство болгов, но только не Искатели.
Все члены тайного общества, все болги, охваченные необъяснимой страстью собирать предметы, принадлежавшие виллимам и несущие на себе Знак, стояли и, словно зачарованные, слушали Голос, зазвучавший впервые за столько поколений, что и сосчитать невозможно. Как и их далекие предшественники, они почувствовали отклик в своих душах, зов крови, исконный и глубинный, такой настойчивый, что он причинял боль, не позволяя воспротивиться или не подчиниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Ты думаешь, намерьены выберут королем Эши? — уточнила Рапсодия. — Претендентов будет много, включая герцогов Роланда, не говоря уже о сыновьях Гвиллиама, Анборне и Гриффите, если последний, конечно, жив. Появление единого короля может стать еще худшим злом, чем разделение на отдельные провинции.
— Для них — возможно. С моей же точки зрения, самый страшный враг — это хаос.
— В Тириане происходит то же самое, — кивнула Рапсодия. — Он никогда не входил в состав Намерьенского королевства, но лирины заключили союз с Энвин и представителями Первого флота, что и привело их к катастрофе. Сейчас королевство разделено на части: народ Тириана отделен от морских лиринов и от тех, что живут в городах; с населяющими Маносс связь вообще практически потеряна. Не знаю, удастся ли убедить их войти в состав Намерьенского королевства, но объединить их в единое государство стоит попытаться — ради них же самих.
Рапсодия посмотрела на темные полки с манускриптами, пергаментами и футлярами из слоновой кости, в которых хранились древние рукописи.
— Ты собираешься туда вернуться? — взглянув на нее, спросил Акмед.
— Только приехала, и снова нас бросаешь, — запротестовал Грунтор.
— Я еще не знаю, — вздохнула Рапсодия. — Я собиралась попытаться помочь объединить лиринов, мы много об этом разговаривали с Элендрой и Риалом. Но теперь я больше не Дающая Имя и не знаю, станут ли они меня слушать, смогу ли я убедить их в своей правоте. Там я чужая, полукровка. Может, пускай сами решают свои проблемы.
— Это кто еще говорит, что ты не Дающая Имя? — поинтересовался Грунтор.
Рапсодия грустно ему улыбнулась.
— Таков закон. Я солгала. Причем в очень важном вопросе. Я вплела ложь в историю жизни и смерти Ллаурона, нарушила клятву. Теперь все, что я говорю, это самые обычные слова, которые ничем не отличаются от слов других людей. Лишившись своей силы Певицы и Дающей Имя, я ничего не могу им предложить. Раньше они мне верили безоговорочно, а теперь…
— Ты илиаченва’ар, — сердито перебил ее Акмед. — Разве этого недостаточно, чтобы они тебе поверили? Перестань себя жалеть. Я хочу тебе сказать нечто очень важное. Слушай меня внимательно. Ллаурон тебе доказал, что правда штука субъективная. Что именно ты сказала Стивену?
Рапсодия задумалась.
— «Я принесла вам новости. Состоялся поединок по законам Буда-Кай, на который Каддир вызвал Ллаурона. В соответствии с канонами веры филидов бой имел место во время ущербной луны. Каддир одержал победу. Главный жрец Ллаурон мертв. В настоящий момент посох Главного жреца принадлежит Каддиру».
Акмед решительно стукнул кулаком по столу.
— Вот-вот. Ты сказала чистую правду. Главный жрец Ллаурон действительно мертв. Другое дело, если бы ты использовала его полное имя. Никто не может оспорить твои слова. — Он наклонился вперед, стараясь убедить Рапсодию в собственной правоте. — Кроме того, ты забыла об одной очень важной детали. Твоя сила Дающей Имя идет от занятий и подготовки и не зависит от данной тобой клятвы. Если бы твой наставник не умер, прежде чем ты закончила обучение, он бы тебе это объяснил. Клятва защищает окружающих от неправильного использования силы, заключенной в словах Дающей Имя, но не наделяет тебя каким-то особым могуществом. Ты получила свои способности при рождении, и только чувство долга и чести мешает тебе прибегать к ним, когда делать этого не следует.
Рапсодия отвернулась, пытаясь осознать сказанное Акмедом, а болги тем временем переглянулись.
— Давай, мисси, устрой проверочку, — предложил Грунтор. — Отправляйся к лиринам, посмотри, что ты можешь для них сделать. Не сомневаюсь, ты справишься.
Рапсодия подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Значит, вы уже хотите, чтобы я уехала?
— Уезжай, оставайся, делай, что считаешь нужным, — пожав плечами, сказал Акмед. — Но не думаю, что тебе очень понравится находиться сейчас в горах. Мне пришлось отменить занятия в школе, подготовку повитух, сельскохозяйственные программы. Мы готовимся к войне и объявили всеобщую мобилизацию — призвали в армию всех, мужчин и женщин. Кузни работают круглосуточно. Наверное, так же здесь было и во время войны, то же самое состояние беспокойства, которое в конце концов привело к уничтожению колонии дракиан. Я буду счастлив заключить мирные соглашения, но я должен подготовиться к сражениям на всех фронтах — твое видение ясно показало, что нам следует ждать нападения. Я дам тебе намерьенский рог, и тебе придется самой принимать решение, хочешь ты созвать Совет или нет. Оставайся, если сочтешь нужным, но ты должна понимать: я никому не позволю мешать нам готовиться к войне, даже тебе. Весь мир считает нас мертвецами. В мои намерения входит поддерживать это заблуждение, а не сделать его реальностью.
Он встал и поднес флакон из гематита к глазам.
— Спасибо тебе за него, — спокойно проговорил он. — А теперь прошу меня простить. Я намерен им воспользоваться. — Он постоял несколько мгновений, глядя на крошечный флакон с кровью, а потом, махнув рукой Грунтору, приказал: — Принеси мне рог.
Его слова тут же зазвучали в сознании Рапсодии, отозвались едва слышным эхом. Они повторялись, голос становился все глуше, язык, на котором были произнесены эти слова, изменился, и теперь они уже звучали на старонамерьенском. Вилка упала у нее из руки на стол, с глухим стуком скатилась на пол.
«Принеси мне рог».
Слова одного короля, который стоял сейчас перед ней, держа в руке флакон с кровью, рассеялись, точно дым, унесенный невидимым ветром, и вместо них прозвучал другой голос, глухой, исполненный боли и страха. Другой король. Тот, что умер там, где сейчас сидела она.
«Принеси мне рог».
Голос в сознании Рапсодии зазвучал громче, и она вцепилась в край стола, а потом, сжав зубы, с трудом покачала головой, когда Грунтор, которого встревожила неожиданная перемена, начал подниматься со своего стула. Она закрыла глаза и позволила словам промчаться сквозь свое сознание и вырваться на волю:
— Принеси… мне… рог! Ради Бога…
Оба болга вздрогнули от звука чужого голоса — мужчина из последних сил сражался со смертью. Боль исказила лицо Рапсодии, и она еще сильнее схватилась за край стола.
— Анборн! Барет! Кто-нибудь… О боги…
Акмед быстро схватил Грунтора за рукав, когда тот собрался сделать шаг к Певице.
— Оставь ее, — коротко бросил он.
Сержант сердито стряхнул его руку, но вмешиваться не стал.
— Нет! — выдохнула Рапсодия. — Проклятье! Энвин… будь ты проклята… о нет…
— Ой не желает видеть, как Гвиллиам умирает еще раз, — проворчал Грунтор. — Хорошо, что он сдох, надеюсь, червям было вкусно.
— Мой народ — прошептала Рапсодия. — Мой прекрасный народ… Пожалуйста, помогите мне. Принесите Великую Печать. Я должен, должен…
Даже Акмеда охватила тревога, когда Рапсодия перевернулась на спину и повалилась на стол, глядя в потолок остекленевшими глазами и задыхаясь.
— Печать, — прошептала она голосом Гвиллиама. — Пожалуйста, Великую Печать, и воды, прошу вас, кто-нибудь, дайте воды.
Болги переглянулись, и Грунтор с такой силой вцепился в стоящий перед ним стул, что сломал деревянную спинку. Он много раз оказывался рядом с Рапсодией, когда ее посещали видения, но так и не смог к ним привыкнуть.
На лице Рапсодии появилось изумление.
— Не может быть, — грустно проговорила она и прищурилась, уставившись в потолок, на котором сверкала медная чешуя дракона с серебряными когтями, изображенного среди хрустальных звезд, сияющих на кобальтовом небе.
— Ах, Энвин. В конце концов ты одержала надо мной победу. — Голос Гвиллиама звучал тихо, удивленно. — Какая ирония! Я умираю под изображением огромного дракона, которого сам же и приказал нарисовать на потолке в честь твоей матери. Даже в последние мгновения своей жизни я вынужден смотреть на тебя, умирая, видеть то, что стало мне ненавистно.
Краска схлынула с лица Рапсодии, и на розовых щеках разлилась мертвенная бледность. Она начала задыхаться, и Акмеда охватила паника. Он поставил флакон и обежал стол, Грунтор не отставал от него ни на шаг. Король схватил Рапсодию за плечи, поставил на ноги и левой рукой принялся хлопать по щекам.
— Хватит, Рапсодия, — прошептал он. — Хватит… отпусти видение.
Она смотрела мимо него, словно заглядывала за Покров Гоэн. Бледные, бескровные губы потрескались.
— Все зря, — произнесла она тусклым голосом, и свет погас в ее глазах. — Все мои великие начинания, мои мечты. Все зря. Ты был прав, Хааг. Ты был прав…
Акмед мягко встряхнул Рапсодию, пытаясь разорвать цепи видения, но оно не отступало. Он слышал, как у него за спиной в волнении сопит Грунтор.
— Все в порядке, — сказал он сержанту. — Видение должно дойти до конца.
— Конец ее видения — смерть, — проревел Грунтор. — Давай, мисси, возвращайся к нам, ну же!
— Я заглядываю в Подземное Царство, — прохрипела Рапсодия. — Но я сам виновен, сам вырыл себе могилу. Великая Печать. Энвин, прости меня, прости меня, мой народ. Печать…
— Рапсодия…
Вскрикнув, Рапсодия дернулась в руках Акмеда, ее начала бить крупная дрожь. Но уже в следующее мгновение ее тело обмякло, она заморгала и открыла глаза. Взглянув в обеспокоенные лица друзей, она тяжело вздохнула и сказала:
— Нужно поискать другое развлечение.
Акмед нахмурился, хорошенько ее встряхнул, затем выпустил и снова взял в руки флакон.
— Как ты думаешь, что означали те идиотские слова насчет Великой Печати?
— Не знаю, — покачала головой Рапсодия. — Я только почувствовала, что он в ужасе. С каждым ударом сердца из тела Гвиллиама вытекала кровь, и он знал, что умирает. Какое жуткое ощущение. Надеюсь, я умру быстро. — Она вспомнила о своей просьбе, обращенной к лорду Роуэну, его обещание помочь, и ей стало немного легче. — Теперь я знаю, какими были последние слова последнего короля намерьенов.
— Может быть, когда-нибудь они даже пригодятся, — пробурчал Акмед.
Грунтор крепко обнял ее и спросил:
— Ты точно в порядке, мисси? — Она кивнула, и он наградил ее сердитым взглядом. — Ну, поняла теперь, что ты все еще Дающая Имя? Жаль, конечно, что ты оказалась не права. Снова будешь пугать меня до ужаса своими дурацкими припадками.
— Как ты думаешь, может быть, Великой Печатью он называл королевский герб? — повернулась она к Акмеду. — Только вот какой? В их спальне мы обнаружили два: герб сереннского королевского дома, точно такой же красовался и на всех монетах того времени, или тот, что мы видели над кроватью Энвин, — дракон на границе мира?
— Понятия не имею, — ответил он и направился к двери. — Сейчас у меня есть дела поважнее. Если ты собираешься в Тириан, счастливого пути. Сообщи, когда будешь готова созвать Совет, мы оставим рог здесь до твоего возвращения. Если захочешь побыть в горах, постарайся особенно не высовываться. Пусть тот, кто осмелится на нас напасть, увидит лишь пустую оболочку. Если они настолько глупы и решатся воевать, надеюсь, они получат удовольствие, обнаружив, что у нас внутри.
Болги внимательно выслушали своего короля, заметив, как изменились его призывы и распоряжения, которые он теперь передавал ежедневно одновременно с самыми разнообразными военными приказами.
Когда его голос смолк, они вернулись к прерванным занятиям, не обращая внимания на разговор, доносившийся до них сквозь толщу камня. Его вели на языке людей, и болги его не понимали. Король Акмед умел заставить гору говорить, но не всегда на болгише. Болги ничего не знали о приспособлениях и приборах в библиотеке Гвиллиама. Они считали, что сам король и есть голос горы и ее уши.
Он правил землей у них под ногами и воздухом, которым они дышали. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что ими повелевает Бог.
И потому большинство болгов перестали обращать внимание на разговор, который вели между собой король, его сержант и Первая женщина. Их голоса заглушил грохот марширующих ног и звон оружия.
Большинство болгов, но только не Искатели.
Все члены тайного общества, все болги, охваченные необъяснимой страстью собирать предметы, принадлежавшие виллимам и несущие на себе Знак, стояли и, словно зачарованные, слушали Голос, зазвучавший впервые за столько поколений, что и сосчитать невозможно. Как и их далекие предшественники, они почувствовали отклик в своих душах, зов крови, исконный и глубинный, такой настойчивый, что он причинял боль, не позволяя воспротивиться или не подчиниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116