— Элендра говорила, что его трудно победить в поединке один на один.
Ллаурон слегка поджал губы, услышав имя лиринской воительницы. Рапсодия уже замечала подобную реакцию, но всякий раз сомневалась — уж не привиделось ли ей?
— Это будет совсем непросто. Кроме того, мне казалось, что речь идет о секретной миссии.
— Разумеется.
— Ну а кто тебе поможет, если ты отправляешься в Сорболд одна?
Рапсодия заморгала.
— Одна? Кажется, вы говорили, что мне поможет Каддир. Я думала, он возьмет с собой отряд воинов или опытных лесников.
— Конечно, но внутри цирка его не будет. Я отправлю Каддира с одним или двумя надежными людьми, чтобы он встретился с тобой в лесу, возле цирка. Они будут ждать тебя с лошадьми, чтобы доставить обратно в Тириан. Тебе знакомы те леса?
— Нет, но я была там однажды, когда навещала лорда Стивена.
— Хорошо.
— Я прошла тогда вдоль северной границы и совершенно не представляю, как нужно выглядеть, если не хочешь привлекать ненужного внимания к своей особе на юге.
— Тут тебе помогут Каддир и его люди.
Ллаурон посмотрел в огонь камина пламя горело как-то неуверенно.
На лице Рапсодии тоже отразились сомнения.
— Если бы я планировала операцию с Акмедом и Грунтором, они выманили бы гладиатора и никому не пришлось бы маяться вопросом, как избежать ненужного внимания к моей особе. Не думаю, что они оставили бы меня одну.
В глазах старика появился змеиный блеск.
— Тогда возвращайся в Илорк и предложи им пойти с тобой, Рапсодия.
Рапсодия холодно посмотрела на Ллаурона. Они оба понимали, что рассчитывать на своих друзей Рапсодия не может. Грунтор не сумеет пробраться в цирк, а если Акмед попробует это сделать и его схватят в Сорболде при попытке похитить ценного раба, это может привести к войне с Илорком.
Заметив лед в глазах Рапсодии, Ллаурон заговорил мягче:
— Не падай духом, Рапсодия. Неужели гладиатор сильнее илиаченва’ар? Тебя учила фехтованию знаменитая лиринская воительница, тебе подчиняется свет звезд и огонь, не говоря уже о музыке. Ну а если и это не поможет, у тебя всегда остается твой быстрый ум и неотразимая улыбка, они выручат из любых затруднений. Не следует недооценивать свою собственную силу. Ты слишком долго действовала как часть Трех.
Рапсодия ничего не ответила, но продолжала смотреть ему в глаза. Наконец Ллаурон поднял руки, сдаваясь.
— Ладно, я позабочусь о том, чтобы Каддир ждал тебя у бараков. Они придут тебе на помощь, как только ты захватишь гладиатора. А теперь еще раз взгляни на план цирка. Вот здесь альков, где ты спрячешься. В город лучше входить отсюда, здесь это сделать проще всего, да и уходить тоже, в особенности если вам придется тащить потерявшего сознание гладиатора.
— А с чего ему терять сознание? — удивилась Рапсодия.
Ллаурон подошел к столу.
— Об этом я позаботился. — Он показал Рапсодии небольшой мешочек и вытащил из него флакон с прозрачной жидкостью. — Вдохнув пары, он через несколько секунд потеряет сознание. Кстати, будь поосторожнее. Здесь достаточно, чтобы он не приходил в сознание до самого Тириана. Постарайся расходовать жидкость разумно. — Ллаурон засунул флакон в мешочек и протянул его Рапсодии.
— Благодарю вас, — коротко сказала она.
— Постарайся, чтобы он открыл рот, перед тем как сделает вдох, тогда действие жидкости будет более эффективным.
— И как мне этого добиться? Напугать? Или рассмешить?
Глаза Ллаурона блеснули, и Рапсодии это совсем не понравилось.
— Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
В ответ Рапсодия лишь поплотнее завернулась в плащ.
— У меня вызывает сомнения мой наряд.
— Перестань, он подумает, что ты целительница. В цирке так одеваются все. Кроме того, после жестокой схватки гладиатора больше всего на свете будет интересовать помощь целителя. Он не откажется от массажа. И потом, у тебя нет никаких причин беспокоиться о своей добродетели. — В голосе Ллаурона появились интонации, ужасно не понравившиеся Рапсодии. Он заговорил тише, словно прочитал ее мысли. — Гладиаторам запрещено вступать в сексуальные отношения перед боем, а после они и сами уже ничего не хотят. Ты будешь для него лишь парой рук, облегчающих боль и страдания. Или ты считаешь, что обладаешь особой привлекательностью, которая заставляет мужчин обращать на тебя внимание?
— Нет, — призналась она.
— Тогда тебе не о чем тревожиться. Взглянуть на обычаи других народов иногда бывает очень полезно. И вообще я считаю, что тебе следует оставить меч.
— Я уже об этом подумала. — Рапсодия вновь повернулась к темному окну. — Он у Элендры.
Она ощутила, как в воздухе повисло напряжение; так бывало и с Эши, когда он не хотел показать, что недоволен.
— Ладно, кажется, план составлен. Только помни: если заблудишься в цирковом комплексе, двигайся в ту сторону, откуда идет тепло, оно приведет тебя к горячим источникам, бьющим возле арены. На всякий случай я до самого последнего момента ничего не стану говорить Каддиру, чтобы никто не узнал о твоей миссии. Кстати о Каддире: я должен посетить некоторых его пациентов, ставших жертвами еще одного бессмысленного рейда.
Рапсодия встала.
— Вам нужна моя помощь? Я прихватила целебные травы, да и новая лютня при мне.
— Нет-нет, их раны не слишком серьезны, к тому же сейчас они спят. И помни: мы хотим сохранить твое присутствие здесь в тайне. Кто-нибудь видел, как ты вошла через потайную дверь?
— Нет, я уверена, что нет. Я соблюдала осторожность.
— Кто знает, что ты отправилась ко мне?
— Только Элендра. И Гвен.
— Хорошо. А теперь иди поспи, моя дорогая, завтра тебе рано вставать. — Ллаурон поцеловал ее в щеку, вышел из комнаты и аккуратно закрыл за собой дверь.
Рапсодия еще долго сидела неподвижно, глядя ему вслед. Что-то очень тревожило ее, но к окончательному выводу она прийти не смогла. Она понимала, что, если Ллаурон ошибся хотя бы в какой-то части плана, для нее это закончится катастрофой, но сейчас Рапсодия не могла думать о будущем.
Она сняла плащ и прозрачные шарфы, составлявшие наряд девушки-рабыни, и, думая об Эши, надела ночную рубашку. Он бы непременно пошел вместе с ней, более того, его бы просто не удалось отговорить, именно поэтому Рапсодия ничего не рассказала ему о своей миссии.
Она улеглась в постель и накрылась одеялом, думая о доме. «Райл хайра» — «Жизнь такая, какая она есть» — гласит древняя лиринская мудрость. «Эвет ра хайра мир льюиайн» — «Но ты должен ее улучшить» — таков ее собственный девиз. Если она сумеет спасти детей, и даже гладиатора, выделить из их крови кровь демона, благодаря чему Акмеду удастся выследить ф’дора, затем исцелить ребятишек, возможно, она сможет рассказать обо всем Эши и избежать ненужной боли. Рапсодия вздохнула и постепенно погрузилась в сон, и вновь кошмары вернулись к ней, ведь дракон давно перестал защищать ее покой.
26
Северные пустыни за Хинтервольдом
Она стояла у окна, прислушиваясь к стонам северного ветра, мечущегося среди горных кряжей. Огонь в огромном камине догорал, и в ее жилище стало темно. Слабые всполохи пламени отражались в толстом оконном стекле, отчего ее медно-красные волосы искрились и на гладкой прозрачной поверхности возникали танцующие золотые узоры, закрывающие промерзшие голые пики за окном.
Еще одна ночь одиноких бдений, ничем не отличающаяся от бесконечной череды ночей последних нескольких столетий в окружении лишенных жизни гор.
Пророчица посмотрела на потускневшую от времени подзорную трубу, на поверхности которой резвились слабые отблески огня. Она закрыла глаза и ощутила, как мощно влечет ее сила, дремлющая в артефакте. Она открыла один глаз и вновь поднесла к нему окуляр, просматривая волны Времени, пытаясь найти приятные воспоминания, которые согрели бы ее в долгую зимнюю ночь, но обнаружила лишь холод молчаливых укоров. Она опустила подзорную трубу.
— Мое пламя.
Она резко повернулась при звуках мягкого приятного голоса с легкой хрипотцой. Ее блестящие голубые глаза оглядели огромное помещение со змеиной быстротой, вертикальные зрачки расширились, сильнее забилось трехкамерное сердце.
— Здесь, милая.
Она осторожно положила подзорную трубу на алтарь и подошла к камину. Пламя встрепенулось и затанцевало, предвкушая ее близость.
— Да заберет тебя Пустота, — прошептала она. — Ты осмелился прийти ко мне? После стольких лет?
Из глубин холодного темного огня послышался негромкий смех.
— Ну, моя дорогая, не будь такой капризной. Я пришел, как только смог. И ты это знаешь.
— Через четыреста лет? — резко бросила она, поправляя тяжелое платье. — Ты приходишь, когда это нужно тебе. Зачем пожаловал на сей раз?
Пламя весело подмигнуло, но в голосе послышалась далекая угроза.
— Я скучал по тебе. — Она резко повернулась в ореоле шелестящего древнего шелка. — Скоро настанет время. И я подумал, что ты должна быть готова.
— Будь прокляты твои загадки. Чего ты хочешь?
Пламя вспыхнуло, взметнулось ввысь, а потом зашипело.
— Тебя, моя любовь, — прошептал ласковый голос из чрева пламени.
Из глубин ее одиночества она ощутила острый укол боли.
— Убирайся, — пробормотала она, повернувшись спиной к камину. — Я сделала, как ты просил. Взгляни, что получилось. — Она обвела рукой огромные пустые пространства заброшенного замка. — Ты обещал мне мир, где я буду полновластной хозяйкой, и сдержал свое слово: я обитаю здесь, забытая Королева вечного льда, меня лишили всего, что мне было дорого, а люди до сих пор ненавидят. Я реликвия Прошлого, какая ирония! Я больше не хочу слушать пустых посулов, не желаю иметь с тобой ничего общего. Убирайся.
— Подойди поближе, милая.
— Нет.
— Пожалуйста.
Голос перестал быть вкрадчивым, в нем появилась темная страсть. Легкая хрипотца, так хорошо знакомая ей в прошлом, — и ее тело вновь пробудилось. Она неохотно повернулась. Огонь возбужденно взметнулся, встретив ее взгляд.
— Гвидион жив.
Змеиные глаза широко раскрылись и тут же сузились.
— Невозможно, — вызывающе бросила она. — Жалкая лиринская предательница унесла его к Покрову Гоэн, где он умер. Он не возвращался, я бы увидела его.
— Посиди рядом со мной, милая. — Пламя уютно потрескивало. — Пожалуйста.
Она продолжала смотреть на холодный огонь, а потом медленно села на пол, и платье окутало ее шелестящими шелковыми волнами.
Пламя загорелось еще ярче, отбрасывая мечущиеся тени, и наконец стало теплее. У нее на лице и шее выступили капельки пота.
— Невозможно, — повторила она.
— Очевидно, в этом мире есть вещи, скрытые от твоих глаз, мое пламя. — На нее вновь повеяло жаром, но тут же огонь, продолжая источать тепло, стал гореть ровнее. — Это не имеет значения. Он не тот, кого я теперь ищу.
— Почему? — Слово слетело с ее губ прежде, чем она успела подумать.
Угли в камине замерцали.
— Теперь он стал еще сильнее, но, как я уже говорил, это не имеет значения. Я выбрал другого. — И вновь пламя пустилось в пляс. Голос стал совсем тихим, легким шепотом. — Распусти для меня волосы. Пожалуйста.
Казалось, ее рука обрела собственную волю, поднялась вверх и коснулась заколки, украшенной драгоценными камнями. Рука дрожала, пока пальцы возились с заколкой. И вот густые блестящие медно-красные волосы тяжело рассыпались по ее плечам. Она услышала, как тихонько ахнул голос, доносившийся из пламени камина.
— Значит, ты его пощадишь? — Она ненавидела себя за появившуюся в голосе дрожь.
На некоторое время пламя потускнело, а потом вспыхнуло с новой силой.
— Не задавай вопросов, на которые не хочешь услышать ответов, милая. Они портят очарование момента.
Прорицательница резко рассмеялась:
— Вижу, ты не хочешь, чтобы тебе напоминали о твоих неудачах. Кстати, я не видела смерти Патриарха, которую ты так давно предрекал. Почему он до сих пор жив? Неужели в твои планы — как и в мои — кто-то вмешался? Или ты поселился в его теле?
Огонь почернел и злобно зашипел.
— Осторожно, милая. Уверяю тебя, ты не хочешь говорить на эту тему. — Огонь вновь запылал ярче, посылая волны жара. — Ты, наверное, уже знаешь, что Трое наконец пришли.
Она рассмеялась:
— Знаю. Они захватили Канриф, но что они там делают, остается для меня тайной, мой дар не позволяет мне проникнуть сквозь толщу гор. — Она помрачнела. — Когда Гвиллиам изгнал меня, он запечатал свое царство, сделав его недоступным для моих глаз. Мне никогда не увидеть того, что там происходит.
Пламя призывно замерцало.
— Распусти шнуровку платья.
Она вновь рассмеялась:
— Значит, ты хочешь ублажить меня?
— Верно. Распусти шнуровку, мое пламя, и я расскажу тебе о том, что недоступно твоему взгляду. Я поведаю о Будущем.
Ее голубые змеиные глаза широко раскрылись, хотя она изо всех сил старалась соблюдать внешнее спокойствие. Пальцы метнулись к корсажу и начали быстро распускать шнуровку.
Из огня послышался негромкий смех.
— О, я вижу, ты тоскуешь о моих ласках, милая, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116