Славяне переглянулись.
— Воин? — насторожился Буян. Он был наслышан о многих легендах и былях прошлого и теперь гадал, слышал ли это раньше.
— Да, Воин, — кивнул вожак. — Имя его для нас священно — он наш бог. И не только наш — все волки и оборотни молятся на него, ибо он единственный, кто когда-то повелевал нами. Каждый с рождения знает его настоящее имя, но под страхом смерти не назовет его вслух, и вам я, рассказав его историю, не назову этого имени. Вам достаточно и того, что вы узнаете о существовании бессмертного Воина — повелителя волков.
Начало этой истории теряется в веках и временах, о которых никто уже не ведает, разве боги над богами. Воин наш бессмертен — много раз он рождался в мир, приходя в него под разными именами. Еще не раз он снизойдет в мир, но когда и под какими именами сие будет —того никто не ведает…
— То же мне про Даждьбога вещали, — успел шепнуть Буян на ухо князю, пока вожак переводил дух, собираясь с мыслями. — Он много раз под разными именами рождался и еще родится для дел великих…
— Один раз попал Воин в страны, что лежат отсюда на закат солнца, — тем временем продолжал вожак тихим голосом. — В те поры наши предки жили не здесь, в степи, а в лесу, на болотах и по берегам большого светлого озера. Там, отражаясь в его водах, стоял первый и, на нашу беду, последний город псоглавцев. Мы сами не сохранили его…
Но случилось так, что однажды захватили наши воины человека на белом коне, что мирно ехал своей дорогой. Он заплутал в непроходимых болотах и выбирался на торную дорогу. Волки, не спрося его, взяли в полон, отвели в свой город и там предали после нескольких дней глумления и мучений смерти позорной, а тело Воина бросили в болотах…
Миновало немного времени, как на болотах охотники стали встречать всадника на белом коне в алом плаще. Показывался он всякий раз, когда охотники загоняли дичь, — явится, и добыча уходит прочь. А потом как-то явился, когда отряд ушел в военный поход,—показался, и отряд был разбит наголову. Немногим удалось уйти.
С тех пор и месяца не было, чтобы не встретил кто-нибудь всадника на болотах. И всегда его появление предвещало беду — то охота неудачна, то соседи нападут на приграничные земли, то набег провалится. А однажды видели его — вел он сквозь болото целое войско чужаков в самое сердце нашей земли. Окружили люди наш первый и единственный город как раз в тот день, когда никого из воинов в нем не было, а лишь старики, Дети и матери. Весь его пожгли и порушили — лишь двоим подросткам удалось спастись и донести эту весть до остальных. Они-то и поведали, что привел врага все тот же всадник на белом коне.
Вспомнили тогда старики о том человеке, что был прихоти ради замучен в том городе на потеху толпе, и поняли, что тот вернулся в мир ради мести. Чтобы умиротворить его и помешать дальше губить народ, наши предки воздвигли ему идола, провозгласили его богом и стали класть ему требы.
Долго Воин был нашим богом — уж начали забывать, что когда-то он чуть не погубил весь наш народ, да и от него самого все меньше бед видели. Стал он защищать народ свой от людей, что год от года все сильнее теснили псоглавцев в чащи лесов, а оттуда в болота, где никому жизни нет. Настал день, когда поняли все, что отступать поздно. Собрались тогда все, кто мог держать оружие, и пошли войной на людей — отвоевывать свои земли обратно.
Славная то была битва — много людей полегло, много деревень и даже небольших городков предали волки огню. Трупами даже вороны не питались — зажрались. Очистили волки землю свою от людских поселений, но только начали жить своей волей, как нагрянула последняя беда. Соседи погибших людей пошли на наш народ войной — отомстить за убитых. И волки были уничтожены. Не смели они поднимать оружия на людей, потому как впереди них скакал их бог — Воин на белом коне — и разил волков без устали.
Скрываясь от мести самого бога, чуть более трех десятков волков скрылись в лесах и там стали молить Воина о прощении и милосердии. И тогда явился им Воин ясно как белый день, сошел с коня впервые с той поры, как его узрели наши предки, и молвил: “Слушайте меня, волки! Здесь вам жить дольше нельзя, и я уведу вас туда, где нет людей и никто вас не потревожит еще очень долго. Там меня с вами не будет, но все равно: если случится так, что хоть один из вас выйдет из моей воли и тронет человека первый,-^еловека, не винного перед палачом своим ни в чем, то тогда вернусь я и не ждите от меня пощады!” Сказал так Воин и, вскочив на коня, повел волков на восток. Он привел волков в эти степи несколько веков назад — тогда тут и правда не было и следа человека. И жили мы до недавнего времени по законам, что остались от предков… До времени, пока не услыхали о совершенном одним из нас — Гао!
Старый вожак замолчал, и вокруг почти потухшего костра воцарилась тишина. Волки сидели присмиревшие, глядя в землю. Волчицы тревожно озирались по сторонам. Славяне раздумывали над услышанным.
— Сдается мне, понял я, что ты нам хотел поведать, вожак, — заговорил Буян, и от звуков его голоса все чуть ли не подпрыгнули. — Говоришь ты, что явился тот Воин, чтобы наказать виновного?..
— Мы все верим в это, — ответил вожак. — Иначе я бы и слова не сказал.
— И говорил ты, что конь у него был бел?.. — продолжал гусляр.
— Так точно — белый, как снег.
— А какие еще приметы ты помнишь?
— Лица его не видел никто, — помолчав, молвил старик. — Сияло оно, как солнце. Говорили еще старики, что конь его не в пример вашим, мог летать, как птица, под облаком и не носил ни узды, ни седла. И доспех Воина тоже был подобен солнцу — нельзя в яркий день было и смотреть, как он сиял!
Услышав это, Буян широко улыбнулся и толкнул Властимира локтем в бок.
— Слышишь, княже, что старик говорит? — шепнул он. — Ничего знакомого не припоминаешь?
— Не слыхал я легенды о Воине, — ответил князь.
— И, друг, кто легенд о других не слыхал, у того самого легендой стать не получится. Старик говорил о твоем Облаке — и бел, как снег, и по воздуху летает, как птица, и без узды и седла тебя свезет и не тряхнет — помнишь ли, как он под тобой, слепым, ходил? Ни травинки не дрогнет! И Гао его видом не видывал, слыхом не слыхивал…
— Да ты что же, — закралось в сердце Властимиру невероятное, — хочешь, чтобы они меня за того Воина посчитали?..
— А то как же иначе? Что старик сказывал? Явится он не миловать, а карать, а эта роль к тебе как раз и пристала! И старик о том же думки держал — иначе зачем он эту речь повел: чтоб мы ее поняли!
— Но как же меня Гао за того воина примет? — усомнился князь. — Он видел меня и слепым и зрячим…
— А ты начало вспомни: Воина волки тоже сперва смерти лютой предали — и ты для Гао мертв. Даже коль и признает он тебя, поверит, что Воин в тебе к нему сошел. Тут ты его и…
Рат с интересом прислушивался к разговору славян, настораживая обрезанные уши.
— Верно вы думаете, люди, — сказал он, — Если что может нагнать страху на любого из нас, то это видение Воина… Вы вспомните, как тот парень, которого князь прибить хотел, на землю перед ним пал? Он не сознается, а всем и без того понятно, что он коня белого признал и только после понял, что ошибся.
— Так-то оно так, — молвил князь после раздумья. — Да, кроме коня, есть и иные приметы у того Воина. Он богом был, а я смертен…
— Э, а волхвы на что? — хлопнул его по плечу Буян. — Завтра поутру мы с Мечиславом вперед поскачем, приготовим тебе встречу достойную. Не сомневайся — для такого случая лес даст тебе силушку и земля пособит!
— Это правда? — вскрикнул до сей поры молчавший Мечислав. — Ты берешь меня с собой, Буян?
— А то как же — надо тебя в дело пускать, пока не поздно! На том и порешили.
Поутру, еще рассвет не встал, становище волков пробудилось. На север уезжали двое всадников из трех гостей-людей, а на восток и юг отправлялись гонцами к соседям Рат и несколько молодых псоглавцев — собирать отряд для большого похода на север. Остающийся пока не у дел Властимир не хотел усобицы, но его никто не слушал.
Буян и Мечислав горячили коней, торопясь в леса. Под копытами жеребцов стелились степи, прорезанные извилистыми речками и покрытые пятнами рощиц. Их становилось все больше и больше, и, когда внизу на исходе третьего дня пути показалось похожее на море зеленое покрывало лесов, всадники спустились под кроны родных деревьев.
Степи подходили вплотную к южным границам Резанских земель, а потому Буян с Мечиславом сразу же оказались в родных для князя местах.
Резанские леса — места буйные, нехожалые. Средь местных жителей ходят легенды, что еще до того, как поселились здесь их предки, тут уже жили какие-то люди, что потом ушли не то на восток, не то дальше на север, где и сгинули в болотах. До сей поры в глухих углах Мещерских болот по ночам мерцают огни и слышится не то молитва, не то пение на непонятном языке. И лишь колдуны да ведьмы немного знают истину.
Заповедные леса зорко следили за двумя всадниками, что пробирались такими глухими тропами, словно желали заплутать. Темно-серый и золотисто-рыжий кони ступали по толстому ковру опавшей листвы бесшумно, как тени.
— Чуешь ли, Мечислав, — позвал Буян. — Лес — как раз такой, как тот, где мы с Ягой-воительницей повстречались, — дерева, тропка вьется, будто манит за собой, а тишина?.. Ты слышишь, какая тишина?
Юноша обернулся стремительно — ему померещилось, что что-то блеснуло позади. Но в чаще, которую они только что проехали, царил полумрак, какой всегда бывает в таких местах, когда снаружи светит солнце.
— Ты чего? — заметил его дрожь Буян.
— Будто шел кто за нами, — ответил Мечислав, — потом приостановился огня высечь, да я свет заметил. А он… пропал!
— Нет там никого, а впрочем… лес-то сей заговоренный, все может быть.
Тропа уводила всадников все дальше во тьму. Снаружи, верно, только начинал спускаться вечер, а тут уже была такая темень, что хоть глаза выколи. Кони волновались и шли вперед мелкими шажками.
Отчаявшись сдвинуть лошадей с места во тьме, всадники спешились и взяли их под уздцы, ведя в поводу.
Тропа словно нарочно испортилась — под ноги сразу стали попадаться коряги и оставленные дождем ямы-промоины. Люди и лошади спотыкались. Несколько раз шедший впереди Буян натыкался на деревья, выраставшие внезапно поперек тропы. Раз или два упавшее бревно перегораживало им путь, сухие корявые сучья цеплялись за одежду людей и гривы лошадей. Всякий раз ожидавший явления лешего Мечислав еле сдерживался, чтобы не вскрикнуть с перепугу.
Они прошли так едва десяток саженей, когда Буян остановился. В темноте только выделялась его светлая рубашка, взлохмаченные волосы и сверкающие зубы.
— Не пойдет так, — сказал он, — при такой темени мы заплутаем и до осени не выйдем на Резань…
— А вы и так на нее не выйдете!
От раскатов неожиданного низкого хрипловатого голоса, что раздался над их головами, славяне чуть не присели, а их лошади забились, обрывая повода. Буян и Мечислав повисли на мордах жеребцов, с трудом усмиряя их.
Голос в вышине только похохатывал над ними.
— Ах ты, нечисть лесная, лохматая! — звонко выкрикнул Буян, силой пригибая голову своего коня к земле. — Мелко ж ты себя и нас крошишь, как я погляжу! Видно, сам ты трус и нас трусами такими же почитаешь?
В ответ на эти слова откуда-то налетел ветер. Он подхватил людей и лошадей и швырнул их в сторону. Только толстые стволы дубов, на которые они наткнулись, задержали их. Застрявшие лошади бились и визжали в ужасе.
Ветер дул с переливами и пересвистами, ровно и сильно. Сквозь его завывания слышался довольный смешок его повелителя.
— Ну, как, — молвил он, отсмеявшись, — кто из нас больший трус?
— Вольно ж тебе силу на бессловесных тварях вымещать! —крикнул гусляр. — То ж кони — не велика удаль зверя напугать! А что ветром с ног сбил — так меня не раз опрокидывали, привычно уж давно — скоро солому с собой повсюду возить буду, чтоб падать сподручнее было!
— Дерзок ты, незнакомец, — строго молвил голос. — Не зная меня, так со мной разговариваешь!
Ветер взвыл так, словно клялся этим воем стереть с лица земли не только строптивых всадников, но и весь лес, где они находятся. Мечислав прикрыл глаза, мысленно взывая к Стрибогу, чтоб отвратил от них слуг своих. Но Буяну было не до молитвы.
— Ой, знаю я тебя! — Он покрепче схватился за ствол дерева, чтоб в случае неудачи не сразу его отрывало от земли. — Ты трус, каких мало, — нас чужими слугами и силой не своей пугаешь, а показаться страшишься!.. Уж не потому ли, что стыд за свое бессилие глаза выел да лик исказил?
Ответом ему на эти слова был новый порыв ветра; но уже приготовившийся погибнуть, гусляр с удивлением почувствовал, что ветер пронесся над его головой. Дуб, подле которого он стоял, пригнулся, хрустя ветвями и осыпая наземь листву и мелкие недоспелые желуди.
— Ну точно так, как Гамаюн пролетал! — выдохнул гусляр. Над ним что-то задвигалось, словно великан волот с ноги на ногу переступил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Воин? — насторожился Буян. Он был наслышан о многих легендах и былях прошлого и теперь гадал, слышал ли это раньше.
— Да, Воин, — кивнул вожак. — Имя его для нас священно — он наш бог. И не только наш — все волки и оборотни молятся на него, ибо он единственный, кто когда-то повелевал нами. Каждый с рождения знает его настоящее имя, но под страхом смерти не назовет его вслух, и вам я, рассказав его историю, не назову этого имени. Вам достаточно и того, что вы узнаете о существовании бессмертного Воина — повелителя волков.
Начало этой истории теряется в веках и временах, о которых никто уже не ведает, разве боги над богами. Воин наш бессмертен — много раз он рождался в мир, приходя в него под разными именами. Еще не раз он снизойдет в мир, но когда и под какими именами сие будет —того никто не ведает…
— То же мне про Даждьбога вещали, — успел шепнуть Буян на ухо князю, пока вожак переводил дух, собираясь с мыслями. — Он много раз под разными именами рождался и еще родится для дел великих…
— Один раз попал Воин в страны, что лежат отсюда на закат солнца, — тем временем продолжал вожак тихим голосом. — В те поры наши предки жили не здесь, в степи, а в лесу, на болотах и по берегам большого светлого озера. Там, отражаясь в его водах, стоял первый и, на нашу беду, последний город псоглавцев. Мы сами не сохранили его…
Но случилось так, что однажды захватили наши воины человека на белом коне, что мирно ехал своей дорогой. Он заплутал в непроходимых болотах и выбирался на торную дорогу. Волки, не спрося его, взяли в полон, отвели в свой город и там предали после нескольких дней глумления и мучений смерти позорной, а тело Воина бросили в болотах…
Миновало немного времени, как на болотах охотники стали встречать всадника на белом коне в алом плаще. Показывался он всякий раз, когда охотники загоняли дичь, — явится, и добыча уходит прочь. А потом как-то явился, когда отряд ушел в военный поход,—показался, и отряд был разбит наголову. Немногим удалось уйти.
С тех пор и месяца не было, чтобы не встретил кто-нибудь всадника на болотах. И всегда его появление предвещало беду — то охота неудачна, то соседи нападут на приграничные земли, то набег провалится. А однажды видели его — вел он сквозь болото целое войско чужаков в самое сердце нашей земли. Окружили люди наш первый и единственный город как раз в тот день, когда никого из воинов в нем не было, а лишь старики, Дети и матери. Весь его пожгли и порушили — лишь двоим подросткам удалось спастись и донести эту весть до остальных. Они-то и поведали, что привел врага все тот же всадник на белом коне.
Вспомнили тогда старики о том человеке, что был прихоти ради замучен в том городе на потеху толпе, и поняли, что тот вернулся в мир ради мести. Чтобы умиротворить его и помешать дальше губить народ, наши предки воздвигли ему идола, провозгласили его богом и стали класть ему требы.
Долго Воин был нашим богом — уж начали забывать, что когда-то он чуть не погубил весь наш народ, да и от него самого все меньше бед видели. Стал он защищать народ свой от людей, что год от года все сильнее теснили псоглавцев в чащи лесов, а оттуда в болота, где никому жизни нет. Настал день, когда поняли все, что отступать поздно. Собрались тогда все, кто мог держать оружие, и пошли войной на людей — отвоевывать свои земли обратно.
Славная то была битва — много людей полегло, много деревень и даже небольших городков предали волки огню. Трупами даже вороны не питались — зажрались. Очистили волки землю свою от людских поселений, но только начали жить своей волей, как нагрянула последняя беда. Соседи погибших людей пошли на наш народ войной — отомстить за убитых. И волки были уничтожены. Не смели они поднимать оружия на людей, потому как впереди них скакал их бог — Воин на белом коне — и разил волков без устали.
Скрываясь от мести самого бога, чуть более трех десятков волков скрылись в лесах и там стали молить Воина о прощении и милосердии. И тогда явился им Воин ясно как белый день, сошел с коня впервые с той поры, как его узрели наши предки, и молвил: “Слушайте меня, волки! Здесь вам жить дольше нельзя, и я уведу вас туда, где нет людей и никто вас не потревожит еще очень долго. Там меня с вами не будет, но все равно: если случится так, что хоть один из вас выйдет из моей воли и тронет человека первый,-^еловека, не винного перед палачом своим ни в чем, то тогда вернусь я и не ждите от меня пощады!” Сказал так Воин и, вскочив на коня, повел волков на восток. Он привел волков в эти степи несколько веков назад — тогда тут и правда не было и следа человека. И жили мы до недавнего времени по законам, что остались от предков… До времени, пока не услыхали о совершенном одним из нас — Гао!
Старый вожак замолчал, и вокруг почти потухшего костра воцарилась тишина. Волки сидели присмиревшие, глядя в землю. Волчицы тревожно озирались по сторонам. Славяне раздумывали над услышанным.
— Сдается мне, понял я, что ты нам хотел поведать, вожак, — заговорил Буян, и от звуков его голоса все чуть ли не подпрыгнули. — Говоришь ты, что явился тот Воин, чтобы наказать виновного?..
— Мы все верим в это, — ответил вожак. — Иначе я бы и слова не сказал.
— И говорил ты, что конь у него был бел?.. — продолжал гусляр.
— Так точно — белый, как снег.
— А какие еще приметы ты помнишь?
— Лица его не видел никто, — помолчав, молвил старик. — Сияло оно, как солнце. Говорили еще старики, что конь его не в пример вашим, мог летать, как птица, под облаком и не носил ни узды, ни седла. И доспех Воина тоже был подобен солнцу — нельзя в яркий день было и смотреть, как он сиял!
Услышав это, Буян широко улыбнулся и толкнул Властимира локтем в бок.
— Слышишь, княже, что старик говорит? — шепнул он. — Ничего знакомого не припоминаешь?
— Не слыхал я легенды о Воине, — ответил князь.
— И, друг, кто легенд о других не слыхал, у того самого легендой стать не получится. Старик говорил о твоем Облаке — и бел, как снег, и по воздуху летает, как птица, и без узды и седла тебя свезет и не тряхнет — помнишь ли, как он под тобой, слепым, ходил? Ни травинки не дрогнет! И Гао его видом не видывал, слыхом не слыхивал…
— Да ты что же, — закралось в сердце Властимиру невероятное, — хочешь, чтобы они меня за того Воина посчитали?..
— А то как же иначе? Что старик сказывал? Явится он не миловать, а карать, а эта роль к тебе как раз и пристала! И старик о том же думки держал — иначе зачем он эту речь повел: чтоб мы ее поняли!
— Но как же меня Гао за того воина примет? — усомнился князь. — Он видел меня и слепым и зрячим…
— А ты начало вспомни: Воина волки тоже сперва смерти лютой предали — и ты для Гао мертв. Даже коль и признает он тебя, поверит, что Воин в тебе к нему сошел. Тут ты его и…
Рат с интересом прислушивался к разговору славян, настораживая обрезанные уши.
— Верно вы думаете, люди, — сказал он, — Если что может нагнать страху на любого из нас, то это видение Воина… Вы вспомните, как тот парень, которого князь прибить хотел, на землю перед ним пал? Он не сознается, а всем и без того понятно, что он коня белого признал и только после понял, что ошибся.
— Так-то оно так, — молвил князь после раздумья. — Да, кроме коня, есть и иные приметы у того Воина. Он богом был, а я смертен…
— Э, а волхвы на что? — хлопнул его по плечу Буян. — Завтра поутру мы с Мечиславом вперед поскачем, приготовим тебе встречу достойную. Не сомневайся — для такого случая лес даст тебе силушку и земля пособит!
— Это правда? — вскрикнул до сей поры молчавший Мечислав. — Ты берешь меня с собой, Буян?
— А то как же — надо тебя в дело пускать, пока не поздно! На том и порешили.
Поутру, еще рассвет не встал, становище волков пробудилось. На север уезжали двое всадников из трех гостей-людей, а на восток и юг отправлялись гонцами к соседям Рат и несколько молодых псоглавцев — собирать отряд для большого похода на север. Остающийся пока не у дел Властимир не хотел усобицы, но его никто не слушал.
Буян и Мечислав горячили коней, торопясь в леса. Под копытами жеребцов стелились степи, прорезанные извилистыми речками и покрытые пятнами рощиц. Их становилось все больше и больше, и, когда внизу на исходе третьего дня пути показалось похожее на море зеленое покрывало лесов, всадники спустились под кроны родных деревьев.
Степи подходили вплотную к южным границам Резанских земель, а потому Буян с Мечиславом сразу же оказались в родных для князя местах.
Резанские леса — места буйные, нехожалые. Средь местных жителей ходят легенды, что еще до того, как поселились здесь их предки, тут уже жили какие-то люди, что потом ушли не то на восток, не то дальше на север, где и сгинули в болотах. До сей поры в глухих углах Мещерских болот по ночам мерцают огни и слышится не то молитва, не то пение на непонятном языке. И лишь колдуны да ведьмы немного знают истину.
Заповедные леса зорко следили за двумя всадниками, что пробирались такими глухими тропами, словно желали заплутать. Темно-серый и золотисто-рыжий кони ступали по толстому ковру опавшей листвы бесшумно, как тени.
— Чуешь ли, Мечислав, — позвал Буян. — Лес — как раз такой, как тот, где мы с Ягой-воительницей повстречались, — дерева, тропка вьется, будто манит за собой, а тишина?.. Ты слышишь, какая тишина?
Юноша обернулся стремительно — ему померещилось, что что-то блеснуло позади. Но в чаще, которую они только что проехали, царил полумрак, какой всегда бывает в таких местах, когда снаружи светит солнце.
— Ты чего? — заметил его дрожь Буян.
— Будто шел кто за нами, — ответил Мечислав, — потом приостановился огня высечь, да я свет заметил. А он… пропал!
— Нет там никого, а впрочем… лес-то сей заговоренный, все может быть.
Тропа уводила всадников все дальше во тьму. Снаружи, верно, только начинал спускаться вечер, а тут уже была такая темень, что хоть глаза выколи. Кони волновались и шли вперед мелкими шажками.
Отчаявшись сдвинуть лошадей с места во тьме, всадники спешились и взяли их под уздцы, ведя в поводу.
Тропа словно нарочно испортилась — под ноги сразу стали попадаться коряги и оставленные дождем ямы-промоины. Люди и лошади спотыкались. Несколько раз шедший впереди Буян натыкался на деревья, выраставшие внезапно поперек тропы. Раз или два упавшее бревно перегораживало им путь, сухие корявые сучья цеплялись за одежду людей и гривы лошадей. Всякий раз ожидавший явления лешего Мечислав еле сдерживался, чтобы не вскрикнуть с перепугу.
Они прошли так едва десяток саженей, когда Буян остановился. В темноте только выделялась его светлая рубашка, взлохмаченные волосы и сверкающие зубы.
— Не пойдет так, — сказал он, — при такой темени мы заплутаем и до осени не выйдем на Резань…
— А вы и так на нее не выйдете!
От раскатов неожиданного низкого хрипловатого голоса, что раздался над их головами, славяне чуть не присели, а их лошади забились, обрывая повода. Буян и Мечислав повисли на мордах жеребцов, с трудом усмиряя их.
Голос в вышине только похохатывал над ними.
— Ах ты, нечисть лесная, лохматая! — звонко выкрикнул Буян, силой пригибая голову своего коня к земле. — Мелко ж ты себя и нас крошишь, как я погляжу! Видно, сам ты трус и нас трусами такими же почитаешь?
В ответ на эти слова откуда-то налетел ветер. Он подхватил людей и лошадей и швырнул их в сторону. Только толстые стволы дубов, на которые они наткнулись, задержали их. Застрявшие лошади бились и визжали в ужасе.
Ветер дул с переливами и пересвистами, ровно и сильно. Сквозь его завывания слышался довольный смешок его повелителя.
— Ну, как, — молвил он, отсмеявшись, — кто из нас больший трус?
— Вольно ж тебе силу на бессловесных тварях вымещать! —крикнул гусляр. — То ж кони — не велика удаль зверя напугать! А что ветром с ног сбил — так меня не раз опрокидывали, привычно уж давно — скоро солому с собой повсюду возить буду, чтоб падать сподручнее было!
— Дерзок ты, незнакомец, — строго молвил голос. — Не зная меня, так со мной разговариваешь!
Ветер взвыл так, словно клялся этим воем стереть с лица земли не только строптивых всадников, но и весь лес, где они находятся. Мечислав прикрыл глаза, мысленно взывая к Стрибогу, чтоб отвратил от них слуг своих. Но Буяну было не до молитвы.
— Ой, знаю я тебя! — Он покрепче схватился за ствол дерева, чтоб в случае неудачи не сразу его отрывало от земли. — Ты трус, каких мало, — нас чужими слугами и силой не своей пугаешь, а показаться страшишься!.. Уж не потому ли, что стыд за свое бессилие глаза выел да лик исказил?
Ответом ему на эти слова был новый порыв ветра; но уже приготовившийся погибнуть, гусляр с удивлением почувствовал, что ветер пронесся над его головой. Дуб, подле которого он стоял, пригнулся, хрустя ветвями и осыпая наземь листву и мелкие недоспелые желуди.
— Ну точно так, как Гамаюн пролетал! — выдохнул гусляр. Над ним что-то задвигалось, словно великан волот с ноги на ногу переступил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77