Позже он объяснит ему, решил Пол. Принц не мог знать: никто из остальных, кроме, возможно, Лорина, не мог знать того, что знал Пол.
Это знание он получил не от воронов и не от Древа Жизни, а из легенд своего собственного мира: знание о том, что Гевейн, один из рыцарей Круглого Стола, действительно всю жизнь пытался победить Ланселота в бою. Это были дружеские бои, все, до самого конца, который наступил для него от руки Ланселота в настоящей битве, которая была частью войны. Войны, в которую Артур был вынужден вступить после того, как Ланселот спас Джиневру от сожжения на скачках в Камелоте.
Дьярмуд попытался, печально подумал Пол. Это была доблестная попытка. Но судьба этих двоих мужчин и женщины, которая их ждала, была слишком запутанной, чтобы ее можно было хоть ненадолго облегчить смехом или радостью.
— Смотрите внимательно, лентяи! — ворвался в его мысли звучный голос практичного Колда. — Нам надо вести корабль и, возможно, еще предстоит сражаться с парусами. Ветер меняется, Дьярмуд!
Пол оглянулся и посмотрел на юго-запад, туда, куда указывала протянутая рука Колла. Ветер теперь стал очень сильным, осознал он. Он поднялся во время боя на мечах. Глядя назад, он смог различить, напрягая зрение, темную линию на горизонте.
И в это мгновение он ощутил в своей крови спокойствие, означающее присутствие Морнира.
Младшие братья не должны летать на созданиях, обладающих такой необузданной силой. И не должны так выглядеть и говорить, как прошлой ночью Табор, перед тем, как он полетел в сторону гор. Правда, она много раз слышала, как родители говорили об этом (ей удавалось многое услышать), а три ночи назад в ее присутствии отец поручил охрану всех женщин и детей одному Табору.
Но Лиана до вчерашней ночи еще никогда не видела единорога, явившегося к нему во время поста, и лишь теперь она начала по-настоящему понимать, что произошло с ее младшим братом. Она больше унаследовала от матери, чем от отца: плакала она редко и неохотно. Но она поняла, что эти полеты опасны для Табора, а потом услышала этот его странный голос, когда он сел на спину животного, и поэтому, когда он улетел, Лиана заплакала.
Она не спала всю ночь, сидела на пороге дома, где жила с матерью и братом, до тех пор, когда незадолго до рассвета небо прочертила падающая звезда и опустилась к западу от них, у реки.
Очень скоро Табор пришел пешком в лагерь, поднял руку, приветствуя изумленную женщину, стоящую на страже. Он легонько прикоснулся к плечу сестры молча прошел внутрь и упал на постель. Это было больше, чем усталость, она это поняла, но ничего не могла поделать. Тогда Лиана тоже легла и уснула тревожным сном. Ей снился Гуин Истрат и светловолосый человек из другого мира, который стал потом Лиадоном, и весна.
Она встала с восходом солнца, даже раньше, чем мать, что было необычным. Оделась и вышла наружу, сперва убедившись, что Табор еще спит. В лагере еще все спали, кроме тех, кто нес караул у ворот. Она посмотрела на восток, где возвышались горы, а потом на запад, где сверкала Латам, а за ней уходила вдаль Равнина. Маленькой девочкой она думала, что Равнина не имеет конца, и в каком-то смысле ей до сих пор так казалось.
Стояло чудесное утро, и, несмотря на все заботы и плохой сон, ей стало немного легче на душе, когда она услышала пение птиц и почувствовала свежесть утреннего воздуха.
Лиана пошла навестить Гиринта.
Войдя в дом шамана, она несколько секунд помедлила, чтобы глаза привыкли к темноте. Они проверяли его состояние несколько раз в день, она и Табор, повинуясь чувству долга и любви. Но старый шаман ни разу не шевельнулся с тех пор, с того момента, как его принесли сюда, и на его лице было написано такое ужасное страдание, что Лиана почти не могла смотреть на него.
Но все-таки смотрела каждый раз, в поисках намека на то, как ему помочь. Как предложить помощь тому, чья душа путешествует так далеко? Она не знала. Ей была присуща отцовская любовь к своему народу, материнская спокойная уравновешенность, упорный характер и немалое мужество. Но там, куда ушел Гиринт, все это не имело значения. Она все равно продолжала приходить, и Табор тоже: просто для того, чтобы присутствовать, участвовать, пускай даже самую малость.
Поэтому она снова стояла на пороге и ждала, пока темнота немного рассеется, и тут услышала голос, знакомый ей всю жизнь, который произнес тоном, который она тоже знала всю свою жизнь:
— И сколько же старику приходится нынче дожидаться завтрака? — Лиана слегка вскрикнула, девчоночья привычка, от которой она до сих пор не могла избавиться. Потом быстро очутилась в комнате, и уже стояла на коленях рядом с Гиринтом и обнимала его, и плакала точно так же, как плакал бы ее отец в подобный момент, а может быть, даже и мать.
— Я знаю, — терпеливо сказал он, гладя ее по спине. — Знаю. Тебе очень жаль. Этого больше никогда не произойдет. Все это я знаю. Но, Лиана, поцелуй утром, даже очень приятный, все же не заменит завтрак.
Она смеялась и плакала одновременно и пыталась обнимать его изо всех сил, не причиняя вреда его хрупким костям.
— О, Гиринт, — прошептала она. — Я так рада, что ты вернулся. Так много всего произошло.
— Не сомневаюсь, — ответил он совсем другим голосом. — Посиди минутку спокойно, чтобы я мог прочесть это в тебе. Это будет быстрее, чем рассказывать.
Она повиновалась. Это столько раз происходило прежде, что уже не казалось странным. Эта сила составляла сердцевину сущности шаманов, она приходила вместе с их посвящением. Через короткое время Гиринт вздохнул и слегка откинулся назад, в глубокой задумчивости.
— Ты сделал то, зачем отправился туда? — спросила Лиана через мгновение.
Он кивнул.
— Это было очень трудно?
Снова кивок. Больше ничего, но она давно его знала, и она была дочерью своего отца. И еще она видела его лицо, пока он путешествовал. В ее душе шевельнулось чувство гордости. Гиринт был одним из них, и что бы он ни совершил, это было нечто великое.
Ей хотелось задать еще один вопрос, но она боялась.
— Я принесу тебе поесть, — сказала она, приподнимаясь.
Но Гиринту редко нужно было задавать вопросы вслух.
— Лиана, — пробормотал он, — не могу сказать тебе наверняка, потому что у меня еще не хватает сил, чтобы дотянуться до самого Селидона. Но думаю, я бы уже знал, если бы там произошло что-нибудь плохое. С ними все в порядке, дитя мое. Позже мы получим известия, но можешь сказать матери, что с ними все в порядке.
Облегчение расцвело в ней, словно еще один восход солнца. Она снова обняла его за шею и поцеловала.
Он ворчливо сказал:
— Это все равно не заменит завтрака! И должен тебя предупредить, что в мое время любая женщина, которая так поступила, должна была быть готовой пойти намного дальше!
Она тихо рассмеялась.
— О, Гиринт, я бы с радостью легла с тобой в любой момент, стоит тебе только пожелать.
В кои-то веки у него сделался удивленный вид.
— Никто не говорил мне таких слов уже очень давно, — после короткого молчания ответил он. — Спасибо, детка. Но лучше займись завтраком и пришли ко мне брата.
Но Лиану невозможно было застать врасплох.
— Гиринт! — воскликнула она с притворным изумлением.
— Я знал, что так ты и ответишь! — проворчал он. — Твой отец так и не смог научить своих детей хорошим манерам. Это не смешно, Лиана дал Айвор. Он только что проснулся.
Она ушла, все еще смеясь.
— И завтрак не забудь! — крикнул он ей вслед.
И только когда Гиринт убедился, что она его не может услышать, он позволил себе рассмеяться. Он смеялся долго, так как испытывал глубокое удовлетворение. Он снова на Равнине, куда уже не надеялся когда-либо вернуться, решившись на путешествие над морскими просторами. Но он действительно сделал то, для чего пустился в путь, и его душа уцелела. И что бы ни произошло у Селидона, это было не слишком плохо, не могло быть, иначе даже в таком ослабленном состоянии он знал бы об этом с самого момента своего возвращения.
Поэтому он несколько секунд смеялся и позволил себе — это было несложно — мечтать о завтраке.
Все изменилось, когда пришел Табор. Он проник в мысли мальчика и увидел, что с ним происходит, а затем прочел о том, что сделала Ясновидящая в Кат Миголе. После этого еда показалась ему безвкусной, а сердце покрылось пеплом.
Она гуляла по саду позади Храма вместе с Верховной жрицей, если только, подумала Шарра, это крохотное пространство можно назвать садом. Человеку, выросшему в садах Лараи Ригал и знающему каждую тропинку, водопад и раскидистое дерево в его стенах, ответ был и так ясен.
И все же здесь таились неожиданные сокровища. Она остановилась рядом с клумбой сильваина — серебристо-серых роз. Она и не знала, что они растут так далеко на юге. В Катале их не было: говорили, что сильваин цветет только на берегах озера Селин, у Данилота. Это были цветы светлых альвов. Она сказала об этом Джаэль.
Жрица рассеянно взглянула на цветы.
— Это подарок, — пробормотала она. — Очень давно, когда Ра-Латен сплел туман над Данилотом и альвы начали свое долгое затворничество. Они прислали нам цветы сильваина, чтобы мы их помнили. Они растут здесь и еще в дворцовом саду. Не много, почва им не подходит или что-то другое, но несколько кустов всегда цветет, а эти, кажется, выдержали зиму и засуху.
Шарра взглянула на нее.
— Они не имеют для тебя значения, правда? — спросила она. — Интересно, а вообще есть то, что имеет для тебя значение?
— Среди цветов? — подняла брови Джаэль. Затем, помолчав, ответила: — Были цветы, которые имели значение: цветы у Дан Моры, когда начал таять снег.
Шарра помнила. Они были красные, красные, как кровь жертвы. Она снова взглянула на свою спутницу. Стояло теплое утро, но в своих белых одеждах Джаэль выглядела холодной как лед, и в ее красоте чувствовалась режущая острота. В самой Шарре тоже было немного мягкости или спокойствия; у мужчины, за которого она собиралась замуж, на всю жизнь останется шрам от брошенного ею кинжала, но у Джаэль все было по-другому, она провоцировала.
— Конечно, — пробормотала принцесса Катала. — Эти цветы должны иметь значение. А что-нибудь еще? Или абсолютно все должно возвращаться по кругу к Богине, чтобы пробиться к тебе?
— Все действительно возвращается к Богине, — машинально ответила Джаэль. Но потом, помолчав, нетерпеливо продолжала: — Почему все задают мне такие вопросы? Что именно все вы ожидаете от Верховной жрицы Даны? — Ее глаза, зеленые, словно трава под солнцем, с вызовом смотрели в глаза Шарры.
Шарра пожалела о том, что заговорила об этом. Она все еще оставалась чересчур импульсивной, и это часто заводило ее слишком далеко. В конце концов, она гостья в Храме.
— Ну… — извиняющимся тоном начала она. Но продолжать не смогла.
— В самом деле! — воскликнула Джаэль. — Понятия не имею, чего от меня хотят. Я — Верховная жрица. Я владею магией, я держу под контролем жриц Мормы, а Дана знает, как это трудно — из-за Одиарт. Мне надо хранить ритуалы, давать советы. В отсутствие Верховного правителя мне приходится править королевством вместе с канцлером. Как я могу не быть такой, какая я есть? Что вы все от меня хотите?
Поразительно, но ей пришлось отвернуться к цветам, чтобы спрятать лицо. Шарра смутилась и на мгновение растрогалась, но она родилась в стране, где проницательный ум необходим для выживания, и она была дочерью и наследницей Верховного правителя Катала.
— Ты ведь не только со мной сейчас говорила, правда? — тихо спросила она. — Кто те, другие?
Через мгновение Джаэль, которая, кроме всего прочего, обладала еще и мужеством, обернулась и посмотрела на нее. Ее зеленые глаза оставались сухими, но в глубине их застыл вопрос.
Они услышали на тропинке шаги.
— Да, Лила? — произнесла Джаэль, не успев еще повернуться. — Что случилось? И почему ты продолжаешь ходить туда, где тебе быть не положено? — Слова были суровыми, но тон — на удивление — нет.
Шарра взглянула на худенькую девушку с прямыми светлыми волосами, которая кричала от боли, когда в небе появилась Дикая Охота. На лице Лилы отразилась некоторая робость, но не слишком сильная.
— Прошу прощения, — сказала она. — Но я думала, вы захотите знать. Ясновидящая сейчас в том домике, где жили Финн и его мать вместе с малышом.
Выражение лица Джаэль быстро изменилось.
— Ким? Правда? Ты держишь связь с самим этим местом, Лила?
— Кажется, да, — серьезно ответила девушка, словно это было чем-то совершенно обычным.
Джаэль долго смотрела на нее, и Шарра, не все понимая, увидела жалость в глазах Верховной жрицы.
— Скажи, — мягко попросила девушку Джаэль, — ты видишь Финна? Там, где он сейчас находится?
Лила покачала головой.
— Только тогда, когда их призывают. Я видела его тогда, хотя и не могла говорить с ним. Он был слишком… холодным. И там, где они сейчас находятся, для меня слишком холодно, я не могу пойти туда за ним.
— И не пытайся, Лила, — вздохнула Джаэль. — Даже не пытайся.
— Это не имеет никакого отношения к попыткам, — просто сказала девушка, и что-то в ее словах, спокойное смирение, тоже вызвало в душе Шарры жалость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Это знание он получил не от воронов и не от Древа Жизни, а из легенд своего собственного мира: знание о том, что Гевейн, один из рыцарей Круглого Стола, действительно всю жизнь пытался победить Ланселота в бою. Это были дружеские бои, все, до самого конца, который наступил для него от руки Ланселота в настоящей битве, которая была частью войны. Войны, в которую Артур был вынужден вступить после того, как Ланселот спас Джиневру от сожжения на скачках в Камелоте.
Дьярмуд попытался, печально подумал Пол. Это была доблестная попытка. Но судьба этих двоих мужчин и женщины, которая их ждала, была слишком запутанной, чтобы ее можно было хоть ненадолго облегчить смехом или радостью.
— Смотрите внимательно, лентяи! — ворвался в его мысли звучный голос практичного Колда. — Нам надо вести корабль и, возможно, еще предстоит сражаться с парусами. Ветер меняется, Дьярмуд!
Пол оглянулся и посмотрел на юго-запад, туда, куда указывала протянутая рука Колла. Ветер теперь стал очень сильным, осознал он. Он поднялся во время боя на мечах. Глядя назад, он смог различить, напрягая зрение, темную линию на горизонте.
И в это мгновение он ощутил в своей крови спокойствие, означающее присутствие Морнира.
Младшие братья не должны летать на созданиях, обладающих такой необузданной силой. И не должны так выглядеть и говорить, как прошлой ночью Табор, перед тем, как он полетел в сторону гор. Правда, она много раз слышала, как родители говорили об этом (ей удавалось многое услышать), а три ночи назад в ее присутствии отец поручил охрану всех женщин и детей одному Табору.
Но Лиана до вчерашней ночи еще никогда не видела единорога, явившегося к нему во время поста, и лишь теперь она начала по-настоящему понимать, что произошло с ее младшим братом. Она больше унаследовала от матери, чем от отца: плакала она редко и неохотно. Но она поняла, что эти полеты опасны для Табора, а потом услышала этот его странный голос, когда он сел на спину животного, и поэтому, когда он улетел, Лиана заплакала.
Она не спала всю ночь, сидела на пороге дома, где жила с матерью и братом, до тех пор, когда незадолго до рассвета небо прочертила падающая звезда и опустилась к западу от них, у реки.
Очень скоро Табор пришел пешком в лагерь, поднял руку, приветствуя изумленную женщину, стоящую на страже. Он легонько прикоснулся к плечу сестры молча прошел внутрь и упал на постель. Это было больше, чем усталость, она это поняла, но ничего не могла поделать. Тогда Лиана тоже легла и уснула тревожным сном. Ей снился Гуин Истрат и светловолосый человек из другого мира, который стал потом Лиадоном, и весна.
Она встала с восходом солнца, даже раньше, чем мать, что было необычным. Оделась и вышла наружу, сперва убедившись, что Табор еще спит. В лагере еще все спали, кроме тех, кто нес караул у ворот. Она посмотрела на восток, где возвышались горы, а потом на запад, где сверкала Латам, а за ней уходила вдаль Равнина. Маленькой девочкой она думала, что Равнина не имеет конца, и в каком-то смысле ей до сих пор так казалось.
Стояло чудесное утро, и, несмотря на все заботы и плохой сон, ей стало немного легче на душе, когда она услышала пение птиц и почувствовала свежесть утреннего воздуха.
Лиана пошла навестить Гиринта.
Войдя в дом шамана, она несколько секунд помедлила, чтобы глаза привыкли к темноте. Они проверяли его состояние несколько раз в день, она и Табор, повинуясь чувству долга и любви. Но старый шаман ни разу не шевельнулся с тех пор, с того момента, как его принесли сюда, и на его лице было написано такое ужасное страдание, что Лиана почти не могла смотреть на него.
Но все-таки смотрела каждый раз, в поисках намека на то, как ему помочь. Как предложить помощь тому, чья душа путешествует так далеко? Она не знала. Ей была присуща отцовская любовь к своему народу, материнская спокойная уравновешенность, упорный характер и немалое мужество. Но там, куда ушел Гиринт, все это не имело значения. Она все равно продолжала приходить, и Табор тоже: просто для того, чтобы присутствовать, участвовать, пускай даже самую малость.
Поэтому она снова стояла на пороге и ждала, пока темнота немного рассеется, и тут услышала голос, знакомый ей всю жизнь, который произнес тоном, который она тоже знала всю свою жизнь:
— И сколько же старику приходится нынче дожидаться завтрака? — Лиана слегка вскрикнула, девчоночья привычка, от которой она до сих пор не могла избавиться. Потом быстро очутилась в комнате, и уже стояла на коленях рядом с Гиринтом и обнимала его, и плакала точно так же, как плакал бы ее отец в подобный момент, а может быть, даже и мать.
— Я знаю, — терпеливо сказал он, гладя ее по спине. — Знаю. Тебе очень жаль. Этого больше никогда не произойдет. Все это я знаю. Но, Лиана, поцелуй утром, даже очень приятный, все же не заменит завтрак.
Она смеялась и плакала одновременно и пыталась обнимать его изо всех сил, не причиняя вреда его хрупким костям.
— О, Гиринт, — прошептала она. — Я так рада, что ты вернулся. Так много всего произошло.
— Не сомневаюсь, — ответил он совсем другим голосом. — Посиди минутку спокойно, чтобы я мог прочесть это в тебе. Это будет быстрее, чем рассказывать.
Она повиновалась. Это столько раз происходило прежде, что уже не казалось странным. Эта сила составляла сердцевину сущности шаманов, она приходила вместе с их посвящением. Через короткое время Гиринт вздохнул и слегка откинулся назад, в глубокой задумчивости.
— Ты сделал то, зачем отправился туда? — спросила Лиана через мгновение.
Он кивнул.
— Это было очень трудно?
Снова кивок. Больше ничего, но она давно его знала, и она была дочерью своего отца. И еще она видела его лицо, пока он путешествовал. В ее душе шевельнулось чувство гордости. Гиринт был одним из них, и что бы он ни совершил, это было нечто великое.
Ей хотелось задать еще один вопрос, но она боялась.
— Я принесу тебе поесть, — сказала она, приподнимаясь.
Но Гиринту редко нужно было задавать вопросы вслух.
— Лиана, — пробормотал он, — не могу сказать тебе наверняка, потому что у меня еще не хватает сил, чтобы дотянуться до самого Селидона. Но думаю, я бы уже знал, если бы там произошло что-нибудь плохое. С ними все в порядке, дитя мое. Позже мы получим известия, но можешь сказать матери, что с ними все в порядке.
Облегчение расцвело в ней, словно еще один восход солнца. Она снова обняла его за шею и поцеловала.
Он ворчливо сказал:
— Это все равно не заменит завтрака! И должен тебя предупредить, что в мое время любая женщина, которая так поступила, должна была быть готовой пойти намного дальше!
Она тихо рассмеялась.
— О, Гиринт, я бы с радостью легла с тобой в любой момент, стоит тебе только пожелать.
В кои-то веки у него сделался удивленный вид.
— Никто не говорил мне таких слов уже очень давно, — после короткого молчания ответил он. — Спасибо, детка. Но лучше займись завтраком и пришли ко мне брата.
Но Лиану невозможно было застать врасплох.
— Гиринт! — воскликнула она с притворным изумлением.
— Я знал, что так ты и ответишь! — проворчал он. — Твой отец так и не смог научить своих детей хорошим манерам. Это не смешно, Лиана дал Айвор. Он только что проснулся.
Она ушла, все еще смеясь.
— И завтрак не забудь! — крикнул он ей вслед.
И только когда Гиринт убедился, что она его не может услышать, он позволил себе рассмеяться. Он смеялся долго, так как испытывал глубокое удовлетворение. Он снова на Равнине, куда уже не надеялся когда-либо вернуться, решившись на путешествие над морскими просторами. Но он действительно сделал то, для чего пустился в путь, и его душа уцелела. И что бы ни произошло у Селидона, это было не слишком плохо, не могло быть, иначе даже в таком ослабленном состоянии он знал бы об этом с самого момента своего возвращения.
Поэтому он несколько секунд смеялся и позволил себе — это было несложно — мечтать о завтраке.
Все изменилось, когда пришел Табор. Он проник в мысли мальчика и увидел, что с ним происходит, а затем прочел о том, что сделала Ясновидящая в Кат Миголе. После этого еда показалась ему безвкусной, а сердце покрылось пеплом.
Она гуляла по саду позади Храма вместе с Верховной жрицей, если только, подумала Шарра, это крохотное пространство можно назвать садом. Человеку, выросшему в садах Лараи Ригал и знающему каждую тропинку, водопад и раскидистое дерево в его стенах, ответ был и так ясен.
И все же здесь таились неожиданные сокровища. Она остановилась рядом с клумбой сильваина — серебристо-серых роз. Она и не знала, что они растут так далеко на юге. В Катале их не было: говорили, что сильваин цветет только на берегах озера Селин, у Данилота. Это были цветы светлых альвов. Она сказала об этом Джаэль.
Жрица рассеянно взглянула на цветы.
— Это подарок, — пробормотала она. — Очень давно, когда Ра-Латен сплел туман над Данилотом и альвы начали свое долгое затворничество. Они прислали нам цветы сильваина, чтобы мы их помнили. Они растут здесь и еще в дворцовом саду. Не много, почва им не подходит или что-то другое, но несколько кустов всегда цветет, а эти, кажется, выдержали зиму и засуху.
Шарра взглянула на нее.
— Они не имеют для тебя значения, правда? — спросила она. — Интересно, а вообще есть то, что имеет для тебя значение?
— Среди цветов? — подняла брови Джаэль. Затем, помолчав, ответила: — Были цветы, которые имели значение: цветы у Дан Моры, когда начал таять снег.
Шарра помнила. Они были красные, красные, как кровь жертвы. Она снова взглянула на свою спутницу. Стояло теплое утро, но в своих белых одеждах Джаэль выглядела холодной как лед, и в ее красоте чувствовалась режущая острота. В самой Шарре тоже было немного мягкости или спокойствия; у мужчины, за которого она собиралась замуж, на всю жизнь останется шрам от брошенного ею кинжала, но у Джаэль все было по-другому, она провоцировала.
— Конечно, — пробормотала принцесса Катала. — Эти цветы должны иметь значение. А что-нибудь еще? Или абсолютно все должно возвращаться по кругу к Богине, чтобы пробиться к тебе?
— Все действительно возвращается к Богине, — машинально ответила Джаэль. Но потом, помолчав, нетерпеливо продолжала: — Почему все задают мне такие вопросы? Что именно все вы ожидаете от Верховной жрицы Даны? — Ее глаза, зеленые, словно трава под солнцем, с вызовом смотрели в глаза Шарры.
Шарра пожалела о том, что заговорила об этом. Она все еще оставалась чересчур импульсивной, и это часто заводило ее слишком далеко. В конце концов, она гостья в Храме.
— Ну… — извиняющимся тоном начала она. Но продолжать не смогла.
— В самом деле! — воскликнула Джаэль. — Понятия не имею, чего от меня хотят. Я — Верховная жрица. Я владею магией, я держу под контролем жриц Мормы, а Дана знает, как это трудно — из-за Одиарт. Мне надо хранить ритуалы, давать советы. В отсутствие Верховного правителя мне приходится править королевством вместе с канцлером. Как я могу не быть такой, какая я есть? Что вы все от меня хотите?
Поразительно, но ей пришлось отвернуться к цветам, чтобы спрятать лицо. Шарра смутилась и на мгновение растрогалась, но она родилась в стране, где проницательный ум необходим для выживания, и она была дочерью и наследницей Верховного правителя Катала.
— Ты ведь не только со мной сейчас говорила, правда? — тихо спросила она. — Кто те, другие?
Через мгновение Джаэль, которая, кроме всего прочего, обладала еще и мужеством, обернулась и посмотрела на нее. Ее зеленые глаза оставались сухими, но в глубине их застыл вопрос.
Они услышали на тропинке шаги.
— Да, Лила? — произнесла Джаэль, не успев еще повернуться. — Что случилось? И почему ты продолжаешь ходить туда, где тебе быть не положено? — Слова были суровыми, но тон — на удивление — нет.
Шарра взглянула на худенькую девушку с прямыми светлыми волосами, которая кричала от боли, когда в небе появилась Дикая Охота. На лице Лилы отразилась некоторая робость, но не слишком сильная.
— Прошу прощения, — сказала она. — Но я думала, вы захотите знать. Ясновидящая сейчас в том домике, где жили Финн и его мать вместе с малышом.
Выражение лица Джаэль быстро изменилось.
— Ким? Правда? Ты держишь связь с самим этим местом, Лила?
— Кажется, да, — серьезно ответила девушка, словно это было чем-то совершенно обычным.
Джаэль долго смотрела на нее, и Шарра, не все понимая, увидела жалость в глазах Верховной жрицы.
— Скажи, — мягко попросила девушку Джаэль, — ты видишь Финна? Там, где он сейчас находится?
Лила покачала головой.
— Только тогда, когда их призывают. Я видела его тогда, хотя и не могла говорить с ним. Он был слишком… холодным. И там, где они сейчас находятся, для меня слишком холодно, я не могу пойти туда за ним.
— И не пытайся, Лила, — вздохнула Джаэль. — Даже не пытайся.
— Это не имеет никакого отношения к попыткам, — просто сказала девушка, и что-то в ее словах, спокойное смирение, тоже вызвало в душе Шарры жалость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65