Валя поняла, что и сама не подозревала, насколько в самом деле она голодна, пока официант не поставил перед ней тарелку.
- Еда очень хорошая, - сообщила она американцу. - Большое спасибо.
Тот кивнул:
- Рад, что вам понравилось. Как я хотел бы угостить вас настоящим американским бифштексом, прямо с боен Канзас-Сити. Вы бы язык проглотили.
Из его слов следовало, что американское мясо еще лучше. Но Валя не могла представить себе такого. Ей ни разу не доводилось пробовать такого мяса, она даже не подозревала, что подобное вообще бывает. А американец, похоже, находит его не слишком уж и хорошим. Он только ковырялся в своей тарелке. Это ее разозлило.
Возможно, он просто показушник, как почти все они. Не только американцы, вообще мужики. И все же этот казался особенным. Такой скромный, все старается угодить.
Зажатая между мужланами, с которыми познакомила ее Татьяна, Валя долго наблюдала за его отражением в зеркале, пока он наконец ее не заметил. Очень красивый чисто американской, какой-то мальчишеской красотой, и сперва она решила, что он сидит один из гордости. Но в его движениях сквозила неуверенность, а когда их глаза наконец встретились, она не увидела в его лице того волчьего выражения, которое неминуемо присутствовало бы у такого красавца, будь он русским.
Возможно, он действительно хороший человек, порядочный и щедрый. Но тогда почему он дурно отзывается о лучшей еде, какую она когда-либо пробовала?
- Очень вкусно, - повторила Валя вежливо, но твердо.
Похоже, он почувствовал, что сделал неверный шаг.
- Да, конечно, неплохо. Они здесь стараются как могут. Хотите еще картошки? Я свою все равно не осилю.
- Нет, - соврала Валя. - Я слишком много всего съела. Спасибо.
Ей хотелось закрыть глаза и прислушаться к чудесной мелодии, заигравшей во всем ее теле.
Она подцепила на вилку овощи в густом соусе, стараясь не капнуть на платье. Вале казалось, что она все бы отдала, даже пошла бы на преступление, ради хотя бы еще одного такого обеда.
Она следила за ним, сидящим за стойкой бара, и наконец решилась. Свиньям, которых подсунула ей Таня, явно требовалось только одно. В них не было будущего. От них ничего хорошего не дождешься. Но вот мальчишеского вида красавчик у бара… Пожалуй, в нем чтото есть. Достаточно молод, чтобы казаться свободным, чтобы иметь в будущем больше, чем в прошлом. Валя решила, что стоит попробовать. В худшем случае она все равно избежит противных лап старого пьяницы.
- Хотите еще чуть-чуть вина? - спросил он, уже взявшись за бутылку.
- О да. Пожалуйста. Видите, оно очень хорошее. Русское вино. Его делают в Крыму.
От нее не укрылось облачко, пробежавшее по его лицу, знак несогласия. Что с ним такое? Чего ему надо? Чего он еще может желать?
Валя решила, что он просто пытается произвести на нее впечатление. Ну и пусть - не самый худший способ. Он еще такой мальчик, а хочет, чтобы она видела в нем мужчину.
Валя снова сделала над собой усилие, чтобы не торопиться и перестать лопать, как изголодавшаяся дворняжка. В наказание за плохое поведение она заставила себя на минуту отложить в сторону нож и вилку и заговорить с американцем.
- Джефф, вы такой милый. Наверное, вы женаты, верно?
Она внимательно следила за выражением его лица. Никаких неприятных перемен: ни внезапного смущения, ни глупой таинственности. Только едва заметное напряжение и отблеск боли в глазах.
- Нет, - медленно произнес он, - я не женат. Был. Но сейчас - нет.
- О, простите. Ваша жена умерла?
Он слегка улыбнулся, и выражение боли исчезло.
- Нет. Все не так страшно. Мы просто не подошли друг другу. Мы развелись.
«Наверное, какая-нибудь бессовестная американская шлюха, - решила Валя. - Стерва, у которой столько много всего, что она может себе позволить разбрасываться мужьями направо и налево».
- У вас есть дети?
- Нет, - сказал он. - Думаю, в этом нам повезло.
Затем он сменил тон и наклонился к ней поближе.
- А вы? Не могу поверить, что вы не замужем.
Валя проглотила еду и ответила ему очень серьезным взглядом.
- Мой муж погиб, - соврала она. - В самый первый день войны.
Он вжался в спинку стула и вытянулся как струна.
- Валя, простите…
- Я не хотела бы говорить об этом, - сказала она. - Сегодня я впервые провожу вечер вне дома. Моя подруга решила, что мне надо развлечься.
- Конечно, - пробормотал он. - Я только…
- Неважно. Расскажите мне о вашей жене, - попросила Валя, хотя ей вовсе не хотелось слышать о ней. - Наверное, она очень плохая женщина. - Тут она отправила в рот кусочек мяса, уверенная, что теперь-то он будет говорить долго.
- Дженифер? - переспросил американец. - Нет, Дженифер вовсе не плохая. Мы просто смотрели на мир разными глазами. - Он улыбнулся. - В Америке ходит шутка, что каждый имеет право на один пробный брак. Наверное, я использовал свою попытку.
Валя в спешке проглотила кусок.
- Значит, вы собираетесь жениться снова?
- Не знаю. Возможно, если встречу подходящую женщину. Я пока об этом не думаю.
- Может, вы все еще любите ее?
Американец задумался на мгновение:
- Нет. Думаю, я ею уже переболел. Нам порой бывало хорошо. И, пожалуй, я продолжал любить ее еще долго после того, как она разлюбила меня. Но теперь все кончено.
- Я считаю, вы должны встретить очень хорошую женщину.
Американец улыбнулся. У него была замечательная мальчишеская улыбка.
- Или она встретит меня. - Он долил еще вина, наполнив ее бокал почти до краев.
Внезапно ее желудок сжало, как в тисках. Кошмарная, острая боль пронзила все ее тело. Валя перестала жевать и застыла с широко раскрытыми глазами. Потом боль отступила, оставив ее опустошенной и ослабевшей, с капельками пота, блестевшими на лбу. Ее правая рука намертво вцепилась в скатерть.
Она заставила себя продолжать жевать.
- С вами все в порядке? - спросил американец.
Валя кивнула.
- Все хорошо. Никаких проблем. - Она потянулась за бокалом, полным вина. - По-моему, здесь очень жарко.
Когда она подносила бокал к губам, боль второй раз полоснула ножом по животу. Она тихонько застонала, не в силах ничего сделать. Первый приступ заставил ее широко раскрыть глаза. Теперь ей пришлось закрыть их. Валя сглотнула слюну, чувствуя себя совершенно несчастной. Она ругала себя последними словами.
- Валя!
Она чувствовала, как холодный пот» выступил у нее на лбу и висках. Потом ее пронзила еще более острая и невыносимая боль, и Валя поняла, что весь мир вокруг нее разваливается на части.
- Пожалуйста, простите. Мне надо выйти.
В спешке она уже не заботилась о правильном произношении и ударениях. Встала, едва сдерживая слезы и надеясь только на то, что ей все-таки удастся не опозориться до конца. Непослушной рукой она потянулась за сумочкой, но ощутила под пальцами только ткань скатерти да жесткий стул.
Времени не оставалось. Она быстро зашагала через весь зал с заученным достоинством отчаяния, от которого лишь один шаг до позора, направляясь к ближайшему официанту, с которым можно общаться на родном языке.
Официант холодно указал ей дорогу, не трудясь оставаться вежливым теперь, когда она разлучилась со своим иностранцем.
Валя поспешила дальше, чувствуя все большее головокружение и слабость, надеясь не сбиться с пути. Она понимала, что у нее в запасе нет лишних секунд на то, чтобы заблудиться.
Темный холл, прижатый к полу металлическими прутьями ковер, облупившаяся краска на старинной, огромных размеров двери. Она рванулась внутрь, мимо толстой средних лет женщины, сидевшей на страже у стопки полотенец и блюдца с мелочью. На бегу Валя успела отметить быструю смену выражений на лице женщины. Сперва неудовольствие, потом неестественная натянутая улыбка в надежде на чаевые и, наконец, злоба.
Валя метнулась в первую же кабинку. С ходу упала на колени, еще не зная, с чего начать. Позади, за невидимой пеленой, отделявшей Валю от всего остального мира, до нее доносились негодующие вопли смотрительницы. Та прошла за ней следом, и какой-то частью сознания Валя чувствовала, как она нависает над ней, выкрикивая оскорбления. Но все это происходило где-то слишком далеко, чтобы обращать внимание. Сейчас девушку занимало только ее нынешнее ужасное состояние. Огонь в желудке и боль в горле, казалось, существовали вне времени.
Потом все замедлилось, осталась только вонь. Смотрительница махнула на нее рукой и, ворча, удалилась в свою будку. Валя сидела на треснутом унитазе, не в силах даже посмотреть, что случилось с ее драгоценным платьем. Собрав всю оставшуюся энергию, она потянула за ручку унитаза, чтобы смыть следы ее позора. Потом снова без сил уселась на прежнее место.
Физическая боль отошла, сменившись мучительными мыслями о пережитом сраме. Жрала, как животное. Слишком много еды, и еды слишком жирной. Невообразимо вкусная еда, и даже сейчас, ощущая во рту кислый привкус тошноты, она все равно надеялась, что в ее жизни еще будет такая пища.
Она глубоко вздохнула несколько раз, наконец встала. Ноги сперва плохо слушались, но уже стало ясно, что с ней не произошло ничего серьезного - просто вытошнило от обжорства, как ребенка, переевшего сладостей.
Она задрала платье, чтобы поправить чулки. И ноги, всю жизнь казавшиеся ей длинными и стройными, вдруг показались просто худыми. Запястья костлявые. И это в мире, в городе, где столько скрытого изобилия. Валя вдруг поняла, как даром проходит ее красота, да и сама жизнь.
Она приблизилась к смотрительнице, мрачно сидевшей на своем посту.
- Пожалуйста, - произнесла она, одновременно разглаживая рукой платье, - дайте мне полотенце. Я оставила сумочку в зале. Мне было плохо.
Женщина, преисполненная сознанием собственной власти, неприязненно оглядела Валю с ног до головы.
- Полотенце, - бросила она, - стоит пятьдесят копеек.
- Знаю, - умоляла Валя. - Я понимаю. Но прошу вас, мне надо привести себя в порядок. Я не могу так уйти отсюда, мне необходимо умыться.
Смотрительница положила волосатую руку на стопку полотенец и взглянула на Валю с ненавистью, которая копилась всю ее жизнь.
- Пятьдесят копеек, - повторила она.
Устав бороться, Валентина отстегнула с руки часы. Замечательные японские часы, подаренные ей Нарицким по возвращении из одной из его деловых поездок. «За хорошее поведение», - сказал он. Свинья.
Она швырнула часы в жирную ладонь смотрительницы. Пальцы разжались, схватили часы, тут же спрятали добычу среди складок юбки.
Валя взяла полотенце.
Она в спешке умылась, попыталась сполоснуть рот и причесаться как можно аккуратнее. В зеркале она показалась себе очень бледной. «Но не такая уж страшная», - успокоила она себя. Просто она чувствовала себя опустошенной и измотанной. Всего лишь через десять минут после приступа она уже ощутила возвращение голода. Валя сказала себе, что вернется, сядет за стол, тихо и спокойно улыбнется и сделает вид, будто ровным счетом ничего не произошло. Даже если американец и пойдет на попятную, она, по крайней мере, доест свой обед. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Она еще раз вдохнула полной грудью. У двери смотрительница безуспешно пыталась застегнуть браслет на жирной руке. Валя устремилась назад в ресторан.
К невообразимому ее облегчению, американец все еще сидел за столом. Он явно оживился, увидев ее. Она расправила плечи и замедлила шаг, ощутив прилив уверенности, что все кончится хорошо.
И тут она заметила, что еда исчезла. Со стола убрали все, кроме вина. И еще полупустой пачки сигарет, которую она измяла от волнения.
Чудесная, невыразимо замечательная еда пропала. Валя продолжала идти к столу, пытаясь улыбаться, уверить американца, что все в порядке. Он неловко вскочил, поспешно отодвинул для нее стул, и она села, как механическая кукла. Не веря своим глазам, уставилась Валя на белую пустыню скатерти. Великолепная еда исчезла. Ей казалось, что никогда в жизни ее желудок не был таким пустым.
Она начала беспомощно плакать. У нее даже не оставалось сил для того, чтобы как следует на себя рассердиться. Она просто сидела и тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони, вся уйдя в свою слабость и сознание того, что в ее жизни больше никогда не случится ничего хорошего.
- Валя, - говорил американец своим ровным, твердым голосом. - Что произошло? Могу я чем-нибудь вам помочь?
«Увези меня. Пожалуйста. Забери меня в свою Америку, и я все для тебя сделаю. Все. Абсолютно все, что ты захочешь».
- Нет, - ответила Валя, подавив рыдания. - Ничего. Это так, пустяк.

***

Его челюсти двигались с трудом, и распухшие губы едва выговаривали слова. Он посмотрел снизу вверх на своего мучителя сквозь щелочки заплывших глаз. В помещении царил полумрак, к тому же после побоев он уже почти не мог сфокусировать взгляд на лице майора КГБ, ходившего кругами, то пропадая в тени, то выходя на свет, вокруг стола, на котором сидел Бабрышкин с крепко связанными за спиной руками. Огромный человек, чудовище в мундире, дьявол.
- Никогда, - повторил Бабрышкин, стараясь четко выговаривать слова в надежде не растерять последние остатки своего достоинства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50