платья, шляпы, туфли, губы, волосы и даже цвет кожи, неприятно поражая неожиданностью красок, линий и форм… Что поделаешь! Приходится привыкать и к этому. Или я уже начал стареть?..
У Лиз была новая прическа, волосы хитроумно размещались вверху крыльями бабочки, напудренная шея была обнажена, и я заметил на ней тонкие морщины, которые когда-нибудь станут складками. Впрочем, едва ли природа успеет завершить свою разрушительную работу на этом недурном женском теле. Не знаю только, что или кто этому раньше помешает: тускнеющее Солнце или Билл с теми, кто его нанял?
Лиз делала мне предложение за стойкой… Но я сам еще раньше делал такое же предложение Эллен вот за этой самой стойкой бара, который тогда назывался не «Белым карликом», а как-то иначе…
— К черту, Рой! Я уже больше не лезу за вас замуж. Я уже побывала замужем, черт меня подери!
— С тех пор, Лиз, вы, кажется, не перестаете пить?
— Не кажется ли вам, Рой, что это неплохой и доступный способ отстраниться от всеобщего сумасшествия?
— Вы позволите отвезти вас домой, Лиз?
— Позволю ли я? Я многое могу вам позволить, Рой… Можете везти меня хоть к дьяволу, если у него есть отель греха.
Я поддерживал Лиз под руку, вернее, Лиз попросту повисла на мне.
В таком неустойчивом виде мы выбрались в гардеробную, где смазливая девушка кинулась нас одевать. Лиз никак не могла попасть рукой в рукав манто и в конце концов ограничилась одним рукавом, волоча дорогой мех за собой по полу.
Я сунул девушке доллар на чай и подхватил свою словно борющуюся с призраком даму.
Мы вышли на освещенный подъезд. Снег искрился в лучах электрического света. Дюжий полисмен охранял порядок и благополучие платежеспособных джентльменов, посещающих «Белый карлик».
Мой «кадиллак» ждал нас.
За лимузином я увидел сутулый гориллообразный силуэт.
Все разыгрывалось как по нотной партитуре.
Лиз никак не хотела садиться. А может быть, я делал слишком много суетливых и ненужных движений, мешая ей сесть в машину.
Думаю, что полисмен, Билл и его доверенные лица с изумлением смотрели за моими стараниями. Долго ли усадить подвыпившую даму в удобную машину?!
Но я рассудил иначе, и сначала сам залез через сиденье пассажира на шоферское место. Это была совсем не лишняя предосторожность, потому что Билл уже налегал на запертую ручку с наружной стороны, намереваясь сесть на мое место, как было условлено.
Когда я сел за руль, Лиз без всякой помощи плюхнулась рядом со мной. Теперь надлежало вставить ключ зажигания, открыть левую дверцу, посадить вместо себя Билла и идти в бар расписывать ужасы похищения гангстерами прекрасной Лиз.
Но я сыграл не по нотам.
Мотор моего «кадиллака» взревел.
Билл, вцепившийся крючком протеза в ручку машины, несколько ярдов волочился по обледенелой мостовой, пока протез не слетел с его культи, так и оставшись висеть в виде людоедского украшения на моем «кадиллаке».
Послышались выстрелы.
Одна пуля прошла между моей головой и пышной прической Лиз, пробив лобовое стекло.
Через маленькую дырку с сеткой лучевых трещинок со свистом ворвался ветер.
Сзади надрывались полицейские свистки.
— Куда вы гоните, Рой? — совсем трезво спросила Лиз.
— Куда?.. Я это не очень отчетливо себе представляю, Лиз. Но вот от кого я вас увожу, это мне более или менее ясно.
— Вот как? — сказала она и присвистнула.
Оказывается, эта дьявольская девчонка играла не хуже меня и все прекрасно заметила. Ей не слишком долго пришлось объяснять обстоятельства дела.
За углом я резко нажал на тормоза, что недопустимо на обледенелой дороге. Но я сделал это умышленно, рассчитывая на то, что произошло.
Машину мою занесло, она повернулась вокруг вертикальной оси и сразу же ринулась в обратном направлении к бару.
Мы пролетели мимо гангстеров, садящихся в автомобиль, чтобы гнаться за нами, мы промчались мимо все еще свистевшего полисмена, выбежавшей из бара смазливой гардеробщицы и неизменных зевак…
Никто не мог допустить, что это наш молниеносно вернувшийся автомобиль мчался сейчас мимо них. Ведь номера на нем заботой Билла были залеплены снегом. Мало ли автомобилей снует взад и вперед по ночному Нью-Йорку!
Но я был уверен, что выехать из города нам не так просто. Все «кадиллаки» будут перехватывать. Уж об этом позаботятся и Билл и… босс.
Но я не мог поступить иначе. Я знал, чем все это грозит Лиз. Я мог бы объяснить свой поступок даже самому боссу.
Ведь билль о морали подготавливался Ральфом Рипплайном. Новый закон, опиравшийся на церковь, не признавал гражданского развода для брака, заключенного в церкви. А это значило, что полиция нравов, когда она начнет действовать, обязана будет силой водворить блудную супругу Лиз к ее требовательному мужу мистеру Ральфу Рипплайну. Об остальном лучше было не задумываться…
Босс считал, что я должен помочь гангстерам, которые безобидно «попридержат» Лиз до начала действий полиции, похитив ее из бара.
Я выполнил задание босса, но без помощи Билла. Я сам похитил Лиз.
Лиз успела все это себе уяснить из нескольких брошенных мною фраз.
— Рой, я всегда считала вас настоящим парнем.
— О'кэй, Лиз! Я хотел бы сделать в жизни хоть одно настоящее дело.
— У вас были шансы получить в затылок настоящую пулю, — сказала Лиз, указывая на дырку в стекле.
— У нас еще есть эти шансы, Лиз, пока мы не переберемся на тот берег Хедсон-ривера.
— Через туннель?
— О нет, Лиз. В туннеле нас легче всего перехватить. Мы хоть один раз используем остывшее Солнце и в летний месяц пересечем Хедсон-ривер по льду.
Мы съехали на лед мореподобной реки в том месте, где прежде стояли паромы.
По-видимому, такого сумасшествия от нас гангстеры и полицейские не ожидали. Как ни остыло бедное Солнце, но все же днем снег таял, с крыш небоскребов свисали огромные сосульки, которые, срываясь, калечили прохожих.
Лед на Хедсон-ривер был шершавый, как бетонное шоссе, фар из предосторожности я не зажигал…
Лед хрустел, я всем своим существом ощущал, как проседает он под колесами машины. Спасти нас могла только скорость.
Лиз окончательно протрезвела, сидела, молча вцепившись в мою руку.
Я управлял только одной рукой и гнал, как на треке…
Что ж… погибнуть подо льдом? Немного раньше, немного позже… какая разница!
Пьяных, лунатиков и одержимых бережет великий бог исключений. Погибшие под колесами, сорвавшиеся с карнизов или другим способом сломавшие себе голову об этом не повествуют. Поражают удачей только случайно выжившие, воображая, что исключение, под которое они попали, является «законом».
Мы проскочили через Хедсон-ривер по ломающемуся льду вопреки всем законам и взбирались теперь по крутому берегу штата Нью-Джерси.
Хорошую машину, черт возьми, купил я в дни антиядерного кризиса!
Я благословлял начавшуюся метель. Дырка в стекле верещала, как полицейский свисток. Мы уже выбрались на нужное нам шоссе, где совсем не встречалось машин. Мы мчались в белую муть, которую не могли пробить фары.
Начинало светать. Фары скорее мешали, чем помогали. Я выключил их.
Лиз склонилась ко мне, положив голову на мое плечо, и мирно спала.
Это было то самое шоссе, по которому мы с Эллен ехали к отцу на ферму. Интересно, не приревновала ли бы Эллен меня, увидев сейчас здесь в таком виде и в такой компании?
Впрочем, увидеть что-нибудь было невозможно.
Я не знаю, мчался ли кто-нибудь за нами, но я гнал «кадиллак» так, словно меня уже хватали гориллы за колеса.
Становилось все светлее, и я ощущал, что слепну. Страх охватил меня. Я ничего не видел в снежных рассветных сумерках. Стеклоочистители лихорадочно и бесполезно работали. Я оказался словно в белом мешке. Все вокруг было тускло-бледным, одинаковым, неясным, слившимся в один рыхлый снежный ком, который обнимал и машину, и шоссе, и, наверное, всю нашу несчастную обледеневшую Землю… В снежном обмане конец стерег меня на каждом ярде. Если бы шоссе делало повороты, я бы уже давно оказался в кювете. И вместе с тем убавить скорость было нельзя. Я вел машину вслепую, не отличая в снежной мгле ничего… Меня выручало какое-то неведомое чувство.
Лиз по-прежнему держала меня за руку, и я боялся высвободить ее и, не сбавляя скорости, управлял одной рукой.
Но я все-таки не ослеп. Оказывается, я видел… И я затормозил. Машину занесло, она сделала полный оборот вокруг вертикальной оси, как это было около бара, чудом не свалившись с насыпи, и остановилась.
На шоссе лежали запорошенные снегом тела людей.
Я не решился на них наехать. Я остановился.
Лиз проснулась.
— Что? Приехали или попались? — спокойно спросила она.
Она все-таки была настоящая девушка!
— Надо посмотреть, что тут такое, — сказал я, открывая дверцу.
Только теперь я заметил, что на дверце висит «рука Билла» с крючком, но снять ее так и не успел.
Из-под колес на меня смотрело мертвое лицо, с которого ветер сдул снег.
Это была индеанка, некрасивая, широкоскулая, худая, изможденная… Черные волосы разметались патлами.
Я подошел к другому телу.
Тоже индеанка. Она походила на первую, как родная сестра. Мне даже показалось, что я заплутался в белой мути и вернулся к первому трупу. Но та лежала под самыми колесами автомобиля, будто я сшиб ее.
Неподалеку словно ползла по шоссе и застыла, притаилась старуха…
Может быть, у этих, теперь замерзших, индеанок мы с Эллен когда-то покупали смешную сувенирную дрянь? Что купила тогда у них Эллен? Нож для снимания скальпов и томагавк, которые, конечно, были изготовлены на заводах «Рипплайн-стилл-корпорейшен», туфли с мягкой подошвой, орлиное перо… Она еще горевала, что в продаже не было головного убора вождя… Она хотела носить его в деревне, но носила там косынку, завязанную под подбородком, стиль «а-ля рюсс»… Она оказалась русской, и она ушла в Россию совершать подвиг, выполняя клятву, от которой освободил ее старый князь, а я… я даже не мог ей дать об этом знать.
Лиз вышла из машины и рассматривала трупы умерших от голода и замерзших людей.
— Здесь недалеко должна быть резервация, — сказал я. — Как-то я хотел посмотреть ее, но не привелось. Но я все равно знаю, что там нет ванн и клозетов.
— Там нет еды, Рой, — сказала Лиз.
Да, конечно, она была права. Еды в резервациях не было! Она вообще исчезала… не только из резерваций.
Конечно, продуктов питания в мире было нисколько не меньше, чем год назад, ведь новый урожай поспел бы только к осени, но остывшее Солнце основательно влияло на конъюнктуру рынка, как выразились бы у нас в газете. Надежды на новый урожай могли остаться только у людей, потерявших от голода разум. Лед покрывал поля. О севе не могло быть и речи. Цены на продукты бешено подскочили. Их еще по введенным карточкам можно было покупать в Нью-Йорке, но… только тем, кто работал на предприятиях особого правительственного списка. Остальные… на остальных людей запасов все равно бы не хватило.
Голодные дни антиядерного кризиса казались мне теперь днями благоденствия. Еще бы! Ведь, стоя на панели, можно было дождаться миски горохового супа!..
Признаться, я старался не думать об умирающих с голоду, поскольку я сам не попал в их число.
У меня была работа, у меня был босс… А теперь?
Теперь передо мной на шоссе валялись трупы умерших с голоду. И теперь у меня была Лиз, но не было больше работы у босса.
Должен признаться, что размышления — убийственная вещь при отсутствии перспективы. К счастью, багажник моего «кадиллака» был предусмотрительно до отказа набит продуктами.
Убирая трупы с шоссе, я сказал об этом Лиз.
Мы сели в машину и тихо поехали сквозь белую мглу.
Впереди нам почудилось темное пятно.
Я еще больше сбавил скорость.
На нас надвигалась толпа…
Стало светлее, снег перестал идти, и мы могли рассмотреть странную процессию, которая обходила наш стоявший автомобиль.
Мне показалось, что я схожу с ума. Что это? Последствия снежной слепоты? Галлюцинация, привидения?!
В машину заглядывали провалами глазниц трупы… Мимо брели скелеты, на которых висели заснеженные тряпки. Мне показалось, что я снова перенесся в разрушенный атомным взрывом город… и настал день Страшного суда: все покойники, ссохшиеся, полуистлевшие, встали из могил и бредут на последнее слушание их дел… у Высшего Судии.
У Лиз были круглые от ужаса глаза. Ей, наверное, тоже казалось, что она видит процессию вставших из гроба.
Но она сказала:
— Рой, сейчас же откройте дверцу. Это голодный поход… Они умирают с голоду.
Я открыл дверцу, мы вышли.
Жалкие подобия людей окружили нас. Они смотрели на нас жадными глазами, заглядывали в машину.
Мне стало жутко. Сам не знаю почему. Ведь я достаточно слышал о былых голодных походах и в Америке, и в других странах, но… Ведь статистикой установлено, что даже в лучшие годы ежегодно в мире умирает с голоду не один миллион людей! А вот видеть — это совсем другое, чем читать о том.
Появились женщины, которые тащили на себе живые скелетики детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
У Лиз была новая прическа, волосы хитроумно размещались вверху крыльями бабочки, напудренная шея была обнажена, и я заметил на ней тонкие морщины, которые когда-нибудь станут складками. Впрочем, едва ли природа успеет завершить свою разрушительную работу на этом недурном женском теле. Не знаю только, что или кто этому раньше помешает: тускнеющее Солнце или Билл с теми, кто его нанял?
Лиз делала мне предложение за стойкой… Но я сам еще раньше делал такое же предложение Эллен вот за этой самой стойкой бара, который тогда назывался не «Белым карликом», а как-то иначе…
— К черту, Рой! Я уже больше не лезу за вас замуж. Я уже побывала замужем, черт меня подери!
— С тех пор, Лиз, вы, кажется, не перестаете пить?
— Не кажется ли вам, Рой, что это неплохой и доступный способ отстраниться от всеобщего сумасшествия?
— Вы позволите отвезти вас домой, Лиз?
— Позволю ли я? Я многое могу вам позволить, Рой… Можете везти меня хоть к дьяволу, если у него есть отель греха.
Я поддерживал Лиз под руку, вернее, Лиз попросту повисла на мне.
В таком неустойчивом виде мы выбрались в гардеробную, где смазливая девушка кинулась нас одевать. Лиз никак не могла попасть рукой в рукав манто и в конце концов ограничилась одним рукавом, волоча дорогой мех за собой по полу.
Я сунул девушке доллар на чай и подхватил свою словно борющуюся с призраком даму.
Мы вышли на освещенный подъезд. Снег искрился в лучах электрического света. Дюжий полисмен охранял порядок и благополучие платежеспособных джентльменов, посещающих «Белый карлик».
Мой «кадиллак» ждал нас.
За лимузином я увидел сутулый гориллообразный силуэт.
Все разыгрывалось как по нотной партитуре.
Лиз никак не хотела садиться. А может быть, я делал слишком много суетливых и ненужных движений, мешая ей сесть в машину.
Думаю, что полисмен, Билл и его доверенные лица с изумлением смотрели за моими стараниями. Долго ли усадить подвыпившую даму в удобную машину?!
Но я рассудил иначе, и сначала сам залез через сиденье пассажира на шоферское место. Это была совсем не лишняя предосторожность, потому что Билл уже налегал на запертую ручку с наружной стороны, намереваясь сесть на мое место, как было условлено.
Когда я сел за руль, Лиз без всякой помощи плюхнулась рядом со мной. Теперь надлежало вставить ключ зажигания, открыть левую дверцу, посадить вместо себя Билла и идти в бар расписывать ужасы похищения гангстерами прекрасной Лиз.
Но я сыграл не по нотам.
Мотор моего «кадиллака» взревел.
Билл, вцепившийся крючком протеза в ручку машины, несколько ярдов волочился по обледенелой мостовой, пока протез не слетел с его культи, так и оставшись висеть в виде людоедского украшения на моем «кадиллаке».
Послышались выстрелы.
Одна пуля прошла между моей головой и пышной прической Лиз, пробив лобовое стекло.
Через маленькую дырку с сеткой лучевых трещинок со свистом ворвался ветер.
Сзади надрывались полицейские свистки.
— Куда вы гоните, Рой? — совсем трезво спросила Лиз.
— Куда?.. Я это не очень отчетливо себе представляю, Лиз. Но вот от кого я вас увожу, это мне более или менее ясно.
— Вот как? — сказала она и присвистнула.
Оказывается, эта дьявольская девчонка играла не хуже меня и все прекрасно заметила. Ей не слишком долго пришлось объяснять обстоятельства дела.
За углом я резко нажал на тормоза, что недопустимо на обледенелой дороге. Но я сделал это умышленно, рассчитывая на то, что произошло.
Машину мою занесло, она повернулась вокруг вертикальной оси и сразу же ринулась в обратном направлении к бару.
Мы пролетели мимо гангстеров, садящихся в автомобиль, чтобы гнаться за нами, мы промчались мимо все еще свистевшего полисмена, выбежавшей из бара смазливой гардеробщицы и неизменных зевак…
Никто не мог допустить, что это наш молниеносно вернувшийся автомобиль мчался сейчас мимо них. Ведь номера на нем заботой Билла были залеплены снегом. Мало ли автомобилей снует взад и вперед по ночному Нью-Йорку!
Но я был уверен, что выехать из города нам не так просто. Все «кадиллаки» будут перехватывать. Уж об этом позаботятся и Билл и… босс.
Но я не мог поступить иначе. Я знал, чем все это грозит Лиз. Я мог бы объяснить свой поступок даже самому боссу.
Ведь билль о морали подготавливался Ральфом Рипплайном. Новый закон, опиравшийся на церковь, не признавал гражданского развода для брака, заключенного в церкви. А это значило, что полиция нравов, когда она начнет действовать, обязана будет силой водворить блудную супругу Лиз к ее требовательному мужу мистеру Ральфу Рипплайну. Об остальном лучше было не задумываться…
Босс считал, что я должен помочь гангстерам, которые безобидно «попридержат» Лиз до начала действий полиции, похитив ее из бара.
Я выполнил задание босса, но без помощи Билла. Я сам похитил Лиз.
Лиз успела все это себе уяснить из нескольких брошенных мною фраз.
— Рой, я всегда считала вас настоящим парнем.
— О'кэй, Лиз! Я хотел бы сделать в жизни хоть одно настоящее дело.
— У вас были шансы получить в затылок настоящую пулю, — сказала Лиз, указывая на дырку в стекле.
— У нас еще есть эти шансы, Лиз, пока мы не переберемся на тот берег Хедсон-ривера.
— Через туннель?
— О нет, Лиз. В туннеле нас легче всего перехватить. Мы хоть один раз используем остывшее Солнце и в летний месяц пересечем Хедсон-ривер по льду.
Мы съехали на лед мореподобной реки в том месте, где прежде стояли паромы.
По-видимому, такого сумасшествия от нас гангстеры и полицейские не ожидали. Как ни остыло бедное Солнце, но все же днем снег таял, с крыш небоскребов свисали огромные сосульки, которые, срываясь, калечили прохожих.
Лед на Хедсон-ривер был шершавый, как бетонное шоссе, фар из предосторожности я не зажигал…
Лед хрустел, я всем своим существом ощущал, как проседает он под колесами машины. Спасти нас могла только скорость.
Лиз окончательно протрезвела, сидела, молча вцепившись в мою руку.
Я управлял только одной рукой и гнал, как на треке…
Что ж… погибнуть подо льдом? Немного раньше, немного позже… какая разница!
Пьяных, лунатиков и одержимых бережет великий бог исключений. Погибшие под колесами, сорвавшиеся с карнизов или другим способом сломавшие себе голову об этом не повествуют. Поражают удачей только случайно выжившие, воображая, что исключение, под которое они попали, является «законом».
Мы проскочили через Хедсон-ривер по ломающемуся льду вопреки всем законам и взбирались теперь по крутому берегу штата Нью-Джерси.
Хорошую машину, черт возьми, купил я в дни антиядерного кризиса!
Я благословлял начавшуюся метель. Дырка в стекле верещала, как полицейский свисток. Мы уже выбрались на нужное нам шоссе, где совсем не встречалось машин. Мы мчались в белую муть, которую не могли пробить фары.
Начинало светать. Фары скорее мешали, чем помогали. Я выключил их.
Лиз склонилась ко мне, положив голову на мое плечо, и мирно спала.
Это было то самое шоссе, по которому мы с Эллен ехали к отцу на ферму. Интересно, не приревновала ли бы Эллен меня, увидев сейчас здесь в таком виде и в такой компании?
Впрочем, увидеть что-нибудь было невозможно.
Я не знаю, мчался ли кто-нибудь за нами, но я гнал «кадиллак» так, словно меня уже хватали гориллы за колеса.
Становилось все светлее, и я ощущал, что слепну. Страх охватил меня. Я ничего не видел в снежных рассветных сумерках. Стеклоочистители лихорадочно и бесполезно работали. Я оказался словно в белом мешке. Все вокруг было тускло-бледным, одинаковым, неясным, слившимся в один рыхлый снежный ком, который обнимал и машину, и шоссе, и, наверное, всю нашу несчастную обледеневшую Землю… В снежном обмане конец стерег меня на каждом ярде. Если бы шоссе делало повороты, я бы уже давно оказался в кювете. И вместе с тем убавить скорость было нельзя. Я вел машину вслепую, не отличая в снежной мгле ничего… Меня выручало какое-то неведомое чувство.
Лиз по-прежнему держала меня за руку, и я боялся высвободить ее и, не сбавляя скорости, управлял одной рукой.
Но я все-таки не ослеп. Оказывается, я видел… И я затормозил. Машину занесло, она сделала полный оборот вокруг вертикальной оси, как это было около бара, чудом не свалившись с насыпи, и остановилась.
На шоссе лежали запорошенные снегом тела людей.
Я не решился на них наехать. Я остановился.
Лиз проснулась.
— Что? Приехали или попались? — спокойно спросила она.
Она все-таки была настоящая девушка!
— Надо посмотреть, что тут такое, — сказал я, открывая дверцу.
Только теперь я заметил, что на дверце висит «рука Билла» с крючком, но снять ее так и не успел.
Из-под колес на меня смотрело мертвое лицо, с которого ветер сдул снег.
Это была индеанка, некрасивая, широкоскулая, худая, изможденная… Черные волосы разметались патлами.
Я подошел к другому телу.
Тоже индеанка. Она походила на первую, как родная сестра. Мне даже показалось, что я заплутался в белой мути и вернулся к первому трупу. Но та лежала под самыми колесами автомобиля, будто я сшиб ее.
Неподалеку словно ползла по шоссе и застыла, притаилась старуха…
Может быть, у этих, теперь замерзших, индеанок мы с Эллен когда-то покупали смешную сувенирную дрянь? Что купила тогда у них Эллен? Нож для снимания скальпов и томагавк, которые, конечно, были изготовлены на заводах «Рипплайн-стилл-корпорейшен», туфли с мягкой подошвой, орлиное перо… Она еще горевала, что в продаже не было головного убора вождя… Она хотела носить его в деревне, но носила там косынку, завязанную под подбородком, стиль «а-ля рюсс»… Она оказалась русской, и она ушла в Россию совершать подвиг, выполняя клятву, от которой освободил ее старый князь, а я… я даже не мог ей дать об этом знать.
Лиз вышла из машины и рассматривала трупы умерших от голода и замерзших людей.
— Здесь недалеко должна быть резервация, — сказал я. — Как-то я хотел посмотреть ее, но не привелось. Но я все равно знаю, что там нет ванн и клозетов.
— Там нет еды, Рой, — сказала Лиз.
Да, конечно, она была права. Еды в резервациях не было! Она вообще исчезала… не только из резерваций.
Конечно, продуктов питания в мире было нисколько не меньше, чем год назад, ведь новый урожай поспел бы только к осени, но остывшее Солнце основательно влияло на конъюнктуру рынка, как выразились бы у нас в газете. Надежды на новый урожай могли остаться только у людей, потерявших от голода разум. Лед покрывал поля. О севе не могло быть и речи. Цены на продукты бешено подскочили. Их еще по введенным карточкам можно было покупать в Нью-Йорке, но… только тем, кто работал на предприятиях особого правительственного списка. Остальные… на остальных людей запасов все равно бы не хватило.
Голодные дни антиядерного кризиса казались мне теперь днями благоденствия. Еще бы! Ведь, стоя на панели, можно было дождаться миски горохового супа!..
Признаться, я старался не думать об умирающих с голоду, поскольку я сам не попал в их число.
У меня была работа, у меня был босс… А теперь?
Теперь передо мной на шоссе валялись трупы умерших с голоду. И теперь у меня была Лиз, но не было больше работы у босса.
Должен признаться, что размышления — убийственная вещь при отсутствии перспективы. К счастью, багажник моего «кадиллака» был предусмотрительно до отказа набит продуктами.
Убирая трупы с шоссе, я сказал об этом Лиз.
Мы сели в машину и тихо поехали сквозь белую мглу.
Впереди нам почудилось темное пятно.
Я еще больше сбавил скорость.
На нас надвигалась толпа…
Стало светлее, снег перестал идти, и мы могли рассмотреть странную процессию, которая обходила наш стоявший автомобиль.
Мне показалось, что я схожу с ума. Что это? Последствия снежной слепоты? Галлюцинация, привидения?!
В машину заглядывали провалами глазниц трупы… Мимо брели скелеты, на которых висели заснеженные тряпки. Мне показалось, что я снова перенесся в разрушенный атомным взрывом город… и настал день Страшного суда: все покойники, ссохшиеся, полуистлевшие, встали из могил и бредут на последнее слушание их дел… у Высшего Судии.
У Лиз были круглые от ужаса глаза. Ей, наверное, тоже казалось, что она видит процессию вставших из гроба.
Но она сказала:
— Рой, сейчас же откройте дверцу. Это голодный поход… Они умирают с голоду.
Я открыл дверцу, мы вышли.
Жалкие подобия людей окружили нас. Они смотрели на нас жадными глазами, заглядывали в машину.
Мне стало жутко. Сам не знаю почему. Ведь я достаточно слышал о былых голодных походах и в Америке, и в других странах, но… Ведь статистикой установлено, что даже в лучшие годы ежегодно в мире умирает с голоду не один миллион людей! А вот видеть — это совсем другое, чем читать о том.
Появились женщины, которые тащили на себе живые скелетики детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65