Я ждала. Ждала и верила в то, что однажды случится чудо, и ты или кто-то, похожий на тебя, войдёт в мою жизнь. А вошло горе. Оказывается, оно давно караулило меня, уже в те дни, когда я со страстью осуждала футурологов, предсказывающих, что через век — два почти все дети будут воспитываться в интернатах. Это предсказание казалось чудовищным, и я не подозревала, что вскоре ухвачусь за него, как за спасательный круг.
Айке шёл пятый месяц, когда я заметила вялость её ножек. Они будто отяжелели, и девочка не перебирала ими, как раньше, не брыкалась, когда я заворачивала её в одеяльце для прогулок. Не дожидаясь очередной консультации в поликлинике, я обратилась к невропатологу. Собрали консилиум. Врачи были озабочены не менее меня, признав у ребёнка парапарез нижних конечностей. Но что вызвало его? Сделали ряд анализов и вызвали меня в клинику, где состоялась следующая беседа.
— Вы болели вирусом «БД»? — спросил врач.
— Да, но…
— Все ясно. У девочки последствия перенесённой вами болезни.
— Но я взяла её в роддоме! Её родила другая женщина! — выкрикнула я, глотая слезы.
— Это не меняет сути. В гемоглобине её крови найдены следы, обычно оставляемые вирусом. Нам нужны данные о её родителях.
— Я их не знаю. Надо связаться с Херсоном.
— Свяжемся.
— Но что ожидает мою девочку? Она будет ходить?
Врач неопределённо пожал плечами:
— Последствия вируса недостаточно изучены. Подобные дети во всех странах рождаются все чаще и чаще. Беда в том, что мы ещё не научились сразу, после рождения, определять угрозу болезни. Женщины, перенёсшие вирус, как известно, редко рожают, потому так и снизилась общая рождаемость. Если же когда-то болел отец (а мужчины зачастую это скрывают), то пятьдесят процентов за то, что ребёнок впоследствии будет парализован. Как будет развиваться болезнь, у нас мало данных. Впрочем, ещё не поздно отдать девочку на воспитание государству. Я даже советую вам это сделать, вырастить такого ребёнка без мужа очень трудно. Да и какая радость?.. Совет мой, разумеется, жесток. Но вам всего лишь двадцать пять, сможете устроить свою жизнь.
…В душе было пусто и сумрачно, как в подвале. Едва добрела домой и, не отвечая на тревожные расспросы матери, рухнула в постель, даже не подойдя к плачущей в соседней комнате Айке.
Трудно описать круговерть мыслей и чувств того дня. Мир с его радостями и несчастьями провалился для меня в тартарары. Я будто вылетела в измерение, ещё не освоенное ни умом, ни чувствами. Одно моё «я», гладя меня по голове, утешало: «Нечего впадать в истерику, ничего страшного, все ещё можно исправить. Да, ты успела привязаться к девочке. Но ведь прошло всего пять месяцев. Хуже будет, если ты не выдержишь этого испытания, когда она подрастёт. Итак, не медли. Лучше сразу выдернуть зуб, чем всю жизнь мучиться от боли. Вот и учёные говорят, что будущее за интернатами. Если уж очень захочется, будешь навещать её. Никто тебя не осудит».
Но второе «я» нашёптывало совсем иное: «Бедная девочка! Как же ты бросишь её? Ведь за ней, больной, требуется ещё больший уход, чем за здоровым ребёнком. Никакое самое хорошее учреждение не даст ей того, что может дать семья, любящая мать. Разве ты брала из роддома игрушку, которую можно за ненадобностью выбросить? Что было бы, если бы все родители сдавали своих больных детей в интернаты? У девочки живые, смышлёные глаза, в них уже сейчас проглядывает душа. Вчера она впервые сказала „мама“. Да ведь твой же, твой это ребёнок!»
Я вскочила, подбежала к матери, которая никак не могла успокоить Айку, — уж не передалось ли ей моё состояние? — и выхватила у неё ребёнка с такой поспешностью, что та отшатнулась.
— Малышка моя, — бормотала я, прижимая крошку к груди. — Да разве можно тебя бросить? Бедняжка моя маленькая, и тебя коснулась вражда человеческая, жестокость людская. Никому, слышишь, никому и никогда не отдам тебя, как бы ты не болела. Все ещё можно повернуть в лучшую сторону, мы ещё поборемся.
Уж не знаю, сколько времени ходила я из угла в угол, качая девочку и прижимая к себе так крепко, будто её и впрямь хотят отобрать у меня. А мать стояла в дверном проёме, сухими глазами смотрела на меня, и я видела, как с каждой минутой старится её лицо.
Наконец выдохнувшись, я положила уснувшую Айку на диван и легла рядом, долго вглядываясь в девочкино лицо. Она то и дело всхлипывала во сне, будто от горькой обиды на мои зловредные мысли. Когда же наконец её губы растянулись в улыбке, я успокоилась и, коснувшись подушки, провалилась в сон.
Истина, что несчастья делают человека мудрее. В свои двадцать пять я чувствовала себя так, будто прожила все пятьдесят. Неожиданно открылись такие стороны жизни, о которых раньше и не подозревала. Прекрасный, беспечный мир вдруг предстал очень несовершенным в каких-то своих главных основах. Поговорка: «В каждой избушке свои погремушки» неожиданно обрела смысл. Я стала перебирать знакомых и нашла, что и впрямь в каждой семье своя неурядица или горе, почти у всех в доме — старые, немощные, больные. Конечно, существовало много и благополучных семей. Молодые, как правило, счастливы во все века, но есть исключения и среди них. И вот это исключение ожидало мою дочь.
Понимаю, что такой взгляд на мир, как на нечто очень негармоничное, мой организм приобрёл как бы из чувства самосохранения — это была реакция на ситуацию: с бедой легче жить среди неблагополучных, нежели среди тех, кто лопается от самодовольства.
К годику, когда дети обычно начинают ходить, ноги Айки стали совсем недвижными. Однако она как-то ухитрялась плавать в воде и под водой, и я возила её в бассейн, а летом — к морю. Но стоять она не могла, ножки тряпично подламывались всякий раз, когда я пробовала поставить её вертикально, С отчаянием, вновь и вновь пыталась приучить дочь к стоячему положению, но усилия были тщетны. А как могла бы я гордиться своей девочкой, будь она здоровой! Густые светлые кудряшки обрамляли её бледное личико с не по-детски серьёзными глазами. В три года она уже знала алфавит и пробовала читать.
«Мама, я хочу ходить. Почему я не хожу?» — часто спрашивала она, и я каждый раз утешала её обещаниями, что скоро выздоровеет. Когда Айке исполнилось пять, я пригласила, как обычно, на её день рождения соседских детей. Они расселись за столом по обе стороны от её кресла. Перед каждым стояло блюдечко с пирожным, сладкая вода, печенье, конфеты. Исподтишка я наблюдала за детьми, и было странно видеть, как моя безножка дирижировала ребятами. В белом платьице, с воздушным красным бантом в светлых волосах, она держалась свободно, раскованно, и я с горечью поняла, что Айка родилась принцессой, которой не суждено быть на балу, её местом всегда будет прихожая.
Ребята декламировали, пели, танцевали, и надо было видеть, как при этом сияло лицо именинницы.
Детские голоса звучали в нашей квартире не только в дни рождений. Но тот день мне запомнился особенно. Возбуждённая, с пылающими щеками, Айка ёрзала в креслице, и я боялась, что она вывалится из него. Можешь представить, как горько мне было смотреть на дочь, когда, взявшись за руки, дети начали водить вокруг неё хоровод, а потом пустились в пляс. Её глаза вспыхнули, встрепенулось и напряглось под звуки мелодии худенькое тельце, и я поняла, что главные беды Айки впереди, а сейчас, как любой ребёнок, она вживается в состояние других, где-то на бессознательном уровне прокручивает ту же пляску и умеет быть довольной. Но что ждёт её в будущем?
После танцев Айка высыпала детям дюжину загадок, и всем очень понравились сюрпризы для отгадчиков: сделанные её руками бумажные герои «Золотого ключика» и «Русалочки».
Когда был разлит по чашкам чай, дети вновь уселись за стол. Я беглым взглядом окинула компанию. Айка ничем не отличалась от других, и вдруг почудилось — сейчас она вскочит и будет, как здоровый ребёнок, прыгать, бегать, кататься по полу. Я чётко увидела её в движении и вздрогнула.
Ещё до праздничного вечера мама посоветовала не включать магнитофон, мол, девочка огорчится, что все танцуют, а она не может. Но я не послушалась. Зачем превращать праздник в скуку? Айка должна научиться принимать чужие радости, как свои.
Когда дети разошлись, утомлённая весельем дочка вдруг схватила меня за руку и, прижавшись щекой, полушёпотом спросила: «Мама, скажи правду, я ходить когда-нибудь буду?»
И ты знаешь, что я сказала?.. Услышав мой ответ, мать подбежала к Айке и, обняв, стала говорить, что я пошутила. Но я стояла на своём, я говорила Айке жестокие, но, как мне думается, правильные слова:
— Может, со временем учёные что-нибудь и придумают, однако привыкай к мысли, что в ближайшее время этого не случится.
— Ты что, спятила? — выкрикнула мать и бросилась к девочке. — Не слушай её, Айгюль, она сегодня устала и говорит чушь. Ты очень скоро будешь бегать!
— Я сказала правду, — повторила я.
— Ты злая, злая, ты не мать! — Она схватила Айку на руки и унесла в спальню.
Я тяжело опустилась на стул, вытирая кухонным полотенцем лоб.
Когда-нибудь я должна была сказать девочке правду, чтобы она как можно раньше приспособилась к своему положению. Что толку от иллюзий? Они лишь воспаляют воображение. Мне надо было готовить её к трудной жизни, и сила моей любви к ней была такова, что я хотела с младенческих лет воспитывать в Айке умение противостоять судьбе, а не поддаваться пассивному ожиданию иллюзорного счастья. Если врачи и впрямь поднимут её на ноги, пусть это будет для неё подарком. Однако сейчас она должна идти навстречу этому самостоятельно и без ложных надежд.
Я уверена, моя девочка со временем будет счастлива, но счастье она не найдёт, а добудет. А то, что добыто своими руками, своей волей, — прочнее и надёжнее случайного.
Мама так и не поняла меня, и стоило больших усилий переубедить дочь, когда бабушка гнула своё. А в итоге вышло неплохо: Айка научилась трезво смотреть в будущее, хотя тайком не теряла веру в выздоровление.
Думаю, тебе будет интересно узнать несколько эпизодов из жизни моей девочки — эта жизнь столь необычна, что привлекает внимание.
Как я уже упоминала, Айка с грудного возраста приучалась к воде. Когда ей исполнилось два года, я стала возить её в детский бассейн. Плавание доставляло дочери такое удовольствие, что я не могла отказать ей в этой малости.
Глядя на Айку в воде, я любовалась ею и никак не могла понять, каким образом при недвижных ногах ей удаётся так ловко плавать. Иногда казалось, что в воде ножки оживают, — до того плавны и гармоничны были её движения.
Многих сотрудников бассейна удивляло и восхищало то, что Айка могла продержаться под водой целых две минуты. С каждым годом она все дольше и дольше задерживала дыхание, и в семь лет ей это удавалось уже до трех минут.
Со временем во многих городах открылись школы-интернаты для жертв вируса «БД». Сдать девочку в интернат означало отдалить от себя, а я этого не хотела. С первых дней её рождения я была рядом и не представляла, как можно хоть ненадолго расстаться с ней. Сердобольные соседки и приятельницы по работе часто говорили:
— Дай себе хоть небольшой отдых. Даже в отпуск едешь с Айкой. Нельзя же так изматываться.
Им было невдомёк, что отпуск без дочери обернулся бы для меня бесцельным, тягостным препровождением времени с постоянной мыслью о ней.
За год я накопила нужную сумму, а летом уезжала с дочкой к морю, где мы снимали комнату. Поначалу меня раздражали сочувствующие взгляды на пляже, когда брала девочку на руки и несла к морю.
Я просила дочку недолго задерживаться под водой — за нами следило много глаз, и всякий раз поднималась паника, когда её не было дольше минуты. Но Айка очень любила нырять, доставляя тем самым немало хлопот окружающим.
Позже мы стали выбирать для отдыха немноголюдные села, где-нибудь на отшибе, вдали от людей. Битком набитые праздными курортниками городские пляжи навевали грустные мысли о родителях Айки, которые, возможно, сейчас беспечно загорают или катаются на катерах. Нет, я не сетовала на судьбу за обделенность житейскими благами — в конце-концов, сама избрала такой образ жизни и всегда могла порвать с этим. Но как бы я потом жила?
Не сразу решилась отдать девочку в школу — она могла ведь учиться и заочно. Мне хотелось, чтобы Айка не боялась людей, даже если они обидят её словом или взглядом. С детьми она ладила, и по пути в школу за ней всегда заходили, чтобы отвезти на коляске.
Не скажу, что школьные годы были для неё беспечными. Хотя её уважали и любили, все равно находился сорванец, который бросал вслед ранящие реплики.
Я подозревала, что Айка сумела придумать для себя свой собственный мир. Нет, она не уединялась от окружающих, активно участвовала в школьных делах, ей поручали выпускать стенгазету и заниматься с отстающими. Но всякий раз, когда кто-либо остро напоминал о том, что она не такая, как все, девочка отгораживалась невидимой стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38