Как всегда, с холодноватым достоинством на лице, Пит уже было собрался открывать вечер собственным стихотворением, когда микрофон в его руке застыл, а глаза устремились куда-то поверх голов собравшихся. За его взглядом проследили, стали оборачиваться. По главной аллее к площадке ехал всадник на вороном коне.
— Это же Айкин друг! — встрепенулась Ирма. Гали издали увидел, что привлёк внимание, поэтому скрываться было поздно. С досадой подумал, отчего Айка не пригласила его на концерт? Сдвинул коленями Орлика, натянул уздечку и, вспомнив, как в детстве ездил на скакуне деда Карима, понёсся прямо к площадке. Приблизившись, встал во весь рост на стременах, погоняя коня, трижды проскакал вокруг площадки. Кто-то зааплодировал, засвистел.
Ирма оглянулась на Айку. Та сидела, прижимая ладони к горящим щекам и поворачивая голову вслед за галопирующим всадником.
— Ну и парень! — вздохнула Ирма.
Сделав третий круг, Гали унёсся по аллее в глубь парка. За ним бежал разъярённый сторож с бамбуковым удилищем вместо палки. Переглянувшись, Ирма и Буков вновь посмотрели на Айку. Она вытянула шею в ту сторону, куда скрылся всадник, лицо её пылало. Должно быть, догадывалась, что он скоро вернётся, потому что вдруг успокоилась и, положив руки на подлокотники коляски, повернулась к сцене.
Пит наконец начал читать стихотворение, все внимание переключилось на него, и никто, кроме Айки, не заметил, как через несколько минут смуглый парень в белой рубашке, тот, что так лихо промчался на скакуне, скромно присел на крайнюю скамейку.
На сцене декламировали, пели под гитару, читали монологи из пьес. Гали следил за самодеятельностью одним глазом — она в общем-то отличалась от обычной лишь тем, что артисты на костылях и в колясках. Не меньшее внимание притягивал строй колясочников — зрителей: Гали никогда не видел их сразу в таком количестве. Не верилось, что эти юноши и девушки обездвижены. Рядом с Айкой какой-то тип в очках. Небось, учится в институте, болтает на языках. Они тут все полиглоты и эрудиты. Будь он парализован, тоже поумнел бы. Но зачем ему ум без ног, хотя и не дают они покоя, ищут приключений и напастей. Недавно опять залетел в историю, из которой надо поскорей выбираться, иначе худо будет. А все Пашка — вновь связался с этими подонками фортиусами, на штанах коричневую булавку носит. Допрыгается. Суётся с разговорами об Айке, похохатывает, так и просится на зубодробилку.
— Товарищи! — Длинный парень на костылях обвёл присутствующих внимательным взглядом, на его худом лице мелькнула лукавая усмешка. — А сейчас перед вами выступят наши санаторские фокусники.
Никакие это оказались не фокусы, за исключением первого номера, когда девушка на коляске, похожая хрупкостью и мелкими чертами лица на Айку, ловко начала вынимать из широких рукавов блузы разноцветные ленты, бумажные гирлянды, фонарики, а потом ещё и трех голубей. Затем санитар вынес на сцену квадратный столик и поставил на него смешного клоуна из папье-маше в красных штанах и жёлтом колпачке. К столику подъехал на коляске широкоплечий блондин, близоруко прищуренными глазами прицеливаясь взглядом в клоуна. Под его взглядом игрушка вздрогнула и запрыгала по столу, пока не слетела с него на пол. Какой-то миг зрители недоуменно молчали, затем разразились аплодисментами. Санитар поднял клоуна, дал его рассмотреть сидящим в первом ряду и вновь поставил на стол. Парень опять устремил на игрушку взгляд, и та вновь слетела со стола.
— За капроновую нитку дёргает! — не поверил кто-то.
— Дайте коробок спичек, косынку или ещё что-нибудь, весом не более двухсот граммов, — попросил парень.
Со скамьи поднялась медсестричка, положила па стол соломенную шляпку, встала рядом, чтобы внимательно проследить за артистом. Шляпку тут же будто ветром сдунуло на пол. На стол понеслись расчёски, листы бумаги, губная помада, кошельки, и снова все было сметено на пол.
Следующий номер был аналогичен предыдущему, но более впечатляющ тем, что исполнила его тщедушная маленькая девушка, почти девочка, утопающая в коляске. Тот же клоун стоял перед ней на столике. Она откинулась на спинку коляски и без видимого напряжения стала рассматривать игрушку, которая вдруг медленно оторвалась от стола и зависла над ним сантиметрах в пяти-семи. Все дружно ахнули, и клоун осторожно опустился на место.
Гали смотрел на этих обездвиженных, беспомощных и могучих людей и удивлялся: «Кто бы мог подумать, что у таких немощных столько энергии…»
«Дух, дух в нас ещё заперт, — потрясение размышлял Буков. — Но что мешает нам расковать его, что препятствует этим больным, обладающим такими удивительными качествами, излечить своё тело?»
— Лучше бы эти голубчики поднатужились, взялись за руки да встали с колясок, — сказал он Ирме, все ещё не оправившись от изумления. — Ишь, что вытворяют.
Закончился концерт выступлением вокального ансамбля. Чтобы не мешать длинной цепочке колясок, двинувших в корпус, Айка свернула в ближайшую аллею. Гали поспешил следом.
— А где Орлик? Сторож дал тебе взбучку? — спросила она, энергично работая рычагами.
— Ничего, мы договорились. Орлик на привязи у гаража. Он так понравился сторожу, что тот обещал накосить для него травы. Я ведь почему сейчас прискакал? Чтобы утром пораньше выехать. Хочу показать тебе восход солнца в степи. Заведи будильник на пять. А я переночую у сторожа.
Из-за деревьев выплыли огни теплохода. Короткая басовитая сирена осторожно тронула воздух ночи.
Отчего вновь потянуло в дорогу? Из-за фортиусов?.. Или навечно поселилось в нем непутёвое сумасбродство? Устроиться бы матросом на судно, поплавать, мир повидать. Или проводником в поезде. Знала бы Айка, из какой навозной кучи он спешит выкарабкаться, но только нос высунет, как хвост увязает.
Пашка принёс их в минувшее воскресенье. Вывалил на тумбочку сотни три небольших коричневых тюбиков, похожих на масляные краски, взял один, выдавил в стакан с водой и выпил.
— Попробуй, — протянул ему.
— Что это? — Гали повертел тюбик в руках, понюхал. Пахло чем-то горьковато-мятным, как зубная паста.
— Эликсир молодости, — загоготал Пашка, ощерив длинные зубы. — Выпей и будешь сильнее чемпиона мира.
Любопытство взяло верх. Размешал в воде зеленоватое желе из тюбика и выпил.
— Вот и умница, — похвалил Пашка. — Теперь полежим минут десять, — и тоже растянулся на кровати.
Он лёг. Перед глазами зароились чёрные мошки, голову слегка повело, закружило. Было пусто и хорошо, как после стакана вина.
— Ловишь кайф? — Пашка с улыбкой наблюдал за ним. — Погоди, это ещё присказка.
— Наркотики, что ли? — недовольно спросил Гали.
— Наркотики лажа в сравнении с фортой. Смотри. — Он встал, навесил на лежавшую в углу штангу груз. — Видишь, в два раза больше обычного. — Опять лёг и, вытянув вверх полусогнутые ноги, приказал: — А ну, клади!
— Да ведь тяжёлая.
— Ничего, теперь и не такое поднимешь.
Гали и впрямь неожиданно легко поднял штангу и положил на Пашкины стопы. Тот стал сгибать и разгибать ноги, потом, как циркач, завертел штангу, Гали даже опасливо отскочил в сторону. Голова уже не кружилась, но была тяжеловатой, в ушах звенело. Однако что с мышцами? Их прямо-таки разрывала жажда деятельности, работы, немедленной и весёлой.
— Что, таскать мешки захотелось? — хихикнул Пашка, опуская штангу. Встал, принёс из коридора кирпич, положил на край стола и сильным ударом ребра ладони рассёк пополам. — Чем не каратэ? — спросил удовлетворённо. — Да мы теперь за пять минут разгрузим любую машину.
— И сколько это стоит?
— Нам с тобой бесплатно, остальным — по червонцу за тюбик.
Гали присвистнул:
— Где взял?
— Ишь, какой прыткий. Сначала раскуси это удовольствие, пожелай его ещё и ещё, а потом скажу. Иди пройдись, а то, чего доброго, на мне захочешь испробовать кулаки. Жаль, на работу пора, охотно побоксировал бы.
Шагая по вечернему, отдыхающему от дневной жары городу, Гали поймал себя на том, что снисходительно посматривает на прохожих: все кажутся немощными, слабыми, даже высокие широкоплечие парни. Казалось, что сам вырос и стал сильнее. Впрочем, в нем и впрямь прибавилось сил, в чем он убедился, свернув на набережную. Как бы невзначай опрокинул тяжёлый бетонный вазон с африканскими кактусами, вызвав на свою голову возмущение отдыхающих. Искал дела, и оно вскоре подвернулось. В конце терренкура сцепилась в драке группа юнцов, и он легко расшвырял их, дивясь собственной отваге. Парни со злобным уважением оглядывались на него, потирая места оплеух, пока один из них, низкорослый, взлохмаченный, не выкрикнул: «Фортиус!» Как по команде, все бросились врассыпную. Гали оглянулся — никого рядом.
— Вот чудаки, — пробормотал он. — Меня, что ли, приняли за подонка?
Мимо, работая рычагами, проехала на коляске светловолосая девчушка, и он невольно отскочил в сторону — почудилось, что это Айка. Не хватало ещё встретиться здесь, и вообще показалось странным, что он связался с ней. То ли дело вон те, баскетбольного сложения девицы, что идут по другой стороне набережной, весело перебрасываясь репликами и поглядывая в его сторону.
Он распрямил плечи и двинулся к ним. У него не было привычки заговаривать на улице, но тут будто кто потянул за язык.
— Красавицы вы мои. — Он расставил руки, точно желал заключить их в объятия. Девушки с визгом бросились от него. — Да не пьяный я! — Он схватил одну из них и притянул к себе. Девушка вырывалась, но он крепко держал её за руки и вдруг услышал гневное: «Фортиус!»
— Ты чего? — отшатнулся он. — Чего выдумываешь? Какой я тебе фортиус?
— Самый настоящий! — На глаза девушки навернулись слезы. Она тщетно пыталась вырваться из его железной хватки.
— Фортиус — это тот, кто везде и всегда действует силой, — сказал он и невольно разжал пальцы. «Что это со мной?» — слабо мелькнула мысль и тут же погасла.
Пользуясь его замешательством, девушка быстро скрылась среди прохожих.
— Фортиус, фортиус, — бормотал он, скользя бессмысленным взглядом по лицам встречных. — А ежели и фортиус, так что? По крайней мере, среди них не встретишь нытиков и хлюпиков. Генетически здоровая часть населения, хотя бы за это стоит их уважать.
Пляж уже был закрыт. Он перемахнул через ограду и, сбросив на ходу одежду, ринулся в воду. Тёплая, словно подогретая, она не освежила. Оставил на пляже одежду и в одних плавках прошлёпал через весь город, не обращая внимания на недоумение прохожих. Плевать на любые условности. Пожелай он в ту минуту лечь посреди площади, сделал бы и это. Некий тормоз был снят фортой, и он готов был на все, хотя и сознавал порочность этой готовности. Вернувшись в общежитие, набросился на Гриню: «Где Пашка? Срочно нужен Пашка!»
Гриня оторвался от стола, за которым выжигал портрет своей девочки с легкомысленными кудряшками на лбу, и вопросительно уставился на него.
— Что с тобой?
Гали полез в тумбочку, взял горсть тюбиков и высыпал перед ним.
— Где Пашка взял это?
Усмехнувшись, Гриня вновь склонился над портретом. Сильный удар в бок чуть не свалил его со стула. Он вскочил, с опаской поглядывая на Гали.
— Форты надрался, что ли? Поверти штангу, если невмоготу, а на мне не упражняйся, а то так врежу — станут твои раскосые глаза совсем косыми.
«Вылитый орангутанг. Как я раньше этого не замечал? — мелькнуло у Гали. — Такой прижмёт — не пикнешь. Но с каким удовольствием подмял бы его».
— Пашка не проинструктировал тебя? — продолжал Гриня. — Так вот запомни: форту принимают, когда хотят кого-нибудь измордовать. Пашка, думаешь, для чего подсунул тебе это? Чтобы мускулами поиграл? Как бы не так. Ему надо эту пасточку загнать кому-нибудь, да подороже. Он знает, что ты ходишь в санаторий и…
— И что? — Гали бросило в жар.
— Не красней, как девица. Ну, завёл флиртик с безногой, ну и что? Ведь это несерьёзно.
— Да кому какое дело, — сквозь сомкнутые зубы процедил Гали и, по-бычьи нагнув голову, двинул на Гриню. Тот отскочил поближе к двери.
— Тю, придурок, сказать ничего нельзя. Пашка хотел, чтобы продал форту санаторским — им, мол, надо силёнок набираться. Но если честно, здоровье лишь подрывается. Я за полгода испортил себе желудок и нервы расшатал.
— Где он взял это? Форта что-то делает с психикой, — пробормотал Гали.
Понимал, что надо бы лечь и выспаться, но будто кто канатом тянул в ночь, и как был в плавках, так и вышел на улицу.
Город уже заметно опустел, зажглись наземные фонари. Где-то готовилась ко сну Айка, и впервые при мысли о ней Гали стало невыразимо тяжело. Прав Гриня: несерьёзно все это. Тогда к чему встречи? Зачем он берет на себя её боль? Неужели мало вокруг девчонок? Да только свистни…
Незаметно очутился у мясокомбината, где по вечерам подрабатывал Пашка. Заканчивалась последняя смена, и он должен вот-вот появиться на проходной.
— Ты чего здесь околачиваешься? — пришёл в оторопь от его наготы дежурный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38