ни напавшие ветры загасить хоть один факел,
насколько я мог видеть. Движение обладало гипнотическим воздействием.
Казалось, что я следил за процессией бессчетные дни, наверное, годы,
слушая мотив, который я теперь узнал.
Вдруг через грозовой фронт пролетел дракон, и еще один, и еще.
Зелено-золотисто-черные, как старое железо, я наблюдал, как они парят на
ветрах, поворачивая головы, чтобы выпустить огненные вымпелы. Позади них
сверкали молнии и они были ужасающими и великолепными, и неисчислимого
размера. Под ними шло небольшое стадо белого рогатого скота, ревя и
выбивая дробь своими копытами. Среди них были всадники, щелкавшие длинными
черными бичами.
Затем пошла процессия истинно звериных войск из Отражений, с которыми
Амбер иногда торговал - тяжелых, чешуйчатых и когтистых - играя на
инструментах вроде волынок, чьи завывающие свисты доносились до нас с
трепетом и пафосом.
Они промаршировали дальше и появились новые факельщики и новые войска
со своими цветами. Мы следили, как они проходят и улетают своей дорогой в
далекое небо, сияющая миграция светлячков, и их конечная Цитадель - та
черная, называемая Двором Хаоса.
Шествию, казалось, нет конца, я потерял всякий счет времени, но
грозовой фронт, странное дело, не наступал, когда продолжалось все это. Я
даже несколько потерял свое чувство личности, настолько я был захвачен
процессией, проходящей мимо нас. Это, знал я, было событием, которое не
могло повториться никогда.
Светлые летающие существа проносились над нами, а темные проплывали
повыше.
Там были призрачные барабанщики, существа из прозрачного света и стая
летающих машин, я увидел всадников, облаченных во все черное, верхом на
самых разных зверях, крылатые драконы зависли в небе. И звуки - топот
копыт и ног, пение и завывание, барабаны и трубы - выросли в могучую
волну, омывавшую нас.
Затем, когда мои глаза прошли вдоль этих шеренг, из сверкающего
занавеса появилась новая фигура. Это была повозка, вся задрапированная
черным, влекомая парой черных коней. В каждом углу появлялся посох,
пылавший голубым огнем, и на ней покоилось то, что могло быть только
гробом, завернутым в наш флаг с Единорогом. Возницей был горбун,
облаченный в пурпурно-оранжевые одежды, и даже на этом расстоянии я знал,
что это был Дворкин.
"Значит, таким вот образом, - подумал я. - Не знаю почему, но это
как-то укладывается, укладывается, что ты теперь путешествуешь на прежнюю
Родину. Было многое, что я мог сказать тебе, пока ты жил, но мало было
когда-нибудь сказано правильных слов. Теперь все кончено, потому что ты
мертв. Так же мертв, как все те, кто ушел в это место до тебя, куда скоро
могут последовать остальные из нас. Я сожалею. Лишь после всех этих долгих
лет, когда ты принял другое лицо и облик, я, наконец, узнал тебя, стал
уважать, и даже стал относиться к тебе с симпатией - хотя и в этом образе
ты был хитрым старым ублюдком. Было ли ганелоновское "Я" все время
настоящим тобой или оно было еще одной формой, принятой ради удобства,
старый изменитель Облика? Я никогда не узнаю, но я хотел бы узнать, что
увидел тебя, наконец, таким, каким ты был, что я встретил того, к кому
относился с симпатией, кому мог доверять, и что это был ты. Я желал бы,
чтобы я смог узнать тебя лучше, но и на том спасибо..."
- ...отец? - тихо произнес Джулиан.
- Он хотел, чтобы его отвезли за Двор Хаоса в окончательную тьму,
когда, наконец, придет его время, - сказал Блейз. - Так мне однажды
рассказал Дворкин. За пределы Хаоса и Амбера, в место, где никто не царит.
- И так оно и есть, - сказала Фиона. - Но есть ли где-то порядок за
стеной, через которую они прошли? Или гроза будет продолжаться вечно? Если
он преуспел, она лишь приходящее явление и мы в безопасности. Но если
нет...
- Это не имеет значения, - вмешался я, - преуспел он или нет, потому
что я преуспел.
- Что ты имеешь в виду? - спросила она.
- Я считаю, что он потерпел неудачу, - объяснил я. - Что он был
уничтожен прежде, чем сумел отремонтировать старый Лабиринт. Когда я
увидел приближение этой грозы, на самом деле я испытал часть ее, я
сообразил, что никак не смогу вовремя поспеть сюда с Камнем, который он
отправил мне после своих усилий. Бранд всю дорогу пытался отнять его.
Может это подало мне мысль. Это было самое трудное, что я когда-либо
делал, но я преуспел. Мир должен удержаться от распада, выживем ли мы или
нет. Бранд отнял у меня Камень как раз тогда, когда я завершил его. Но я
оправился от его нападения и сумел воспользоваться Лабиринтом, чтобы
спроецировать себя сюда. Так что Лабиринт по-прежнему существует, что бы
там еще ни произошло.
- Но, Корвин, - спросила Фиона, - что если отец преуспел?
- Я не знаю.
- Я так понимаю, - сказал Блейз, - из того, что рассказал мне
Дворкин, что два различных Лабиринта не могут существовать в одной и той
же вселенной. Те, что в Рембе и на Тир-на Ног-те не в счет, будучи только
отражениями нашего...
- Что же случиться? - спросил я.
- Я думаю, что произойдет откол, основание нового существования
где-то.
- Каким же будет его воздействие на наш собственный?
- Либо всеобщая катастрофа, либо вообще никакого воздействия, -
высказала свое мнение Фиона. - Я могу доказать любой вариант.
- Тогда мы вернулись прямо туда, откуда начали, - сказал я. - Либо
все должно вскоре развалиться, либо все должно устоять.
- Кажется так, - согласился Блейз.
- Это не имеет значения, если нас все равно не станет после того, как
эта волна доберется до нас, - рассудил я. - А она доберется.
Я снова вернул свое внимание похоронному кортежу. За повозками
появились новые всадники, за которыми последовали марширующие барабанщики.
Затем вымпелы и факелы и длинные шеренги солдат-пехотинцев. Пение все еще
доносилось до нас, и далеко, далеко за бездной процессия, казалось, могла,
наконец, добраться до той темной цитадели.
"Я так долго ненавидел тебя, в столь многом тебя винил. Теперь с этим
покончено и ничего из этих чувств не осталось. Вместо этого ты даже хотел,
чтобы я был королем, работа, для которой, как я теперь вижу, я не гожусь.
Я вижу, что я, в конце концов, что-то значил для тебя. Я никогда не скажу
другим. Достаточно знать мне самому. Но я никогда не смогу думать о тебе в
том же духе. Твой образ уже теряет четкость. Я вижу лицо Ганелона там, где
должно быть твое. Он был моим товарищем, он рисковал ради меня своей
головой. Он был тобой, но другим тобой - тобой, которого я не знал.
Сколько жен и врагов ты пережил? Много ли у тебя было друзей? Думаю, что
нет. Но было с тобой столько того, о чем мы ничего не знали. Я никогда не
думал, что увижу тебя, отошедшим в другой мир. Ганелон - отец - старый
друг и враг, я прощаюсь с тобой. Ты присоединишься к Дейдре, которую я
любил. Ты сохранил свою тайну. Покойся с миром, если такова твоя воля. Я
даю тебе эту увядшую розу, пронесенную мной через ад, бросив ее в бездну.
Я оставляю тебя розам и вывернутым цветам в небе. Я буду скучать по
тебе..."
Наконец, долгое шествие подошло к концу, последние марширующие
появились из занавеса и двинулись прочь. Молнии все еще сверкали, дождь
все еще лил и громыхал гром. Но ни один член процессии, насколько я мог
вспомнить, не казался промокшим. Я стоял на краю бездны, наблюдая, как они
проходят. На моем плече лежала рука. Сколь долго она была тАм - не могу
сказать. Теперь, когда прохождение завершилось, я понял, что грозовой
фронт снова наступает.
Вращение неба приносило, казалось, на нас больше темноты. Слева от
меня раздались голоса. Они, кажется, говорили долгое время, но я не слышал
их слов. Я понял, что весь дрожу, что у меня все болит, что я едва держусь
на ногах.
- Пойди приляг, - предложила Фиона. - Семья и так достаточно
сократилась для одного дня.
Я позволил ей увести меня от края, спросив:
- Это действительно составляет какую-то разницу? Сколько у нас,
по-твоему, времени?
- Мы не обязаны оставаться здесь и дожидаться ее, - ответила она. -
Мы перейдем через темный мост в Двор. Мы уже сломали их оборону. Гроза
может до туда не добраться. Она может остановиться здесь, у бездны. В
любом случае нам следует увидеть отбытие отца.
Я кивнул.
- У нас, кажется, будет мало выбора, кроме как быть послушными до
конца.
Я улегся и вздохнул. Если что-нибудь, так я чувствовал себя еще
слабее.
- Твои сапоги... - сказала она.
- Да.
Она стянула их. Мои ступни побаливали.
- Спасибо.
- Я достану тебе немного еды.
Я закрыл глаза. И задремал. Слишком много образов играло у меня в
голове, чтобы составить связный сон. Не знаю, сколько это продолжалось, но
старый рефлекс привел меня в состояние бодрствование при звуке
приближающегося коня. Затем над моими ликами прошла тень.
Я поднял взгляд и посмотрел на закутанного всадника, молчаливого,
неподвижного. Меня разглядывали.
Я ответил таким же взглядом. Не было ни одного угрожающего жеста, но
в этом взгляде было чувство антипатии.
- Вот лежит герой, - произнес мягкий голос.
Я ничего не сказал.
- Я сейчас могла бы легко убить тебя.
Тут я узнал голос, хотя понятия не имел о причине таких чувств.
- Я наткнулась на Бореля, прежде чем он умер, - сказала она. - Он
сказал, как подло ты взял над ним верх.
Я ничего не смог с этим поделать, я не мог сдержать его. Сухой смешок
поднялся в моем горле. Из всех глупых вещей нашла из-за чего
расстраиваться. Я мог бы сказать ей, что Борель был намного лучше
экипирован и намного свежей, чем я, и что он подскакал ко мне, ища драки.
Я мог бы сказать ей, что не признаю правил, когда на кону моя жизнь, или
что не считаю войну игрой. Я мог бы сказать великое множество вещей, но
если она не знала уже их, они не составят ни малейшей разницы. Кроме того,
ее чувства были уже очевидными.
Так что я просто сказал одну из великих ритуальных истин:
- Во всякой истории есть больше, чем одна сторона.
- Я решила выбрать ту, которую имею, - сказала она мне.
Я подумал о пожатии плеч, но они у меня слишком болели.
- Ты стоил мне двух самых важных людей в моей жизни.
- О? Я огорчен за тебя, Дара.
- Ты - не то, во что меня заставили поверить, я видела в тебе истинно
благородного человека - сильного, и все же понимающего и иногда немного.
Приверженного чести...
Гроза, теперь уже намного ближе, сверкнула у нее за спиной. Я подумал
о чем-то пошлом и высказал это. Она пропустила это мимо ушей, словно и не
слышала меня.
- Теперь я ухожу, - сказала она. - Обратно к своему собственному
народу. Вы пока что одержали победу, но вот там, - она показала в сторону
грозы, - находится Амбер.
Я мог только смотреть, не сводя глаз. Не на бушующие стихии, на нее.
- Я сомневаюсь, чтобы там осталось что-то от моей верности стране,
чтобы я могла отречься от нее, - продолжала она.
- А как насчет Бенедикта? - мягко спросил я.
- Не... - начала было она и отвернулась. И затем, после молчания: - Я
не верю, что мы когда-нибудь встретимся вновь, - бросила она и конь унес
ее влево от меня, в направлении Черной Дороги.
Циник мог бы решить, что она просто выбрала свой жребий быть с тем,
на что она теперь смотрела, как на победившую сторону, так как Двор Хаоса,
вероятно, уцелеет. Я же просто не знал. Я мог думать только о том, что
увидел под ее капюшоном. Это было не человеческое лицо.
Но я повернул голову и смотрел ей вслед, пока она не исчезла. С
исчезновением Дейдры, Бранда и отца, а теперь и с расставанием с Дарой, в
таких отношениях, мир стал куда более пустым, что бы там от него ни
осталось.
Я снова лег и вздохнул. Почему бы просто не остаться здесь, когда
отбыли другие, ждать, когда гроза окатит меня, и уснуть... и раствориться?
Я подумал о Хуги. Не переварил ли я его бегство от жизни так же, как и его
мясо? Я так устал, что это казалось самым легким курсом...
- Вот, Корвин.
Я снова задремал, хотя только на минуту. Фиона опять стояла рядом со
мной, вместе с пищей и флягой. С ней кто-то был.
- Я не желала перебивать вашу аудиенцию, так что я подождала.
- Ты слышала? - спросил я.
- Нет. Но могу догадаться, поскольку она ускакала. Вот.
Я проглотил немного вина, уделил свое внимание мясу, хлебу. Несмотря
на мое душевное состояние, они показались мне очень вкусными..
- Мы скоро трогаемся, - сказала она, бросив взгляд на бушующий
грозовой фронт. - Ты можешь держаться в седле?
- Думаю, что да, - сказал я.
Я глотнул еще немного вина.
- Но слишком много всего произошло, Фи, - сказал я ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22