– Вы служите князю Огнеястребу?
– То, кому я служу, не имеет значения. Я здесь исключительно для того, чтобы содействовать вашему искусству. Слава ваша опережает вас, мастер Гомер. Все мы слышали чудеса о меняле историй. Вы только скажите, что вас устраивает больше? В помещении или на улице, на лужайке? Много слушателей или лучше поменьше?
– Как пожелаете. – Его настойчивая любезность оказалась заразительной.
– Я могу выступать почти в любых условиях.
– Должно быть, любое ваше выступление, мастер Гомер, было бы торжеством для любого другого сказителя. Но нам нужно не просто выступление, и даже не выдающееся. Нам нужен наивысший шедевр Гомера, сказание, достойное того, чтобы о нем самом слагали сказания для грядущих поколений.
Он помолчал немного, наблюдая за мной, и у меня появилось ощущение того, что он выпускает когти.
– Вот что я могу предложить вам, – спокойно продолжал он. – Я распорядился приготовить все к вашему выступлению у Западного Портика. Это что-то вроде веранды, наполовину в здании, наполовину на улице. Мы повесим светильник над вашим местом, оставив все остальное в полумраке. Это ведь усилит драматический эффект, не так ли? Мы рассадим зрителей среди растений в кадках, статуй и тому подобного, чтобы создать – насколько это возможно – максимально интимную атмосферу.
По спине моей пробежал холодок тревоги.
– Я бы предпочел небольшое, хорошо освещенное помещение с тесно сдвинутыми местами, чтобы поддерживать внимание аудитории!
– Да? А мне говорили, что меняла историй может соткать сеть слов, опутывающую души слушателей. Я слышал, что он способен зачаровать аудиторию так, чтобы они не замечали течения времени, забыв про земные тревоги. Возможно ли такое в действительности, мастер? Могут ли простые слова сделать так?
Если кто и знал ответ на этот вопрос, так это он. Я сам ощущал себя загипнотизированным как кролик перед змеей. Мысли отчаянно метались в поисках выхода.
– Действительно, случаи впадения слушателей в напоминающее транс состояние отмечаются время от времени. Некоторые люди отличаются повышенной восприимчивостью.
– На сколько времени? На час? Два?
Я пожал плечами. Во рту пересохло, и ответ дался мне с трудом.
– Два – вряд ли. Особенно после сытного обеда.
– Но один? Один-то час вы можете гарантировать?
Он встретил мой удивленный взгляд с невозмутимой уверенностью. Его произношение не напоминало ни Честнодоблесть, ни Башнедуба. Он прибыл из Утома с царской свитой. Перчатка на августейших пальцах. Чью партию он разыгрывает? Царица ли собирается наставить рога мужу, или царевичу не терпится вступить в права наследства? Игра велась без правил, с неограниченными возможностями жульничать. Правда, я подозревал, что мой посетитель не стал бы марать рук обыкновенным воровством или примитивным флиртом. Оставалось убийство.
– Кто вас послал?
Улыбка глубокого сожаления.
– Как раз эту информацию я вам открыть не могу.
– Скажите по крайней мере хоть, кого я должен отвлечь? Мужчину? Женщину? От этого зависит выбор темы.
Он вздохнул.
– Вы меня неправильно поняли. Мне хотелось только содействовать вашему искусству. – Рука его скользнула в складки одежды. – Однако в случае, если вы достигнете эффекта, который я описал… на час… Разумеется, по окончании рассказа мы ожидаем, что наш хозяин вознаградит вас денежно. Это не подлежит сомнению. Он будет щедр. Но если вы сумеете очаровать их так, как я говорил, то…
Он протянул руку. На ладони его сиял один из самых крупных бриллиантов, которые мне доводилось видеть вблизи, размером примерно с клубнику. Даже в полутемной камере алмаз светился как тысяча летних радуг. Он чуть двинул рукой, и по стенам заплясали мириады светлячков.
– Вы шутите! – прохрипел я. – Это же стоит безумных денег.
Он пожал плечами, как бы соглашаясь со мной.
– Мне поручено обещать вам эту награду. Не спорю, это выглядит экстравагантно, но я могу поклясться в этом именем бога моих отцов.
– Богатство мало значит для меня, – возразил я, хотя не мог оторвать взгляда от бриллианта. – Я имею обыкновение раздавать все нищим или хорошеньким девицам.
– Один час, – прошептал он, пряча алмаз. Он знал, что я проглотил наживку.
Разум шептал мне, что доверять этому учтивому мерзавцу нельзя. Опыт говорил мне, что он никогда не отдаст мне обещанного и это гонорар не того сорта, что можно требовать открыто.
Увы! Признаюсь, устоять я был не в силах.
В конце концов я простой смертный, не более того.
Лучший способ бороться с искушением, учил меня Благонрав Суфский, это доказать себе, что это твой долг, ибо нет ничего дурного в исполнении долга. Огнеястреб возглавлял старшую ветвь клана Гордуспеха. Это был его дом, значит, и Крава тоже. Дракон находился где-то здесь, неподалеку, так что в Тихих Водах не должно было случиться ничего такого, чего бы он не хотел. Зато все, чего бы он хотел, – обязательно случится. Рано или поздно. Вне зависимости от того, что я скажу или сделаю. Верно? Верно. Значит, я должен выступить так, как меня попросили, и сделать все, что смогу. В конце концов, это мой долг по отношению к тому, кто меня нанял. Долг!
Я вздохнул.
– Попробую заработать вашу безделушку, господин. – Я надеялся, что узнаю о своем успехе не по вскрику умирающего. Я сошел с ума, если надеюсь хоть раз еще увидеть этот камень…
Придворный был доволен и улыбался своей сердечной, искренней улыбкой.
– Но предложенная обстановка вас устраивает?
– По описанию вроде ничего. – Я устало поднялся. – Я оказался здесь, поскольку хотел участвовать в царской трапезе. Мне стоило бы познакомиться со слушателями заблаговременно.
– Увы, августейшая чета уже за столом, мастер Омар, а протокол запрещает кому-либо присоединяться к ним после того, как они приступили к трапезе. Если хотите, я могу устроить так, что вы сможете посмотреть на них издали. Позже я могу объявить о вашем выходе под фанфары, если это поможет.
– Боюсь, не очень. Ладно, покажите мне жерт… слушателей.
Я смотрел на царскую трапезу из-за мраморной перегородки. Белоснежные скатерти, золотая посуда, сияющие канделябры. Должно быть, в зале обедала сотня человек, но меня интересовал только один стол. Мой таинственный придворный исчез, вне всякого сомнения, в ту скрытую политическую нишу, где обычно обитал. Заметно присмиревший Башнедуб шептал мне на ухо имена и титулы.
Царь выделялся сразу. Высокочести было тогда за сорок, и он правил шестнадцатый год. Это был крупный мужчина, склонный к тучности, но все же впечатляющий. Длинные волосы медового цвета падали ему на плечи, рыжеватая борода была раздвоена на конце. Он слегка напоминал своего предка – Верна, – но сходство это сводилось к обычному для варваров цвету волос. Мать Высокочести была северянкой, так что внешностью своей он был обязан скорее ей, а не своему прапрапрапрапрапрапрадеду. Возможно, чтобы подчеркнуть свою скромность, он нарядился в темные тона, и это тоже выделяло его из яркого окружения. Он обладал громким голосом, еще более громким смехом и жизнерадостным характером. Меня привело в восхищение то, как он поддерживал разговор за столом, не узурпируя внимание, как это часто бывает у монархов, ненавязчиво вовлекая в него всех, сидящих рядом. Я видел, как он подшучивает над остальными и заигрывает с дамами, но никто не ощущал себя обиженным. Раз или два кто-то отпускал шутки и в его адрес, и его смех звучал так же громко и весело, как и всех остальных. Впервые увидев его воочию, я начал понимать причину его популярности. Какую бы политику он ни проводил, Высокочесть оставался незаурядной личностью. «Славный» – слово, редко применимое по отношению к царям, но к нему оно подходило без всякого сомнения.
В своем суждении о царице Мореяшме я был не столь уверен. Как и он, она обладала некоторой склонностью к полноте, но ее горничные одели ее со вкусом. Ее волосы были серебряными и приятно оттеняли темные глаза и смуглый цвет кожи, более темный, чем у большинства окружающих. Она исполняет роль, подумал я, – ведет себя так, как положено вести себя царице на людях. В личной жизни она могла держаться совсем по-другому, но я не мог представить себе, как именно.
Царевна Соловьина достигла уже того возраста, когда принцесс и царевен выдают обычно замуж. Она отличалась такой же темной кожей, как ее мать. Обыкновенно я предпочитаю описывать юных дам как красавиц, но должен признать, что на мой вкус она была чересчур хрупка. Моему критическому взору улыбки ее показались вымученными, а движения – неуверенными. Необходимость сидеть на людях была для нее тяжким испытанием, хотя отчасти ее застенчивость можно было объяснить юным возрастом. Она до странного не интересовалась молодыми людьми, тщетно искавшими ее внимания, что, разумеется, можно было объяснить отсутствием здесь ее возлюбленного.
Царевич Быстроклинок находился на пороге мужественности. Хотя царевичи, как правило, отличаются не по годам выраженным интересом к прекрасному полу, он был еще слишком молод, чтобы гоняться за девицами. Он героически пытался не заснуть, из последних сил борясь с зевотой. Он не производил впечатление малолетнего монстра, затевающего заговор против собственного отца, но это вовсе не означало, что никто не строит подобных планов в его пользу.
Значит, вот она какая, царствующая семья Верлии.
Я переключил внимание на хозяина, князя Огнеястреба. Я снова убедил себя, что вижу сходство с легендарным предком времен Освобождения, но снова это сходство сводилось к общим чертам. Дусс был типичным представителем народа Междуморья, и Огнеястреб – тоже. Он был высок, смугл и мрачен. Его глаза находились в постоянном движении; остальная часть лица оставалась неподвижна. По его лицу я не мог прочесть ничего. В зале стоял слишком громкий шум, чтобы я мог разобрать слова, поэтому приходилось оценивать реплики говоривших по произведенному ими эффекту. Похоже, Огнеястреб шутил редко, но, если такое случалось, смех, которым встречались его шутки, казался мне слегка натянутым. Я решил, что его юмор может быть едким и даже злым.
Этот, решил я, опасен.
Его жена, княгиня Розосвета? Высокая, смуглая, поразительная. Возможно, расцвет ее красоты и миновал уже, и все же в этом зале, где красавиц хватало сверх меры, она была, несомненно, самой потрясающей женщиной. Впрочем, напряжение, вызванное необходимостью развлекать царскую семью на протяжении почти двух недель, проявлялось в ее внешности. Она казалась нервной, встревоженной… или это только мерещилось моему возбужденному воображению? Честно говоря, я не поклялся бы, что она ведет себя подозрительно. Никто бы не заподозрил в ее поведении ничего настораживающего.
Два юных пажа, прислуживавших царской чете, были ее сыновьями – так объяснил мне Башнедуб.
Я принялся изучать старших дворян, сановников, и придворных, и молодых сорвиголов, и старых лис. Я не обнаружил ничего интересного, ибо не знал, кто из них что из себя представляет. Жаль, что у меня не было лучшего провожатого. Однако, если-бы я спросил своего молодого спутника, кто из присутствующих может замышлять что-то против царя, он решил бы, что я сошел с ума. Кто все-таки нанял меня в такой спешке? Кто поручил безымянному бюрократу предложить мне эту бесценную взятку? Цари по определению имеют больше влияния на двор, чем кто бы то ни было другой.
И если Высокочесть не намеченная жертва, значит, он наиболее вероятный заговорщик. Что он мог задумать?
Вы верите в привидения? Лично я – да. Я слишком часто встречался с ними, чтобы отрицать их существование, хотя и должен признать, они редки и, как правило, очень застенчивы. В тот вечер в Тихих Водах я почувствовал присутствие одного.
Веранда с трех сторон открывалась в сад – каменные арки вели на лужайки с декоративными кустами, маленькими бассейнами, журчащими фонтанами и ночными цветами, наполнявшими воздух своим ароматом. Трудно было сказать, где кончается сад и начинается помещение. Дальний конец этого странного зала находился уже во дворце и был уставлен мягкими диванами и убран богатыми коврами, но даже там царил полумрак. Мои слушатели сидели небольшими группами между пальмами в кадках, скульптурами и большими ониксовыми вазами, в которых стояли розы. Из всех присутствующих только меня ярко осветили. Идеальная сцена для убийства. Любой маломальский профессионал мог бы запросто накинуть шелковый шнурок на шею кого угодно из присутствующих.
У меня не было сомнений в том, какую тему выбрать. Мы находились в Тихих Водах. Я не мог не воздать хвалу его основателю.
Молча ждал я, пока наступит тишина.
– Ваши величества, – произнес я, когда стихли последние сдавленные хихиканья и шепот. – Господа… Я поведаю вам о мальчишке-посыльном, призванном богами на великие дела.
Многие из лиц были чуть видны. Я нашел самого царя и намеревался посматривать в ту сторону, но, стоя сам под светом, с трудом различал, какие из теней в летней ночи – слушатели, а какие – статуи, или кресла, или кусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38