Каждый его выпад парировался кинжалом. Это угрожало открыть его смертоносному жалу Харвеста, целившего ему в колено, в пах, в глаза…
Они были уже почти у ворот. «Бабочка», «Таракан»… Ага! Харвест впился Герату в плечо. Тот вскрикнул, и тут же новый кровавый разрез вскрыл ему ребра. Теперь Дюрандаль владел ситуацией. Он усилил натиск, пытаясь нанести смертельный удар, но каждый раз все оканчивалось не слишком серьезным ранением. Лицо, шея, грудь – он полосовал Герата так, как Герат полосовал Гартока, только теперь это была не игра, ибо каждый удар наносился с целью убить. Как может человек терпеть такую боль и все же почти не ослаблять защиты?
А потом он припер Герата к стене. Тот отпрянул от нее в отчаянном выпаде, который Дюрандаль отбил кинжалом. Харвест перерубил бойцу горло, золотой меч со звоном покатился по камням, и Герат наконец рухнул в лужу крови. Однако братья владели секретами исцеления, поэтому Дюрандаль тремя короткими ударами отсек ему голову.
Задыхаясь, он огляделся по сторонам. Стоявшие у ворот монахи наконец побежали в его сторону. Он ринулся к воротам, до которых оставалось всего несколько ярдов, не понимая, чему так радуются зрители на стене.
Ворота оказались заперты – новое предательство. – Сюда! – послышался голос, и со стены к нему протянулась мускулистая рука.
Он схватился за нее левой рукой и поднял вверх правую, с мечом, чтобы за нее мог взяться кто-нибудь другой. Его с усилием тащили наверх лицом к каменной стене. Потом руки зрителей схватили его за рубаху, за пояс, и он перевалился через парапет.
– Спасибо! – выдохнул он, вскочил на ноги, сунул меч в ножны и бросился бежать.
Хватило бы и одного выкрика: «Десять золотых слитков за этого человека!»
Если этот крик и раздался, он его не слышал. Он нырнул в переулок и продолжал бежать.
12
Несясь по переулкам Самаринды, расталкивая ранних прохожих, он не сомневался в том, что застанет братьев в полной боевой готовности у городских ворот. Они не могли не послать людей перекрыть выход; вот почему они, судя по всему, не предпринимали других попыток остановить его. К его удивлению, его никто не задержал. Задыхаясь от бега, вспотев от палящего несмотря на ранний час солнца, он пробежал под аркой и нырнул в лабиринт рынка. Даже вырвавшись из города в холмы, он, конечно же, не сможет чувствовать себя в безопасности. Если монахи решат преследовать его верхом на верблюдах, они догонят его почти сразу же. Холмы таят немало собственных опасностей, но оказаться вне городских стен уже было огромным облегчением.
Крестьяне и торговцы еще не разложили свой товар, так что Дюрандалю потребовалось меньше минуты, чтобы добраться до конюшни, на которой они с Кромманом и Волкоклыком оставили своих лошадей. Нужную конюшню он сразу узнал по ее владельцу, толстяку с испещренным оспинами лицом. Звали его Ушан, и Кромман выбрал его за честность, по крайней мере относительную. Он находился здесь вчера перед закатом; он был здесь и теперь. Судя по комкам навоза на одежде, он даже спал на конюшне – впрочем, возможно, только так и можно было уберечь вверенных ему лошадей от других, менее честных коллег. Следующей проблемой было определить, являются ли пять косматых лошаденок с красными нитями на шеях теми же, которых шивианцы оставляли здесь накануне, или они таинственным образом состарились за ночь на десяток лет. Вообще-то владельцы нацарапали на копытах свои имена, но сейчас Дюрандалю было не до подобных тонкостей.
Он порылся в кармане и достал расписки за трех из пяти лошадей. Ушан смерил вспотевшего, задыхающегося, забрызганного кровью незнакомца странным взглядом, но безропотно нырнул в дверь и вскоре вернулся, ведя в поводу двух лошадок. Они показались Дюрандалю вполне знакомыми. Остальные три, как это заведено у лошадей, сами тянулись следом.
– Пока хватит и двух, – сказал Дюрандаль. – Мои друзья могут подойти за своими позже, а я без третьей сегодня обойдусь. Мне хватит одного седла. Я рассчитываю вернуться сегодня к вечеру и заплачу еще за ночь, – чем меньше подозрений он возбудит, тем лучше.
Ушан снова странно посмотрел на него. Он стоял молча, пока Дюрандаль садился в седло и привязывал к нему повод второй лошади, потом сплюнул в пыль.
– За три обита я скажу тебе, куда поехал твой приятель.
Дюрандаль порылся в кармане и нашел золотой дизорк.
– Расскажи все. Тот пожал плечами.
– Он примчался со всех ног, как ты. Купил другого коня, хотя как и у тебя, у него не было поклажи. Он уехал туда, – он ткнул пальцем на запад. – Быстро. Но далеко уйти он не мог.
Дюрандаль кинул ему монету, которую тот надкусил, прежде чем спрятать в складках грязного халата.
– Тебе остаются в наследство две лошади, приятель. И сбруя. Могу я в обмен рассчитывать на твое молчание? Разумеется, молчаливый кивок Ушана не стоил и ломаного гроша.
Дюрандаль тронул поводья и погнал коня на запад. Почему-то он ощущал себя счастливым – не потому, что сумел вырваться из города живым, ибо ценил свою жизнь в данный момент не слишком дорого, но потому, что обязан был отомстить, и знал теперь, где находится его жертва. Он собирался ждать в Кобуртине, пока Кромман не приедет туда. Теперь он мог надеяться перехватить его прежде, чем его самого перехватят монахи.
Три человека убили Волкоклыка, и он был одним из них. Он испытывал везение слишком долго, не подумав о том, что его везение не обязательно распространяется на других. Возможно, каждому известны пределы его собственного везения. Волкоклык знал пределы своего, потому и молил своего подопечного уйти из монастыря. Дюрандаль отказывался до тех пор, пока не оказалось слишком поздно. Он сам ускользнул лишь в последний момент, да и то потому, что его удача еще не совсем иссякла. Значит, он один из трех убийц. Единственное, что он мог сделать в искупление своей вины, – это покарать остальных. Герат уже заплатил сполна. Следовательно, оставалось убить одного.
Кромман не ожидал погони, поэтому вряд ли принял меры предосторожности. Вполне возможно, он при желании мог делаться невидимым – ведь многого из своих способностей он им так и не открыл. В людном городе или в лесу он растворился бы без особого труда, но здесь, на выжженных холмах Алтаина, инквизиторские штучки могли и не спасти его.
Примерно через полчаса Дюрандаль увидел его далеко впереди, едущего верхом с запасной лошадью в поводу. Еще полчаса инквизитор беззаботно ехал дальше, не подозревая о том, что смерть идет за ним по пятам. Когда он оглянулся, Дюрандаль подъехал уже достаточно близко, чтобы разглядеть это движение, поэтому его не застало врасплох то, что запасная лошадь инквизитора вдруг остановилась и принялась щипать траву, а сам инквизитор вместе со своей лошадью исчезли.
Дюрандаль сразу же сменил лошадей, чтобы как можно быстрее скакать в место, где он в последний раз видел свою жертву, и тоже бросил запасную лошадь. Слухи о плащах-невидимках начали ходить примерно в то время, когда он в первый раз покидал Айронхолл, но точно о них почти ничего не было известно. Ему оставалось надеяться на то, что силы плаща не хватит, чтобы полностью скрывать и всадника, и лошадь. И снова удача не изменила ему. Вскоре он различил впереди и чуть правее легкое мерцание. Он повернул коня в ту сторону. Время от времени казалось, что по пустынным холмам скачет он один. В другие минуты он видел тень или коня без всадника. Часто ему помогала пыль, летевшая из-под копыт. Еще час прошел в погоне. Он взмок и устал, его конь спотыкался, но и Кромман быстро сбавлял ход. Всякий раз, когда он менял направление, Дюрандаль мог приблизиться к нему еще ближе, срезая угол.
И наконец, спускаясь в неглубокую лощину, он увидел, как инквизитор сбросил плащ-невидимку и перевел коня на шаг. Спустившись вниз, он натянул поводья и спешился, чтобы проверить подковы своего коня, склоняясь к каждой и переводя дух. Дюрандаль проверил, не мешает ли засохшая кровь Герата Харвесту свободно выходить из ножен. Когда он подъехал достаточно близко, чтобы инквизитор мог расслышать стук копыт его лошади по камням, тот испуганно оглянулся.
– Сэр Дюрандаль! Вы меня напугали, – если бы рыба умела улыбаться… – Я уже решил, что вы пропали. Замечательно! А что случилось с вашим Клинком?
Не доезжая футов тридцати, Дюрандаль спешился и привязал поводья к сухому кустику – это удержит его лошадку, если, конечно, она поверит в то, что куст достаточно крепок. Он подошел ближе к Кромману, стараясь держаться к тому правым боком. Что у того еще в запасе?
– Именно то, что вы хотели.
– Я как-то вас не совсем понимаю, – Кромман был покрыт коркой пыли. Он провел рукой по лбу. Двадцать футов.
– Вы закрыли люк. Вы заперли ворота.
– Нет, нет! Мы же так не договаривались. Если вы обнаружили люк закрытым, значит, это сделали обезьяны. Наверное, и ворота заперли тоже они. Пламень! Ну и жарища сегодня, не так ли?
– Вы убили Волкоклыка, и можете считать себя покойником. То ли страх, то ли злоба вспыхнули в рыбьих глазах.
– Это не правда! Я не знаю, что на вас нашло, сэр Дюрандаль. Я обязательно упомяну об этом в своем докладе.
– Никакого доклада вы не сделаете. А теперь бросьте меч вон туда – не вынимая из ножен. И нож тоже.
– И не подумаю! Десять футов.
Инквизитор снова поднес руку к лицу. Как может лоб его оставаться потным в такую жару? Пыль должна была бы высушить пот. Дюрандаль начал отворачиваться, но всего на долю секунды опередив его, вспышка ярче, чем солнце, обожгла ему глаза. Лошади испуганно заржали, и земля задрожала от топота копыт.
Ослепнув и почти обезумев от боли, Дюрандаль выхватил Харвест. Он не видел ничего, но знал стиль, в котором дерется Кромман, и знал расстояние до него. Ему оставалось всего три шага. Раз, два, три – парируй! Мечи зазвенели, сшибаясь. Если Кромман сделал свой обычный выпад в сердце, его меч должен находиться вот здесь, так что еще отбой! Еще раз, теперь выпад! Он сделал Харвестом вращательное движение, как косой, и почувствовал, как острие ударило в плоть. Вскрику Кроммана вторил звук, напоминающий лязг упавшего меча о камни, но от него можно было ждать любого подвоха. Делая Харвестом замысловатые произвольные движения перед собой, Дюрандаль попятился. Шагов вдогонку не последовало, а еще через пару секунд он услышал в отдалении болезненный стон и остановился.
Перед глазами плавали зеленые круги, по щекам струились слезы. То, что он успел в последнее мгновение отвернуться, спасло его зрение от худшей участи, и он уже начал снова различать окружающее. Зеленый туман медленно рассеивался, и вскоре он разглядел чуть расплывчатые очертания камней и кустов, а потом нашел и самого Кроммана – тот скорчился на земле; меч валялся позади.
Дюрандаль приближался медленно, осторожно. Если это темное пятно – кровь (по какой-то причине он не разбирал красок), значит, он серьезно ранил своего противника или даже убил его. Острием Харвеста он отодвинул меч от Кроммана, потом подобрал его и отшвырнул дальше, чтобы тот не смог до него дотянуться.
– Скажи, за что.
Инквизитор всхлипнул.
– Зачем ты бросил меня с Волкоклыком погибать, когда поднялся шум? Ты шел за нами. Возможно, ты видел все, что видели мы, или даже больше, но у тебя ведь был плащ-невидимка. И уходя, ты намеренно запер нас, обрек на верную смерть.
Кромман медленно повернул голову. Зрение Дюрандаля прояснилось достаточно, чтобы увидеть, что он распорол инквизитору живот. Он лежал, обеими руками удерживая вываливающиеся внутренности. Несомненно, он испытывал адские мучения. Ох, стыд какой!
– Нет. Пальцы Дюрандаля побелели, стискивая рукоять меча. Он изо всех сил пытался совладать с собой и умерить гнев.
– Пламень! Ты все равно не жилец. Неужели ты хочешь умереть с ложью на устах? Ты ранил обезьяну – я слышал ее крик, и кровь на камнях была совсем свежей. Ты оставил следы. Это ведь ты ходишь носками внутрь, подлец. Скажи, зачем?
Лицо инквизитора побелело, несмотря на пыль и загар.
– Мне очень жаль! Да, я был… я хочу сказать, я наверное был чуть раньше вас. Я испугался. Вот и все. Не забывайте, я ведь не закаленный воин, как вы. Я потерял голову. Я всего лишь чиновник, который не готов к тому, чтобы…
– Дерьмо ты, а не чиновник. Но это не самое страшное. Самое страшное в том, что ты лгал насчет плаща-невидимки. Даже если у тебя с собой был только один, нам не пришлось бы рисковать жизнью всем троим. Как ты объяснишь это, мастер Кромман?
– Мне больно! Мне… мне нужна помощь!
– Что ж, ты ее не получишь. За убийство сэра Волкоклыка я приговариваю тебя к смерти. Умирай, но медленно. Умирай так долго, как захочешь. И передай от меня привет твоим братьям, стервятникам.
Дюрандаль убрал меч в ножны и пошел прочь.
13
Три человека убили Волкоклыка, и все трое должны были заплатить за это жизнью. Это казалось весьма вероятным – особенно когда он плелся обратно вверх по длинному и пыльному склону, а солнце палило, казалось, всего в футе или двух над его головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Они были уже почти у ворот. «Бабочка», «Таракан»… Ага! Харвест впился Герату в плечо. Тот вскрикнул, и тут же новый кровавый разрез вскрыл ему ребра. Теперь Дюрандаль владел ситуацией. Он усилил натиск, пытаясь нанести смертельный удар, но каждый раз все оканчивалось не слишком серьезным ранением. Лицо, шея, грудь – он полосовал Герата так, как Герат полосовал Гартока, только теперь это была не игра, ибо каждый удар наносился с целью убить. Как может человек терпеть такую боль и все же почти не ослаблять защиты?
А потом он припер Герата к стене. Тот отпрянул от нее в отчаянном выпаде, который Дюрандаль отбил кинжалом. Харвест перерубил бойцу горло, золотой меч со звоном покатился по камням, и Герат наконец рухнул в лужу крови. Однако братья владели секретами исцеления, поэтому Дюрандаль тремя короткими ударами отсек ему голову.
Задыхаясь, он огляделся по сторонам. Стоявшие у ворот монахи наконец побежали в его сторону. Он ринулся к воротам, до которых оставалось всего несколько ярдов, не понимая, чему так радуются зрители на стене.
Ворота оказались заперты – новое предательство. – Сюда! – послышался голос, и со стены к нему протянулась мускулистая рука.
Он схватился за нее левой рукой и поднял вверх правую, с мечом, чтобы за нее мог взяться кто-нибудь другой. Его с усилием тащили наверх лицом к каменной стене. Потом руки зрителей схватили его за рубаху, за пояс, и он перевалился через парапет.
– Спасибо! – выдохнул он, вскочил на ноги, сунул меч в ножны и бросился бежать.
Хватило бы и одного выкрика: «Десять золотых слитков за этого человека!»
Если этот крик и раздался, он его не слышал. Он нырнул в переулок и продолжал бежать.
12
Несясь по переулкам Самаринды, расталкивая ранних прохожих, он не сомневался в том, что застанет братьев в полной боевой готовности у городских ворот. Они не могли не послать людей перекрыть выход; вот почему они, судя по всему, не предпринимали других попыток остановить его. К его удивлению, его никто не задержал. Задыхаясь от бега, вспотев от палящего несмотря на ранний час солнца, он пробежал под аркой и нырнул в лабиринт рынка. Даже вырвавшись из города в холмы, он, конечно же, не сможет чувствовать себя в безопасности. Если монахи решат преследовать его верхом на верблюдах, они догонят его почти сразу же. Холмы таят немало собственных опасностей, но оказаться вне городских стен уже было огромным облегчением.
Крестьяне и торговцы еще не разложили свой товар, так что Дюрандалю потребовалось меньше минуты, чтобы добраться до конюшни, на которой они с Кромманом и Волкоклыком оставили своих лошадей. Нужную конюшню он сразу узнал по ее владельцу, толстяку с испещренным оспинами лицом. Звали его Ушан, и Кромман выбрал его за честность, по крайней мере относительную. Он находился здесь вчера перед закатом; он был здесь и теперь. Судя по комкам навоза на одежде, он даже спал на конюшне – впрочем, возможно, только так и можно было уберечь вверенных ему лошадей от других, менее честных коллег. Следующей проблемой было определить, являются ли пять косматых лошаденок с красными нитями на шеях теми же, которых шивианцы оставляли здесь накануне, или они таинственным образом состарились за ночь на десяток лет. Вообще-то владельцы нацарапали на копытах свои имена, но сейчас Дюрандалю было не до подобных тонкостей.
Он порылся в кармане и достал расписки за трех из пяти лошадей. Ушан смерил вспотевшего, задыхающегося, забрызганного кровью незнакомца странным взглядом, но безропотно нырнул в дверь и вскоре вернулся, ведя в поводу двух лошадок. Они показались Дюрандалю вполне знакомыми. Остальные три, как это заведено у лошадей, сами тянулись следом.
– Пока хватит и двух, – сказал Дюрандаль. – Мои друзья могут подойти за своими позже, а я без третьей сегодня обойдусь. Мне хватит одного седла. Я рассчитываю вернуться сегодня к вечеру и заплачу еще за ночь, – чем меньше подозрений он возбудит, тем лучше.
Ушан снова странно посмотрел на него. Он стоял молча, пока Дюрандаль садился в седло и привязывал к нему повод второй лошади, потом сплюнул в пыль.
– За три обита я скажу тебе, куда поехал твой приятель.
Дюрандаль порылся в кармане и нашел золотой дизорк.
– Расскажи все. Тот пожал плечами.
– Он примчался со всех ног, как ты. Купил другого коня, хотя как и у тебя, у него не было поклажи. Он уехал туда, – он ткнул пальцем на запад. – Быстро. Но далеко уйти он не мог.
Дюрандаль кинул ему монету, которую тот надкусил, прежде чем спрятать в складках грязного халата.
– Тебе остаются в наследство две лошади, приятель. И сбруя. Могу я в обмен рассчитывать на твое молчание? Разумеется, молчаливый кивок Ушана не стоил и ломаного гроша.
Дюрандаль тронул поводья и погнал коня на запад. Почему-то он ощущал себя счастливым – не потому, что сумел вырваться из города живым, ибо ценил свою жизнь в данный момент не слишком дорого, но потому, что обязан был отомстить, и знал теперь, где находится его жертва. Он собирался ждать в Кобуртине, пока Кромман не приедет туда. Теперь он мог надеяться перехватить его прежде, чем его самого перехватят монахи.
Три человека убили Волкоклыка, и он был одним из них. Он испытывал везение слишком долго, не подумав о том, что его везение не обязательно распространяется на других. Возможно, каждому известны пределы его собственного везения. Волкоклык знал пределы своего, потому и молил своего подопечного уйти из монастыря. Дюрандаль отказывался до тех пор, пока не оказалось слишком поздно. Он сам ускользнул лишь в последний момент, да и то потому, что его удача еще не совсем иссякла. Значит, он один из трех убийц. Единственное, что он мог сделать в искупление своей вины, – это покарать остальных. Герат уже заплатил сполна. Следовательно, оставалось убить одного.
Кромман не ожидал погони, поэтому вряд ли принял меры предосторожности. Вполне возможно, он при желании мог делаться невидимым – ведь многого из своих способностей он им так и не открыл. В людном городе или в лесу он растворился бы без особого труда, но здесь, на выжженных холмах Алтаина, инквизиторские штучки могли и не спасти его.
Примерно через полчаса Дюрандаль увидел его далеко впереди, едущего верхом с запасной лошадью в поводу. Еще полчаса инквизитор беззаботно ехал дальше, не подозревая о том, что смерть идет за ним по пятам. Когда он оглянулся, Дюрандаль подъехал уже достаточно близко, чтобы разглядеть это движение, поэтому его не застало врасплох то, что запасная лошадь инквизитора вдруг остановилась и принялась щипать траву, а сам инквизитор вместе со своей лошадью исчезли.
Дюрандаль сразу же сменил лошадей, чтобы как можно быстрее скакать в место, где он в последний раз видел свою жертву, и тоже бросил запасную лошадь. Слухи о плащах-невидимках начали ходить примерно в то время, когда он в первый раз покидал Айронхолл, но точно о них почти ничего не было известно. Ему оставалось надеяться на то, что силы плаща не хватит, чтобы полностью скрывать и всадника, и лошадь. И снова удача не изменила ему. Вскоре он различил впереди и чуть правее легкое мерцание. Он повернул коня в ту сторону. Время от времени казалось, что по пустынным холмам скачет он один. В другие минуты он видел тень или коня без всадника. Часто ему помогала пыль, летевшая из-под копыт. Еще час прошел в погоне. Он взмок и устал, его конь спотыкался, но и Кромман быстро сбавлял ход. Всякий раз, когда он менял направление, Дюрандаль мог приблизиться к нему еще ближе, срезая угол.
И наконец, спускаясь в неглубокую лощину, он увидел, как инквизитор сбросил плащ-невидимку и перевел коня на шаг. Спустившись вниз, он натянул поводья и спешился, чтобы проверить подковы своего коня, склоняясь к каждой и переводя дух. Дюрандаль проверил, не мешает ли засохшая кровь Герата Харвесту свободно выходить из ножен. Когда он подъехал достаточно близко, чтобы инквизитор мог расслышать стук копыт его лошади по камням, тот испуганно оглянулся.
– Сэр Дюрандаль! Вы меня напугали, – если бы рыба умела улыбаться… – Я уже решил, что вы пропали. Замечательно! А что случилось с вашим Клинком?
Не доезжая футов тридцати, Дюрандаль спешился и привязал поводья к сухому кустику – это удержит его лошадку, если, конечно, она поверит в то, что куст достаточно крепок. Он подошел ближе к Кромману, стараясь держаться к тому правым боком. Что у того еще в запасе?
– Именно то, что вы хотели.
– Я как-то вас не совсем понимаю, – Кромман был покрыт коркой пыли. Он провел рукой по лбу. Двадцать футов.
– Вы закрыли люк. Вы заперли ворота.
– Нет, нет! Мы же так не договаривались. Если вы обнаружили люк закрытым, значит, это сделали обезьяны. Наверное, и ворота заперли тоже они. Пламень! Ну и жарища сегодня, не так ли?
– Вы убили Волкоклыка, и можете считать себя покойником. То ли страх, то ли злоба вспыхнули в рыбьих глазах.
– Это не правда! Я не знаю, что на вас нашло, сэр Дюрандаль. Я обязательно упомяну об этом в своем докладе.
– Никакого доклада вы не сделаете. А теперь бросьте меч вон туда – не вынимая из ножен. И нож тоже.
– И не подумаю! Десять футов.
Инквизитор снова поднес руку к лицу. Как может лоб его оставаться потным в такую жару? Пыль должна была бы высушить пот. Дюрандаль начал отворачиваться, но всего на долю секунды опередив его, вспышка ярче, чем солнце, обожгла ему глаза. Лошади испуганно заржали, и земля задрожала от топота копыт.
Ослепнув и почти обезумев от боли, Дюрандаль выхватил Харвест. Он не видел ничего, но знал стиль, в котором дерется Кромман, и знал расстояние до него. Ему оставалось всего три шага. Раз, два, три – парируй! Мечи зазвенели, сшибаясь. Если Кромман сделал свой обычный выпад в сердце, его меч должен находиться вот здесь, так что еще отбой! Еще раз, теперь выпад! Он сделал Харвестом вращательное движение, как косой, и почувствовал, как острие ударило в плоть. Вскрику Кроммана вторил звук, напоминающий лязг упавшего меча о камни, но от него можно было ждать любого подвоха. Делая Харвестом замысловатые произвольные движения перед собой, Дюрандаль попятился. Шагов вдогонку не последовало, а еще через пару секунд он услышал в отдалении болезненный стон и остановился.
Перед глазами плавали зеленые круги, по щекам струились слезы. То, что он успел в последнее мгновение отвернуться, спасло его зрение от худшей участи, и он уже начал снова различать окружающее. Зеленый туман медленно рассеивался, и вскоре он разглядел чуть расплывчатые очертания камней и кустов, а потом нашел и самого Кроммана – тот скорчился на земле; меч валялся позади.
Дюрандаль приближался медленно, осторожно. Если это темное пятно – кровь (по какой-то причине он не разбирал красок), значит, он серьезно ранил своего противника или даже убил его. Острием Харвеста он отодвинул меч от Кроммана, потом подобрал его и отшвырнул дальше, чтобы тот не смог до него дотянуться.
– Скажи, за что.
Инквизитор всхлипнул.
– Зачем ты бросил меня с Волкоклыком погибать, когда поднялся шум? Ты шел за нами. Возможно, ты видел все, что видели мы, или даже больше, но у тебя ведь был плащ-невидимка. И уходя, ты намеренно запер нас, обрек на верную смерть.
Кромман медленно повернул голову. Зрение Дюрандаля прояснилось достаточно, чтобы увидеть, что он распорол инквизитору живот. Он лежал, обеими руками удерживая вываливающиеся внутренности. Несомненно, он испытывал адские мучения. Ох, стыд какой!
– Нет. Пальцы Дюрандаля побелели, стискивая рукоять меча. Он изо всех сил пытался совладать с собой и умерить гнев.
– Пламень! Ты все равно не жилец. Неужели ты хочешь умереть с ложью на устах? Ты ранил обезьяну – я слышал ее крик, и кровь на камнях была совсем свежей. Ты оставил следы. Это ведь ты ходишь носками внутрь, подлец. Скажи, зачем?
Лицо инквизитора побелело, несмотря на пыль и загар.
– Мне очень жаль! Да, я был… я хочу сказать, я наверное был чуть раньше вас. Я испугался. Вот и все. Не забывайте, я ведь не закаленный воин, как вы. Я потерял голову. Я всего лишь чиновник, который не готов к тому, чтобы…
– Дерьмо ты, а не чиновник. Но это не самое страшное. Самое страшное в том, что ты лгал насчет плаща-невидимки. Даже если у тебя с собой был только один, нам не пришлось бы рисковать жизнью всем троим. Как ты объяснишь это, мастер Кромман?
– Мне больно! Мне… мне нужна помощь!
– Что ж, ты ее не получишь. За убийство сэра Волкоклыка я приговариваю тебя к смерти. Умирай, но медленно. Умирай так долго, как захочешь. И передай от меня привет твоим братьям, стервятникам.
Дюрандаль убрал меч в ножны и пошел прочь.
13
Три человека убили Волкоклыка, и все трое должны были заплатить за это жизнью. Это казалось весьма вероятным – особенно когда он плелся обратно вверх по длинному и пыльному склону, а солнце палило, казалось, всего в футе или двух над его головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54