— А вот сейчас и не следовало бы, — осуждающе сказала пожилая сестра.
— Ему виднее, — ответила Валя, но не было в ее голосе уверенности.
Овсов прошел в ординаторскую, протиснулся за свои шкафы и задернул занавеску. Достав из тумбочки «Распутина» он замер, прислушиваясь к себе, словно ждал какого-то сигнала, совета, разрешения. И получив нужный сигнал, быстро отвинтил пробку, налил в стакан водки, поколебался, плеснул еще немного и спрятал бутылку. Перед тем как выпить, тяжело протяжно вздохнул, а выпив, спрятал и стакан. Сел, положив руки на холодное стекло стола, исподлобья взглянул на собственное отражение в окне. Там, за стеклом, была уже глубокая ночь, огни в окнах погасли, город спал. Шел второй час ночи.
— Господи, Господи, помоги мне сегодня, — чуть слышно пробормотал Овсов, опустив лицо в ладони. — Господи, Господи, не оставь меня сегодня...
Вошла Валя с мокрыми снимками. Он всмотрелся в один снимок, расположив его у настольной лампы, взял второй, третий...
— Ни фига себе...
— Похоже, у него не осталось ничего целого, — чуть слышно сказала Валя.
— Яйца-то хоть у него на месте?
— Кажется, да... И, что к ним прилагается, тоже.
— Все утешение, — и Овсов поднялся. Он быстро шел по коридору и его тяжелые шаги становились все тверже. Он не видел ни выглядывающих из палат больных, разбуженных полуночной суетой, ни жмущихся к стенкам дежурных медсестер, ни Вали, едва поспевающей за ним. Лицо его напряглось, седой пробор уже не выглядел таким четким, челка упала на лоб.
В операционной все было готово. Яркий свет, стол" с возвышающимся посредине телом, инструменты, пожилая сестра с резиновыми перчатками. И единственный помощник — практикант, который, кажется, вот-вот брякнется в обморок.
— Знаешь анекдот? — спросил его Овсов. — Идет операция... Скальпель! — командует хирург. — Тампон! Спирт! Еще спирт! Еще спирт! Огурец!
Практикант стоял бледный и даже не улыбнулся. Он лишь сглотнул слюну и кивнул, давая понять, что все услышал, все понял.
— Как же тебя угораздило, бедного, — пробормотал Овсов, шагнув к столу. Он снова хотел встретиться взглядом с этим человеком, но глаза того были закрыты. Над ними нависала сорванная с головы кожа. — Ну,.. С Богом, — вздохнул Овсов. — Поехали, девочки...
* * *
Когда Овсов, едва волоча ноги от усталости, добрел до своего кабинетика, в окно било яркое солнце. Было уже утро и далеко не раннее утро. За больничным забором проносились переполненные троллейбусы с пассажирами на крышах, на трамвайной остановке стояла молчаливая и какая-то безнадежная толпа. Следом за Овсовым в кабинет вошла Валя. Она обессиленно опустилась на кушетку, некоторое время молча смотрела в тяжелую спину хирурга, склонившегося над столом, потом спросила:
— У вас там что-нибудь осталось?
— Поделюсь, — сказал Овсов. Рука его привычно скользнула в тумбочку, нашарила бутылку «Распутина» и извлекла ее на яркий дневной свет.
— Он умрет, Степан Петрович?
— Это меня не касается. Это одному Богу известно. Спасет его только Бог. Я что... Механик. Режу, пилю, зашиваю, зажимаю, вколачиваю гвозди... Действия простые, можно сказать, бездумные... — Овсов разлил водку в два стакана, один протянул Вале, из второго медленно выпил сам.
— Жалко будет, если умрет, — проговорила Валя, скривившись от водки. — Столько усилий, такая ночь...
— Потрудились сегодня славно... — согласился Овсов.
— Но сердце бьется!
— Да, — кивнул Овсов, думая о чем-то своем. — И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь — и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь... Приблизительно так выразился один товарищ, — Овсов повернулся, наконец, к Вале. — Тут особенно и думать нечего... Если он все сделал на этой земле, если выполнил свою задачу, ту, ради которой он сюда, на Землю, заслан.. То умрет. Если ему кое-что предназначено, если стоит перед ним еще какая-то задача... Выживет.
— А вы как думаете?
— По мне... Он не должен умереть. Слишком много затрачено усилий, чтобы его убить. Кому-то очень хотелось от него избавиться. Кому-то он очень мешал самим своим присутствием на Земле. А любое действие рождает противодействие. Равное ему по силе, а то и гораздо превосходящее. Ветер рождает бурю.
— Думаете, его хотели убить? Но это же автомобильная авария, Степан Петрович!
— А как понимать ножевую рану в спине? — Овсов укоризненно посмотрел на Валю.
— У него.., рана в спине?
— Ее можно было и не заметить, но она есть.
— Потому и произошла авария?
— Нет... Удар нанесен после аварии. Его добивали.
— Добивать человека в таком состоянии?
— Действовали наверняка. Но у Создателя были другие планы. И в результате он оказался на моем столе. Нашелся сердобольный водитель, который привез к нам эту гору мяса, я оказался почти трезвым, ты оказалась на месте... И сегодня... Валя, ты не представляешь, сколько раз мне сегодня просто повезло... Будто не я делал эту операцию, а кто-то руководил мною, — глаза Овсова были полны недоумения. — Я бы не смог все повторить... Опять же наш юный друг, этот практикант, умудрился не грохнуться в обморок... Какая-никакая, а все поддержка. Нет, — Овсов тяжело повел головой из стороны в сторону. — Нет, тут все к одному, все говорит только об одном...
— О чем же все это говорит?
— Это говорит о том, что вступили в действие силы противоположного направления, — размеренно проговорил Овсов, глядя в пол с такой пристальностью, будто видел там какие-то признаки, подтверждающие его вывод.
— Ну и слава Богу, — легко ответила Валя, чтобы хоть как-то оборвать этот тягостный разговор, полный недомолвок и странных намеков на высшие силы. Она смотрела на мир проще и не хотела усложнять его.
Бросив взгляд на бутылку и убедившись, что она пуста, Овсов спрятал ее в тумбочку. За окном неожиданно громыхнуло — по железному карнизу застучали редкие тяжелые капли. Начинался дождь. Солнце, еще совсем недавно слепившее и заливавшее кабинет безжалостным светом, скрылось и теперь на улице установился какой-то полумрак. Говорить не хотелось, перед глазами все еще лежало растерзанное тело, которое они всю ночь пытались сшить.
— Разрешите? — занавеска у входа отодвинулась в сторону и в проходе показался румяный парень в черной кожаной куртке и великоватых зеленых штанах. Затылок его был выстрижен, короткий ежик поднимался надо лбом.
— Ну? — проговорил Овсов, предлагая посетителю объясниться.
— Я, конечно, извиняюсь, — бойко начал парень, входя в кабинет, — но дело в том, что меня попросили заскочить к вам, узнать...
— Что вы хотите узнать? — спросил Овсов, чувствуя смутную неприязнь к этому гостю. Что-то в нем настораживало, у него была цель, о которой он не хотел говорить — именно это почувствовал Овсов.
— К вам вчера доставили пострадавшего, — парень вопросительно посмотрел на Овсова. — После дорожной аварии-.
— Доставили то, что от него осталось, — хмуро ответил Овсов.
— Но он жив? — и опять в голосе парня прозвучала двусмысленность — он хотел узнать нечто такое, о чем не мог спросить открыто.
— Кто он? При нем не оказалось документов. Мы даже не знаем кому сообщить, куда позвонить... Кто этот человек?
Странно было видеть, как бойкий, самоуверенный парень вдруг смешался. Валя смотрела на него с нескрываемым удивлением. Она хотела было что-то сказать, но Овсов успел жестом ее остановить.
— Видите ли, — заговорил парень, справившись с неловкостью, — я проезжал мимо, меня попросили заехать к вам и узнать о состоянии пострадавшего.
— Родственники попросили?
— Да нельзя сказать, что они родственники.., друзья.
— Они хотят его забрать? — спросил Овсов.
— А его можно забрать? — и в голосе парня прозвучало облегчение. Он понял слова хирурга как подтверждение того, что пострадавший умер.
— Когда угодно, — сказал Овсов и сделал небрежный жест рукой. Дескать, о чем говорить. — Когда угодно, — повторил он.
— Ну что ж, — парень попятился к двери. — Я так и передам.
— Кому? — жестко спросил Овсов.
— Ну.., этим... Друзьям.
— Оставьте их телефон, мы позвоним и скажем, когда они могут приехать.
— Хорошо, — парень полез было в карман, но остановился. — Они сами позвонят. Спасибо. У них будет много хлопот... В таких случаях всегда много хлопот... До свиданья.
— Вы не хотите записать мой телефон? — спросил Овсов — Да, действительно, — опять парень захлопал ладошками по карманам. — А впрочем, ваш телефон узнать нетрудно... В любой справочной. Всего доброго!
— Как будет угодно, — холодно ответил Овсов и отвернулся к окну, по которому уже хлестали сильные частые струи дождя. Парень пятясь вышел из кабинетика, быстро пересек ординаторскую и вышел в коридор с явным облегчением. Он опасался продолжения разговора, не мог ответить на вопросы, которые здесь были просты и уместны.
— Странный тип, — проговорила Валя.
— Немного есть, — кивнул Овсов.
— Я так и не поняла, чего он хотел?
— Он хотел убедиться, что наш клиент мертв. За этим и приходил. Можно сказать точнее — его за этим и присылали.
— Вы думаете.., он из них? Из тех, кто расправился с нашим больным?
— Черт его знает! — в сердцах ответил Овсов. — Но мне он не понравился. Ему хотелось знать, что клиент мертв. Я дал ему повод так думать.
— А я и не поняла, — беспомощно улыбнулась Валя.
— Я сказал, что нашего клиента можно забирать когда угодно. Он понял так, что можно забирать труп. И тут же сбежал, подпрыгивая от счастья. Ему больше ничего не требовалось. Ему было сказано — больной не опознан. Но он не пожелал назвать его, дать телефон, не сказал, куда и кому сообщить...
— Странный тип, — повторила Валя.
— У меня такое ощущение, что нас ждет еще немало странностей, — Овсов поднялся со стула и пересел к Вале на кушетку. — Ну его к черту! Забудь. Мы свое дело сделали. И настолько хорошо, насколько сумели. Теперь можно и дух перевести, — он положил плотную руку Вале на плечи и она тихонько, почти неуловимо качнулась к нему.
* * *
Простояв у окна, Андрей вернулся в купе и забрался на вторую полку. За окном быстро темнело, жаркое украинское солнце прямо на глазах опускалось в бесконечные поля еще неубранных подсолнухов. Когда совсем стемнело к свет станционных фонарей стал резко бить по глазам, Андрей затянул окно клеенчатой шторой. В купе установилась полная темнота. В темноте было легче и засыпать, и думать. А единственное, о чем он думал последний год, это о собственном возвращении. Он представлял его много раз во всех подробностях, десятки раз поговорил со всеми, кого помнил, к кому стремился, с кем уже никогда не встретится. Каждый раз, когда в своих воспоминаниях он добирался до Светы, до тех печальных событий, которые произошли с ними год назад, словно какой-то несуразный ком застревал в душе и тогда Андрея пугала сама мысль о возвращении — он опасался встретить Свету в городе. Да, это было. Зная, что она погибла, что похоронена, он тем не менее, иногда всерьез думал о том, как неожиданно встретит ее на улице, в магазине, в парке. Она еще жила в нем и он не мог ничего с этим поделать. Да, откровенно говоря, он и не стремился изгнать ее из своей души, из своих мыслей, даже наслаждаясь своими нездоровыми фантазиями.
Вначале он устроился на работу в автоколонну, где его тетка работала диспетчером, исправно выполнял свои обязанности, ни дружбы ни с кем не заводил, в пьянках не участвовал. Пригнав машину в гараж и сдав ключи, тут же уходив домой. И было еще одно место, куда он торопился после работы — секция каратистов. Вот там, в полуподвале пятиэтажки, он выкладывался полностью, доводя себя до изнеможения. Не существовало причин, из-за которых он мог бы пропустить занятие, уклониться от тренировки, позволить себе дольше поспать или раньше лечь. Учебные схватки, часто довольно жесткие, отвлекали его от прошлогодних событий, и он втянулся в этот образ жизни, привязался к нему, как к наркотику, который неизменно давал если не утешение, то забвение.
— К чему готовишься, Андрюша? — однажды спросил его тренер Станислав — человек с перебитым носом, с ушами, превратившимися в два сгустка хрящей, с печальными синими глазами.
— А что, заметно? — усмехнулся Андрей.
— Если спрашиваю, значит, заметно. Присаживайся, — Станислав похлопал узловатой ладошкой по мату, на котором сам сидел. — Дружбы, я смотрю, ты ни с кем не водишь, водку не пьешь, за девушками не ухлестываешь... Хочешь совет?
— Хочу.
— Остановись. Ты неплохо выглядишь, поднакачался, кое-чему научился...
— Нет, Слава. Мое колесо уже покатилось, пусть катится.
— А в нашем городе надолго? — Станислав поглядывал по сторонам, словно и сам Андрей, и разговор не очень-то его интересовали. Так, сидим, обмениваемся словами, которые нас ни к чему не обязывают, потом разойдемся и забудем о чем говорили. Такое примерно было у него выражение.
— Как получится...
— Ну что ж, — Станислав помолчал. — А всерьез... По-настоящему.., этим делом, — он кивнул в сторону ребят, которые увлеченно швыряли друг друга об пол, — не хочешь заняться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80